Сжимавшие руль руки отца заметно дрожали.
– Ты в самом деле хочешь знать, что произошло? Хочешь знать, почему твоя мать заслужила это? Я тебе покажу, когда мы вернемся домой. У меня в комнате есть газета, выпущенная неделю или две назад. Я сохранил ее, чтобы показать кое-кому из своих друзей. Послание редактору, написанное одним из этих коммунистических фанатов. В нем говорится о том, как омерзительны речи, произносимые такими людьми, как я, как абсурдны наши призывы. Как же все это далеко от правды! Мы просто хотим вернуть себе нашу страну, вот и все. – Генри прищурился. – Проклятые коммунисты. И знаешь, кто этот проклятый коммунист, написавший то послание? – Он резко ударил по тормозам на красном сигнале светофора и повернулся к Руби. – Знаешь, кто он?
– Нет. Кто?
– Любовник твоей матери. Вот кто. Твоя мать мне изменяла. Знаю, я говорил, что это не твое дело, но потом подумал и решил, что тебя это тоже касается. Ты имеешь право знать, что твоя мать изменяла твоему отцу с этим коммунистическим проходимцем. – Загорелся зеленый свет, и Генри нажал на педаль газа. – Если только доберусь до этого мерзавца, я разорву его на куски.
Руби ничего не ответила. И весь остаток пути до «птичьей клетки» они с отцом молчали.
Придя домой, Руби повесила пальто матери в шкаф и спросила у отца, не хочет ли он выпить чаю.
– Да, – устало ответил Генри, опускаясь на диван. – Очень хочу, Руби.
Прежде чем заварить чай, Руби выскользнула в свою комнату и взяла оттуда то, что должна была использовать гораздо раньше. Как она теперь жалела о своей непредусмотрительности!
После этого Руби позвонила Шепарду.
Когда он приехал, она бросилась в его объятия и тихим голосом, так, как могла излить свою душу только перед ним, рассказала все.
Пока Руби говорила, Шепард смотрел на бездыханное тело ее отца, распластавшееся на полу перед камином. Кофейный столик был отодвинут. Очевидно, Генри лягнул его, когда бился в предсмертных конвульсиях на глазах у дочери. При виде этой картины, напоминавшей заключительную сцену из популярного триллера, которую непременно оценила бы Силья, плечи Шепарда затряслись, а лицо искривилось.
– Все хорошо, – сказала ему Руби. – Вернее, ничего хорошего. Мама умерла, и так как прежде, уже никогда не будет. Но мы можем все уладить. У меня есть план, только мне нужна ваша помощь.
Шепард сделал так, как его просила Руби. Надев рабочие рукавицы, он с легкостью взвалил тело Генри на свои широкие плечи, отнес в лес и усадил под раскидистым дубом, на который указала Руби. Сама же разворошила листья и оставила на земле следы, как если бы отец бился в конвульсиях именно здесь.
Генри много рассказывал дочери об отпечатках пальцев и не раз подчеркивал, что бездумно оставленные отпечатки помогают с легкостью обнаружить преступника. Именно поэтому Руби действовала очень внимательно: надев перчатки, тщательно протерла носовым платком кружку отца, а потом прижала его начинавшие деревенеть пальцы к дужке и положила кружку рядом с телом.
Все выглядело идеально. Именно так и поступил бы испытывающий сердечные муки человек.
Руби отошла от дерева.
– А теперь нужно позаботиться о ней.
В темноте Шепард с минуту смотрел на девочку.
– Ты уверена? Можно оставить ее там, а полиции сказать, что твой отец в порыве ярости убил мать, а потом замученный угрызениями совести, и себя.
Руби уже думала о таком развитии событий и все же покачала головой.
– Нет. Я хочу ее увидеть и убедиться, что она выглядит хорошо. Не желаю, чтобы кто-то знал, что она там, внизу. Не желаю, чтобы кто-то начал ее трогать и суетиться вокруг нее. – Руби отчаянно заморгала и заглянула Шепарду в глаза. – Пожалуйста.
Доктор с минуту колебался, а потом кивнул.
Руби принесла очки матери, сумку и туфли. Убежище – самое надежное место, чтобы их спрятать.
Они медленно шли через лес, пока наконец не достигли убежища. Шепард отодвинул камень, Руби подняла крышку люка и начала спускаться по металлической лестнице, но заметив, что Дэвид стоит на месте и наблюдает за ней в тусклом свете луны, высунула голову из люка.
– Вы не пойдете?
Шепард присел на корточки и тронул Руби за плечо.
– Кажется, я не смогу. Прости, Руби, но я не могу видеть ее такой.
Девочка посмотрела в его по-собачьи добрые глаза. Шепард так много для нее сделал, что она просто не имела права давить на него сейчас.
– Я понимаю. Подождите меня. Я недолго.
У подножия металлической лестницы Руби споткнулась обо что-то большое и сразу поняла, обо что именно. Она направилась в главное помещение, взяла с полки фонарь и вернулась. Неподвижное тело матери лежало на бетоном полу недалеко от последней ступеньки. При виде ее из горла Руби вырвались рыдания. Впервые за последнюю неделю, если не считать вчерашнего вечера в компании тети Энджи, она заплакала.
