ы де, мясники, слушаете бояр, а я де чем вам не боярин? А то де он, Стенька, и говорит, что ему, Стеньке, итить к Москве и побить на Москве бояр и всяких начальных людей». Чем я вам не боярин?! Кажется, идея казачьей республики — по крайней мере на какое-то время — была забыта и отброшена как бесперспективная: видимо, почувствовал, что «народ» предпочитает по большому счёту оставить всё как есть. Хотел ли он править Россией? Казаки уже сажали бояр на престол, пытались однажды молодого казачонка выдать за царевича, но сами казацкие предводители до Пугачёва на трон вроде бы не претендовали. Но быть главным советником и полководцем, визирем при «собственном» царе — такой вариант, наверное, обдумывался. Что делать с нынешним царём? Тут, возможно, просматривались два варианта: либо в случае военной победы «нажать» на него и опять-таки стать всемогущим визирем, либо каким-нибудь образом, не исключая физического устранения, отстранить от престола. По сообщениям иностранных газет, когда Разина везли на казнь, он якобы хотел поговорить с царём и «всё ему рассказать»; допускаем, что он так говорил, но вряд ли верил в какой-то прок от подобного разговора. А может, мы к нему несправедливы и он рассчитывал вынудить царя — настоящего или самозванца — действительно разогнать Боярскую думу и учредить вечевое правление? Кто ж его знает...
Он не отказался — ни на минуту, никогда не отказывался — от мысли объединиться с украинцами. Но там по-прежнему всё было смутно и сложно. Из «расспросных речей» в Малороссийском приказе протопопа С. Адамова и черниговского сотника В. Семенова о сношениях Разина с гетманом М. Ханенко (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 2. Док. 80.12 июля 1670 года): «Да Ханенко ж де посылал к Стеньке Разину, чтоб был с ним в совете и, соединясь с ним, шол воевать хана Крымского. А что против того к нему Стенька приказывал или писал, того не ведает. Да ведоме де гетману Демьяну Игнатовичу [Многогрешному] учинилось, что Стенькина полку Разина 2 человека казаков едут малороссийскими городами в Киев бутго молитца, и гетман де по них послал, где съедут, чтоб их взять, и велел привесть к себе». Многогрешный, напомним, — гетман Левобережной Украины, лояльный русскому царю. Статейный список подьячего М. Савина, ездившего к Многогрешному (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 2. Док. 85. Август 1670 года): «Да из Запорог де писали казаки к Стеньке Разину, что будто он, гетман, у великого государя не в подданстве, чтоб де Стенька шол великого государя на низовые городы безопасно, а от него бы, гетмана, не опасался»; гетман в выражениях столь витиеватых, что мы их здесь не будем приводить, категорически отрицал подобное, обещал выслать против плохих казаков то тысячу, то две тысячи своих, хороших, и в то же время никого так и не выслал и просил у царя военной помощи. Не исключено, что он ставил сразу на двух лошадей: кто у «москалей» победит, с тем и сойдёмся.
С Ханенко тоже было непросто. Он звал «воевать хана Крымского» — «а что против того к нему Стенька приказывал или писал», неведомо. Разину и в самом деле было затруднительно что-либо на сие отвечать Ханенко — он как раз в это время сносился с крымским ханом Адил-Гиреем, делал ему какие-то предложения и получал ответы. Царю хан говорил, что Крым верен союзу и никаких воровских донских казаков, которые хотят испортить дипломатические отношения, не потерпит (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 2. Док. 87. 28 сентября 1670 года — запись переговоров в Посольском приказе приказного судьи А. Ордын-Нащокина с крымскими послами Сефер-агой и Мустафа-агой). Но есть и другие документы. Переводчик И. Кучумов 28 февраля 1673 года говорил в Посольском приказе (Крестьянская война. Т. 3. Док. 243), что донские казаки передали ему письма Адил-Гирея Разину (хан, видимо, не знал точно, где Разин находится); к сожалению, сами эти письма исчезли. В октябре 1672 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 232 — расспросные речи в Астраханской приказной палате разных людей о их участии в мятеже) разинский подьячий Яков Ефремов «с пытки сказал», что письмо от хана Разину приходило в Астрахань, когда Разин был уже под Симбирском, и он, подьячий, переслал то письмо адресату; «и с многия пытки говорил те же речи» — видно, царь долго не хотел верить в такое ужасное вероломство Адил-Гирея... Против Москвы Разину годился любой союзник.
Москва же, естественно, хотела знать дальнейшие планы Разина. Теперь к их обсуждению подключилась и вся любопытная Европа, что только добавило путаницы. Перевод из шведских «курантов» (так тогда назывались иностранные — русских не существовало — периодические печатные издания), за 1670 год (№ 8): «Из Риги, ноября 12-го дня. Из русских же краёв также сия ведомость приходит, что царское величество ищет случая с Стенькою Разиным мириться, к чему и Разин склонен, токмо таким намерением: 1-е. Чтоб царское величество его царём казанским и астраханским почитал. 2-е. Чтоб он, великий государь, ему на его войска из своей царской казны дать указал 20 бочек золота. 3-е. Желает же он, Стенька, чтоб великий государь ему выдать изволил осьми человек близких его бояр, которых он за прегрешения их казнити, умыслил.
4-е. Последи ж желает, что прежний патриарх, который ныне у него бывает, паки в свой чин возвратити изволил».
