Для язычников главным образом, в котором выступает женщина, без сомнения, является «Мать». Язычество патриархально и, рассматривая женщину через призму материнства, пытается таким образом решить проблему «войны полов», которая, несомненно, является общим фоном отношений между мужчиной и женщиной. Это языческое решение, по меньшей мере, неудачно, ибо рано или поздно наступает кризис, и приход модернизма на место языческого традиционализма выводит «войну полов» наружу. В итоге все социальные и семейные связи между мужчиной и женщиной терпят крах, как это происходит в Америке и Европе.
Ислам, наоборот, акцентирует образы женщины-дочери и женщины-сестры. Он открывает, таким образом, совершенно новое пространство психологического самоощущения у женщины, ее гораздо более комфортной самоидентификации, чем объясняется непонятный западникам факт, что масса разгневанных мусульманок в платках выходит на демонстрации в поддержку хиджаба. Ислам перенацеливает энергию «войны полов» из внутреннего противостояния между единобожными братьями и сестрами в их совместное противостояние миру, который Аллахом (S&T) дан общине как испытание и препятствие.
Чем опасен адат? Действуя под брэндом «ислама», он подменяет реальности, настаивая на языческом статусе женщины-матери, и тем самым искажает смыслы. Так, раньше (по Корану и в самом начале Ислама) хиджаб был символом благородной избранности мусульманок в отличие от всех прочих. Эту традицию переняли привилегированные классы Европы, женщины которых носили покрывала и вуали вплоть до середины XX в. Рабы же и низшие классы были лишены этой привилегии и даже фольклорная одежда этнических мусульман в сельской местности минимизирует хиджаб.
Кстати, закрытие лица было предписано Всевышним только женам Пророка и навязывание этого остальным мусульманкам есть прямое нарушение коранического аята: «О жены Пророка! Вы не таковы, как какая-нибудь из женщин…»
ZALINA (17 февраля). Спасибо. Мне понятно.
Единственное, хотелось бы просто добавить. Есть в нашей культуре нечто, от чего сложно отказаться. Возможно, это, кстати, напрямую связано с тем, что Вы говорите о хиджабе.
Я говорю как раз об ощущении избранности – отличия. Наша этническая принадлежность дает нам защиту, по сути, уважение. Мне хотелось бы сказать, что это основано на чувстве религиозной общности, но, по сути, основано только на национальной принадлежности – у нас в стране, по крайней мере, а в случае с Северным Кавказом – вне зависимости от конфессии. И я не могу сказать, что это не естественно. Есть же причины, по которым на любое светское мероприятие приглашают со спутником. Потому что всегда должен быть кто-то, на кого ты можешь указать и сказать, что ты «одна из них» или просто «я с ним». Поэтому у нас все, кто оказываются вне границ Кавказа, сразу становятся братьями и сестрами. Иногда, правда, мужчины перегибают палку, но, вообще, если задуматься, то в этом что-то есть. Я много лет тяготилась этими взаимоотношениями, в особенности с диаспорой. Но, с другой стороны, я знаю, что просто в силу своего происхождения могу рассчитывать на защиту.
Т. е. так, должно быть в силу другого единения, а не потому, что мы не пережили еще общинно-родовой строй. У нас же еще опознание «свой-чужой» пока по-другому принципу. Над этим еще внутри себя работать надо.
А про женщину-дочь и сестру – про Кримхильду вспомнилось. Помните, там же у Нибелунгов как раз этот конфликт не дает покоя медиевистам. И они приходят как раз к этой полемике: кто она, Кримхильда,– мать, жена, дочь, сестра… И конфликт-то для нас существует как раз потому, что для нас она, в первую очередь,– мать-жена.
(Кстати, для женщины, конечно, принять это тяжело… я еще больше колебаться начинаю – или может нас так с детства приучают.) Еще раз спасибо. У меня еще масса вопросов.
Гейдар ДЖЕМАЛЬ. Так задавайте.
То, что Вы написали, очень понятно. Именно поэтому кавказцы – оптимальная человеческая «площадка» для Ислама. Если освободить их от проявлений обыденного сознания,– а Ислам – лучший бульдозер, который перепахивает обыденное сознание,– немецкий «сверхчеловек» смущенно спрячется куда-нибудь за шторку… Единственное, что мешает нашим людям,– некоторая склонность к мыслительным стереотипам. Но у других, как я замечаю, даже и стереотипов нет: только бессвязное бормотание. Поэтому есть надежда, что наиболее успешные из нас «сольют» стереотипы, а способность мыслить сохранят.
АНТО (18 февраля). Спасибо за ответ! У меня есть еще два вопроса:
1) Полемизируя с православными по вопросам веры, я постоянно наталкиваюсь на вопросы об «индивидуальном духовном росте». Что, вот, мол, надо всю жизнь самосовершенствоваться и только потом думать о судьбах человечества. Расскажите, пожалуйста, о Вашем видении борьбы с т. н. «нафсом», и в целом об Исламе как практике психоанализа, позволяющей человеку стать собственно человеком.
