— Флажки? — переспросила Грейс.
— Ну, еще один способ зарабатывать очки, — пояснил Джон.
— Ты так много знаешь об игре, а я никогда даже не слышала ни и чем подобном.
— Просто я много играл… в Вегасе, — сказал Джон.
Грейс справилась первой, и Джон заподозрил, что она занималась флиппером, вместо того чтобы писать отчеты по лабам. Уже через два дня, когда они работали после ужина в лаборатории, Грейс подозвала Джона к себе. В руке у нее был небольшой выключатель с красной кнопкой. От выключателя тянулись провода к деревянному ящичку, на котором был укреплен один из вырезанных Джоном флипперов.
— Смотри. — Грейс нажала на кнопку. Флиппер резко дернулся, и ящичек подпрыгнул.
— Ух ты, какой мощный!
— Ага, — сказала Грейс, с улыбкой глядя на свое детище.
Она еще раз шесть включала кнопку, заставляя его скакать по столу.
— Дай я попробую, — попросил Джон.
Грейс подала ему выключатель. Джон нажал кнопку и не отпускал ее. Флиппер, подпрыгнув, тут же вернулся в исходное положение.
— А нельзя сделать так, чтобы при нажатой кнопке флиппер оставался поднятым?
Грейс нахмурилась.
— Почему ты сразу не сказал?
— Извини, забыл. Но в остальном мне нравится. Все, как я себе представлял.
Когда Джон заглянул за плечо Генри, чтобы посмотреть, как продвигаются дела у него, тот подчеркнуто прервал работу.
— Там надо бы посильнее затянуть…
— Еще не готово.
Джон пожал плечами и отошел. Руководить — неблагодарная работа. Лучше заняться поиском монетоприемника и разработкой электромеханических схем. Помощь Кейси пришлась бы кстати, но у нее опять какие-то свои проблемы.
Генри был настоящим инженером-механиком. С детства работал в автомастерской отца и умел обращаться со сваркой. Он живо сделал корпус, причем с откидной крышкой, как хотел Джон, чтобы удобно было работать с электроникой внутри.
— При срабатывании соленоида должен включаться звуковой сигнал и увеличиваться число очков на счетчике, — пояснил Джон.
Они закрепили под игровым полем звонки и зуммеры и сделали щит с аналоговым счетчиком. Через неделю пинбол-машина была способна подсчитывать очки и сигналить, когда шарик касался мишеней.
Еще через две недели Генри установил два флиппера, сделанных Грейс, и они все играли целый час, пока не перегорел соленоид правого фиппера.
— Вот дерьмо! — возмущалась Грейс, разобрав механизм и тыкая в него паяльником. — Но все-таки работал здорово. Хоть и недолго.
— Отлично, — сказал Генри. — Завтра у меня будет готов амортизатор. Можно поставить его вот сюда. — Он показал место рядом с флиппером.
— Да, очень кстати, — согласился Джон. — И еще нужен возвратный механизм.
До сих пор всякий раз, когда шарик выходил из игры, его приходилось ставить на пусковую дорожку вручную.
Генри кивнул.
— У меня есть кое-какие задумки.
— А почему бы нам не скрепить две доски вместе, чтобы играть вдвоем?
— Что?
— Ну, пинбол — это здорово, но только для одного. Что, если соединить две доски торцами? Игроки станут играть друг против друга. Кто первый упустит шарик со своей стороны — тот и проиграл.
— Механический футбол, — подхватил Генри. — Здорово.
— Получится какой-то необычный пинбол, — сказал Джон.
— Ну и что? — возразила Грейс. — Разве нам обязательно нужен обычный?
Джон кивнул.
— Пожалуй, нет. Мы ведь делаем его для собственного удовольствия.
— Вот именно.
На следующий вечер они сняли задний щит и сделали второе поле. Наклон немного уменьшили.
— Знаешь, я тут подумала… а не лучше ли будет установить несколько флипперов по всему полю, чтоб можно было гонять шарик туда и обратно? — предложила Грейс.
Джон покачал головой и засмеялся.
— Я тебе потом расскажу про кикер.
— Про что?
— Не важно.
В следующий раз Джон пришел в лабораторию только после полуночи — не хотел, чтобы кто-то его там застал, особенно Уилсон. Здание было темным и безлюдным. Джон раскрыл на столе свою лабораторную тетрадь и набросал там всяческих цифр — будто бы экспериментальных данных — на случай, если кто-нибудь войдет. Потом направился к аппарату, который приметил днем, — новейшему гамма-спектрометру производства «Аггисон-Хьюлетт».
Джон одолжил конспекты у одного парня, проходившего в прошлом семестре ядерную физику. Там был доступно описан простой способ калибровки, а также приводилась методика снятия спектра и выведения результата на бумагу.
Откалибровав спектрометр при помощи цезиевого эталона, Джон поместил свой прибор под детектор. Включил спектрометр и стал ждать.
Через некоторое время пик начал расти. Джон сидел как на иголках, боясь, что кто-нибудь ему помешает. Чтобы отвлечься, он начал вытачивать еще один флиппер, наверное, уже двенадцатый по счету и как всегда немного отличающийся по форме и размеру. Игрок мог легко менять флипперы, снимать надоевшие и ставить в те же пазы новые.
