— Честно говоря, у меня пока нет никаких оснований вам не доверять. Но сразу хочу предупредить, что готовясь к этой командировке изучала документы только по раскопкам на плато Укок и связанные с ними материалы. На более углубленное изучение проблем археологии времени, честно говоря, не было абсолютно. Надеялась наверстать в ходе расследования.
— Ну что ж, давайте наверстывать. — улыбнулся Шляпников. — Вам будет интересно. Итак. Кемеровская область, Тисульский район, Южный Урал, село Ржавчик, угольные разработки, утро 5 сентября 1969 года.
— Уже интересно, — ободряюще улыбнулась я.
— Началось все с того, что в самой середине 20-ти метрового угольного пласта на глубине приблизительно 70 метров горнорабочий Карнаухов обнаружил большой ларец или саркофаг из белого камня, предположительно мрамора. Начальник горнопроходного участка приказал немедленно прекратить все работы на разрезе и с невероятным трудом рабочие вытащили таинственный предмет на поверхность. Когда саркофаг вскрыли, то вместо ожидаемых сокровищ в нем обнаружили тело девушки.
— Вы хотели сказать, скелет девушки?
— В том то все и дело, что саркофаг был заполнен прозрачной розовой с голубым отливом жидкостью, а в ней, словно живая, лежала, красивая женщина лет тридцати с большими, широко раскрытыми голубыми глазами. Представьте себе — белая кожа, европейские черты лица и длинные густые русые с рыжеватым отливом волосы.
— Представить могу, но с трудом. — поежилась я.
— Так вот. Одета красавица была в белоснежное кружевное полупрозрачное платье длиной чуть ниже колен, короткие рукава которого были искусно вышиты мелкими цветами. В изголовье лежала прямоугольная, закругленная с одного края, на вид небольшая металлическая коробочка черного цвета, которая мерцала разными цветами. О находке сразу сообщили в райцентр, и вскоре в Ржавчик прибыли буквально все — от местного начальства до военных и милиции. Мы прилетели на милицейском вертолете в 16.30 часов. До нашего прибытия саркофаг простоял под открытым небом на солнце примерно с 10.00 до 15.00 часов. Та что посмотреть на него успело все село. Чуть позже, около пяти вечера из области прилетел вертолет с вашими коллегами в штатском. Я, видел, как заходит на посадку этот вертолет странного кирпичного цвета и помню даже подумал, из-за его необычной расцветки, что за чем-то прилетели пожарники. Быстро посовещавшись, ваши коллеги заявили нам, что саркофаг с его содержимым может быть заражен и потому опасен для жизни и здоровья, и попросили всех отойти от него на безопасное расстояние в десять метров. У всех тех кто прикасался к саркофагу или подходил слишком близко, проверили документы и тщательно зафиксировали данные. Сотрудники спецслужбы, не подпуская рабочих, начали было самостоятельно грузить саркофаг в вертолет, но он был просто неподъёмным. Тогда, несмотря на все наши протесты, они решили слить жидкость. Потом минут пятнадцать искали подходящую емкость. Когда жидкость была откачана в найденную в бытовке у рабочих чистую металлическую двухсотлитровую бочку, волосы девушки стали быстро менять цвет и вскоре стали темно-каштанового цвета, а белая кожа прямо на глазах приобрела жуткий сине-фиолетовый оттенок. Тогда жидкость быстро залили обратно и в течении нескольких минут тело девушки приобрело прежний живой вид. Саркофаг закрыли крышкой и с помощью рабочих все же загрузили в вертолет, который сразу поднялся в воздух и взял курс на Новосибирск.
— И вы все это видели? Своими глазами? Поверить не могу! — воскликнула я.
— Да, — тихо ответил профессор. — правда не в качестве ученого, а скорее статиста. Жалею, что не успел сразу сфотографировать это чудо. Потом, когда прилетели чекисты сделать это было уже невозможно. Вся аппаратура была ими изъята. Собственно, они с этого и начали.
— Тогда о чем жалеть? — пробормотала я, — если фотоаппарат все равно бы потом забрали?
— Фотоаппарат вполне можно было спрятать в бытовке рабочих, будь я по-сообразительней и чуть расторопней. Но я настолько был поражен увиденным, что … — развел руками Шляпников. — Таким образом, раритет был навсегда утерян для науки.
— И что же, после того как саркофаг увезли, его больше никто не видел?
— Увы. В прессу периодически просачивались всякие версии, но они носили характер домыслов. Например, сразу после описанных событий некоторые горячие головы стали заявлять, что возраст захоронения определяется по меньшей мере как в 800 миллионов лет!
— Извините, я конечно не биолог, но все равно считаю, что это полный и законченный бред! Ведь тогда получается, что найденная женщина жила в каменноугольном периоде палеозоя, или правильнее сказать — в Карбоне. А это, господин профессор, означает, что дамочка наша обитала на Земле еще до появления на ней динозавров. А как же теория Дарвина?
