Касательно беспорядочных убийств и кровавых оргий — опять Алексинец: «[Разин] ...и всяких людей рубит без милости своими руками». У Фабрициуса только общие слова. Есть ещё рассказ Бутлера: «2 августа в городе всё ещё происходили ужасные убийства, что вошло в обычай, убивали один день больше, другой день меньше и так умертвили 150 человек, тираны орошали кровью их невинные лица. Тогда я выкопал себе в земле яму, чтобы можно было скрыться на время нужды; в неё я часто прятался, так как каждый день слышал только о жестокой тирании...» Разин ушёл из Астрахани 20 июля, так что неясно, при нём ли начались эти убийства. 26 сентября подьячий Наум Колесников показывал в Посольском приказе (Крестьянская война. Т. 1. Док. 183): «А как де вор Стенька взял Астарахань и жил в Астарахани пол четверты недели, и астараханские де жители, которые великому государю изменили, приходя, говорили ему, Стеньке. — Многие де дворяне и приказные люди перехоронились, и чтоб он позволил им, сыскав, их побить... И Стенька де им сказал. — Как де он из Астарахани пойдёт, и они б чинили так, как хотят, а для де росправы оставливает он им казака в атаманы, Ваську Уса».
Первоначально в указе, зачитанном московским служилым людям, посылаемым с воеводой Ю. Долгоруковым (тем самым, который казнил или якобы казнил брата Разина) на подавление мятежа (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 2. 1 августа 1670 года), о преступлениях Разина в Астрахани говорилось кратко и сухо: «...побил начальных людей и детей боярских и московских стрельцов, которые к воровству не пристали». Но уже через несколько дней зачитывали другой текст, отредактированный (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 17): не просто «побил», а «муча розными муками» и «такое наругательство чинил, чего и у бусурман не ведетца»; «жон и дочерей их [убитых], выдав на поругательство богоотступником товарыщем своим, таким ж ворам, насильством, и священником велел их венчать по своим печатем, а не по архиерейскому благословлению, ругался святой божии церкве и преданию святых апостол и святых отец, вменяя тое тайну святаго супружества ни во что. А которые священники ево не послушали, а тех он сажал в воду». Всё это не подтверждено конкретными показаниями «снизу».
К концу месяца злодейства Разина обрели совсем уже чудовищный вид (наказная память из Разрядного приказа воеводе Ю. Долгорукову): «И священников и инокинь мучил разными муками, и не насытясь тех невинных кровей, и самых младенцов не щадил...» (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 27.28 августа 1670 года). Для чего бы Разину понадобилось истязать инокинь и младенцев, не вполне понятно, но дело не в этом, а в том, что нет никаких подтверждений с мест.
Как раз в тот период Разиным заинтересовались иностранные газеты — уж там журналисты развернулись как следует. Из альманаха, издававшегося во Франкфурте-на-Майне (статья «Достоверное известие о мятеже в Московии»): «Некий человек пишет 3 октября из Копенгагена: по милости божьей, он за пять недель совершил путешествие из Москвы и слышал там много удивительного о мятеже Степана Разина. Это большой тиран, и при взятии города Астрахани он велел сбросить с башни воеводу этой крепости, сам надругался над его женой и дочерью, а затем велел привязать их совсем нагими к лошадям, задом наперёд, и отдать на поругание калмыкам — самым ужасным из всех татар. Он велел отрубить руки и ноги многим немецким офицерам, а затем завязать их в мешки и бросить в Волгу. Над их жёнами он сам надругался, а затем отдал их калмыкам». (Алексинец, которого уж никак не заподозрить в снисхождении к Разину: «А боярская де жена и никово де тех жён он, Стенька, не бил»). В приговоре словно соединились замученные инокини с нагими жёнами — получились уже голые инокини (и к ним добавились иноки): «И такое надругательство чинил, чево нигде не ведётца, и священников и иноков и инокинь, обнажа без всякого стыда, и всяких чинов людей из животов мучил розным томлением и муками, и самых младенцов не щадил».
Среди разинских преступлений видное место занимают религиозные кощунства. Уже в первом зачитанном людям Долгорукого указе говорится: «От святыя соборныя церкви отступил и про святителя нашего Иисуса Христа говорил хульные и неистовые слова... и церквей божиих ставить на Дону и пения никакова не велит и священников з Дону збил. И нам, великому государю, и всему Московскому государству изменил, и принял к себе в помощь сатану...» Всё это потом будет переходить из документа в документ, как и убиенные инокини с младенцами. Из показаний снизу — опять Алексинец: «И в церквах божиих образы окладные... поймал»; «А богу де он, вор Стенька, не молетца» и подьячий Колесников: «А посту де он, Стенька, не имеет, всегда ест мясо и держится богомерзких сатанинских дел». Каких именно дел — неясно. Костомаров: «Астраханцы, подражая своему “батюшке” начали есть в постные дни молоко и мясо, и если кто ужасался нарушать эти обряды, того угощали побоями, а иногда заколачивали до смерти». Не подтверждено.
Вообще отношение Разина к религии — вопрос домыслов. Он, конечно же, как любой человек того времени, был верующим, но, вероятно, на свой лад. Евграф Савельев вложил в его уста следующий монолог:
Какого Бога мне бояться?
Ужель боярского? дур-рак!
Ваш Бог жестокий,
Бог тиранов,
Бог всех насильников, ханжей...<...>
Мой Бог другой, мой Бог народный,
Свободы, правды и любви,
Бог равноправия забитых
И угнетённых христиан.
