Ему б скорее в магазин,
К тому же он, ты знаешь, Зин,
Не пьет один!
Ой, Вань, гляди-ка, керамисточка!
Ой я ей богу закричу!
Ей принесли с раскопа мисочку,
Я, Вань, такую же хочу!
А вон, гляди в отвале — мрак!
В базарный день цена — пятак,
Их черный лак среди руин,
Но наш советский гуталин
Чернее, Зин!!
— Ой! Уморили, — расхохоталась я. — Не в бровь, как говорится, а в глаз!
— Так вот, вам, сударыня, очень повезло. У вас есть прекрасная возможность приобщиться к нашему великому братству кирки и лопаты. Хотя, — Шляпников ловко подцепил и со смачным хлопком откупорил банку с пивом и протянул мне. — все, абсолютно все, попавшие хоть раз на археологический раскоп делятся на тех, кто до конца дней своих будет бредить раскопками и тех, кто также всю жизнь с ужасом будут вспоминать это приключение. Уверен — вам понравится.
— Вы предлагаете мне взять лопату и попробовать свои силы в вашем нелегком труде?
— А вы что же против? Неужели не интересно? Археология, среди прочих своих достоинств является, например, одним из самых действенных способов перестать бояться смерти и покойников. У подавляющего большинства обычных людей это самая большая фобия.
— Это у обычных. — парировала я. — А у представителей моей профессии данные страхи отсутствуют напрочь.
— А кто вы по профессии, стесняюсь я спросить, — улыбнулся научрук.
— Врач. А точнее — реаниматолог. Отбираю, так сказать, у старика Хирона клиентов.
— Просто замечательно, — непонятно чему обрадовался Шляпников, — вот, видите, и профессии у нас в общем-то похожие.
— Ну, если вы намекаете на некоторую аналогию, то…, при известной доле фантазии — возможно. Ибо, как известно, понятие аналогии действительно предполагает, что два объекта, имеющие некоторые сходные черты, могут иметь и другие сходства.
— Вот! А я о чем?
— А действительно, о чем это вы?
— Как о чем! О культуре пития, конечно! Вы же не станете отрицать, что медики в целом и реаниматологи в частности, ничего не хочу сказать плохого, просто в силу специфики профессии так сказать…
— Ладно. — махнула я рукой, — спорить не буду. Ну что из этого следует?
— А то, что медики в этом вопросе очень похожи на нас археологов. Вот к примеру, что вы делаете, когда заканчивается «бухло»? Прекращаете процесс или идете и покупаете?
— По-разному. Но если вы так ставите вопрос, то конечно, коли уж закончился спирт, назначаем гонца, он идет и добывает.
— Вам проще, — вздохнул Шляпников, — у вас всегда магазин под рукой. — А вот археолог, что делает, если до магазина пять километров? Правильно. Идет, покупает и возвращается с выпивкой. А если десять километров? — научрук вздохнул и сам тут же ответил на свой вопрос, — тоже идет и покупает, только возвращается значительно позже. Да, наше ремесло требует от нас терпения во всем.
— Ну хорошо. — снова рассмеялась я, — А дальше-то что? — решила спровоцировать я научного сотрудника на дальнейшие откровения.
— А дальше — само собой напрашивается дедуктивное умозаключение, что есть не что иное, как переход от общих гипотез к частным выводам.
— Валяйте, — махнула я рукой, откупоривая вторую банку. Этот кандидат наук начинал мне нравиться. Какие все-таки забавные люди эти археологи.
— А частные выводы, девушка, в данном конкретном случае очевидны. Вам, как и мне свойственна некоторая доля цинизма по отношению к смерти. Вот, например, когда нам в раскопе на поле боя с татаро-монголами попадаются скелеты, а попадаются они постоянно, мы думаем про себя: Ну да, жалко, конечно, что что их всех так варварски перебили татары. Ну да, все они погибли молодыми. Ну так что? Ведь, если посмотреть с другой стороны, и продолжительность жизни-то тогда была прямо скажем не слишком большой. Скажите, разве вам, как врачу, не знакома подобная постановка вопроса?
— Такие умозаключения свойственны скорее паталогоанатому. — лениво возразила я, хотя, учитывая специфику моего нынешнего ремесла трудно было не согласиться.
— Правда у нас, — совсем разошелся Шляпников, — я имею в виду археологов, эта пресловутая доля цинизма иногда просто зашкаливает. У меня есть несколько приятелей которые с превеликим удовольствием позируют перед фотокамерой на фоне разверстых могил, чуть ли не в обнимку с черепами и прочими малоаппетитными бренными останками. При этом они совершенно не стесняются выкладывать все это в социальных сетях. Хотя подозреваю, что других снимков у них попросту нет.
— Оказывается, вы страшные люди, — притворно округлила я глаза.
— Да, — вздохнул изрядно захмелевший труженик кирки и лопаты, — так что если у вас есть друзья готы или представители иных подобных молодежных субкультур, фанатеющих от хоррора и им для обрядов, как воздуха не хватает соответствующего реквизита, милости просим к нам. У нас для хороших людей всегда найдется парочка изумительных черепов. А вообще — мы люди добрые, неконфликтные.
