Внутри была большая фотография Князя. В полевой куртке, но без берета. Позади были горы и каменный лес. Я знал это место. И время. Хорошо, что изображение на фотографии было обрезано как раз чуть выше нагрудного орла с полковничьими коронами…
Короче, меня передумали выпускать. И, как я понимаю, не собирались с самого начала, а только сделали вид – чтобы я размяк. Гады. Правда, разместили меня теперь в тепле и почти уюте, разве что за перегородкой всё время топотали сапогами. Сказали, что это для моей безопасности, джакч. На самом деле, конечно, чтобы я с Князем не перекинулся парой слов.
Теперь у меня была койка, горячий сладкий чай с галетами в любое время, несколько потрёпанных книжек и даже радио. Нужник был во дворе, посещать его можно было в любое время и сколько угодно раз, пусть под конвоем, но без кандалов. Типа я не арестант, а охраняемое лицо.
Им бы себя охранить…
Я не сомневался ни секунды, что пандеец тут был не один, а где-то поблизости засела целая разведгруппа. Господа офицеры, понятно, тоже в этом не сомневались, но что они могли сделать сверх обычного? Усилить бдительность? Ага, знаю я, что это такое. Надрочить солдатиков, чтобы от своих шарахались сильнее, чем от чужих, вот и всё. Будет видимость усердия, а толку никакого.
Но, джакч, зачем пандейцам понадобился Дину? И, джакч, что это за диверсант, который таскает с собой фотографию интересующего его человека?
Или не было у него никакой фотографии, а это мутят мои ротмистр с корнетом? А чего хотят добиться?
От тепла, сытости и мягкого под жопой у меня потекли мозги. С другой стороны, меня всё ещё потряхивало, – я думаю, от избытка мыслительного процесса. Тревожно было, страшно было, непонятно было…
В общем, я уснул.
По радио шла радиопьеса про Бессмертную революцию. Бывший подпольщик Кабан собрал самый большой революционный отряд и готовился захватить всю власть, уничтожив прежних соратников по борьбе. Но героиня Муха, влюблённая в Кабана, случайно подслушивает его разговор с бандитами и понимает, что он изменник. Она знает, что ей никто не поверит, и понимает, что должна Кабана убить, это единственный выход и единственное спасение для революции. Но есть ещё другой подпольщик, молодой, влюблённый в Муху. Он понимает, что Муха задумала что-то зловещее, и мечется между верностью революции и любовью к взбалмошной девушке. Я спал, слышал голоса сквозь сон, и мне почему-то представлялись Князь, Рыба и я сам – что это мы во всей этой кутерьме участвуем. Когда Рыба смастерила бомбу и принесла её мне под видом пирога, я подумал, что дело плохо, и попытался проснуться. Получилось, но не с первого раза. Тут пьеса прервалась, забибикал метроном, и голос диктора – старого, я его с детства помню, – произнёс: «Внимание, граждане! Через несколько минут будет передано важное правительственное сообщение! Через несколько минут слушайте важное правительственное сообщение!». Потом что-то заскрежетало, и приёмник умолк. Не было слышно даже несущей волны…
На всякий случай я дотянулся до приёмника и выключил его.
И тут же вошёл корнет, кинул взгляд на меня, на приёмник, спросил:
– Чак, вы спите?
– Почти, – сказал я. – А что?
– Идите со мной.
– Сейчас?
– Да.
– Только согрелся…
Ворча, я сел и обулся. Накинул выданную меховую куртку, натянул шапку. Корнет ждал, с трудом сдерживая нетерпение.
Мы пошли в ту же палатку, что и утром. Я обратил внимание, что транспорта на площади стало вполовину меньше.
Я думал, в палатке будут ещё трупы, но нет – всё те же три. Но мы подошли не к пандейцу, а к другому – наверное, тому, про которого думали, что это я его. Корнет приподнял простыню. С головы трупа широким лоскутом свисала кожа, обнажая череп. В черепе зияла дыра размером с игральную карту. Он прикрыл этого и открыл другого. У того тоже была снята кожа, и в черепе зияла дыра.
– Что это? – спросил я.
– Кто-то забрался сюда и выдрал пластины. У убитых были металлические пластины, пластика черепа. У обоих. Оба раньше служили в спецвойсках…
– Не понимаю, – сказал я. – Я ничего в этом не понимаю.
– Возможно, – сказал корнет. – Но вы знаете что-то важное и не хотите мне сказать. Я даже догадываюсь, почему. Но, массаракш! У меня нет ни малейшего желания вас разоблачать и вытаскивать на белый свет. Просто помогите мне, и я вас прикрою. Просто помогите.
– В чём?
– Мне нужно понять, что происходит.
– Я не знаю, что происходит.
– Конечно. Но от вас не требуется понимать самому. Просто помогите понять мне.
– Как?
– Попроситесь на допрос. Расскажите ротмистру Яхо о том необычном, что было в вашем последнем выходе…
– Откуда вы знаете?
– Знаю. Поделитесь своим мнением, что феномен, по вашему мнению, заслуживает дальнейшего изучения.
– Никто, кроме меня, ничего не почувствовал…
– Почувствовали. Только вы сразу и без последствий, а группа – по возвращении, и… э-э…
– Вот как… Хотя бы живы?