Примерно через час спектрометр запищал. Джон посмотрел на экран. Там был один-единственный пик. Распечатав результаты, Джон с помощью линейки определил его максимальную высоту. Она соответствовала примерно 510 кэВ. Один пик обычно означает, что в исследуемом объекте содержится только один изотоп.
Джон открыл справочник по ядерной физике и стал просматривать таблицу элементов с указанием энергий их гамма-излучения.
Все, что имело период полураспада меньше года, Джон отметал сразу. Так же, как и изотопы с энергиями, отступавшими от полученного числа более чем на 50 кэВ. Он остановился на криптоне-85 с периодом полураспада 10,3 года и гамма-излучением 540 кэВ.
Но правильно ли откалибровано устройство?
Джон начал все заново и на этот раз использовал для калибровки кобальт-60, дающий два отчетливых пика — на 1330 и на 1170 кэВ. Снова разместил прибор под детектором и получил тот же результат — пик, соответствующий 510 кэВ. Неужели прибор содержит какой-то до сих пор не открытый изотоп?
Раздосадованный, Джон сунул спектры в рюкзак и пошел домой.
Проходя на следующий день мимо спектрометра, Джон увидел, что на нем кто-то работает.
— Извините, вы не могли бы мне помочь?
— Конечно, — ответил парень. У него был славянский акцент.
Джон достал спектр.
— Какой изотоп дает пик на 510 кэВ?
Студент посмотрел распечатку.
— Никакой, — уверенно сказал он. — Это аннигиляционный пик.
— Аннигиляционный пик?
— Именно. Есть три основных вида взаимодействия гамма-лучей…
— Фотоэффект, эффект Комптона и образование пар, — перебил Джон. — Ну конечно! — Он засмеялся, разобравшись наконец, что к чему.
— Кстати, меня зовут Алекс Чеминов, — сказал студент. — Ты, я вижу, неплохо разбираешься в теме. Скоро станешь настоящим физиком-ядерщиком.
— Джон Уилсон, — представился Джон. Они пожали руки. — Можно мне обращаться к тебе, если будут еще вопросы?
— О чем разговор.
Джон понял, что пик в 510, а точнее, в 511 кэВ происходит от гамма-лучей, образующихся при столкновении позитронов и электронов. Когда позитрон ударяет в электрон, частицы исчезают, и вместо них возникает излучение: два одинаковых гамма-кванта с энергией по 511 кэВ. Спектрометр показал лишь верхнюю часть айсберга. Но прежде чем электроны и позитроны столкнутся, они должны образоваться. И для этого тоже нужно гамма-излучение.
Когда гамма-квант с достаточной большой энергией оказывается вблизи ядра, он превращается в электрон и его античастицу — позитрон. Затем вновь образовавшийся позитрон движется в веществе, теряя скорость, пока не найдет электрон, с которым сможет образовать аннигиляционные гамма-кванты. Именно они и дали тот пик на спектре.
Тут Джон запутался. Поскольку аннигиляционное излучение — это конечный этап реакции, то и наблюдают его только вместе с другими видами взаимодействия. Следовательно, на спектре должен быть по крайней мере еще один пик высокой энергии. Но его нет!
Значит, позитроны появляются не в результате образования пар. Тогда как? Откуда еще им взяться? Если только… внутри прибора не находится антивещество!
Джон рассмеялся. Это все объясняло! Для перемещения между вселенными требуется огромное количество энергии. А что может быть лучше в качестве компактного источника энергии, чем антивещество! Прибор работает на антивеществе. Теперь Джон был практически уверен в этом.
Еще одна загадка отступила под натиском науки.
— Наука! — громко возгласил Джон, и никто не посмотрел на него с удивлением, потому что в лаборатории он был один.
Кейси улыбнулась, и сердце в груди Джона затрепетало. Они стояли у края ущелья в парке Олд-Шейди. Вода промыла в породе пятнадцатиметровый зигзаг, отполированный глетчерами. Наверху росли деревья, ронявшие мертвые осенние листья. Желтые, красные, оранжевые, они устилали землю пестрым ковром.
Кейси собрала волосы сзади в простой пучок и совсем не воспользовалась косметикой. И при этом она была самой красивой женщиной, какую доводилось видеть Джону. Он ненавидел себя за то, что его так тянет к ней. Когда-нибудь он покинет эту вселенную и никогда больше не вернется.
— Давай спустимся вниз, — предложила Кейси и посмотрела на него. — Что с тобой? Ты какой-то… грустный.
— Все в порядке.
На дно ущелья вела лестница. Железные перила были мокрыми, холодная влага словно вытягивала тепло из руки. Ступени, выбитые в скале и кое-где подмазанные цементом, поросли мхом.
Кейси поскользнулась, ойкнула и схватилась за руку Джона. Успокоившись, обняла его.
— Спасибо.
— Не за что.
Парк пустовал — было утро и будний день. Джон учился по средам только после обеда, а Кейси прогуляла лекцию по психопатологии, предложив провести время в уединении где-нибудь на природе.
Рядом за перилами что-то зашуршало. Из листвы высунул голову бурундук, быстро посмотрел на Кейси и Джона и побежал дальше.
— Смотри! — успела крикнуть Кейси, прежде чем зверек скрылся в норе.