Гейдар ДЖЕМАЛЬ. Говоря о христианстве, Вы совершенно правильно отмежевали его от церкви, очевидно имея в виду не историческое христианство, определившееся Никейским собором, а «христианство» самого Иисуса Христа. Однако дело в том, что согласно учению Иисуса (Мир ему!),– что видно в тех частях, которые дошли до нас,– он восстановил подлинную традицию Моисея, фактически аннулированную во время вавилонского плена евреев. В вавилонском плену возник «иудаизм», который представляет собой настоящий разрыв с авраамической линией. Посланничество Моисеея, естественно, не называлось иудаизмом, а представляло собой чистое Единобожие и пользовалось для самоопределения термином «ханифийя». Восстановленная традиция авраамического завета, идущая от ближайшего к Иисусу круга апостолов, распространилась среди контрсистемных низов Средиземноморья, задавленных пятой Кесаря. После этого Рим сделал ставку на создание фальсифицированного учения под именем «Христа», в основу которого лег митраизм. Началось массовое преследование христиан первоапостольной ориентации, исповедовавших Единобожие и находившихся в оппозиции к тогдашней имперской системе. Преследование было кровавым, уничтожались сотни тысяч. Когда небольшая группа последователей последнего Пророка авраамической линии Мухаммада (Да благосовит его Аллах и приветствует!) вышла из доселе маргинального региона Аравии, громадные массы христианского населения Сирии, Ирака, Египта, Ливии, а впоследствии и Малой Азии воспользовались этим и вошли в Ислам Мухаммада, который доктринально точно соответствует учению Иисуса (Мир ему!) в первоапостольной передаче. Таким образом, Ислам и есть религия самого Христа, а также Моисея и Авраама, о чем в Коране говорится совершенно прямо. Ибо исторические религии есть продукт политтехнологии жреческой касты, а доктрина пророков представляяет собой вопроизведение одного и того же фундаментального послания, задача которого – дать инструмент духовного, социального и политического освобождения человечества от всех видов тирании. Ислам есть просто последняя манифестация этого единого авраамического учения, в котором коррупционные силы еще не успели исказить базовое содержание.
ВОПРОС ЕВГЕНИЯ. Откуда у Вас уверенность в том, что, как и в случае с христианством, превращенным со временем в иудохристианство, с Исламом не произошла аналогичная метаморфоза, т. к. мы знаем, что достаточно небольших искажений в трактовке изначального послания для частичного, а иногда и полного искажения его сути. Честно говоря, имея перед глазами такой мощный инструмент, как Ислам, коррупционные силы вряд ли не предприняли попытку извратить базовое учение, а учитывая их способности, все указывает на то, что, скорее всего, это уже произошло.
Гейдар ДЖЕМАЛЬ. Несколько странные Вы приводите аргументы: «учитывая их способности»! У нас что, нет другой возможности судить, кроме как по косвенным обстоятельствам? В конце концов, мы же знаем христианство, какое оно есть на сегодня, и знаем Ислам, какой он есть на сегодня. В Исламе «коррупционные силы» многое попытались сделать; налицо и обширные следы их попыток, в частности, интерпретации Корана и Сунны, существующие благодаря ряду «алимов». Но, во-первых, эти интерпретации ни для кого не обязательны, в отличие от догматики церкви. Конечно, и в христианстве вы можете не разделять эту догматику, а считать свое; но тогда вы будете либо сам по себе, либо в какой-нибудь незначительной секте. В Исламе же человек не обязан следовать за интерпретациями конкретных алимов (ученых), которые не имеют догматической силы. При этом он будет полноценным мусульманином, способым выдвинуть собственные интерпретации и привлечь к себе сторонников. Во-вторых, Коран – Слово Бога – существует сегодня в том же виде, в каком его передал нам Пророк Мухаммад (Мир ему и благословение Аллаха!). Благодаря тому, что в Исламе нет церкви, история каждого документа прозрачна. При жизни Пророка каждый аят был заучен наизусть тысячами людей и зафиксирован письменно. После его смерти несколько комиссий, работавших независимо, собрали и кодифицировали весь текст, результаты их работы были сравнены между собой, и был выбран оптимальный вариант, с которым согласились все сподвижники. А к моменту смерти Пророка (Мир ему и благословение Аллаха!) их было 112 000, из которых по меньшей мере треть знала наизусть либо весь свод ниспосланных аятов, либо значительную их часть. И все считали своим долгом принять участие, внести вклад и бдительно следить, чтобы не вкралась ошибка, ибо для них это было делом спасения души и вопросом вечного блаженства или вечной погибели! В христианстве же коллегия жрецов уничтожала одни Евангелия (подавляющее большинство), отбирала и переписывала другие, и все это продолжалось многие поколения при том, что основной массе верующих (как известно) знакомиться с текстом Св. Писания было запрещено. В Европе до Лютера инквизиция преследовала не только тех, кто пытался переводить Писание на живые языки с латыни, но также и тех, кто пытался самостоятельно изучить латынь, чтобы иметь доступ к тексту Библии! И это в то время, когда изучение Корана и умножение религиозных знаний было обязанностью каждого мусульманина все 14 веков Ислама. В Исламе существует всегда открытая возможность, игнорируя исторические наслоения и культуру интерпретаций, начать восприятие Корана с чистого листа, как будто ты сам – сподвижник Пророка, встретивший его только что и услышавший от него впервые Откровение Бога. В нем же Сам Бог говорит, что берет на себя обязанность сохранить до Судного дня весь текст Корана неизменным до последней точки, текст, ниспосланный людям «на ясном арабском языке». И до тех пор, пока человечество может приникать к этому источнику и прочитывать с каждым новым поколением этот текст,– не как культурный памятник, обросший интерпретациями длиннобородых «ученых», а как прямую инструкцию и открытие Божественного метода мышления на человеческом уровне,– до тех пор Ислам будет инструментом суда над историей, инструментом приближения ее конца.
