ческим признакам, и вражда между отдельными группами имеет глубокие корни, что очень ярко проявилось во время калькуттских бунтов 1947 года и крупномасштабной резни, которая сопровождала раздел этого континента в миниатюре, состоявшийся в том же году. Несмотря на все это, сегодня можно видеть, как индус, мусульманин и сикх бок о бок живут на одной улице, но тем не менее джокеры не покидают своих кошмарных трущоб.
Индия также может похвастаться некоторым количеством собственных тузов, среди которых есть и обладатели Значительных способностей. Проныра отводит душу, катаясь по стране и интервьюируя их всех — или, по крайней мере, тех, кто согласился с ним встретиться.
Радха О'Рейли, напротив, явно несчастна здесь. Как выяснилось, в ее жилах течет кровь индийских махараджей — по материнской линии; отец ее был какой-то ирландский авантюрист. Ее народ исповедует некую разновидность индуизма, в которой все вертится вокруг слоноголового бога Ганеши и черной матери Кали, и в их глазах способности девушки-туза делают ее нареченной невестой Ганеши или что-то в этом духе. Во всяком случае, Радха, похоже, твердо убеждена, что ее непременно похитят и силком вернут на родину, поэтому, если не считать официальных приемов в Нью-Дели и Бомбее, все время сидит взаперти в своем номере в обществе Карнифекса, леди Тьмы и всей остальной службы безопасности. Думаю, она будет счастлива снова оказаться за пределами Индии.
Доктор Тахион, Соколица, Мистраль, Фантазия, Тролль и Гарлемский Молот только что вернулись с охоты на тигров в Бенгалии. Их принимал один из индийских тузов, махараджа, которому посчастливилось превратиться в подобие царя Мидаса. Я знаю, что золото, которое он создает, внутренне нестабильно и через двадцать четыре часа возвращается в исходное состояние, причем процесс этого преобразования убивает любое живое существо, к которому он прикасается. И все же его дворец, как говорят, представляет собой эффектное зрелище.
Дилемму, с которой не справился мифический царь, этот туз решил, приказав своим слугам кормить его с рук.
Тахион вернулся из экспедиции в столь приподнятом состоянии духа, в каком я не видел его с самой Сирии, — в золотом камзоле и таком же тюрбане с рубиновой брошью размером с мой большой палец. Кажется, махараджа не поскупился на дары. Даже сознание того, что камзол и тюрбан через несколько часов снова превратятся в обычную ткань, похоже, не умерило восторга нашего маленького инопланетянина. Видимо, блестящая охотничья процессия, роскошный дворец и гарем махараджи напомнили Тахиону о тех удовольствиях и привилегиях, которыми он наслаждался на своей родной планете, когда еще был принцем. Он признался, что даже на Такисе не видел ничего подобного завершающей сцене охоты, когда загнали тигра и махараджа бестрепетно приблизился к зверю, снял с руки золотую перчатку и одним прикосновением обратил громадного зверя в золотой слиток.
Пока наши тузы принимали подарки из иллюзорного золота и охотились на тигров, я посвящал свое время более скромным занятиям в неожиданном обществе Джека Брауна — его пригласили на охоту вместе с остальными, но он отказался. Поэтому мы с Брауном отправились через всю Калькутту к памятнику, который благодарные индийцы поставили Эрлу Сандерсону на том месте, где он спас от покушения Махатму Ганди.
Мемориал напоминает индуистский храм, а сама статуя похожа скорее на какое-нибудь мелкое индийское божество, нежели на чернокожего американца, который играл за «Рутгерс», и все же… Сандерсон и в самом деле стал для этих людей кем-то вроде бога; у подножия статуи лежали разнообразные приношения, оставленные почитателями. Там было очень людно, и нам пришлось долго ждать, чтобы попасть внутрь. Махатму до сих пор почитают по всей Индии, и часть его популярности, похоже, передалась американскому тузу, который заслонил его от пули убийцы.
Пока мы были внутри, Браун говорил совсем мало, все больше смотрел на статую, как будто хотел оживить ее. Это посещение глубоко взволновало меня, хотя мне пришлось пережить и несколько не очень приятных минут. Мое явное уродство привлекало к себе пристальные взгляды индусов из высших каст. А когда кто-нибудь слишком тесно прижимался к Брауну — что в такой плотной толпе народу случалось довольно часто, — его биологическое силовое поле начинало мерцать, окружая его призрачным золотистым ореолом. Мне не удалось справиться с нервозностью, поэтому я прервал грезы Брауна и потащил его прочь. Возможно, я хватил через край, но если хотя бы один человек из этой толпы узнал Джека Брауна, это могло бы послужить толчком к безобразнейшей сцене. Всю дорогу обратно в гостиницу мой спутник хранил угрюмое молчание.
Я всегда восхищался Ганди и, несмотря на все те противоречивые чувства, которые я питаю к тузам, должен признать, что благодарен Эрлу Сандерсону за вмешательство, спасшее Махатме жизнь. Для величайшего проповедника отказа от насилия такая смерть — от пули убийцы — стала бы слишком жестокой насмешкой, и я думаю, что по всей Индии прокатилась бы волна таких кровавых убийств, такой братоубийственной резни, подобных которым мир еще не видывал.
