и невозможны: всякая уверенность в своей моральной непогрешимости; былая вера в собственную неподкупность; звонки Миранде с просьбой подыскать для него новые контракты на консультирование.
Через неделю после возвращения из Германии он получил электронное письмо от Сапарелли со ссылкой на защищенное паролем видео. В письме говорилось: «Мы изучили ноутбук мисс Смит и обнаружили видеозаписи общей продолжительностью несколько часов. Несколько видео наподобие приложенного были сняты во время шторма. Мы подумали, что оно может вас заинтересовать; видео подтверждают нашу версию о том, что ее смерть, скорее всего, была несчастным случаем. Насколько мы помним, в ночь, когда она исчезла, была плохая погода».
Это было короткое видео, длиной около пяти минут, снятое ночью на задней палубе. Над водой сияла полная луна. Винсент несколько минут снимала океан и кильватер корабля в лунном свете, затем угол камеры изменился: она шагнула вперед и нагнулась над поручнем – на палубе он был невысоким. Она наклонилась угрожающе низко, направив объектив прямо на океан.
Леон дважды посмотрел видео и закрыл ноутбук. Он понимал, что Сапарелли сделал ему одолжение, отправив доказательство, чтобы успокоить совесть Леона и подкрепить версию в отчете. Той ночью они с Мари остановились в штате Вашингтон в частном кемпинге, который в мертвый сезон был почти безлюдным. Смеркалось, ветки елей и кедра вырисовывались черными силуэтами на фоне бледного неба. Видео ничего не доказывало, кроме некоторого безрассудства оператора, но в то же время с легкостью вписывалось в принятую версию: шторм на море, сильный ветер, неосторожная женщина на скользкой палубе, низкий поручень. Возможно, Белл сошел с корабля, потому что убил свою подругу, но, с другой стороны, он мог сойти с корабля, потому что его любимая женщина пропала.
«Здесь так красиво», – сказала как-то ночью Мари через год после возвращения Леона из Германии. Контракты на консультирование ему больше не предлагали. Они провели время перед Рождеством на складе в Аризоне: десять дней носились по бетонным полам и вручную сканировали товары, наклонялись и поднимали коробки, а потом остановились передохнуть в кемпинге недалеко от Санта-Фе. Работа была тяжелой, и с каждым годом становилось все труднее, но зато они заработали достаточно денег, чтобы починить двигатель и отложить на черный день, и теперь отдыхали в пустынном высокогорье. Через дорогу было маленькое кладбище с деревянными и бетонными крестами, огороженное белым забором.
– Все могло быть гораздо хуже, – сказал Леон. Они устроили пикник на скамейке рядом с трейлером, смотрели на горы вдалеке в фиолетовой закатной дымке, и в эту минуту Леону казалось, что в окружающем мире наступила гармония.
– Мы идем по свету, как невесомые тени, – произнесла Мари, неточно цитируя одну из любимых песен Леона, и сначала он почувствовал теплоту от мысли, что она говорит обо всем человечестве, тех людях, что скользят по земной поверхности, почти не оставляя после себя следа, но потом понял – она имеет в виду их двоих, Леона и Мари, и по нему пробежал холодок, который он списал на ночной воздух. Когда им было ближе к сорока, они сочли разумным не заводить детей, чтобы избежать лишних трудностей и душевной боли, и это во многом облегчило им жизнь, принесло блаженное чувство необремененности, которое он всегда ценил. Но бремя бывает и якорем, и ему пришло на ум, что он не возражал бы, если бы его хоть что-то связывало с землей.
Они смотрели на гаснущий за горами закат, потом еще долго сидели в темноте, пока на небе не засверкали звезды, но в конце концов надо было возвращаться в трейлер, они неохотно встали, вернулись в тепло, подготовились ко сну и пожелали друг другу спокойной ночи. Мари отвернулась от света и через несколько минут спала. Леон лежал в темноте без сна.
XIVОфисный хорДекабрь 2029 года
– Работа, которая мне больше всего запомнилась? – говорит Симоне на коктейльной вечеринке в Атланте, где она живет с мужем и тремя детьми и работает в онлайн-магазине одежды. – О, это легкий вопрос. – Она стоит в окружении коллег, которые смотрят на нее с восхищением. – Кто-нибудь помнит про Джонатана Алкайтиса? Схема Понци, та, что рухнула в 2008 году?
– Нет, – отвечает ее ассистентка. Ее зовут Кейша. Когда Алкайтис сел в тюрьму, ей было три года.
– Тот самый Джонатан Алкайтис? – переспрашивает старшая коллега. – Он украл пенсионные сбережения моего дедушки.
– Надо же, какой ужас, – восклицает Кейша. – И что он сделал?
– Дедушка? Провел последние десять лет жизни в гостевой спальне моей мамы. После этого он настолько ожесточился, что хуже некуда. Симоне, а ты знала Алкайтиса?
– Я работала у него секретаршей до того, как его посадили в тюрьму.
– Не может быть.
– О боже, – ахнула Кейша и посмотрела на свою начальницу, как смотрят административные помощники на начальников, когда их осеняет, что те тоже когда-то работали ассистентами.
