Наконец заговорил Джон:
— Предположим на минуту, что все правда: ты — это я из другой вселенной. Как ты сумел попасть сюда? И почему именно ты?
— При помощи прибора. Почему я — не знаю, — произнес парень с набитым ртом.
— А подробней, — разозлился Джон.
— Мне дали прибор, позволяющий переходить из одной вселенной в другую, соседнюю. Он у меня под рубашкой. Почему прибор достался именно мне — точнее нам, — не знаю.
— Хватит выкручиваться! — закричал Джон. Манера чужака ходить вокруг да около была невыносима. — Кто тебе дал прибор?
— Я! — Чужак усмехнулся.
Джон покачал головой, пытаясь привести мысли в порядок.
— Ты хочешь сказать, что прибор тебе дал один из нас — какой-то еще Джон из другой вселенной?
— Точно. Еще один Джон. Симпатичный парень.
Джон помолчал, глядя, как чужак жадно глотает еду. Наконец произнес:
— Надо покормить овец.
Он насыпал в ясли зерна. Чужак придержал второй край мешка.
— Спасибо.
Покормив затем коров и коня, они доели ужин.
— Если ты — это я, то как мне тебя называть? — спросил Джон. — Будь мы близнецами, у нас были бы разные имена. А мы, выходит, один и тот же человек. Мы отличаемся меньше, чем близнецы.
Хотя у однояйцевых близнецов одинаковый генетический материал, с самого момента зачатия окружающая среда, в которой каждый из них растет, слегка отличается. Благодаря этому у них могут включаться и выключаться разные гены. У Джона и второго Джона, по-видимому, до определенного момента был не только одинаковый генетический материал, но и одинаковые условия.
— Меня зовут, как и тебя. Хоть я — это ты, могу понять, что тебе не хочется считать меня Джоном Рейберном. Про себя я называю тебя Джоном с Фермы. Но если учесть, что число нас бесконечно, то трудно будет не запутаться, доведись нам встретить еще каких-нибудь Джонов Рейбернов. — Чужак засмеялся. — Предлагаю считать меня Джоном Первичным. Будем давать друг другу имена в зависимости от относительного расположения наших вселенных.
— И как ты назовешь того, кто дал тебе прибор?
— Джон Надпервичный, — с улыбкой сказал Первичный. — Значит, теперь ты мне веришь?
Конечно, Джон сомневался. Очень уж невероятная выходила история. С другой стороны, ничуть не более невероятная, чем те, о которых он читал в дешевых фантастических журнальчиках из супермаркета. Все что угодно можно рассказать правдоподобно и убедительно.
— Почти, — ответил Джон.
— Хорошо. Вот тебе последнее доказательство — просто так не отмахнешься… — Джон Первичный задрал штанину, обнажив длинный, давно побелевший шрам, на котором не росли волосы. — Ну давай, покажи свой.
Джон посмотрел на шрам и поднял до колена штанину. От холодного воздуха голень сразу покрылась мурашками — везде, кроме морщинистого шрама, точно такого же, как у чужака.
Как-то раз, Джону тогда было двенадцать, они с Бобби Вальдером забрались на участок миссис Джонс, чтобы искупаться в пруду. Старуха спустила на них собак. Пришлось улепетывать голышом через поле и перепрыгивать забор из колючей проволоки; Джон зацепился.
Бобби побежал дальше, а Джон еще долго ковылял домой. Ему наложили на ногу три десятка швов и сделали укол от столбняка.
— Ну, теперь-то веришь? — спросил Первичный.
Джон все еще пялился на шрам.
— Верю. Боль была дикая, да?
— Да уж, брат, — улыбнулся Первичный. — Болело неслабо.
Глава 2
Джон сидел в «аквариуме» — застекленной комнате перед кабинетом директора, не обращая внимания на взгляды одноклассников и пытаясь разгадать, что на уме у Джона Первичного. Тот остался на сеновале, получив от Джона половину его обеда и строгое наставление не попадаться никому на глаза.
— Не дрейфь, — с ухмылкой ответил двойник. — После школы встретимся в библиотеке.
— Только не нарвись на знакомых, ладно?
Первичный снова улыбнулся.
— Джон? — Из кабинета высунулась голова директора Гашмена. В животе у Джона похолодело: он не привык к проблемам в школе.
Мистер Гашмен, лысеющий мужчина с бочкообразной грудью и вечно сумрачным видом, указал Джону на стул, сам уселся за директорским столом и тяжело перевел дух. Говорят, в армии он дослужился до майора. Что ж, в строгости ему не откажешь. Правда, за весь год, что Гашмен был директором, Джону ни разу не доводилось с ним разговаривать.
— Джон, тебе, полагаю, известны школьные правила, касающиеся хулиганства и драк.
Джон открыл рот, чтобы ответить.
— Подожди, я еще не закончил. И вот что мы имеем: ты, находясь в раздевалке, несколько раз ударил одноклассника, который к тому же младше тебя. Так ударил, что ему наложили швы. — Директор раскрыл лежащую на столе папку. — Правила установлены для всех учеников. В школе не место насилию. И никаких исключений быть не может. Ты это понимаешь?
Джон пристально посмотрел на него, потом сказал:
— Я понимаю, но…
— Круглый отличник, спортсмен, участник соревнований по баскетболу и легкой атлетике. Везде и во всем на хорошем счету. Тебя ждет отличный колледж. И вот теперь этот случай может лечь пятном на всю твою биографию.
