Между тем совсем стемнело и на черном небе, совсем небольшой кусочек которого был виден из-под свода пещеры, высыпали яркие и крупные, почти южные звезды.
— В такую погоду, да под такими звездами и умирать-то грешно, — вздохнул Суходольский и, наконец, поставив на предохранитель, убрал свой пистолет в кобуру, — ну и что делать будем?
— Я попробую решить проблему, — вдруг тихо произнес Темир, — в детстве дед научил меня камланию[10] и вообще многому нашему алтайскому, тайному. Не уверен, что у меня получится, но в любом случае, прошу вас ничего не предпринимать и ничему не удивляться, что бы не случилось. Хорошо?
Мы дружно кивнули в темноте, а Суходольский, крепко сжав мою руку, жарко прошептал мне на ухо:
— Я буду стоять слева от идола и что бы не случилось не вставай на биссектрису огня. Не доверяю я этим узкоглазым. Умыкнет в темноте алмазы и поминай как звали…
— Если все согласны, то мне для начала будет нужен свет. Наташа, возьми там справа от сундука, факел и зажги. Держи его так, чтобы пламя освещало пространство от идола до выхода из пещеры. Остальных я попрошу отойти в самый дальний угол и соблюдать абсолютную тишину. Все все поняли?
Я включила почти разрядившийся фонарь и быстро нашла факел, взяв его за сучковатую длинную рукоять поднесла дрожащее пламя зажигалки. Оно лизнуло несколько раз сухой горючий материал и вдруг весело побежало вверх, разгораясь все сильнее и разбрасывая вокруг яркие искры, которые, как новогодний бенгальский огонь сыпались мне под ноги. Темир упруго наклонился и, взяв у подножия Золотой Бабы деревянную колотушку, обшитую мехом и, подняв с камней старый шаманский бубен, увешанный некогда разноцветными, а теперь выгоревшими от времени лентами, несколько раз сильно ударил в потрескавшуюся от времени кожу. Раздался глухой звук, серебряные подвески, прикрепленные к ободу ритуального инструмента задрожали, издавая мелодичный перезвон. Темир, не выпуская из рук бубна, несколько раз присел, потом повернулся вокруг и шепча что — то, еще несколько раз ударил в бубен. Я во все глаза смотрела на нашего товарища, как завороженная. В неверном свете факела, неясные пляшущие по каменным стенам, зловещие тени заполнили все вокруг и вдруг услышала справа от себя какой-то монотонный звук. Я обернулась и не поверила своим глазам — целая груда тусклых, местами подернутых ржавчиной сабель, шпаг, палашей, и кинжалов, сваленных в кучу в самом дальнем углу пещеры, вдруг с тихим металлическим лязгом зашевелилась. Потом медленно поднялась в воздух и, ощетинившись клинками вперед, прямо на наших глазах поплыла к выходу из пещеры. Я стояла замерев, сама на время превратившись в каменное изваяние, боясь даже дышать. А ожившая вдруг, по воле Темира страшная армада клинков, достигнув черного свода пещеры и, в последний раз тускло блеснув в мертвенно-белом свете полной луны своими хищными стальными жалами, самопроизвольно выстроилась правильным полукругом и со страшным тихим свистом пронзая ночной воздух, вдруг разлетелась в разные стороны.
Тишину ночи вдруг разрезал истошный вопль, полный нечеловеческой боли, откуда-то справа горохом посыпались мелкие камни и тут же я услышала несколько глухих ударов, как будто на асфальт уронили мешок с песком.
— За мной! — срывающимся голосом политрука, поднимающего взвод в атаку, заорал Темир и с пистолетом в руке первым бросился к выходу из пещеры. Я замешкалась, все еще продолжая держать над головой факел. За Темиром рванула Марианна, энергично подталкиваемая в спину Суходольским. Наконец, убедившись, что мои друзья покинули святилище языческого бога, я отбросила догоревший, еще дымящийся факел в сторону и пулей вылетела под усыпанный звездами небосвод…
Он стоял прямо перед выходом из пещеры. Огромного, метра два с лишним роста, расставив темные от загара руки в стороны. Его развевающееся на все усиливающемся ветру черное, как смоль одеяние своими очертаниями было похоже на балахон Ку-клукс-клана с откинутым капюшоном. Раскосые глаза на смуглом почти черном, изрезанном глубокими морщинами лице были закрыты. Длинные седые, белые, как снег волосы были собраны в тугую толстую косу, перекинутую через плечо. Казалось, что он весь с головы до ног был окружен неким ореолом из дрожащего от напряжения воздуха. Все очертания предметов примерно в метре вокруг него были смазаны. Непонятного происхождения волны, вполне видимые невооруженным глазом, исходили от его, дрожащего от напряжения тела. А перед Хранителем, будто наткнувшись на невидимую стену зависли в воздухе две сабли. Заговоренные Темиром клинки не долетели до цели, замерев всего в нескольких сантиметрах от черного дьявольского балахона на уровне груди. Тусклый блеск стали прямо на глазах менялся в цвете на темно-красный и сабли, прямо на наших глазах, изогнулись дугой в последний раз, тщетно пытаясь пробить преграду. Раздался негромкий хлопок и клинки беспомощно упали к ногам Хранителя, зашипели, как змеи, разбрасывая по траве яркие, режущие глаз малиновые искры и уже через мгновение, обугленные до неузнаваемости, похожие на гигантских черных червей, замерли на земле между камней…
