— «AAA. Сыскное Агентство Уэйд»? — ехидно поинтересовался Уилли.
— Да. А ты что-то имеешь против?
— Рэнди, душка, мне понятно твое желание открывать список всех детективных агентств города, но, по-моему, если бы Господу Богу было угодно, чтобы все на свете названия и имена начинались на «А», то изобретать остальные буквы Он бы не стал. — Но, видимо, вспомнив, зачем пришел, Уилли оставил шутливый тон: — Так ты поможешь мне или нет?
— Может, и помогу, но уж точно никак не раньше, чем ты расскажешь мне, что произошло, — заметила Рэнди, хотя про себя уже давно решила, что сделает для Уилли все от нее зависящее.
Уильям Фламбо ей нравился; она была даже не против его упорных, слегка неуклюжих приставаний. Хотя в этом Рэнди ни за что бы не призналась. Кроме того, она была у Уилли в долгу. Познакомились они при весьма неприятных обстоятельствах: Рэнди оказалась наследницей множества просроченных счетов, оставленных ей бывшим неверным супругом. Тогда-то к ней в дом и пожаловал Уилли — служащий местного банка, а точнее отдела, который занимается дебиторскими задолженностями. В те дни Рэнди никак не могла отыскать работу, находилась в расстроенных чувствах, и Уилли, проникшись к ней состраданием, предложил молодой женщине поработать в стае «Гончих ада» — так, несколько выспренно, он именовал свой отдел. Нельзя сказать, что выдавливание из людей долгов пришлось Рэнди по душе, но в то тяжелое время даже такая работа казалась ей даром небес. В общем, она поступила на службу в банк, а уволилась оттуда лишь после того, как смогла оплатить все свои счета. Уилли, внезапно съежившись в кресле, хрипло сказал:
— Рэнди, дело-то очень серьезное.
Рэнди знала Уилли несколько лет, но ни разу еще не видела друга таким испуганным. Она села на кушетку и тихо произнесла:
— Я внимательно слушаю. Говори, что стряслось.
— Ты видела утренний «Курьер»? — спросил он. — Читала статью о девушке, убитой на Парковой улице?
— Да, читала, — призналась Рэнди.
— Она была моим другом.
— О господи! — Рэнди поняла свою бестактность по отношению к Уилли. — Извини, я не знала.
— Джоан была совсем еще ребенком, — сказал Уилли. — Недавно ей исполнилось двадцать три. Тебе бы она понравилась. Она была умной и решительной, хотя еще в выпускном классе болезнь приковала ее к инвалидному креслу. Виноват ее тогдашний приятель. После веселой вечеринки вызвался подвезти домой, ну и не справился с управлением. Машина на полном ходу врезалась в столб. Парень скончался на месте, а Джоан сломала позвоночник и на всю жизнь потеряла подвижность ног. Но она молодец, присутствие духа сохранила: закончила школу, поступила в колледж и даже закончила его с отличием. Потом смогла найти неплохую надомную работу.
— И ты знал ее все эти годы? Уилли покачал головой.
— Нет, впервые мы встретились чуть больше года назад. Она слегка переоценила свои финансовые возможности, как это бывает, когда кредитную карточку получают по почте… Ну, обычная история. В общем, я представил ей «Мистера Ножницы», и мы с ней стали друзьями, почти как с тобой. — Уилли посмотрел Рэнди прямо в глаза. — В газете сообщалось, что ее тело было изуродовано. Убить калеку само по себе омерзительно, но еще и… — На Уилли накатил приступ астмы: словно выброшенная на сушу рыба, он принялся ловить воздух широко открытым ртом. Лишь через несколько секунд он смог заговорить вновь: — И что, черт возьми, означает «она была изуродована»? Может, в нашем городишке объявился Джек Потрошитель?
— Не знаю, — призналась Рэнди. — А разве это так важно?
— Для меня — очень. — Уилли вытер губы тыльной стороной ладони. — Я сегодня звонил в полицию, но назвать свое имя отказался, и полицейские не дали мне никакой информации. Через знакомых мне удалось выяснить, как похоронят Джоан. Из морга ее вынесут в закрытом гробу и немедленно кремируют. Сдается мне, что тут дело нечисто.
— Что значит, нечисто? — спросила Рэнди.
— Понимаю, что мои слова могут показаться бредом, но что, если?.. — Уилли провел пятерней по волосам. — Что, если Джоан была… растерзана каким-нибудь животным… Ну, например…
Уилли говорил что-то еще, но Рэнди его уже не слышала. Ее точно холодом сковало — то был давний страх. Тот страх, который она испытала восемнадцать лет назад. Она стояла тогда у двери в кухню, мать ее тонко, по-детски всхлипывала, а полицейские что-то говорили. «Разорван каким-то животным», — отчетливо произнес один из них. Мать его не услышала, а может, не поняла, но Рэнди громко повторила фразу, и глаза всех присутствовавших вонзились в нее. «Господи, ребенок», — проговорил кто-то. Мать взяла Рэнди за руку, отвела в детскую и уложила в кровать. Расправляя складки на одеяле, она расплакалась… Расплакалась мать, а не Рэнди. Рэнди не проронила ни слезинки. Ни тогда, ни позже, на похоронах, ни годы спустя.
— Эй-эй! — До Рэнди, словно через слой ваты, донеслись крики Уилли. — Что с тобой?
— Да ничего, — выдавила она.
