Я повернулась к радушному хозяину и как можно дружелюбнее прошипела:
— Алексей Иванович, я с вашего позволения пропущу перекус и немного отдохну с дороги, а вы тут без меня с мужиками посидите. Только не увлекайтесь. А вечером — святое дело, составлю вам компанию. Шашлычок я уважаю, как и все остальное. Суходольский, помоги, — кивнула я на свой неподъемный баул и, не оборачиваясь стала подниматься по лестнице, стараясь не обращать внимание на недовольное сопение моего напарника, вынужденного тащить мою поклажу.
Номер оказался совсем крохотным, но уютным. С удобствами. Я торопливо вытолкала за дверь Суходольского, разделась и с наслаждением приняла душ. После чего упала на кровать и мгновенно провалилась в сон.
Проснулась я затемно, быстро ополоснулась холодной водой и спустилась вниз. Дождь закончился и мужчины перенесли посиделки во двор, под открытый деревянный навес. Едва я вышла на крыльцо под свет мощного фонаря, ко мне подскочил Суходольский, который, судя по глупой улыбке не сходившей с его довольной физиономии, был уже изрядно навеселе.
— Наташка! Проснулась? Иди в дом и переоденься. Там твой комплект на лавке лежит. Да не тормози ты, а то водка закончится, — хохотнул мой напарник и легонько подтолкнул меня к крыльцу.
— Ты переговорил с начальником турбазы насчет Урбонаса? — шепотом спросила я.
— Нет, пока подходящего момента не было. Да успеем еще, — как всегда легкомысленно заключил Суходольский.
Только тут я заметила, что Суходольский уже успел переодеться и теперь щеголял в новой форме спецназа ФСБ. Усмехнувшись, я вернулась в дом. В углу, на лавке лежал большой черный рюкзак. Я расстегнула клапан и разложила все это великолепие на столе. Горный костюм «Горка» фасона «Анорак» камуфлированной расцветки «Излом», который одевается через голову, легкая и чрезвычайно теплая однобортная куртка на молнии такой же расцветки. Крепкие и удобные горные ботинки точно моего размера. Ну, спасибо Тарасову, — улыбнулась я, — расстарался начальничек, ничего не скажешь. Быстро переодевшись я вышла на улицу.
Махнув грамм сто и хорошо закусив я почувствовала себя значительно лучше и прислушалась к разговору захмелевших мужчин. Начальник турбазы Алексей Иванович, судя по всему, рассказывал собутыльникам очередную туристскую «страшилку», как мне стало понятно из обрывков сбивчивого повествования, про «черного» альпиниста. Я с улыбкой дослушала известную байку и прервала поползновения Суходольского, произнести очередной тост за настоящих мужиков, словами:
— А за настоящих женщин?
— Наташка, — подскочил Михаил, — а я тебя и не заметил! Конечно! Предлагаю выпить за настоящих женщин! Наташка у нас, знаете какая? Она… — Суходольский беспомощно оглянулся по сторонам, то ли подыскивая нужные слова, то ли думая с чем меня сравнить. И, наконец, выдал:
— За самую светлую голову нашего отдела!
Против такого определения я ничего не имела против, а потому с удовольствием чокнувшись со всеми, выпила и решительно оттолкнув от себя тостующего, полезшего ко мне целоваться, обратилась к начальнику турбазы:
— Алексей Иванович, не могли бы мы переговорить в приватной, так сказать обстановке?
— Конечно, Наташа, конечно! — начальник турбазы встал, чуть покачнувшись. Но я ловко подхватила его под руку и повела в сторону дома. — Пожалуйте в мой кабинет, я в полном порядке, — с этими словами Алексей Иванович сделал несколько неудачных попыток попасть в замочную скважину, наконец уронил ключи на пол и виновато развел руками, — не получается…
Вздохнув, я привалила Алексея Ивановича к стене и, вздохнув, подняла ключи и открыла дверь. Обхватив несчастного за талию, я довела его до стола и усадила в огромное кресло. Сама села за стол и, видя что несчастный мужик сейчас заснет богатырским сном, обреченно спросила:
— Да, случай запущенный. У вас тут выпить есть?
— В сейфе…
Я наплескала ему коньяка и буквально вложила сосуд с выпивкой в безвольную руку, — выпейте, сразу взбодритесь. Эх, угораздило же вас так назюзюкаться. — Видя, что Алексей Иванович немного пришел в себя, я продолжила, — ну слава богу! Понимаете мне очень нужно задать вам несколько вопросов. Вы в силах ответить на них? А, Алексей Иванович?
— Просто Алексей. Давайте по-простому, без официоза? — вскинул голову Алексей. — задавайте ваши вопросы.
— Ну хорошо, Алексей. — я налила еще немного, на палец коньяка и тоже выпила. — Вы ведь давно на этой должности? С 68-го года? — уловив кивок собеседника, — я продолжила, — вы можете мне назвать кого-нибудь из старых сотрудников турбазы, работавших здесь, скажем с 1956 года? Естественно меня интересуют те, кто здравствует в настоящее время.
— А зачем вам?
— Мне необходимо поговорить с человеком, который был знаком с бывшим сотрудником вашей турбазы Урбонасом Яном Мартыновичем. Он служил здесь старшим егерем до ноября 1959 года, и сопровождал на Укок экспедицию археологов из Москвы.
— А это та самая печально известная экспедиция профессора Тетерникова? Наслышан. Вас интересует Урбонас? Я его понятное дело не застал, но вот Павел Евгеньевич, наш старейший сотрудник, наша можно сказать легенда, его точно должен помнить. И вам обязательно нужно с ним поговорить. Они с Урбонасом не то чтобы приятствовали, но служили, как я слышал вместе.