Интересно, если бы Ганди не было в живых и он не провел бы воссоединение микроконтинента после смерти Джинны[19] в сорок восьмом году, долго бы протянуло то странное двухголовое государство под названием Пакистан? Сместил бы Всеиндийский конгресс всех мелких правителей и поглотил их владения, как грозил это сделать? Сама форма этого децентрализованного, бесконечно многоликого пестрого государства отражает мечты Махатмы. Не могу даже представить, каким курсом пошла бы индийская история без него. Так что по крайней мере в этом отношении «Четыре туза» оставили настоящий след в мире и, пожалуй, доказали, что один решительно настроенный человек и в самом деле может изменить историю к лучшему.
Все эти соображения я изложил Джеку Брауну по пути домой, когда он сидел в машине с таким отрешенным видом. Боюсь, это не помогло. Он терпеливо выслушал меня, а когда я закончил, сказал:
— Это Эрл спас его, а не я, — и вновь погрузился в молчание.
Верный своему обещанию, сегодня к нам вернулся Хирам Уорчестер — прилетел на «конкорде» из Лондона. Кратковременное пребывание в Нью-Йорке, похоже, пошло ему на пользу. Его кипучая энергия вновь вернулась к нему, и он с ходу убедил Тахиона, Мордекая Джонса и Фантазию отправиться вместе с ним на поиски заведения, где готовят самое острое виндалу в Калькутте. Он наседал и на Соколицу, но та позеленела от одной мысли о том, чтобы присоединиться к поисковой группе.
Завтра утром мы с отцом Кальмаром и Троллем поспешим к Гангу, — как гласит легенда, джокер может вновь обрести свой прежний облик, если искупается в его священных водах. Гиды уверяют, что документально подтверждены сотни подобных случаев, но я, откровенно говоря, сомневаюсь, хотя отец Кальмар и утверждает, будто в Лурдесе тоже случались чудесные исцеления джокеров. Пожалуй, я послушаюсь и окунусь в священные воды. Человек, умирающий от рака, едва ли может позволить себе такую роскошь, как скептицизм.
Мы звали с собой Кристалис, но она отказалась. В последнее время она, похоже, уютнее всего чувствует себя в гостиничных барах, потягивая амаретто и раскладывая бесконечные пасьянсы. Она довольно близко сошлась с двумя нашими журналистами, Сарой Моргенштерн и вездесущим Пронырой Даунсом, и до меня даже доходил слух, будто она спит с Пронырой.
Вернулись с Ганга. Я должен сделать признание. Я снял ботинок, носок, закатал штанины брюк и опустил ногу в священные воды. Увы, после этого я остался все тем же джокером… джокером с мокрой ногой.
Кстати, вода в священной реке на редкость грязная, а пока я, раскрыв рот, ждал чуда, кто-то стащил мой ботинок.
В последнее время я чувствую себя получше, и это радует. Возможно, причиной тому наше краткое посещение Австралии и Новой Зеландии. После Сингапура и Джакарты Сидней напомнил мне дом, а Окленд с его чистеньким и относительно процветающим Джокертауном, похожим на игрушечный городок, до странности запал в душу. Если не считать огорчительной склонности именовать друг друга «уродцами» — такое прозвище еще более оскорбительно, чем «джокер», — мои собратья по несчастью из страны киви, похоже, ведут не менее достойную жизнь, чем джокеры в любом другом краю. А в гостинице мне даже удалось приобрести выпуск «Джокертаунского крика» недельной давности. Прочитать новости из дома — настоящий бальзам на душу, несмотря на то что слишком во многих заголовках сквозит озабоченность войной преступных группировок, разворачивающейся на наших улицах.
В Гонконге тоже имеется свой Джокертаун — такой же неутомимо деловитый, как и весь город. Насколько я понимаю, континентальный Китай вышвыривает большую часть своих джокеров сюда, в бывшую британскую колонию. Делегация ведущих коммерсантов-джокеров даже пригласила нас с Кристалис пообедать завтра с ними и обсудить «возможные торговые связи между джокерами Нью-Йорка и Гонконга». Я уже весь в предвкушении.
Откровенно говоря, приятно будет на несколько часов сбежать от коллег. Атмосфера накалена до предела — главным образом благодаря Томасу Даунсу и его чрезмерно развитой журналистской хватке.
Почта догнала нас в Кистчерче, когда мы уже были совсем готовы вылететь в Гонконг, и в тюке оказались несколько сигнальных экземпляров свежего номера «Тузов». Едва мы поднялись в воздух, как Проныра по своему обыкновению принялся ходить по рядам и раздавать журналы. Мог и почитать — предварительно. Боюсь, он с его низкопробным журнальчиком побил новый рекорд подлости.
Гвоздь номера — сенсационный материал о беременности Соколицы. Меня позабавило, что в журнале, похоже, сочли новость о скором пополнении «Соколиного гнезда» важнейшим результатом нашей поездки, поскольку под статью о ней отвели вдвое больше места, чем под все предыдущие творения Проныры, включая и описание чудовищного сирийского происшествия — хотя, возможно, это было сделано лишь для того, чтобы оправдать четырехстраничную глянцевую вклейку с материалами о прошлом и настоящем Соколицы и ее фотографиями как в разнообразных костюмах, так и различной степени обнаженности.