– Живы. Но чувствуют себя очень плохо. Доктора не дают прогнозов.
– Я могу взглянуть на ребят?
– Их увезли на базу. На всякий случай.
– Страх?
– Страх, паника, бред, понос.
– Понятно… Но мне бы тоже не хотелось туда возвращаться.
– Но, может быть, придётся… Я думаю, мы друг друга поняли?
– А как же поиски?
– Боюсь, что это чистая формальность. Вряд ли доктор Мирош всё ещё жива.
Я хотел было сказать, что Рыбу просто так не угробишь, многие пытались, и где они все? – но сообразил, что это будет болтовня, а болтать мне противопоказано.
– Хотя, конечно, формально поиски не отменены, – продолжил корнет. – Возможно, через день-другой вас снова к ним подключат…
Короче, я сделал, как было велено: вызвал ротмистра Яхо и высказал недоумение, что никто не интересуется результатами моего последнего поиска, а они налицо. И рассказал в красках, что испытал организмом, что видел глазами и что по этому поводу думаю. Думал же я о том, что предмет, насылающий лучи жидкого поноса (про понос я, понятно, умолчал, но ротмистр-то знал, собака!), будет весьма ценен в деле обороны отечества… Ротмистр возбудился до бурых пятен на скулах, послал за картой, и на карте я по памяти нанёс и местоположение источника волшебных слабительных лучей, и телесный угол излучения, и возможный маршрут для поиска и изъятия предмета…
В общем, я, как обычно, добыл куль приключений на собственную задницу. Мы, Яррики, иначе не умеем.
Единственное светлое пятно во всём этом джакче было такое: разведка тропы и добыча предмета займёт не один день и может быть даже не одну неделю. А за это время может произойти что угодно. Мировой свет погаснет, война начнётся…
Ну и – тоже дело – обговорил я, что торить тропу будем мы с Князем в паре, а солдатики пусть нас на провешке ждут – мало ли что.
Ротмистр поёрзал, но согласился. Подумаешь, какого-то старателя разыскивает пандейская разведгруппа. Источник лучей поноса был ценнее всего прочего.
Включая также и Рыбу…
Тут я решил немного задуматься. Ведь вояки с чего решили, что Рыбку похитили? Потому что её адъютанта нашли зарезанным. Но вот находят зарезанным другого из спецуры, и получается что? Что тот, первый, мог попасть под нож вовсе не потому, что похищению Рыбы мешал, а потому, что кому-то понадобилась та хрень, что была когда-то вставлена ему в череп. То есть Рыба ко всему этому могла вообще не иметь отношения – просто оказалась в тот же час поблизости. А значит, она могла – могла! не обязательно, но могла, зараза! – собраться и исчезнуть в Долине по собственной надобности. А зная Рыбу, я могу предположить, что этих надобностей у неё было выше крыши…
Джакч, да она могла спокойно использовать экспедицию именно для того, чтобы её привезли сюда – а дальше уже сама!
И куда?
Самое простое – в Пандею. Я не ходил, дороги не знаю, но что тропа контрабандистская есть – факт.
Или сначала к горцам. Бабка-покойница была горянка, так что примут Рыбку и обогреют, а потом доставят вообще куда угодно – слышал я, что горцев и за Голубой Змеёй видали. Знают они какие-то тайные тропы.
Или – по местам боевой славы. Не знаю, зачем, но у Рыбы вполне могут быть свои, недоступные простому человеку, резоны…
И тут я впервые за много лет вспомнил о тайнике со скорчером. И о двух других тайниках, куда Лимон спрятал оружие, добытое его бойцами у неведомого мутанта. Если по правде, мы так долго продержались за перевалами благодаря тем двум карабинам и ручной мортирке, – и если бы боеприпасы к ним не кончились, джакч вам лиловый поперёк глотки остановили бы нас при прорыве республиканцы со своими танками… А ведь Рыба сколько-то времени была в плену как раз у отряда Лимона и могла всё разузнать. С её-то способностями.
Я думаю, она и про скорчер знала, куда я его спрятал. Я ей не говорил, но зуб даю: знала. Был он зарыт в погребе у Мойстарика – и хотя, зарядившись, скорчер перестал вокруг себя вымораживать воздух, продукты в погребе всё равно хранились куда лучше, чем прежде.
Яррики – они такие. Всё в дом.
Нет, вряд ли Рыба направилась отсюда в Бештоун (хотя для дурной собаки вокруг света – прямой путь) – а вот до последних расположений Лимонова отряда здесь совсем недалеко…
А с другой стороны – ну зачем ей негодное оружие?
Хотя интересы Рыбы просчитать невозможно. Вот невозможно, и всё.
Радио, должен заметить, так и не включилось. И что там за важное правительственное сообщение… Впрочем, это могло мне и присниться.
Но радио-то так и не работало с тех пор…
Потом все мысли перестали помещаться в моей бедной голове, и я тупо уснул.
Разбудил меня Князь.
– «Вставляй свой ключик, молвила мне фея!» – пропел он мне на ухо.
Я привстал.
– Кому?! Не вижу…
– Не «кому», пошляк вы этакий, а «куда». В опере, которую вы, сударь, благополучно забыли, речь шла об отпирании стальной волшебной двери, а вовсе не стальных волшебных трусов.