В следующем выпуске курантов повторены эти условия и названы ещё два дополнительных: выставить на всеобщее обозрение портрет Разина и ежегодно выплачивать ему дань. Нет никаких документальных доказательств, что в тот период царь хотел мириться с Разиным или Разин с царём и что Разин где-либо формулировал хоть одно из перечисленных требований; вообще веры иностранным газетам той поры мало: не имея корреспондентов на местах (то есть имея, но не в тех местах, где бывал Разин), они в основном повторяли слухи и, вероятно, отбирали из слухов те, что поинтереснее.
Гамбургская газета «Северный Меркурий» (считавшаяся очень солидной), сентябрь 1670 года, сообщает корреспондент из Риги: «Французская сторона вела некоторое время с Москвой специальную переписку, вероятно, о военном выступлении, но теперь это будет затруднено, так как все приезжающие из Москвы подтверждают о мятеже. Глава его велит себя титуловать “князь Степан Разин, атаман”. Он, можно сказать, держит в своих руках оба больших царства — Астраханское и Казанское и берёт один город за другим. Этот злодей служил раньше алебардщиком у одного полковника, а также плавал с казаками по Каспийскому морю. Так как его брат по приказу Долгорукова был повешен в Москве, он решил отомстить за его смерть. Сперва он собрал 40-50 казаков, они помогли ему собрать 600-700 человек, и тогда он впервые пустил в ход свою силу и велел убивать тех, кто не хотел подчиняться ему как новому князю. Это сильно прибавило ему сообщников, и вследствие того он сумел взять Астрахань и многое другое. Он захватил в Астрахани сокровища, собранные великим князем [царём] за много лет, а также большие богатства в других местах. Всех тамошних немцев и шведов он взял на службу и из их числа, так же как и из бывших пленных поляков, приблизил к себе самых умных, назначил их государственными советниками и, таким образом, основал настоящее государство. Его армия насчитывает сейчас свыше 100 000 человек. Он требует московского генерала Долгорукова и ещё 14 других знатных людей, а иначе он намерен их сам захватить. Великий князь отправил к нему трёх послов, чтобы отговорить его от подобных намерений, но он велел привязать им всем камни на шею и бросить в воду, так как в их письмах не был назван его княжеский титул».
Со всеми этими князьями и стотысячными армиями как-то особенно жалко контрастируют показания Алексинца: «А струшки у него, Стеньки, небольшие, человек из 10-ти, и в большем человек до 20-ти в струшке, а иные в лотках человек по 5-ти. А которых де невольных людей с насадов и стругов неволею к себе он, Стенька, имал, и у тех де всех людей ружья нет...»
Были, впрочем, и степенные, взвешенные сообщения. «Европейская субботняя газета», 1670 год (№ 38), Москва, 14 августа: «Пришло достоверное известие о том, что известный мятежник Степан Тимофеевич Разин не только с каждым днём присоединяет к себе всё больше народа и войска, но и добился больших успехов под Астраханью. После того как он обратил в бегство посланных против него стрельцов и уничтожил несколько тысяч из них, он стал штурмовать Астрахань, и так как тамошний гарнизон, вопреки воле коменданта, отворил ему ворота, он взял город, а коменданта и тех князей и бояр, которые остались верны царю, велел повесить. Разграбление церквей было предотвращено тамошним митрополитом». Правда, тут же добавлялось: «Указанный мятежник послал письмо архимандриту в Казань с требованием, чтобы тот при его прибытии вышел ему навстречу с надлежащими почестями». Это, конечно, весьма в духе Разина, но ничем не подтверждено, и письмо атаман скорее написал бы не архимандриту, а воеводе.
Вдруг пошли отовсюду слухи, что Разин идёт под Тёрки. Из «расспросных речей» в Тамбовской приказной избе казака М. Кобелькова (Крестьянская война. Т. 1. Док. 179. 16 августа 1670 года): «И те ево Стенькины товарыщи прислали ис-под Терека к нему, Стеньке, в Астарахань товарыщев своих, что де они Терка не взяли; под Терком стоят де 25 бус, и тех бус они не взяли ж»; после этого Разин будто бы взял у астраханских татар коней и сам пошёл под Тёрки, после чего обещал быть в Царицыне. Не подтверждено другими источниками. Но иностранным журналистам откуда-то и это стало известно, правда, они спутали Тёрки с Тарками. «Европейская субботняя газета», 1670 год (№ 38): «Опасаются, что он [Разин] постарается овладеть крепостью Тарки, находящейся на самом рубеже царских владений у Каспийского моря. А поскольку это место находится далеко от Москвы и при теперешних обстоятельствах, как это уже видно, будет трудно послать туда помощь, то возможно, что Тарки тоже окажутся под властью мятежников и торговля с Пруссией и Россией может быть прервана. Москва вследствие этого также окажется в большом затруднении, так как до сих пор из этих мест сюда доставляли всю солёную рыбу, в которой этот народ, соблюдающий множество постов, очень нуждается. Оттуда доставляли также соль и пригоняли царю из этих владений каждый год по 40 000 лошадей... Посланный против мятежников московский генерал Долгоруков требует стотысячную армию, а иначе не решается показаться на глаза врагу. Но двор не в силах собрать такую армию, так как тяглый люд не хочет вносить на это пятину, ссылаясь на свою несостоятельность».