— Наверняка — учения. Если бы случилось что-то серьезное мы узнали бы первые. Связь с Большой землей была полтора часа назад и никаких сообщений не было.
Когда мы быстрым шагом дошли до берега, оказалось, что все находящиеся в лагере уже в сборе. По растерянным лицам археологов я сразу поняла, что Суходольский прав — ситуация сложилась серьезная. Шляпников и Пастухов, отойдя в сторону о чем-то горячо спорили, отчаянно жестикулируя. Темир вертел в руках спутниковый телефон, вероятно прикидывая, стоит ли докладывать о происшествии наверх. Марианна и молоденькая студентка-практикантка Юля нервно курили под навесом.
Я на мгновение притормозила, соображая к кому подойти и, определившись, направилась к научруку.
— Иван Иванович, простите ради бога, что вмешиваюсь, Михаил мне все рассказал, но хотелось бы узнать подробности.
Иван Иванович резко обернулся ко мне и не совсем вежливо рявкнул:
— Позже. Право слово — не до вас сейчас. — и отмахнулся рукой, как от надоедливой мухи.
Я не обиделась, а просто молча развернулась и вернулась к Суходольскому, который уже о чем-то в полголоса разговаривал с Темиром.
— Судя по нашему научруку, ситуация полностью вышла из под контроля. Сложившуюся ситуацию, вероятно, можно считать чрезвычайной. В этих условиях, считаю правильным отказаться от легенды и поставить руководство лагеря в известность об истинной цели нашего пребывания здесь. — четко проговорила я и посмотрела на Темира.
Его реакция меня несколько озадачила. Он как-то странно посмотрел, но не на меня, а просто в мою сторону и, глядя куда-то мимо, тихо сказал:
— Оснований для отказа от легенды пока не вижу. Доклад нашему руководству о ЧэПэ считаю преждевременным.
— Краткость — сестра таланта, а короче, пожалуй, и не скажешь. — констатировала я и, сразу решив не лезть в бутылку, мирно продолжила, — Темир, я все понимаю, но и ты войди в нашу ситуацию. Мы проделали весь этот не близкий путь из Москвы не для того чтобы посмотреть на красоты вашей алтайской природы и познакомиться с трудным бытом среднестатистического археологического лагеря, а с вполне конкретной задачей. Мы должны опросить важного свидетеля. Подчеркиваю — единственного оставшегося в живых. На перевале сейчас остались пять человек и возможно им требуется срочная помощь. Я понимаю, что говорю сейчас циничные вещи, но меня сейчас больше всего волнует наш свидетель и меньше всего, то как сложится судьба остальных четырех человек. А уж твои амбиции на этом фоне, извини, вообще не колышут. Поэтому ждать до утра и тем более помощи с большой земли мы не можем. Подумай о том, что я тебе сказала.
— Я тебя услышал. — ответил Темир и, с силой смяв в пепельнице сигарету, встал из-за стола. — Вы — профессионалы и должны понимать, что горы это очень серьезно. Они не терпят дилетантов. У меня тоже есть приказ сопровождать вас на плато Укок. Вы решили изменить маршрут и я пошел вам навстречу. Но только потому, что этот базовый лагерь находится в предгорье и никакой опасности здесь нет. Но я должен доставить вас обратно целыми и невредимыми. И я, будьте спокойны приказ я выполню. Без специального снаряжения и опытных альпинистов на перевале делать вам нечего. Даже днем. А ночью вы просто свернете себе шею и вашего важного свидетеля придется опрашивать уже кому-то другому. Я все сказал.
— Темир, я поняла твое вполне естественное желание прикрыть свою жопу. Но, учитывая сложившуюся ситуацию, я просто обязана связаться со своим руководством и согласовать дальнейшие действия.
— Согласовывайте, — Темир протянул мне черную коробочку спутникового телефона и отвернулся.
Я взяла в руки аппарат и задумалась. Сейчас я наберу номер генерала и подниму его ночью с постели. А что дальше? А дальше, по возможности веско аргументируя необходимость нашего немедленного выдвижения в горы, наживу себе очередной геморрой. Темир оказывается не так прост и, конечно, все уже просчитал. Просчитал и понял, что если я не круглая дура, то звонить в Москву не буду ни за какие коврижки. Ибо и дураку понятно, что первый вопрос, который с ходу задаст мне Тарасов будет: Какого черта вы делаете в базовом лагере археологов? второй — Почему не согласовали со мной изменение маршрута? И, наконец — третий и самый неприятный — Почему не поставили меня в известность о ключевом свидетеле по делу? Аргументированно ответить на все эти вопросы по телефону у меня не получиться и я опять окажусь крайней. Тарасов, конечно сразу поймет, что мои действия сейчас продиктованы крайней необходимостью, но эта самая крайняя необходимость не возникла бы, будь мы сейчас на турбазе. Генерал вынужден будет пойти мне навстречу, связаться с Барнаулом, вызвать нам на помощь команду профессиональных спасателей, и уже они, эти спасатели пойдут в горы на помощь археологам. А нам, он вне всякого сомнения, прикажет оставаться на месте и ждать, когда нам доставят нашего свидетеля на блюдечке с голубой каемочкой. Ибо он, наш генерал, тоже должен, в свою очередь, прикрыть свою задницу. Поскольку, я свою уже прикрыла, доложив ему по команде об изменении обстановки и переложив таким образом всю ответственность на него. Ситуация сложилась патовая, а потому я решила не горячиться и взять тайм-аут. Однако я даже не подозревала, как ошибаюсь…
Правильно говорят, что ничто так хорошо не успокаивает нервы, как вовремя выкуренная сигарета. Едва я затушила окурок в закопченной консервной банке, как телефон, лежащий передо мной на столе, вдруг слегка подпрыгнул и вибрируя всем своим пластиковым тельцем стал медленно двигаться к краю стола, издавая при этом неприятные крякающие звуки. Я даже не сразу поняла, что происходит, а сообразив, схватила аппарат и проговорила:
— Береза семь слушает!