— Не буду спорить. К тому же теория Чарльза Дарвина, весьма и весьма спорна. А потому в этом вопросе я бы прежде всего опирался на геологию, как совокупность наук о строении Земли, ее происхождении и развитии, основанных на изучении геологических процессов, вещественного состава, структуры земной коры и литосферы, поскольку именно она на данный момент хорошо изучена и, по крайней мере, дает более или менее ясные ответы на многие вопросы. В отличие, повторюсь от теории старика Дарвина, биологии и тем более медицины. Простите, если я вас задел.
— Ну что вы, — протестующе замахала я руками, — я и сама не слишком высокого мнения о нашей медицине.
— Поэтому думаю, нам лучше всего попытать на эту тему нашего коллегу доктора геологии Пастухова. — согласно кивнул головой Шляпников, — Афанасий Петрович, не соблаговолите ли вы прояснить нам некоторые аспекты геологии? — обернулся мой собеседник к долговязому великану в «энцефалитке», колдующему над примусом возле палатки.
— Так, о чем спор? — Пастухов подошел к костру. Лицо у него несмотря на огромный рост оказалось широким и добрым, а морщинки вокруг больших серых глаз создавали впечатление, что их обладатель смотрит на вас не просто сверху вниз, а насмешливо и немного снисходительно.
— А мы, Афанасий Петрович, спорим о возрасте находки из Тисуля. Что скажете?
— Ну, вероятнее всего события развивались следующим образом. Первоначально гроб с телом женщины стоял в деревянном склепе посреди чащи леса. Со временем склеп разрушился и через миллионы лет превратился в монолитный пласт черного угля. Признаться, я краем уха слышал ваш спор и полностью согласен с Натальей, ни о каких 800 миллионов лет речь здесь в любом случае идти не может. Ибо, простите, если напоминаю вам элементарные истины, но по современным представлениям тектоники 800 миллионов лет назад на территории современного Южного Урала было море. Карбон начался примерно 358, за ним последовал Пермский период, который закончился 252 миллиона лет назад, когда на месте современного Южного Урала плескался между Европой и Азией океан. 200 миллионов лет назад пришел Мезозой и появились динозавры. Он закончился 66 миллионов лет назад. О человеке разумном речь еще не шла. Да и вообще, горы Урала — одни из самых древних горных систем планеты. А потому длительные процессы естественного складкообразования, сопровождающиеся опусканием и превращением участков суши в дно океана, а также землетрясения, извержения вулканов с излиянием лавы и разломы земной коры не могли не затронуть угольный пласт с саркофагом. Резюмируя выше сказанное скажу, что на сегодняшний день возраст самых древних залежей антрацита датируется примерно в 300 миллионов лет. Так что более древних каменноугольных пластов на Земле просто не существует. Я ответил на ваш вопрос? — развел руками Пастухов.
— Спасибо, коллега. Я припоминаю, в одной английской газете, еще в семидесятых годах, мне попалась статья об интересной находке, сделанной в США. Если не ошибаюсь, это было в июне 1891 года в штате Иллинойс. Некая домохозяйка, набирая уголь для печи, решила разбить большой кусок угля, никак не хотевший из-за своих размеров влезать в ведро. Разбив антрацит, она обнаружила внутри золотую цепочку, очень тонкой работы. На куске угля, на изломе остался ее четкий отпечаток, а потому не вызывало сомнения, что украшение попало туда до его образования, а значит было это, как только что вы нас просветили, около 300 миллионов лет назад. На этом научный диспут предлагаю закончить и перейти к более приятному времяпрепровождению. Вы, Наташенька, как относитесь к пиву?
Я неопределенно пожала плечами, но Шляпников расценил этот жест, как согласие, и со словами:
— Вот и славненько, — с загадочным видом удалился в сторону озера.
— Честно говоря, я представляла себе археологов немножко по — другому, — задумчиво проговорила я вслух, наблюдая, как научрук, читай научный руководитель экспедиции кандидат и без пяти минут доктор наук Шляпников, собственной персоной, встав на колени с превеликим трудом волочет из озера что-то большое, подозрительно позвякивающее и переливающееся серебром.
— А вы что же, барышня, думали археологи не пьют? Глупости! — Шляпников подтащил и оставил у костра огромную, похожую на рыболовную, сеть, битком набитую алюминиевыми банками с пивом, которые блестя в лунном свете издали создавали полную иллюзию того, что в сетке бьется живая рыба.
— Ну, вообще-то, — пробормотала я, сообразив, что вопрос научрука буду ли я пиво, был отнюдь не риторический.
— А вот послушайте — наша походно-археологическая. — весело сказал Шляпников, беря в руки гитару:
Ой, Вань, гляди-ка, археологи!
В грязи от пяток до ушей…
По разговору видно — олухи,
А рожи как у алкашей!
А тот похож — нет, правда, Вань,
Гляди, на Шляпу — тоже пьянь.
И носит гад такую рвань,
Ужасно, Вань!
Ты не смотри на них, что грязные,
Ты, Зин, им в душу загляни!
И хоть снаружи безобразные,
Внутри гуманные они!
А что до Шляпы, так ведь, Зин,