Трещины, разбегающиеся от этого места слома змеятся как по социальной ткани – конфликт, оппозиция, раскол, так и по биологической – вырождение, исчезновение либидо, революция мутантов (геев), расизм и пр. Все эти черты также относятся к знакам времени и, несомненно, войдут составной частью в постиндустриальную эру, где Ислам должен играть центральную роль корректора и провозвестника нового контронтологического сознания (проявления на человеческом уровне Божественного мышления, свободного от ошибок), приход которого нам обещан откровением нашего Пророка Мухаммада (САС) и за которое мы боремся с куфром уже четырнадцать столетий.
Ислам как стратегия духа
А. Что такое стратегия духа?
Г.Д. Прежде всего, следует расшифровать само понятие «дух», которое на самом деле имеет гораздо больше значений или, по крайней мере, «прочтений», чем противоположное ему понятие «материя». (По поводу «материи» также ведутся споры, но они сильно упрощены тем, что проходят между метафизиками и профанами. Профаны считают материю сферой проявления, воздействующего на их телесные органы чувств. Метафизики же понимают под «материей» то, что всегда понимали представители традиционного знания: это субстанция, являющаяся чистой возможностью или, точнее, пассивным «женским» полюсом возможности, как показывает сам греческий корень слова «матер». Как таковая, материя не проявлена и ни на какие органы чувств в этом смысле воздействовать не может; профаны, попросту, путают материю с веществом и энергией, которые в свою очередь, представляют собой проявления протяженности. А вот сама чистая протяженность в традиционной метафизике называется «materia secunda» – «вторая материя».)
«Дух» – ruah по-еврейски, ruh по-арабски – имеет в семитских языках общий корень со словом «ветер» (ар. rih), по-гречески и по-русски это понятие связано с дыханием – «пневма». Такое же «дыхательное» происхождение у духа и в латыни. А вот в германских языках это опять-таки ближе к активности ветра: ghost (дух, призрак) → gust (сильный порыв ветра). Уже из этой краткой лингвистической справки видно, что традиционная семантика различает в самом генезисе образа духа субъективный и объективный аспекты. Дыхание есть движение воздуха в легких единичного индивидуума, в то время как ветер или его порывы – это проявление свободного движения воздушного элемента вне привязки к конкретному существу. Данное соображение имеет для нас определенное значение, так как «дух» в Коране употребляется двояким образом: одно упоминание – это «рух аль-кудус» – «Святой дух», под которым традиция понимает архангела Джабраила (Джибрила). Другое же упоминание – «рух Аллах» или тот дух, который Аллах называет «Своим» и частица которого вложена в «глиняную куклу» Адама при его сотворении. Мы находим здесь такое же различение: с одной стороны, конкретная персона архангела, с другой – не персонализированная субстанция. (Для единобожников очевидно и даже не нуждается в специальном оговаривании, что ни Святой дух, ни дух Аллаха не имеют никакого отношения по сути к самому непостижимому Субъекту, для которого они суть сотворенные Им оперативные инструменты Его воли. Мы оговариваем это, поскольку совпадение значения «рух аль-кудус» со «Святым духом» в христианском богословии может ввести кого-то в заблуждение по поводу не существующей здесь аналогии.)
Есть еще и третье упоминание «духа» в суре Лейлату-ль-Кадр, где о ночи могущества говорится: «Спускаются в нее ангелы и дух для исполнения всяких повелений». В данном случае нет прямого указания на то, о персонализированном или субстантивном духе идет речь, однако упоминание рядом «ангелов» и направление духа на исполнение повелений указывают, что речь здесь идет об архангеле Джабраиле.
Очень важно на этом этапе понять, что субъективный и объективный аспекты духа – выражаясь исходными образами, «дыхание» и «ветер» – относятся к одной и той же сущности, одному и тому же инструменту, который служит для реализации божественного замысла. Адам и изошедшие из его чресел пророки вплоть до нашего господина Мухаммада (САС) – все были преемниками друг друга в обладании этой частицей. Это основа их избранности, которая позволяет им воспринять откровение. Но откровение это передается Джабраилом, то есть другим, персонализированным, аспектом того же самого духа, неперсонализированная частица которого в сердце пророка позволяет это откровение услышать и воспринять.
Мы располагаем лишь виртуальной причастностью к духу, живущему в пророческой цепи. Вот почему мы можем только последовать за Откровением, приняв его на веру. Именно искренность и тотальная поглощенность всего нашего существа в ответе на то, что Пророк передает нам, и определяет, превратится ли эта виртуальная причастность в реальную. Именно это будет определяться в Судный день, исключением из чего уже сейчас являются мученики, павшие во свидетельствование своей веры,– шахиды. Они оплатили своей жизнью трансформацию виртуальной причастности в частицу духа Божьего, в реальное обладание ею, подобно тому, как ею обладают пророки. Именно это и делает их живыми, очищенными и свободными от Суда уже сейчас, когда они «мертвы» с точки зрения невидящих очей смертного человечества.