— Ростова, это ты? — услышала я бодрый, несмотря на поздний час, голос Тарасова.
— Я, товарищ генерал. Слышу вас хорошо, говорите.
— Слушай новую вводную. Раз хорошо слышишь. Вчера недалеко от вас, в районе перевала Вероника, пропала связь с бортом 5217 «Амурских авиалиний». На борту было два члена экипажа, три сотрудника фельдъегерской связи и два пассажира. Борт следовал в Барнаул с особо важным грузом. Поиски места крушения самолета с воздуха за прошедшие сутки результата не дали. Полный текст ориентировки получите в смс.
— Товарищ генерал, тут у нас… — начала было я.
— Знаю я, что там у вас. Бардак, как всегда. Археологами займется МЧС. Вам предписывается заниматься исключительно пропавшим бортом и принять все меры к задержанию подозреваемых. Все остальное, в том числе легенду — отставить. До моего особого распоряжения. Конец связи.
— Вот зараза! Откуда он знает? — услышав частые гудки, не выдержала я и в сердцах саданула кулаком по столу. — все, Суходольский, похоже мы приплыли.
Не успела я прикурить новую сигарету, как телефон снова крякнул и замолчал. Я без воодушевления взяла его в руки и нажала на кнопку входящих смс. Быстро пробежала глазами короткий текст и передала трубку Темиру.
«ГУ МВД России по Алтайскому краю, УФСБ России по Алтайскому краю, Управлением пограничной службы РФ по Республике Алтай, отделом ФСБ России по Усть-Коксинскому району, Кош-Агачским отделом ПУ по Республике Алтай, — в подозрении совершения преступления по ст. ст. 211 УК РФ, 205 УК РФ разыскиваются —
Коропчан Алексей Григорьевич, зарегистрирован: г. Казань, ул. Ленина, 154, ранее судимый, приметы: славянской внешности, на вид 40–45 лет, рост 175 см, худощавого телосложения, волосы темно-русые, короткие, глаза карие, черты лица правильные. Был одет в джинсы синего цвета, синюю футболку с коротким рукавом, черные кроссовки. С собой имел черную спортивную сумку. Особые приметы: на безымянном пальце левой руки татуировка в виде перстня с короной. Был осужден по ст. 102 ч. 2 УК РФ. Наказание отбывал в ИК-56 ГУФСИН России по Свердловской области.
Чечетин Антон Владимирович, зарегистрирован: г. Казань, ул. Пролетарская, 18, приметы: на вид 30–35 лет, рост около 170–175 см, кавказской или азиатской внешности, лицо вытянутое, смуглое, волосы черные, длиной 4–5 см, на лице щетина. Был одет в темные брюки, черную рубашку с длинным рукавом, синюю бейсболку. Особые приметы: татуировка на правой руке от плеча до кисти в виде дракона. Владеет восточными единоборствами. Был осужден по ст. 102 ч. 2 УК РФ. Наказание отбывал в ИК-56 ГУФСИН России по Свердловской области.
При задержании предполагаемых подозреваемых соблюдать осторожность, могут оказать активное сопротивление.
Находились в качестве пассажиров на борту воздушного судна АН 2, бортовой номер RA 126578 «Амурских авиалиний», 15 июля с. г. совершавшего регулярный рейс номер 5217 и следовавшего по маршруту Иркутск-Барнаул с ценным грузом на борту. В районе перевала Вероника связь с воздушным судном была потеряна. О настоящем местонахождении борта АН 2 УФСБ России сведениями не располагает.
Особый груз — 10 (десять) деревянных футляров размерами 30 см х 20 см х 5 см, обшитых плотной темно-зеленой тканью, весом по 500 г каждый. Содержание футляров — сырые алмазы высокого качества, весом от 23,48 до 110,44 карата. Опечатаны круглой сургучной печатью Центробанка России.
Прошу незамедлительно принять меры к розыску места крушения воздушного судна, особого груза, а так же лиц, подозреваемых в совершении преступлений по ст. ст. 211 УК РФ и 205 УК РФ.
При получении значимой информации прошу незамедлительно сообщить ФСБ РФ, МВД РФ.
Подпись директор ФСБ России генерал армии
— А что это за статьи 211 и 205? — Спросил Темир передавая телефон, как эстафетную палочку Суходольскому.
— Угон воздушного судна и терроризм. — ответила я и как можно спокойнее задала вопрос:
— Ну и что делать будем?
— А что тут думать? Тарасов совершенно недвусмысленно распорядился заниматься пропавшим бортом. Хотя я подозреваю, что главное — это алмазы. Кстати, интересно сколько их там? — подал голос Суходольский.
— Много. — ответил Темир, — 1 карат это 200 миллиграмм, значит к примеру алмаз в 110 карат весит в пересчете на граммы — 22 грамма. Наш груз 10 футляров по пятьсот грамм, получается 5 килограмм чистых алмазов. Или примерно 227 штук, если все они по 110 карат. Так что трудно даже себе представить сколько все это стоит. — без запинки ответил Темир, произведя необходимые вычисления в уме. — хотя если приблизительно, то выходит, что 1 килограмм тянет на 150 миллионов рублей, а в самолете было 5 кг.