— Где и когда? — моментально сделала я стойку.
— Ну, вы многого от меня хотите. — Алексей развел руками, — вроде где-то в Москве. Поговаривали даже, что в НКВД. Хотя я, честно говоря, этим слухам сначала не верил.
— Почему?
— Трудно сказать. Не знаю, как Урбонас, а вот Павел Евгеньевич… Такой интеллигентный в хорошем смысле этого слова, мягкий и очень общительный человек. Если бы сам случайно не увидел его личное дело в нашем отделе кадров, в жизни бы не подумал. Я, конечно, по возрасту своему не застал то время… Ну, вы понимаете? Но учитывая те штампы, которые в нас вбивали с малолетства о зверствах доблестных сотрудников НКВД в приснопамятных тридцатых и сороковых, не трудно догадаться, как я всегда представлял себе чекистов. Да и во время нашей студенческой юности время сотрудников КГБ откровенно побаивались.
— Понятно. А скажите, как так получилось, что они вместе служили в Москве, а потом вместе же оказались здесь на турбазе? Ну, если по вашим словам они не приятствовали?
— Так Антошкин, насколько я знаю, родом из этих мест. Вышел на пенсию и вернулся. А Урбонаса, наверное, с собой позвал. А там кто их знает, я честно говоря и не вникал. К чему мне? Вот у Павла Евгеньевича и спросите.
— Сколько же ему лет? За восемьдесят? Давно на пенсии?
— Семьдесят четыре. Но Павел Евгеньевич у нас все еще в строю. Иным молодым и сейчас фору даст. Только сейчас поговорить с ним у вас не получиться. Он сейчас в командировке, с археологами из Новокузнецка. У них лагерь у подножия ледника Горло Дьявола, в районе хребта Вероника.
— Это далеко отсюда?
— Около 45 километров. Но меня информировали, что вы собираетесь на плато Укок? Или я что-то не путаю.
— Все верно, только с вашим Павлом Евгеньевичем нам теперь встретиться нужно просто позарез. Просто — кровь из носа. Он когда планирует вернуться?
— Не раньше первой половины сентября, — пожал плечами начальник турбазы.
— А маршрут на Укок никак нельзя… — начала было я.
— Никак, — отрезал начинающий трезветь Алексей, — это совсем в другой стороне. Так что, милая моя, придется определиться или-или.
— Спасибо. Я все поняла. И последний вопрос, а экспедиция из Новосибирска что ищет?
— В начале лета ими была обнаружен участок скалы, чрезвычайно напоминающий своей формой огромный дольмен.
— ???
— Это такое сооружение, сложенное из каменных плит, — пояснил Алексей. — Так называют мегалитические, то есть сложенные из больших камней или каменных плит древние сооружения, напоминающие каменные столы. Кстати, от этого и произошло их кельтское название — дольмен. Обычно он устраивался из пяти каменных плит и представлял собой нечто вроде большого каменного ящика с крышкой, где на четырех плитах, поставленных вертикально, горизонтально лежит пятая.
— Интересно. Мегалиты, значит, — вспомнила я цель экспедиции профессора Тетерникова. — И для чего в древности строили такие столы?
— Ну точно конечно же никто сказать не может, но подавляющее число археологов считает, что это своеобразные алтари или жертвенники, некоторые утверждают, что это древние гробницы.
— А на плато Укок они есть?
— Есть, как не быть. Но не на самом плато. Самый крупный из известных мегалитов находится примерно в 20 километрах от села Кош-Агач. Его еще называют «Алтайский Стоунхендж». Он состоит из пяти каменных столбов высотой около 6–7 метров соединенных наверху каменной перекладиной. А вокруг — множество валунов с нанесенными на них петроглифами. Кстати через этот комплекс камней проходит сейчас дорога на плато Укок. По преданию эти огромные камни были привезены сюда древними скифами за сотни километров и датируются примерно 8–6 веком до нашей эры. Один из них по форме напоминающий каменное кресло, говорят излечивает от бесплодия. Аналогичные, но значительно меньшие по размерам камни — алтари неизвестного происхождения разбросаны по всему плато, на многих из них также сохранились петроглифы — буквы или знаки древней письменности, которой владели древние скифы. Ну и конечно же курганы, погребальные оградки, наскальные рисунки. Но все равно такие сооружения в основном находят на Северном Кавказе, в окрестностях Геленджика, например. Там их обнаружено великое множество. Для Алтая — это все-таки редкое явление.
— Профессор Тетерников в 1959 году указал цель своей экспедиции, как изучение мегалитов на плато Укок. Если их там по сути нет, то что он собирался изучать? Как вы думаете?
— Ну, милая моя, откуда мне знать. Впрочем, это высокогорное плато давно привлекало к себе внимание археологов, но искали тут в первую очередь скифские стоянки, захоронения и уникальные каменные алтари древних кочевых цивилизаций. И если быть совсем точным, то мегалиты это ведь просто древние сооружения из больших камней. Слово «мегалит», насколько я помню, имеет греческое происхождение и в переводе на русский значит «большой камень». Просто «большой камень». И не более того. То есть я хочу сказать, что это не обязательно классический дольмен. К примеру, храм в Баальбеке, да и всем известные египетские пирамиды также являются мегалитами, просто их никто так не называет, поскольку эти сооружения давно имеют имена собственные. Так что вполне возможно, профессор имел в виду что-то другое.