— Стоп. — промычал Темир и мы беспорядочно, как кегли в кегельбане, попадали на пушистый и влажный от утренней росы мох. Только тяжело перевернувшись на спину и взглянув на ясное голубое небо я поняла что уже совсем рассвело. Интересно сколько мы бежали без передышки? Чтобы посмотреть на часы нужно было каким-то образом вытащить руку из под спины Суходольского, который лежал рядом. Я пригляделась на его руке всего в полуметре от меня весело блестел циферблат. Я прищурилась. Ого! Половина шестого. Значит мы бежали минимум три часа? Даже Михаил со своей больной ногой. Нужно срочно осмотреть его. Но сначала в туалет. Долой все клятвы Гиппократа! Мой мочевой пузырь не считаясь с форс-мажором требовал срочного опорожнения. Я попыталась встать. Тяжелые, будто налитые свинцом ноги казались чужими и отказывались выполнять даже самые простые команды. Тогда я со стоном перевернулась на живот и, кое как привстав на колени, отползла за ближайший куст бузины. Покрутила головой, оценивая обстановку. Вокруг все было спокойно, но вдруг я явственно почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Сделав вид, что собираюсь присесть по нужде, я отбросила ногой сухую ветку, потом расстегнула молнию на куртке и, лениво позевывая, осторожно огляделась. И замерла на месте. Нет, не почудилось, точно. Не знаю как, но я сразу поняла что это «Она», а не «Он». Неизвестное мне существо невысокого, не более метра роста, стояло в стороне от меня метрах в трех и как мне показалось с интересом разглядывала непрошенную гостью. Ее спутанные седые космы с вплетенными меж прядей длинными пучками мокрых водорослей и торчащими в разные стороны клочьями тины и мха, неопрятной копной спадали до самой земли. Пронзительный и в тоже время завораживающий взгляд зеленых бездонно-глубоких и неожиданно молодых глаз. В них-то и угадывался безошибочно некий непонятный интерес к моей персоне. В какой — то момент мне показалось что нечто большое и темное мелькнуло между деревьями. Уж не леший ли это спешил на помощь своей подруге? Я лишь на мгновение отвела взгляд и неизвестное существо исчезло без следа…
— Ростова! — недовольный окрик Суходольского вернул меня к действительности, — ты долго там намерена заседать? Или ты уснула? Мы только тебя ждем.
Забыв зачем я пришла сюда, я натянула как пришлось штаны и раздвинув густые ветки бузины вернулась к своим.
— Пока ты там заседала, у нас появились плохие и очень плохие новости.
«Зря я так волновалась за Суходольского, судя по всему он в полном порядке», — подумала я, глядя на его довольную рожу.
— Наташа, у нас вышел из строя спутниковый телефон. Ума не приложу как это могло получиться. Посмотри может хотя бы твой треккер жив. — виновато проговорил Темир.
— Увы, — развела я руками бросив на траву черную коробочку спутникового устройства. — треккер тоже сдох.
— Сейчас я посмотрю, — вскочил Суходольский, доставая из набедренного кармана складной швейцарский нож с многочисленными миниатюрными инструментами.
Трех минут хватило, чтобы убедиться — внутренности обоих устройств — микросхемы странным образом выгорели, расплавившись и спекшись в черный комок. Как это произошло оставалось только гадать.
— Странно, пробормотал Темир, заглядывая Суходольскому через плечо, — корпуса телефонов целые, а внутри — утиль…
— Ты хоть знаешь в каком направлении нам идти, — заикаясь от страха спросила Марианна.
— История, конечно неприятная, но вполне, как мне думается поправимая. Сейчас сориентируемся по стволам деревьев и двинем дальше, — с этими словами Темир опустился на корточки и стал сосредоточенно ковырять мох у ствола огромной лиственницы.
— Ну ну, бог в помощь, — Суходольский без энтузиазма пнул ногой кочку мха и, закурив, уселся рядом со мной.
Часть третьяСтеклянный самолет
Москва, Центральный аэродром, август 1937 г.
— От винта!
Моноплан в котором безошибочно угадывались очертания всем известного У-2, медленно начал свой разгон. Капитан Кутуля хорошо видел, как маленький самолет, неестественно ярко блестящий на солнце плоскостями, стал разгоняться по взлетной полосе. Его контур в мареве августовской жары, и без того искаженный большим расстоянием, начал медленно таять и совершенно неожиданно пропал. Нет, все остальное осталось на своих привычных местах — и поле аэродрома, и покачивающиеся вдалеке кроны пыльных тополей, и даже аспидно-черная поверхность взлетной-посадочной полосы. Но непривычно блестящий на солнце серебристый самолетик исчез! Тут же два тупоносых истребителя И 16 стремительно взмыли в безоблачное голубое небо. Но как они не метались из стороны в сторону, обнаружить цель им не удавалось. Примерно через 30 минут они приземлились, и их пилоты, сдвинув назад прозрачные плексигласовые фонари кабин, легко соскочили на крыло и, спрыгнув на землю и придерживая на бегу планшетки, подбежали с докладом к большой группе штатских, стоящих в тени под деревянным навесом на самом краю взлетного поля.