— И интересные. — Нет, правда, я не шучу. У вас все такие или только начальники?
— Кстати. Несколько слов о начальниках, — Шляпников отпечатал очередную банку с пивом и встал, — вот вы говорите научрук, научрук, а вы думаете, нам научрукам легко? — при этом Шляпников так поразительно точно скопировал интонацию Бунши из Ивана Васильевича, ну того, который меняет профессию, что я едва не расхохоталась, — если вы, Наташенька, не против, если я буду вас так называть, когда-нибудь были на пожаре в сумасшедшем доме, то с легкостью представите себе какая атмосфера обычно бывает на раскопе. Научрук здесь отнюдь не для галочки, а для того чтобы заставлять всех этих бездельников, — он сделал широкий жест рукой, — работать. И не только мудрым советом, но и крепкой затрещиной в качестве самого безотказного порой мотивирующего средства. А потому научрук должен быть не только физически крепким, мудрым и справедливым, но и желательно в совершенстве владеть каратэ или греко-римской борьбой. А еще лучше и тем и другим вместе.
— А это еще зачем? — искренне удивилась я.
— Ну это здесь на Алтае, все так спокойно и я даже бы сказал благостно. А в других местах? Скажем в непосредственной близости от какой-нибудь деревеньки? А по секрету скажу, все интересные с точки зрения археологии места как раз и находятся рядом с ныне существующими населенными пунктами. Дело, видите ли в том, что в состав экспедиций почти всегда входят так называемые «рабы». Это практиканты исторических факультетов. И как правило это весьма и весьма привлекательные особи женского пола. Теперь понимаете?
— Теряюсь в догадках. Вы что от молоденьких студенток отбиваетесь с помощью боевых искусств?
— Дело не во мне. Аборигены. Вот главная проблема, если хотите основная головная боль на раскопе. Стоит только поставить лагерь, как от местных ухажеров просто житья нет. Ходют и ходют. И ладно если просто на девочек наших поглазеть. Они, девочки в смысле, городские же, без комплексов. Могут и до купальников раздеться, если жара. Вот у местных аборигенов гормональный взрыв и обеспечен. Лезут в лагерь, как тараканы и днем и ночью. И без эксцессов редко обходится. Приходится все время стоять на страже целомудрия доверенного мне контингента.
— Но ведь ваши девочки, если я правильно понимаю все совершеннолетние и имеют право в свободное время, по обоюдному согласию… Так сказать на личную жизнь.
— Так в том то и дело, что местные парубки согласия то особо и не спрашивают. Зазевалась чуть девка, они тут как тут и сразу в кусты. Без всяких там церемоний и вздохов под луной. Вот и приходится научруку вступать порой в неравный бой с превосходящими силами противника. Иногда, рубка получается — мама не горюй.
— Рубка? — удивилась я.
— Именно самая настоящая рубка. Наточишь лопату и в бой. А как иначе? Другого оружия у нас нет.
— Ну вы даете, — восхитилась я, — вам учрукам, ежемесячно и пожизненно «боевые» нужно приплачивать.
— Вот так и живем. Ладно, а сколько времени? Ого, уже десять вечера. Пойду узнаю, как там в лагере дела. А то что-то тихо слишком и пива никто не хочет. Не к добру это. — с этими словами Шляпников грузно поднялся и побрел в сторону лагеря, где изнутри уютно светились палатки.
— Вставай. У нас совсем хреновые дела, — сразу с порога сообщил Суходольский, как вихрь ворвавшись в мою палатку и едва отдышавшись.
— Что стряслось? — подскочила я и тут же уперлась головой в нейлоновый свод палатки. Пришлось присесть на корточки.
— Группа, что на перевале копает — на связь не вышла!
— Так время, — я посмотрела на часы, — только половина одиннадцатого. А, насколько я знаю, у них связь с базовым лагерем по утрам в 9.00, а вечером в 21.00. Может стоит подождать?
— Так в том-то все и дело, что утром связи тоже не было. И вчера вечером. Шляпников не хотел нам рассказывать, думал обойдется. Такое бывало уже. Но сейчас уже ясно, как день — что-то у них там произошло. Сами на связь не выходят и на звонки не отвечают.
— Этого только не хватало! Может у них спутниковый телефон из строя вышел? — я решительно выбралась из палатки.
— На этот случай у них предусмотрено возвращение в базовый лагерь. В случае неустранимых неполадок со связью, по инструкции они должны были здесь быть сегодня в обед. Это край.
— Где Шляпников? — рявкнула я, пытаясь на ходу поймать ветровку, которая как пиратский флаг развевалась на растяжке от палатки.
— У них экстренное совещание на берегу, под навесом. — показал Суходольский в сторону озера.
— А почему нас в курс не поставили? Нужно было еще днем выдвигаться к перевалу. А теперь до утра ждать придется.
— Ты, что забыла, что мы для археологов по легенде просто туристы? С какой стати они с нами советоваться должны?
— Извини, сразу не сообразила. Все равно пойдем, послушаем, что опытные люди говорят. Смотри, опять вертолет МЧС, — я подняла голову и посмотрела на звездное небо. — Целый день летали, и сейчас, даже по темноте. Чтобы это значило, как думаешь?