— Господи, ну и напугала же ты меня! Ты выглядела так, словно… Черт, подходящих слов не подберу, но мне стало жутко. Рэнди, смерив Уилли тяжелым взглядом, заметила:
— В газете сообщалось, что Джоан Соренсон была убита. Убита, а не растерзана животным. Так почему же тебе на ум пришла эта версия?
— Не наседай на меня, Рэнди, я сам ничего толком не знаю. Это лишь предположение, что девушка была растерзана животным, но, может, ее убил сумасшедший. Маньяк. Называй, как хочешь. В газете не было подробностей. В чертовой газете никогда не бывает подробностей, — Дышал Уилли часто, со свистом; пальцы его впились в подлокотники кресла.
— Уилли, я сделаю все, что смогу, — пообещала Рэнди, — Но, по-моему, полиция и без меня разберется с убийством.
— Полиции я не доверяю, — Уилли помотал головой. — Рэнди, если полицейские станут копаться в вещах Джоан, то, вероятно, всплывет и мое имя.
— Так ты боишься, что на тебя падет подозрение?
— Черт возьми, не знаю! Возможно.
— У тебя есть алиби?
— Нет. Не совсем. — Уилли сделался совсем несчастным, — Я имею в виду, что у меня нет такого алиби, которое можно было бы предъявить в суде. Как раз наоборот. Я собирался-Собирался навестить Джоан той злосчастной ночью. Она же могла написать мое имя на календаре! Я не желаю, чтобы полицейские совали нос в мои дела.
На Уилли навалился очередной приступ удушья, он достал из кармана ингалятор, зубами стащил с него пластиковый колпачок и впрыснул в рот дозу лекарства.
— По-моему, ты напрасно волнуешься, — заметила Рэнди.
— Ну так успокой меня. Ведь ты же обещала помогать? Тогда сядь мне на колени и прими самое горячее участие в моей судьбе! — предложил Уилли.
— Нет, — заявила Рэнди твердо. — Но тем не менее я берусь за твое дело.
Жил Уилли в Речном районе. Ему принадлежал двухэтажный дом из красного кирпича. Дом этот был выстроен в прошлом веке, когда Речной район был средоточием фабрик и заводов города. Времена с тех пор сильно изменились, район пришел в запустение, утратив былое промышленное значение, однако в память о прошлом Уилли досталась давно бездействующая пивоварня на первом этаже. Речной район не был престижным даже в прошлом веке, а тем паче — сейчас, но жить здесь Уилли нравилось. Нравилось бодрое журчание реки; нравилось кваканье лягушек прохладными вечерами; нравились радостные крики горожан, катающихся на лодках. Но особенно мил сердцу Уилли был старый деревянный пирс, стоявший буквально в двух шагах от дома. Так здорово было иной раз посидеть на теплых, нагретых за день досках и, неспешно размышляя, полюбоваться отражением луны в черной как смоль воде.
Мало кто жил в этом районе, и потому парковка автомобиля здесь не вызывала проблем. Уилли оставил свой огромный старомодный ярко-зеленый «кадиллак» в двух футах от входной двери. На возню с дверными запорами ушло добрых пять минут. Это понятно: житель окраины, в случае чего, мог полагаться только на крепость замков. На первом этаже, заваленном хламом с бывшей пивоварни, было тихо и спокойно. Уилли, закрыв за собой дверь и тщательно заперев ее на замки и засовы, поднялся на второй этаж, где располагались одиннадцать жилых комнат, служивших когда-то конторами.
Уилли был напуган гораздо сильнее, чем могла заметить Рэнди. Он был основательно выбит из колеи еще вчера вечером, когда, уловив запах человеческой крови, предположил, что Джоан совершила что-то совсем недопустимое. Но, прочитав в утренней газете, что жертвой стала именно она, Джоан, и что ее не просто убили, а изуродовали… Изуродовали. Что это означает? Только от одной этой мысли у Уилли кружилась голова, а к горлу подкатывал противный липкий комок.
Уилли вошел в гостиную — бывший кабинет владельца пивоварни. Окнами комната выходила на реку и обставлена была вещами самых разных эпох и стилей, но Уилли считал ее весьма милой. Еще бы: сплошной антиквариат, предмет за предметом собираемый годами. То была мебель, описанная за долги. Уилли привозил ее в свой дом, оплачивая долги дебиторов из собственного кармана.
Едва Уилли успел поставить чайник, как раздался звонок. Уилли резко повернулся и, нахмурившись, уставился на телефон. Отвечать было боязно. Ведь звонить могли из полиции… А может быть, это Рэнди? Или кто-то из друзей, вообще не имеющих отношения к этой истории. Уилли провел ладонью по лбу и снял трубку.
— Алло.
— Добрый вечер, Уильям. — Сочный бас принадлежал Джонатану Хармону, и у Уилли от него побежали мурашки, — Я весь день пытаюсь до тебя дозвониться.
— Я был занят, — сказал Уилли.
— Ты уже слышал о девчонке-калеке?
— Джоан, — заметил Уилли, — Ее звали Джоан. Да, я слышал. Все, что мне об этом известно, я вычитал в газете.
— Газета принадлежит мне, — напомнил Джонатан, — Уильям, нужно поговорить. Здесь, в «Черном камне», собираются почти все наши. Пришли уже Зоуи и Эми, с минуты на минуту появится Майкл. Стивен собрался за Лоренсом. Если ты сейчас свободен, он мог бы прихватить и тебя.