Мой Бог на крест пошёл за правду,
А ваш лишь любит дым кадил
Да рёв болванов ожиревших,
Обряды, песни, фимиам
И вздохи сытого желудка
Рабовладельцев — палачей!
Мой босоногий, бесприютный,
С венцом терновым на челе,
А ваш в золочёной короне
С порфирой царской на плечах!
У Разина был свой духовник — ему под стать. В выписке из доклада Разрядного приказа от 11 ноября 1671 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 155) говорится со ссылкой на показания попов из Черкасска, что духовником этим был «чёрный поп старец Феодосий» и «тот де старец всякие воровские Стеньки Разина замыслы ведал, и от стрельбы на Стеньку кладывал, и по Черкаскому городку с ним, Стенькою, хаживал с кинжалы, и которые люди к воровству не приставали, и тем многия пакости и поругания чинил». Впоследствии Феодосия поймали, расстригли и, вероятно, казнили; на допросах он, как и все, утверждал, что Разину подчинялся «насильством», а что Разин прислал ему в Черкасск «трои часы, одни золотые, другие серебрёные, третьи медные, да крест золотой с мощьми, обниза с жемчюгом, да образ чудотворца Николая, обложен золотом», так он, поп, тут ни при чём.
У Шукшина Разин говорит: «Попов шибко не люблю. За то не люблю, оглоедов, что одно на уме: лишь бы нажраться!.. Ну ты подумай — и всё! Лучше уж ты убивай на большой дороге, чем обманывать-то. А то — и богу врёт, и людям. Не жалко таких нисколь... Грех убивать! Грех. Но куски-то собирать — за обман-то, за притворство-то — да ить это хуже грех! Чем же они не побирушки? А глянь, важность какая!.. Чего-то он знает. А чего знает, кабан? Как брюхо набить — вот всё знатьё». Однако при Разине постоянно были какие-нибудь свои попы или люди, имевшие отношение к церкви. Сообщение назначенного астраханским воеводой Я. Одоевского от июля — августа 1672 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 181) со ссылкой на многочисленные слухи: «Как де был вор Стенька Разин на Царицыне, и ему де, Стеньке, был любимой приход в Троецком монастыре к казначею Аарону, и пил и ел вор Стенька с ним, Аароном, заодно». И из этого же монастыря старец Иосиф ударился в разбой и поехал с Разиным в Астрахань...
Из показаний в Тамбовской приказной избе московских стрельцов Г. Свешникова «со товарыщи» от 26 августа 1670 года (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 22): «Да как де вор Стенька московских стрельцов, на бое поймав, привёз на Царицын, и ему де, Стеньке, царицынской соборный поп Андрей говорил и называл ево, вора Стеньку, батюшкам, чтоб их, стрельцов, велел он, Стенька, посажать в воду, и называл де их, стрельцов, он, поп Андрей, мясниками: уже де нам от тех мясников, московских стрельцов, житья не стало. А которые де московские стрельцы от ран и от иных болезней на Царицыне помирали, и их де у церкви божии не хоронили по ево Стенькину и попа Ондреева указу и исповедовать де тех при смерти не велели». Да и сам митрополит Иосиф обществом атамана не брезговал — мы уже цитировали подьячего Колесникова: «...Стенька на имянины благоверного государя царевича и великого князя Феодора Алексееича был в гостех у митрополита...»
В городе Разин пробыл почти месяц. Иван Александрович Худяков[72]: «...если бы Стенька не промедлил в Астрахани и воспользовался переполохом, то, вероятно, он побывал бы в Москве». Но, с другой стороны, надо было как-то организовывать и пополнять войско: горожан, по одним данным, вербовали уговорами, по другим — насильно мобилизовывали, но в любом случае их нужно было вооружить хотя бы холодным оружием.
Кроме того, в Астрахани Разин решился осуществить дерзкий замысел, возможно, возникший у него уже давно: подобно казакам времён самозванцев, он решил сотворить самозванцев сам. Кому горе, а кому удача: 17 января 1670 года, не дожив до двадцати лет, умер царский сын и престолонаследник Алексей Алексеевич. На Руси (да и не только) издавна привыкли распространять слухи о том, что если какой-нибудь царь, царевич, полководец, просто знаменитый человек умер, так он вовсе не умер, а где-нибудь прячется или скитается. Иногда такие слухи распространялись без всякой выгоды для кого бы то ни было, но тут выгода была налицо.
Разин объявил публично, что царевича хотели убить злые бояре, царя — тоже, а теперь царевич тут, на струге живёт, а царя надо «спасать». Марций: «Так и пошёл слух, что бояре, ненависть к которым была непримирима, пытались захватить в свои руки всю власть... и, ставя по своему обычаю ложь выше правды, бессовестно производят смуту в государстве. Терпеть это и дальше — значило бы коснеть в малодушии, совсем позабыв о спасении государства. Таким образом, заявляя, что дело идёт о всеобщем благе, Разин обещает своё покровительство и защиту и, подобно Каталине, убеждает всех, кто хочет мстить, а не повиноваться боярам, сходиться к нему и воздать им за их беззаконие, сознавая, что это единственный путь вывести государство из его развращённого состояния и восстановить в правах истинного наследника престола». Костомаров: «Царевич, говорили они [разинцы], приказывает всех бояр, думных людей, и дворян, и всех владельцев помещиков, и вотчинников, и воевод, и приказных людей искоренить, потому что они все изменники и народные мучители, а как он воцарится, то будет всем воля и равность. Повсюду эмиссары разносили эти вести, и в отдалённом от Волги Смоленске один из них уверял народ, что собственными глазами видел царевича и говорил с ним; с тем и на виселицу пошёл».