Степан Разин и его время — страница 1 из 20

Владимир СоловьевСтепан Разин и его время

Перекличка эпох

1919 год. Весеннее солнце заливает Москву ослепительным светом. Солнечные лучи играют на маковках храма Василия Блаженного, на куполах древних кремлевских соборов. На Красной площади над людским морем ярко пламенеют знамена, транспаранты, плакаты. Молодая Республика Советов празднует свой второй Первомай.

День выдался погожий, майский ветер, одновременно теплый и прохладный, разносит весеннюю свежесть, играя зеленой, только что распустившейся листвой.

Встреченный приветственными возгласами и долгой овацией, среди демонстрантов появился Владимир Ильич Ленин. Сохранились фотографии и драгоценные кадры кинохроники, запечатлевшие вождя революции в тот день. Вот он обходит ряды рабочих и красноармейцев, выстроившихся для первомайского парада, вот стоит у Кремлевской стены, вот разговаривает с секретарем Московского комитета партии В. М. Загорским.

В разных местах Красной площади сооружены трибуны. Сменяют друг друга ораторы. Владимир Ильич четыре раза выступил перед собравшимися. Он говорил о значении международной солидарности рабочего класса, о сложившейся в мире политической обстановке, о победах Красной Армии на фронтах гражданской войны, о строительстве социализма в Советской России, о героях классовых битв, отдавших свою жизнь в борьбе за свободу[1].

Ленин говорил не только о настоящем, но и о давнем и недавнем прошлом, о близком и далеком будущем. Он обращался и к современникам, и к потомкам. Его слова были адресованы и вам, нынешнему поколению, отдаленному от грозного девятнадцатого года семью десятилетиями. Владимир Ильич предвидел, что вы, сегодняшние дети Советской страны, выросшие в годы социализма, с удивлением откроете для себя многие страницы отечественной истории.

Одна из речей В. И. Ленина 1 мая 1919 года была посвящена предводителю восставших в третьей четверти XVII века российских крестьян Степану Тимофеевичу Разину, памятник которому был торжественно открыт в тот знаменательный день на Красной площади.

После Великой Октябрьской революции Степан Разин занял свое законное место в русской истории. Уже в первые годы Советской власти образ легендарного бунтаря[2] неоднократно отображался в искусстве и литературе. В это время сносились памятники царям, вельможам, генералам — революционные массы хотели увековечить в бронзе и граните своих героев и среди них — воспетого в песнях, овеянного романтикой народных легенд и преданий Степана Тимофеевича Разина.

О Степане Разине, юные читатели, вы, конечно, уже слышали. Он знаком вам по учебнику истории, по названию улицы вашего родного города, по старинным песням, знаменитой картине Сурикова.

Эта книга перенесет вас в XVII век. Из нее вы узнаете о крупнейшей классовой битве того столетия — крестьянской войне 1667–1671 годов, о ее прославленном предводителе С. Т. Разине и его сподвижниках, об эпохе, в которую он жил. Автор надеется, что книга поможет вам увидеть и услышать живых людей той далекой поры, почувствовать тревожную неустойчивость, незащищенность их жизни от феодального произвола.

Наше время с его бурно протекающими изменениями и острыми конфликтами как бы заново открывает ту простую истину, что человек живет в истории, что все происходящее с ним и вокруг него уходит корнями в прошлое и имеет продолжение в будущем. Оглядываясь назад, история воссоздает уже ушедший мир, возрождая его для новой жизни в наших мыслях и воображении. Минувшее тесно связано с сегодняшним и завтрашним днем. История — это постоянная перекличка эпох.

Путы крепостничества

Семнадцатый век — один из самых бурных в истории России. Современники называли его «бунташным», так как через все это столетие проходит полоса ожесточенных классовых битв. В начале века в стране бушует первая крестьянская война, завершают его стрелецкие восстания. Между этими событиями — Соляной бунт 1648 года в Москве, народные движения в Воронеже, Курске, Чугуеве, Козлове, Сольвычегодске, Великом Устюге, Соликамске, Чердыни, а позднее — в Новгороде и Пскове. Третья четверть XVII века по размаху классовой борьбы не только не уступает, но даже превосходит его середину. В 1662 году местом острого социального конфликта вновь становится столица, где проявления народного недовольства дороговизной товаров и продуктов в связи с выпуском казной медных денег, ходивших в одной цене с серебряными, привело к так называемому Медному бунту, а в 1667 году в России занимается пожар второй крестьянской войны — еще более внушительной и сильной по своему классовому накалу, чем первая.

Восстания середины XVII века и Медный бунт — грозные предвестники мощного народного движения, возглавленного С. Т. Разиным. Эти предвестники — реакция угнетенных масс на усиление эксплуатации со стороны господствующего класса и выражавшего его интересы феодального государства.