– Я только-только переехала в Нью-Йорк, – рассказывала Симоне, – мне было около двадцати, и город меня притягивал, как магнит. Я довольно быстро нашла офисную работу в центре – администратор на ресепшен плюс кое-какие обязанности секретаря. Через три недели я уже помирала со скуки, и вот однажды захожу с кофе на совещание…
– Вы приносили кофе? – Кейша готовит кофе дважды в день.
– Это было еще не самое скучное из того, что мне приходилось делать, – говорит Симоне, сделав вид, что не заметила тона Кейши. – В общем, Алкайтис проводит совещание со своими подчиненными и просит подать кофе, и я приношу ему поднос с кофе. Захожу в комнату, а там такая напряженная атмосфера. Как будто все чем-то напуганы. Даже не знаю, как лучше объяснить, была такая… Кейша, помоги мне, ты же специалист по поэзии.
– Атмосфера нависшей угрозы?
– Да, точно, спасибо. Атмосфера нависшей угрозы, как будто кто-то сказал или сделал что-то ужасное. Я ставлю чашки и уношу поднос, закрываю за собой дверь, и Алкайтис говорит: «Послушайте, мы все знаем, чем мы здесь занимаемся».
– Ого. Это случилось незадолго до его ареста?
– Буквально за день. Через час он приходит ко мне и просит купить шредеры для бумаг.
Она годами упражнялась в рассказывании своей истории, добавляла в нее все больше остроты и занимательных подробностей и на этот раз, как обычно, мысленно отмахнулась от образа Клэр на заднем сиденье черного джипа, который на следующий день довез ее до дома. Что стало с Клэр? Она не хочет знать.
– А кем именно вы работали? – спросила Кейша ближе к финалу. – Его секретарем или администратором?
– И то и другое, всего понемногу, – ответила Симоне. – Но скорее второе. А есть разница?
– Ну, может, разве что в плане значения слова, – пояснила Кейша, поколебавшись, потому что среди всех окружающих такие нюансы были интересны только ей, и разговор продолжился дальше. Симоне забыла спросить, что она имела в виду, но позднее, лежа в кровати рядом с мужем, она нашла это слово в словаре. Она осознала, что в действительности никогда не была секретарем Алкайтиса. Секретарь – человек, который хранит секреты.
В то время когда Симоне было около сорока пяти, большинство из нас уже отбыли срок – четыре года, восемь лет, десять лет – и вышли из тюрьмы, за исключением Оскара: его снова отправили за решетку по новому обвинению. Мы вышли на свободу в разные годы из разных тюрем. Все мы попали в изменившийся мир растерянными, сжимая в руках свои пожитки. Харви вышел первым, потому что благодаря своей неоценимой помощи следствию он был приговорен к фактически отбытому сроку – четырем годам перемещений между организованным адом исправительного центра Метрополитен в нижнем Манхэттене и роскошными кабинетами назначенного судом управляющего активами в центре; четырем годам в роли гида по схеме Понци в дневное время и одиноких ночей и выходных дней в камере. После приговора инспектор по надзору разрешил ему уехать из штата, и Харви переехал к сестре в Нью-Джерси, которая владеет магазином мороженого. Он продает мороженое у пляжа и живет в подвале в ее доме.
Рон избежал приговора, но не развода. Он живет с родителями в Рочестере на северо-западе штата Нью-Йорк и работает билетером в кинотеатре.
Оскар и Джоэль высадились на автобусных станциях – в разные годы и в разных штатах. Джоэль уехала из Флориды в Шарлотт, штат Северная Каролина, и долго сидела в зале ожидания автобусного вокзала «Грейхаунд», глядя на женщин с детьми, пока ее не встретила сестра; как всегда, она опоздала, болтала о пробках и погоде, и о комнате, в которой Джоэль может жить сколько угодно, пока не встанет на ноги, что бы это ни значило. Оскар стоял перед табло на станции в Индианаполисе и наконец сел на автобус до Лексингтона, потому что тот скоро отправлялся и ему как раз хватало денег на билет. Он заснул и проснулся, проезжая мимо гор под облаками, мимо окутанных туманом сосен, которые высились на крутых откосах, и от совершенной красоты мира у него выступили слезы на глазах. Он вспоминает этот пейзаж, когда его арестовывают за наркотики год спустя, надевают на него наручники в два часа ночи на улице и заталкивают в полицейскую машину, где он закрывает глаза и мысленно возвращается в автобус до Кентукки, к соснам, туману и крутым склонам.
У Энрико есть две дочери и жена, которая думает, что его зовут Хосе. Счастливым их брак не назовешь, но они живут в красивом доме рядом с пляжем. Все мы одержимы Энрико. В нашем воображении он стал героическим персонажем, чья жизнь где-то за пределами южной границы полна энергии и тайны. В реальности он наблюдает за тем, как его жена и дочери бегают в сумерках наперегонки по пляжу, и думает, что с ними случится, если – вернее, не «если», а «когда» – его наконец поймают и увезут. Он не может избавиться от чувства страха. Раньше он гордился тем, что сумел сбежать от судьбы, но теперь ему все чаще кажется, что судьба неотвратимо надвигается, приближается к нему издалека. Он постоянно ждет, что за ним приедет машина с тонированными стеклами, что кто-то похлопает его по плечу или постучит в дверь.