Джон сообразил, что означает это «может». Гашмен намерен предложить ему какой-то выход.
— За проявленное насилие уставом школы предусмотрено отстранение от занятий на три дня и запрет на участие в спортивных мероприятиях. Ты исключен из команд по баскетболу и легкой атлетике.
К горлу Джона подступил комок.
— Ты хоть сознаешь серьезность своего положения?
— Да, — выдавил Джон.
Гашмен раскрыл еще одну папку.
— Однако ввиду особых обстоятельств я готов пойти тебе навстречу. Мы оставим это дело без последствий, если ты письменно извинишься перед миссис Карсон.
Гашмен глядел на Джона и ждал ответа.
Джон почувствовал себя загнанным в угол. Да, он ударил Теда. А что ему оставалось делать после того, как эта скотина забросила его одежду в писсуар?
— Почему миссис Карсон требует, чтобы я извинился перед ней? Я ударил не ее, а Теда.
— Она считает, что ты выказал ей неуважение.
Вот, значит, как. Написал письмо — и порядок. Только и надо, что позволить раздавить себя своей матери и миссис Карсон. Даже думать противно. Джон не любил проигрывать. Ни в чем. Ему хотелось сказать Гашмену, что он скорее пойдет на отстранение от занятий.
Однако он лишь произнес:
— Я хотел бы обдумать это на выходных, если вы не против.
— Да. Обдумай все как следует. В понедельник я жду твоего решения.
Мистер Гашмен улыбнулся; он знал, каким будет решение. Джон улыбнулся в ответ и вышел из кабинета.
Городская библиотека находилась всего в нескольких кварталах от школы. Джон прошелся между стеллажами в поисках Первичного. Тот сидел на третьем этаже посреди третьего ряда. Перед ним на столе лежали несколько книг и дюжина газет «Финдли геральд». Рюкзак Первичного был раскрыт, оттуда торчали папки и листы бумаги.
Для маскировки двойник надел бейсбольную кепку «Толидских мангустов» и солнечные очки. Увидев Джона, он их снял.
— Ну и видок у тебя! Что-то случилось?
— Ничего. А ты чем занимаешься? Учти, мне надо к пяти обратно в школу. Сегодня матч.
— Ладно, ладно. — Первичный взял в руки учебник истории. — Знаешь, все миры, где я бывал, по мелочам различаются. У вас здесь Джордж Буш поднял налоги и не был избран на второй срок. В девяносто первом его обошел Клинтон. — Первичный раскрыл книгу на цветной вкладке с портретами президентов. — В моем мире Буш не трогал налоги, экономика пошла вверх, и его избрали второй раз. Ну а когда в середине второго срока убили Хусейна, его популярность выросла еще больше. В 1996 президентом стал Буш-младший.
— Этот шут гороховый? — засмеялся Джон.
Первичный нахмурился.
— Дабья[1] полностью ликвидировал национальный долг. Безработица упала ниже трех процентов.
— У нас она тоже низкая. Клинтон неплохо поработал.
Первичный ткнул пальцем в газетную статью, с которой уже успел снять копию.
— Экономические махинации? Наркобизнес? История с юристом Фостером? — Двойник сунул Джону несколько ксерокопий и покачал головой. — Хотя ладно. Это все цветочки. По крайней мере нам не пришлось жить в мире, где Никсон вышел сухим из воды.
— А что там?
— Как правило, Вторая Великая депрессия. Россия и США так и не договорились насчет разоружения. И вообще там тоталитаризм. — Первичный забрал статьи обратно. — У вас тут есть самоклеящиеся листочки для записей?
— Да, конечно.
Первичный пожал плечами.
— Бывает, что нету. Придумка, между прочим, на целое состояние. И притом проще простого. У меня тут таких штук сто. — Он вытащил блокнот и раскрыл его на картинке из рекламного ролика: астронавт на луне около флага с эмблемой MTV.
— Как насчет MTV?
— Есть.
— «Всемирная паутина» — WWW?
— А как же.
— Кубик Рубика?
— Первый раз слышу.
— Ага. Вот это настоящий клад. — Первичный отметил разноцветный кубик галочкой и перевернул страницу. — «Подземелья и драконы»?
— Игра, где ты притворяешься волшебником?
— Да, она. А «Лозено»? Есть такое?
— Не слышал. Что это?
— Конфеты. Алмазы в Южной Африке добывают?
Так они прошли через весь длинный список. Примерно три четверти из него было Джону известно — игрушки, изобретения, новые хобби.
— Список что надо. Можно огрести кучу денег.
— Что ты задумал? — обеспокоился Джон. Как-никак это был его мир, и ему не особенно нравилось то, как Первичный, похоже, собирался его использовать.
Первичный улыбнулся.
— Межпространственная торговля. Выгодный бизнес.
— Торговля?
— Не готовыми товарами, конечно. На себе много не перетащишь. Слишком сложно. Зато идеи перевозить легко. То, о чем в одной вселенной знает даже ребенок, в другой — неслыханная диковинка. Рубик продал сто миллионов кубиков. По десять долларов за штуку — миллиард. — Первичный поднял блокнот. — Здесь две дюжины идей, которые в разных мирах принесли сотни миллионов долларов.