XVII век стоит как бы на переломе двух эпох — средневековья с его мракобесием и религиозным фанатизмом и времени поразительного взлета и многоцветья российской культуры, которыми ознаменовано следующее — XVIII столетие. По отзывам современников, XVII век — это время, когда «старина и новизна перемешалися». И действительно, новые явления материальной и духовной жизни причудливо переплетались тогда с приметами косной старины. Обмирщение литературы, искусства, стремительное накопление научных знаний, активная работа живой, не скованной канонами церкви человеческой мысли сочетались с вопиющим невежеством, грузом ветхозаветных пережитков и предрассудков. Появление первой почты, ходившей из Москвы два раза в неделю в Вильну и Ригу и доставлявшей, помимо писем, голландские, гамбургские и кенигсбергские газеты, как и новости, привозимые из заморских стран купцами, были лишь слабым проблеском при той ограниченности коммуникаций, которая тогда существовала. О центральной власти рядовой россиянин имел подчас весьма смутное представление. Для жителей большинства сел и деревень реально существовали только такие авторитеты, как барин или приказчик и местный батюшка — приходской священник; для жителей провинциальных городов ими были воевода, приказные и тот же поп.

Пространство жизнедеятельности людей было сужено до предела. Правительственный чиновник доезжал отнюдь не до каждого уезда. Если в захолустную глушь добирался по бездорожью казенный обоз из Москвы, это было целое событие, долго потом обсуждавшееся и вспоминавшееся.

В деревне крестьянин жил своим мирком, своей общиной, замыкался интересами своего двора, своей семьи. Жизнь носила архаичный, привычный характер, люди жили древними нравами и обычаями, и господствующий класс феодалов стремился сохранить эти патриархальные черты в незыблемом виде. Традиции, неписаный и писаный — церковный — кодексы поведения нормировали и регламентировали каждый шаг человека.

Соответственно ограниченности жизненного пространства до предела было сужено и сознание людей. Но те, кто находился у кормила власти, уже убеждались неоднократно в том, что это устойчивое, дремучее спокойствие весьма обманчиво, что задавленный беспросветной нуждой народ способен явить непокорство господам и восстать против них.

XVII век — это время раскола русской церкви в результате острой идейно-политической борьбы между сторонниками поворота к государственным реформам и ревнителями старины. Это время беспримерного идейного поединка между царем и патриархом, заявившим: «священство царства преболе есть» на столько, «елико земля от неба».

Между бурным XVII и блестящим XVIII веком так же много сходства и различий, как между царем Алексеем Михайловичем, с именем которого связано окончательное оформление общегосударственной системы крепостного права в России, и его сыном Петром I, вошедшим в историю как император-преобразователь.

На царствование родоначальника дома Романовых Михаила Федоровича не выпало ни особых внешних, ни внутренних потрясений. 32 года его правления — с 1613 по 1645 — протекали относительно спокойно, если не считать остаточных явлений Смутного времени и неудачной для России войны с Польшей за возвращение Смоленска (1632–1634). Зато на долю его сына и преемника царя Алексея различных испытаний и социальных коллизий пришлось в избытке. По странной иронии судьбы этот монарх с чьей-то легкой руки получил прозвище Тишайший. У него и в самом деле не было такого лютого нрава, как у печально знаменитого Ивана IV, но и особой кротостью он тоже не отличался. Так что объективности ради Тишайшим его можно именовать лишь в кавычках, что и будет сделано ниже.

После смерти Михаила Федоровича его сын Алексей оказался круглым сиротой. Исключительное влияние на юного царя приобрел его воспитатель и «царского величества от… младенческого возраста хранитель» боярин Борис Иванович Морозов — человек хитрый, изворотливый и предприимчивый. По образному выражению одного из современников-иностранцев, Морозов «держал по произволу скипетр, слишком тяжелый для рук юноши», т. е. пользовался положением наставника, как хотел. Выбившись во временщики, он фактически стал главой российского правительства. Желая укрепить свое особое положение, Морозов прибег к хорошо известному и испытанному способу: женил царя на дочери дворянина И. Д. Милославского Марии, а спустя десять дней сам женился на ее сестре Анне и таким образом породнился с государем.

В правление Алексея Михайловича Б. И. Морозов достиг невероятного могущества. Он лично владел территорией, равной среднему западноевропейскому государству, сотнями сел и деревень, железоделательными, винокуренными, кирпичными, поташными[3] заводами, в его власти были десятки тысяч зависимых крестьян. Морозов был крупнейшим землевладельцем, купцом, ростовщиком, промышленником в одном лице. Вокруг Морозова группировалась новая знать — люди, подобно Милославскому выдвинувшиеся по его протекции и обязанные ему своей карьерой.