А. Чем же в этом случае является коранический дух?
Г.Д. Единственно правильным ответом будет, что он и есть Провиденциальная мысль Аллаха о назначении творения, еще более глубоко – Божественная мысль, в которой «исправляется» первичная реальность, данная как полное неведение об Аллахе.
Тут следует подчеркнуть некоторый «диалектический» аспект исламской теологии. Неведомость, непостижимость есть основа возможного упоминания об Аллахе. Наличие у него сифатов-атрибутов и «прекрасных имен» ничего не меняет в этом фундаментальном качестве, ибо вся сумма имен и относящееся к ним самое совершенное понимание ни на йоту не снимают непостижимости Того, Кто скрыт за этими именами. Поэтому неведение об Аллахе, выступающее как все то, что не есть Он, есть неизбежная форма Его трансцендентного присутствия. Это неведение абсолютно неизбежно, потому что «присутствие» Аллаха может проявляться только в негативной форме, и только воля Аллаха устранить всякий негатив вмешивается в бездну этого чистого неведения, чтобы в итоге на его месте возникла новая реальность, основанная на абсолютном позитиве и совершенной справедливости. Перемычкой или мостом в этом переходе от негатива первичного неведения к позитиву «явленной» в будущей жизни трансцендентности служит именно человек как та «площадка», где частица духа Божьего противопоставлена самодовлеющей и невежественной глине. (Вот, почему ангелы говорят о том, что человек явится источником беспорядка и кровопролития, а Всевышний отвечает им: «Я знаю…» Согласно Замыслу, человек поставлен наместником для того, чтобы через себя реализовывать войну между «духом» и «глиной».)
Итак, дух есть мысль Бога, в которой задана перспектива преодоления неведения-негатива, существующего как ложная бесконечность. (Эта ложная бесконечность, являясь язычникам в качестве Рока, полагает себя при этом самодовлеющим и самодостаточным абсолютом.)
В этапах проявления божественной Мысли человек обнаруживается как существо, которое, хотя и принадлежит глине, родственной этой ложной бесконечности по всем параметрам косности, инерции, сырости, тьмы и пр., но, тем не менее, затронут при этом самой Мыслью, что образует внутри него духовную рану или травму.
Далее в этапах проявления этой Мысли – возникновение общества, оказывающееся компенсаторным следствием этой духовной травмы. В пространстве этого нового проявления мы обнаруживаем двух коллективных игроков, между которыми распределяется поляризация человека как конфликтно-кризисного существа. Эти игроки – жрецы и воины.
Жрецы стремятся, опираясь на инструмент общества, нейтрализовать духовную травму экзистенциального существования, то есть тем самым блокировать действие Божественной мысли в тварном организованном вокруг человека мире. Их цель – воспроизведение ложной бесконечности в качестве единственно возможного и совершенного утверждения.
Воины могут противостоять им лишь виртуально в силу того, что их огненная страстная природа ищет деструкции статус-кво, а в идеале стремится к жертвенному саморазрушению. Всесжигающая страсть на вершине внутренней духовной пирамиды воинской касты именуется «любовью», ибо в разрушении себя естественным образом полагает утверждение Иного. Таким образом, чистая страсть есть предварительное условие раскрытия человека к принципу трансцендентного, воли служить тому, что безусловно не дано.
Вот почему воины являются ближайшим образом затронутыми миссией первопророка Адама, и вот почему все пророки происходят из воинской касты и во всех своих проявлениях выступают благородными и совершенными воинами.
Джибриль как Святой дух, обладающий конкретным образом и личностью архангела, адресуется к безличному аналогу самого себя – частице духа Божьего в сердце Пророка, унаследовавшего ее от Адама. Избранничество каждого конкретного пророка, время и обстоятельства его прихода – это составная часть того же провиденциального замысла, в котором все пророки присутствуют с самого начала (показанные Адаму во время сна творения). Бесполезно было бы обращаться с призывом, низводить великие тайны замысла тому, кто этой частицы не имеет в полностью реальном смысле и, стало быть, не может «вместить».
Но точно так же пророк, в свою очередь, оказывается услышан лишь теми, кто по своему качеству ближе всего отвечают провиденциальному замыслу, кто как камертон настроены на резонанс с духом Божьим. Это именно воины. Пророк обращается ко всему человечеству, но первыми его услышат воины, которые становятся его сподвижниками.
А. А что дальше?
Г.Д. После того как они создают независимую и способную выжить в борьбе общину, под покровительство вовлекаются и другие классы человечества. Однако воинам Коран отводит наипервейшее место в человеческом материале, из которого составляется общность последовавших за Божественным замыслом: «Не равны те, кто идут по пути Аллаха, жертвуя жизнями и имуществом, тем, кто остается поить паломников».