2) Почему Вы в своих работах и выступлениях уделяете особое внимание «традиционной метафизике», часто ссылаясь на Рене Генона? Как мы можем использовать эти знания? Спасибо!
Гейдар ДЖЕМАЛЬ. 1). Для начала надо констатировать, что главным оператором всех внутренних изменений в человеке является Всевышний. Он и «ведет», Он и «сбивает с пути», Он и «выходит навстречу, когда Его призываешь». В действительности у человека есть возможность произвести некоторые изменения с собой лишь в той мере, в какой это входит в замысел Всевышнего – в сюжетную линию, по которой данному человеку предстоит сыграть соответствующую роль.
Постулировав это, можем перейти к следующему положению: человек сделан из «глины», которая представляет собой субстанцию всего «большого мира». Частица Рух Аллах (духа Всевышнего), вложенная в глиняного Адама при его сотворении, является антитезой всей «глине», как «субъективной» (т. е. пошедшей на сотворение человека), так и «объективной» (т. е. субстанции внешней реальности).
Вброшенный в мир человек имеет перед собой четыре уровня глины, с которыми он имеет дело: 1. его эмпирическое индивидуальное бытие, включающее в себя внутренний психический мир; 2. ближайшее формирующее его окружение, те, которые в Священных Писаниях именуются ближними или домашними; 3. общество и его институты, от школы до политических партий и правительственных учреждений; 4. большой мир, который настолько велик и сложен, что только отдельными своими сегментами входит в зацепление с сознанием достаточно ограниченного числа людей (в частности, эти сегменты простираются от физики микромира до древней истории и т. д.).
Все эти четыре плана суть расширяющиеся горизонты структурированной глины, по отношению к которым скрытая в духовном сердце частица Духа Аллаха должна выступить как оппонент, победитель и хозяин, при уповании в этом лишь на провидение и поддержку Всевышнего. (Это, кстати, и есть содержание статуса «наместника на земле», упомянутого в Коране.)
Теперь первой задачей верующего единобожника становится установление связи между этой «Частицей» (тайный центр его истинного «Я», которое подлежит спасению) и его эмпирической личностью. Путем к этому является принятие шахады (формулы Единобожия), утверждение своей духовной волей исламского содержания как императива для собственного сознания и, далее, салят (обязательная молитва) как конкретный непосредственный мост между упомянутым тайным центром и эмпирической телесной индивидуальностью. Если наличествуют все три аспекта (а такое наличие уже есть указание на помощь Всевышнего), мусульманин готов к дальнейшей экспансии против следующих рубежей организованной глины. Не случайно и Коран, и предшествующие Священные Писания авраамизма указывают на то, что джихад надо начинать с «ближних»…Впрочем, хиджра из семьи также может быть тактической формой этого джихада на начальном этапе.
Те, кто рассуждают о нафсе, во-первых, не знают, что нафс переводится как сущность (мужчина и женщина сотворены из одного «нафса», что буквально означает: принадлежат к одному и тому же виду существ).
Совершенствовать эту сущность или бороться с ней – не задача для мусульманина. Почему? Да потому что под борьбой или совершенствованием нафса имеется в виду не установление контроля частицы Духа Божьего как центра своего истинного «Я» над личной «глиной», а нечто совсем другое: совершенствование самой этой глины, возгонка ее до более «тонких» состояний, «одухотворение» глины (т. е. субстанции индивидуального существа). В таком процессе совершенствующийся «нафс» полностью вытесняет сам принцип «тайного центра», практически исключает взаимодействие с ним. Это легко увидеть на примере высших клерикалов, которые обрели статус посвященных старцев и «стяжали благодать»: у них совершенно нет того, что мусульмане называют таква’, то есть «страха Господня». Они достигают состояния прозрачного и блаженного «слияния» с наиболее тонкими уровнями мировой субстанции, что на их языке называется «обожение».
Их путь и наш путь диаметрально исключают друг друга.
2). Традиционная метафизика – доктрина, противостоящая Исламу. Однако это не означает, что она представляет собой пустой вымысел или ошибку. Метафизика констатирует наиболее высокое состояние реальности, которое способен отразить в своем созерцании «естественный человек». Парадокс в том, что все, что констатируется «естественным человеком»,– ничто с точки зрения Откровения, которое, тем не менее, без миссии Посланника не может быть предвосхищено, повторено или угадано никакими духовными инструментами и ресурсами. Иными словами, «естественный человек» констатирует некую «объективность», которая представляет собой ошибку. Но эта ошибка – не сбой в процессе познания, она присуща самой объективности постольку, поскольку все, что человек может отразить как самостоятельный свидетель, есть «не-Аллах».
Таким образом, традиционная метафизика оказывается наиболее полным и глубоким выражением