очем, мне было все равно.
Нан стала первой, кого мы потеряли. Подавали ли мороженое в 1917 году в Петербурге? Надеюсь, что да. Надеюсь, она успела его поесть перед смертью. Тут только я сообразил, что майор Салазар некоторое время продолжает говорить.
— …наш последний шанс.
Потом он начал что-то лепетать о Свеаборге, о важности нашей работы, о необходимости каким-то образом что-то изменить, чтобы помешать возникновению Советского Союза, предотвратив тем самым войну, которая привела мир к катастрофе. Я все это не раз слышал раньше и успел выучить наизусть. Майор страдал неискоренимым словесным поносом, а я не такой дурак, каким выгляжу.
Все это было идеей Грэхема Крекера — последний шанс выиграть войну или хотя бы спастись от бомб, чумы, ядовитых ветров. Но майор был историком, поэтому выбирал цели после того, как компьютеры делали вероятностный анализ. У него имелось шесть гризли и шесть попыток, «точки связи» — так он их называл, критические точки истории. Роллинс получил Северную войну, Нан — революцию, Крипер попал во времена Ивана Грозного, а я — в Свеаборг.
— Свеаборгу нет никаких причин сдаваться, — между тем продолжал майор. История и тактика вызывали у него такой же восторг, как сливочное мороженое у Нан. — Гарнизон состоит из семи тысяч солдат, а осаждающих русских значительно меньше. Артиллерия крепости имеет явное превосходство. У них полно снарядов и патронов, нет недостатка в пище. Если Свеаборг продержится до начала навигации, шведы придут к нему на помощь и кольцо осады будет разорвано. И тогда исход войны будет иным! Ты должен заставить Кронштета прислушаться к голосу разума.
— Если бы я мог доставить им исторический текст и прочитать, что о нем там написано, не сомневаюсь, что сумел бы заставить его прыгнуть даже сквозь горящие кольца. А я устал, мне нужно поесть. — Вдруг, без всякой на то причины слезы подступили к горлу, — Проклятье, я хочу поесть, мне осточертели все эти разговоры, слышите меня, я хочу есть!
Салазар бросил на меня свирепый взгляд, но Вероника услышала признаки стресса в моем голосе, встала и обошла вокруг стола.
— Ну, это нетрудно организовать, — сказала она мне, а потом повернулась к майору. — На данный момент мы сделали все, что в наших силах. Я его накормлю.
Салазар что-то недовольно проворчал, но возражать не стал. Вероника развернула мое кресло и покатила меня в буфет.
Пока я ел какое-то сомнительное мясо с переваренными овощами, запивая все это выдохшимся кофе, она меня утешала. В конце концов, Вероника — настоящий профессионал. Возможно, в прежние времена ее бы не посчитали особенно привлекательной — я видел старые журналы (даже здесь можно отыскать давнишние выпуски «Плейбоя»), видеозаписи, романы, пластинки, комиксы — огромное количество всякого старья. Мне ли не знать, ведь в те дни, когда я не гулял по черепу Бенгта, я сидел перед телевизором и смотрел старые фильмы и шоу, одновременно читая книгу в мягкой обложке, всякий раз пытаясь представить себе, какой жизнь была прежде, до того, как они все испортили. Поэтому я понимал, что по прежним стандартам Ронни не дотягивает до Бо, Гарбо, Мэрилин или Бриджит. И все же она симпатичнее всех, кто собрался в этом проклятом гнилостном бункере. Да и все остальные не дотягивают. Криперу далеко до Граучо[24], как бы он ни старался; и если я и похож на Джимми Кэгаи[25], то зеленая опухоль на щеке, несколько лишних желтых зубов и отсутствие носа сильно портят сходство. Я отложил вилку в сторону, оставив половину еды на тарелке.
— Она не имеет вкуса. В прежние времена пища имела вкус. Вероника рассмеялась.
— Тебе повезло. Ты пробовал настоящую пищу. А для всех нас она всегда была именно такой.
— Повезло. Ха-ха. Да, Ронни, я знаю разницу. А ты — нет. Можешь ли ты страдать из-за того, что никогда не пробовала? — Впрочем, меня давно тошнит от подобных разговоров, меня от всего тошнит — Хочешь сыграть в шахматы?
Она улыбнулась и отправилась за доской и фигурами. Через час она выиграла первую партию, и мы начали вторую. В бункере насчитывается дюжина игроков в шахматы; теперь, когда Грэхема и Крипера больше нет, я могу победить всех, кроме Ронни. Самое смешное, что в 1808 году я мог бы стать чемпионом мира. За последние двести лет шахматы сильно продвинулись вперед, и я знал дебюты, о которых прежние игроки и понятия не имели.
— Игра в шахматы — это нечто большее, чем учебник дебютов, — сказала Вероника, и я понял, что рассуждаю вслух.
— Но я бы все равно выиграл, — настаивал я на своем. — Проклятье, эти парни мертвы уже столетия, неужели они смогли бы оказать мне сопротивление? Она улыбнулась и передвинула коня.
— Шах. Я понял, что опять проиграл.
— Наступит день, когда я научусь играть в эту игру, — сказал я. — До чемпиона мне пока далеко. Вероника принялась складывать фигуры в коробку.