ВОПРОС РУСТАМА. Мой вопрос касается постмортального состояния человека. В своей лекции во второй части Вы говорите о том, что созерцательное знание мушриков не является ложью, они констатируют реальность в плане ее восприятия, и этому всему антитезой выступает профетическое знание Откровения. Однако здесь есть, на мой взгляд, небольшая нестыковка, относительно трактовки смерти человека. Созерцатели, типа индусов, говорят о перерождении душ, идеи сансары, в то же время, Вы говорите, что человек полностью смертен, взрывается как мыльный пузырь. В Вашей предыдущей лекции «Традиция и реальность» Вы говорили о том, что в принципе душа может прожить некоторое время, но потом распадется, и единственным зрителем ее распада будет Великое существо, дьявол Откровения. Вопрос: «Кто же тогда прав: мушрики или монотеисты – человек полностью смертен или есть цепь перерождений?»
У меня есть еще один вопрос, касающийся первопричины возникновения проблемы Бытия. Как следует из Ваших лекций, творение материальных миров началось в момент привнесения Аллахом Мутаал точки кризиса в чистую реальность, в результате чего последовали эманации тонких и грубых миров. Однако, Вы затрагиваете уже вторичный элемент Творения, опуская первичный: «Что же толкнуло Аллаха Таала начать Творение? Что за причина (до сотворения ангелов и диалога с иблисом) вывела его из полноты Бытия (не путать с Бытием вторичным, космическим) и заставила приступить к творению доисторического мира и самой Истории с участием человека?»
Кроме того, мне непонятна сама функция «Первичной докризисной реальности». То ли она существовала параллельно Аллаху, то ли была создана еще до творения всего? Если Аллах радикально не существует относительно Бытия (жесткий креационизм), то где же тогда существует это само Бытие? Если кроме Аллаха нет ничего (в физическом и духовном плане), то тогда получается, что Бытие есть и существует в самом Аллахе? Это ведет к выводу, что ваша концепция есть всего лишь один из вариантов концепции эманаций-манифестаций, только в креационистском исполнении.
Гейдар ДЖЕМАЛЬ. Смертность в монотеистической перспективе и «продолжение» в перспективе мушриков относятся к разным реальностям человеческого существа. Для монотеистов речь идет о смертности (финальности) здесь присутствующего актуального «я», которое переживает себя как уникальный и неповторимый носитель конкретного самоощущения, имеющий конкретное имя. Это «здесьприсутствие» вневременно, не объективируется и в полной мере доступно самоощущению лишь урывками в отдельные моменты – вспышки полного ясного сознания. Обычно человек воспринимает себя как некий фон, на который проецируется поток впечатлений и переживаний. Умирает без остатка некий таинственный «Петр Петрович», который есть только здесь только один раз. От него остаются костюмы в шкафу, тело в могиле, психика в субтильном измерении нашего мира и тот каузальный энергетический импульс, который вообще поднял волну его земного феноменального сущестования, и который (импульс) идет дальше возбуждать другие волны в других планах. Но те «волны» будут уже не «Петры Петровичи»; то будут существа, никакого отношения к П.П., жившему здесь, не имеющие.
Фундаментальная разница перспектив заключается в том, что неповторимая вневременная актуальность П.П.– в которой вневременность, актуальность «здесь-присутствия» и конечность являются одним и тем же – не интересует мушриков. Их интересуют перепетии, которые переживают объективные субстанции, представляющие внешнее и, с нашей точки зрения, несущественное измерение человека. На веревках развешены костюмы, ветер налетел на одну веревку, костюмы закачались, полетел дальше, стал играть другими пустыми оболочками. Для мушриков этот ветер – некий субъект, облекающийся в даные костюмы, единый в своем движении от веревки к веревке. Для нас же и ветер, и костюмы – пустые субстанции, просто в момент «оживания» оболочки внутри нее возникает точка нетожественности, составляющая внутренний конечный и неповторимый миг подлинного «я». Это возникновение связано с условием совпадения ветра и пустого костюма, но не имеет отношения ни к тому, ни к другому. Для мушриков как раз эта точка является иллюзией. Они постоянно говорят о необходимости избавления от иллюзии своего «я», которое мешает осознать собственное тождество с пуст