У него было при себе оружие, какой-то небольшой полуавтоматический пистолет. Он вытащил его и положил на стол между нами.
— Когда начнется война, — продолжал он, — друг друга они могут хоть перебить, но от Квартала пусть держатся подальше, а не то им придется иметь дело с нами. Мы уже преподали Нуру и его людям несколько уроков. Каждый раз, когда они убивают джокера, мы в ответ убиваем пятерых из его команды. Казалось бы, они должны были бы уже сообразить, что к чему, но Hyp ничему не учится.
Я сказал, что сенатор Хартманн надеется организовать встречу с Нуром аль-Аллой и начать с ним переговоры, которые могут привести к мирному разрешению проблем этого региона. Пес только рассмеялся. Мы еще долго разговаривали о джокерах, тузах и натуралах, о насилии, ненасилии, войне и мире, о согласии, мести, подставлении другой щеки и стремлении не дать себя в обиду, но так ни до чего и не договорились.
— Зачем вы пришли? — спросил я его наконец.
— Мне показалось, что нам нужно познакомиться. Ваша помощь могла бы быть нам очень полезной. Ваши знакомства в Джокертауне, ваши связи среди натуралов, деньги, которые вы можете выбить.
— Я не стану вам помогать, — отрезал я. — Я видел, куда заводят ваши методы. Том Миллер уже пытался ими воспользоваться.
— Гимли? — Он пожал плечами. — Во-первых, Гимли просто псих. А я — нет. Гимли мечтает о том, чтобы одним махом изменить мир к лучшему Я же просто хочу защитить своих собратьев. Защитить вас, Дес. Молитесь, чтобы вашему Джокертауну никогда не понадобились «Кривые кулаки», но если у вас возникнет такая необходимость, мы придем к вам на помощь. Я читал в «Тайме» статью о Лео Барнетте. Возможно, не только Hyp ничему не учится. Раз так, может, Черный Пес вернется домой и отыщет то деревце, которое растет в Бруклине? Я не был на матче «Доджера» с тех пор, как мне исполнилось восемь.
От вида пистолета на столе душа у меня ушла в пятки, но я все же протянул руку к телефонной трубке и взял ее.
— Я могу прямо сейчас позвонить в нашу службу безопасности, чтобы вы не могли больше убивать невинных людей.
— Но вы этого не сделаете, — заявил Пес. — Потому что у нас с вами слишком много общего. Услышав мои слова, что у нас нет вообще ничего общего, он пожал плечами.
— Мы оба джокеры. Что еще вам нужно?
Он убрал пистолет в кобуру, поправил маску, поднялся из-за стола и спокойно покинул номер.
И, клянусь богом, я просидел так несколько бесконечных минут, пока не услышал, как в коридоре открылись двери лифта, — и только тогда положил трубку на место.
Сегодня с утра меня мучают сильные боли. Почти все наши отправились на экскурсию по разным историческим достопримечательностям, а я предпочел снова остаться в гостинице.
Наше турне… Что я могу сказать? Про Сирию писали газеты по всему миру. Контингент наших журналистов возрос вдвое — всем не терпелось узнать подробности произошедшего. В кои-то веки я не страдаю от того, что не видел этого своими глазами. Соколица рассказала мне, каково им пришлось.
Сирия сказалась на всех нас, и на мне тоже, так что боль, которая терзает меня, не только от рака. Временами я чувствую себя бесконечно усталым, оглядываюсь на прожитые годы и думаю: принес я хоть какую-нибудь пользу или все дело моей жизни было напрасно? Я пытался говорить от имени моих собратьев, взывать к разуму, порядочности и обыкновенной человечности, которая объединяет всех нас, и всегда был убежден, что спокойная уверенность в своих силах, упорство и отказ от насилия в долгосрочной перспективе принесут нам больше пользы. Сирия заставила меня усомниться… Как можно взывать к разуму человека вроде Нура аль-Аллы, пытаться достичь с ним какого-то компромисса, договориться с ним? Как можно уповать на его человечность, когда он вообще не считает тебя за человека? Если Бог есть, надеюсь, Он простит меня, но я очень жалею, что Hyp остался в живых.
Хирам на время покинул нашу группу, пообещав вновь присоединиться к нам в Индии, но сейчас он дома, в Нью-Йорке — улетел из Дамаска в Рим, а там пересел на «конкорд». Нам он сказал, что в «Козырных тузах» возникла непредвиденная ситуация, которая потребовала его личного присутствия, но я подозреваю, что Сирия потрясла его сильнее, чем ему хочется признать. По нашему самолету прошел слух, будто в пустыне Хирам вышел из себя и ударил генерала Сайида с куда большей силой, чем это было необходимо, чтобы остановить его. Билли Рэй, разумеется, считает, что Хирам ничего такого не сделал.
— Будь я на его месте, от мерзавца бы и мокрого места не осталось, — сказал он мне.
Сам Уорчестер категорически отказался разговаривать на эту тему и заявил, будто решил сделать короткую передышку потому, что ему «до смерти надоели голубцы из виноградных листьев», но, несмотря на шутливый тон, на его широком лысом лбу выступили бисеринки пота, а пухлые руки дрожали.