— Свеаборг напоминает шахматы, — заметила она. — Шахматную партию, которая ведется через пространство и время, между нами и шведами против русских и финских националистов. Как ты считаешь, какой ход нам следует сделать против Кронштета?
— И откуда я только знал, что наш разговор вернется к этому? — проворчал я. — Будь я проклят, если имею хоть малейшее представление. Быть может, майор что-нибудь придумал.
Она кивнула. Ее нежное бледное лицо в обрамлении темных волос вновь стало серьезным.
— Мы в сложном положении, у нас остались лишь отчаянные ходы.
Интересно, что произошло бы, если бы моя миссия оказалась удачной? Если бы мне удалось все изменить? Что стало бы с Вероникой, майором, Рафом, Слимом и всеми остальными? Что бы случилось со мной, лежащем в темном гробу? Все это лишь теории, никто толком ничего не знает.
— Я и сам на грани отчаяния, мэм, — сказал я Ронни, — и готов на любые меры. Наши хитрые ходы не приводят к результатам. Давайте выслушаем майора. Как мне следует воздействовать на Бенгта? Заставить его изобрести пулемет? Сбежать к русским? Продемонстрировать всем задницу, взобравшись на бастионы? Что? Она мне рассказала, но у меня возникли сомнения.
— Возможно, это сработает. — Я пожал плечами. — Но что еще более вероятно, приведет Бенгта в самую глубокую темницу, какая только у них есть. Они решат, что он окончательно спятил. А Ягерхорн может застрелить его на месте.
— Нет, — покачала головой Ронни. — Ягерхорн в некотором роде идеалист. Человек принципов. Я согласна, ход рискованный, но нельзя выиграть шахматную партию, не рискуя. Ты это сделаешь?
У нее была такая чудесная улыбка; мне казалось, что я ей нравлюсь. Я пожал плечами.
— Почему бы и нет. Танцевать я все равно не могу.
«…Будет позволено отправить двух курьеров к королю, одного по северной, а другого по южной дороге. Они получат паспорта и охрану, а также все необходимое для успешного завершения миссии. Составлено на острове Лонан, 6 апреля 1808 года».
Монотонный голос офицера, читающего договор, неожиданно смолк, и наступила мертвая тишина. Несколько шведских офицеров зашевелились на своих стульях, но все молчали. Вице-адмирал Кронштет медленно поднялся на ноги.
— Таков договор, — сказал он. — В свете нашего тяжелого положения на большее мы рассчитывать не могли. Мы уже истратили треть наших боеприпасов, из-за наличия льда наши бастионы открыты для атак превосходящих сил противника со всех сторон, к тому же мы вынуждены принимать большое число беженцев, которые поглощают наши запасы продовольствия. Генерал Сухтелен мог бы потребовать от нас немедленной капитуляции. По милости Божьей он этого не сделал. Более того, нам даже удалось сохранить три из шести островов, и мы сумеем вернуть еще два, если пять шведских линейных кораблей придут к нам на помощь до третьего мая. Если шведы не появятся, нам придется сдаться. Тем не менее флот будет возвращен шведам по окончании военных действий, а перемирие позволит избежать дальнейших потерь. Кронштет сел. На ноги тут же поднялся полковник Ягерхорн.
— Если шведские корабли не прибудут вовремя, мы должны подготовить план организованной сдачи гарнизона, — И они начали обсуждать детали.
Бенгт Антонен сидел молча. Он ожидал такого развития событий, тем не менее его охватило смятение. Договор Кронштета и Ягерхорна приведет к катастрофическим последствиям. Какая глупость! Какое малодушие! Теперь они обречены.
Немедленная сдача Вестер-Сварто, Остер-Лилла-Сварто и Лангорна, гарнизон сложит оружие позже, капитуляция отсрочена на месяц — но это ничего не меняет. История их осудит. Дети в школе будут проклинать их имена. А он совершенно беспомощен.
Когда встреча подошла к концу, офицеры встали, чтобы разойтись. Антонен поднялся вместе со всеми, твердо решив молчать и немедленно покинуть комнату, позволив им продать Свеаборг за тридцать сребреников. Но в последний момент не смог справиться с собой и подошел к стоящим чуть в стороне Кронштету и Ягерхорну. Оба молча посмотрели на него. В их глазах Бенгт прочитал усталость и отвращение.
— Вы не должны так поступать, — с горечью проговорил он.
— Дело сделано, полковник, — ответил Кронштет, — Вопрос более не обсуждается. Я вас предупреждал. Исполняйте свой долг офицера. — Он повернулся, намереваясь уйти.
— Русские вас обманывают, — выпалил Антонен. Кронштет остановился и посмотрел на него.
— Адмирал, прошу вас, выслушайте меня. Договор, по которому мы сохраняем крепость, если пять линейных кораблей прибудут до третьего мая, продовольствие, — все обман. К третьему мая лед не растает. К нам не сможет пробиться ни один корабль. В договоре написано, что корабли должны войти в гавань Свеаборга до полудня третьего мая. Генерал Сухтелен воспользуется этим временем, чтобы переместить свои пушки и взять под контроль подходы с моря. Любой корабль, который попытается приблизиться к Свеаборгу, попадет под мощный обстрел. Но и это еще не все. Ваши посланцы, отправленные к королю, сэр… Лицо Кронштета казалось сделанным изо льда и гранита. Он поднял руку.