Лицо Руби горело, глаза щипало от слез, но она все же постаралась устроить маму надлежащим образом. Руби не смогла ее поднять, поэтому перетащила тело волоком в основное помещение и уложила на пол между кроватями. Она постаралась выпрямить сломанную шею матери, подложила ей под голову подушку и пригладила волосы. Затем привела в порядок одежду. На полу было немного крови, и Руби подумала, что от удара у матери скорее всего случился выкидыш. Прикрыв ее ноги шерстяным одеялом, она сложила руки матери на животе, где еще недавно находился ее маленький братик или сестренка.
Это могло показаться ужасным, но Руби действительно почувствовала себя лучше, убедившись, что теперь мать выглядит достойно.
Вспомнив похороны бабушки, она сняла с шеи Сильи цепочку с кулоном и надела на себя.
Больше делать было нечего. Руби попыталась вспомнить, как по-фински будет «покойся с миром», но на ум ничего не приходило, поэтому она произнесла эти слова по-английски, а потом коснулась щеки матери и направилась к лестнице.
Поднявшись, она закрыла люк и вместе с Шепардом привалила камень на место.
Шепард ничего не спрашивал, но Руби все же сказала:
– Теперь она выглядит так, как надо. Такая спокойная. – Руби взглянула на небо, напоминавшее перчатку с пригоршней звезд. – Она не там, где должна быть, но все же в ее душе наступил покой.
– Спасибо, что… позаботилась о ней, – сказал Шепард. – Я бы не смог этого сделать. – Его лицо потемнело, и он добавил: – Но я мог бы сделать с твоим отцом то, что сделала ты. Как бы мне хотелось все вернуть. Ублюдок! Прости, Руби, но он такой и есть.
Руби кивнула, потому что Шепард был прав.
– Руби, я поражен, – тихо произнес он. – Поражен тем, на что ты оказалась способна. Ты сама добыла вех пятнистый? Сама сделала отвар из его корня? Где ты этому научилась?
– Из книг. Я читала о нем с тех пор, как услышала от вас его название.
– Понятно. Хочешь провожу тебя до дома?
Руби покачала головой.
– Тебе есть кому позвонить? В полицию само собой, но есть ли кто-то еще, у кого ты могла бы остаться на ночь?
Руби сразу подумала о мисс Уэллс и сказала, что позвонит своей учительнице английского языка.
Шепард тронул ее за плечо.
– Я не знаю, что теперь делать, – прошептал он, и его глаза наполнились слезами.
У Руби разрывалось сердце. Она обняла Шепарда и, положив голову ему на грудь, сказала:
– Теперь уже ничего не сделаешь. Осталось только тосковать по ней.
Глава 68Энджи
Доктор Шепард крепко сжал губы и отвернулся, глядя на толпу пассажиров.
– Значит, Руби вам все рассказала?
Я кивнула.
– Кроме одного. И я до сих пор над этим раздумываю. Почему полицейские начали подозревать Силью?
– Не знаю. Возможно, объявился какой-то пассажир, который сказал, что якобы видел Силью отъезжающей от Стоункилла вечером после работы. А может, кто-то видел Руби, выходившую из машины Сильи, и принял за мать. Руби сказала, что на парковке никого не было, но… – Он пожал плечами. – Есть еще одно возможное объяснение. Руби могла сама позвонить в полицию и анонимно подкинуть им идею.
Я удивленно посмотрела на доктора.
– Но зачем так рисковать?
– Да, это действительно рискованно, но ей очень хотелось уехать. А для этого надо было напугать Пола так, чтобы он уверовал в необходимость забрать ее с собой.
– Она хотела уехать с Полом. – Я закусила губу. – Она хотела быть с моим мужем.
Шепард покачал головой.
– Нет, не совсем так. Ей было необходимо исчезнуть отсюда. Убраться как можно дальше. И только у Пола есть возможность осуществить это. У него ее паспорт. И много денег. Руби рассказала, что вчера он опустошил счет ее отца. Она знала, что я не возьму ее к себе: у меня есть другие обязательства, мой отец, – и не мог допустить, чтобы ее посадили в тюрьму.
Я задумалась.
– Доктор Шепард, но ведь вы соучастник преступления. Я могу сдать вас полиции.
Вскинув брови, он посмотрел на меня.
– Можете, но не думаю, что сделаете это.
– Что заставляет вас так думать?
Он улыбнулся.
– Вы, дорогая моя, понимаете, что такое любовь. Увидев вас вместе с этим ребенком, я сразу сказал себе: вы понимаете, что любовь выше правосудия.
Я не ответила и крепче прижала к себе сына, – своего красивого, чудесного сына.
Доктор Шепард поднялся.
– Думаю, мы обо всем поговорили. Всего вам хорошего, миссис Гласс.
– Подождите. – Я принялась шарить рукой в своей сумке и наконец нащупала фотоальбом. – Вот. Это должно остаться у вас.
Он взял альбом и тихо произнес:
– Спасибо. Руби дала его вам?
Я кивнула.
– Она проследила, чтобы он оказался у меня в сумке, а не в багаже.
Доктор Шепард громко рассмеялся.
– Я буду ужасно скучать по этой девочке.
Благополучно приземлившись в Милуоки, я вышла из самолета и огляделась. Дул сильный ветер, доносивший запах воды, и я почувствовала, что оказалась дома. Атмосфера здесь была чище, хотя я и прилетела в людный столичный аэропорт Висконсина из покрытого густым лесом района Нью-Йорка.