Надеюсь, короткая передышка поможет ему прийти в себя; за время нашего совместного путешествия я по-настоящему зауважал этого парня.
Однако если, как говорят, нет худа без добра, то, пожалуй, это безобразное происшествие имело одно положительное последствие: Грег Хартманн, побывав на волосок от гибели, похоже, чрезвычайно воспрянул духом. Последние десять лет его постоянно преследовал призрак Великого джокертаунского восстания 1976 года, когда он прилюдно «потерял голову». Мне его реакция показалась совершенно человеческой — ведь он только что стал свидетелем того, как обезумевшая толпа растерзала на куски женщину. Но кандидатам в президенты непозволительно плакать, горевать или впадать в ярость, как простым смертным, что доказал в семьдесят втором Маски[18] и подтвердил в семьдесят шестом Хартманн.
Возможно, после Сирии этот трагический инцидент наконец-то отступит в тень. Все, кто там был, в один голос утверждают, что Хартманн проявил себя образцом твердости, хладнокровия и отваги, не дрогнул перед лицом варварских угроз Нура. Все американские газеты опубликовали снимок, сделанный корреспондентом «Ассошиэйтед Пресс»: на заднем плане Хирам помогает Тахиону забраться в вертолет, а на переднем ждет своей очереди сенатор Хартманн — запорошенное пылью лицо сурово и непреклонно, рукав белой рубахи промок от крови.
Грег все еще утверждает, что не станет участвовать в президентских выборах в 1988 году, и хотя общественное мнение склоняется в пользу кандидата от демократов Гэри Харта, но Сирия и этот снимок, несомненно, поднимут его известность и репутацию. Я отчаянно надеюсь, что он передумает. Ничего не имею против Гэри Харта, но Грег Хартманн — нечто особенное, и, наверное, для тех из нас, кого затронула дикая карта, он — последняя надежда.
Если Хартманн провалится, все мои надежды умрут, и что тогда нам останется, если не обратиться за помощью к Черному Псу?
Наверное, надо написать что-нибудь об Афганистане, но здесь нет почти ничего достойного упоминания. У меня совсем не осталось сил, чтобы осмотреть те немногочисленные достопримечательности, которые имеются в Кабуле. Здесь на каждом шагу попадаются русские, но ведут они себя исключительно корректно и учтиво. На время нашей короткой остановки на военные действия объявлен мораторий. Нам предъявили двух афганских джокеров, которые клялись и божились (через советских переводчиков), что у всех джокеров здесь райская жизнь. Почему-то их слова совсем меня не убедили. Если я правильно понял, это единственные два джокера на весь Афганистан.
Мы прилетели в Кабул прямиком из Багдада; об Иране не могло быть и речи. Аятолла во многом разделяет позицию Нура по отношению к дикой карте, а он правит своей страной единолично и безраздельно, так что даже ООН не смогла добиться для нас разрешения на посадку. Аятолла хотя бы не делает никакого различия между тузами и джокерами — все мы для него «дьявольское порождение Сатаны». По всей видимости, он не забыл злополучную попытку Джимми Картера освободить заложников, когда с полдюжины тузов были посланы на секретное задание, обернувшееся полным провалом. Говорят, что Карнифекс был в числе участников этой операции, но Билли Рэй с жаром все отрицает.
— Будь я там, мы выручили бы наших людей и показали бы этому старикашке, где раки зимуют, — говорит он.
Его коллега из отдела юстиции, леди Тьма, только кутается в черный плащ и загадочно улыбается. Имя отца Мистраль, Циклона, тоже нередко связывают с той провальной операцией, но девушка не расположена откровенничать по этому поводу.
Завтра утром мы пролетим над Хайберским перевалом и окажемся в Индии, в совершенно другом мире, на настоящем самостоятельном континенте в миниатюре, где джокеры по численности занимают второе место в мире после Соединенных Штатов.
Индия столь же необыкновенная и удивительная страна, как и все остальные, увиденные нами за время этого турне, если вообще справедливо называть ее страной. Она больше похожа на сотню стран, втиснутых на территорию одной. Мне с трудом удается увязать Гималаи и дворцы Моголов с трущобами Калькутты и бенгальскими джунглями. Индия так многолика — от пожилых британцев, которые пытаются сделать вид, будто английское колониальное владычество по-прежнему существует, до махараджей и навабов, а также попрошаек на улицах огромных грязных городов.
В Калькутте натыкаешься на джокеров повсюду, куда бы ни пошел. Они здесь зрелище столь же обычное, как нищие, голые ребятишки и мертвецы, и слишком часто являют собой все это сразу. В этой квазинации индусов, мусульман и сикхов подавляющее большинство джокеров, по всей видимости, индусы, но, учитывая позицию ислама, это вряд ли может удивить. Ортодоксальные индусы учредили для джокеров новую касту, намного ниже неприкасаемых, но им хотя бы позволено жить.
Любопытный факт: в Индии мы не видели ни одного Джокертауна. В этой культуре существует четкое разграничение по расовым и этни