наконец-то разгорелось на Слободской Украине: Леско Черкашенин с тремястами (по некоторым источникам — тремя тысячами, но это вряд ли) казаками, стругами, артиллерией и конницей без сопротивления занял Мояцк и Царёв-Борисов (где восстанием заправляли крёстная мать Разина Матрёна Говоруха, её сын Ясько и зять Иван Москаль) и объединил свои силы с отрядом крестьян Н. Фомина. Москву больше всего пугали события именно в той стороне — а ну как Крым и Турция всерьёз выступят на стороне мятежников?! — и спешно было принято решение о посылке крымскому хану солидной денежной взятки (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 2. Док. 88. 11 сентября 1670 года — переговоры на Крымском дворе в Москве крымских послов Сефер-аги и Мустафа-аги с дьяком Посольского приказа Я. Позднышевым). «А что говорили они, послы, — буде великий государь ханову величеству позволит донских казаков усмирять, и ханово величество усмирит их вскоре, — и великий государь его царское величество от ханова величества примет то в любовь». (А в это самое время лукавое ханово величество писало Разину в Астрахань...)
Октябрь начинался не легче. Шацкий воевода А. Остафьев докладывал в Разрядный приказ, что восставшие по-прежнему владеют Пензой. Нижегородский воевода В. Голохвастов писал в приказ Казанского дворца, что оставит у себя пушки, предназначенные к отправке в Казань, потому что мятежники уже возле Нижнего Новгорода. Долгоруков сообщал в приказ Казанского дворца о боях воевод К. Щербатова и Ф. Леонтьева с отрядами мятежников, шедшими от Симбирска под Арзамас: «Казак Андрюшка Иванов с пытки говорил. — Послал де их ис-под Синбирска вор Стенька Разин и велел збиратца в Олаторском уезде» (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 91). И где бы что ни произошло, «Стеньки Разина со товарыщи, воровские казаки» уже тут как тут. 3 октября в Тамбовской приказной избе боярский сын Савелий Невежин и крестьянин Шелудяк говорили, что разинцы вот-вот придут под Керенск. «А ездя де они, воровские казаки, по усадам, рубят помещиков и вотчинников, за которыми крестьяне, а чорных де людей, крестьян и боярских людей, и Козаков, и иных чинов служилых людей никово не рубят и не грабят. Да он же, Савелий, слышал в Ламовском уезде от мужиков, говорят де боярские мужики меж собою. — Прислана де к тем воровским казаком от вора от Стеньки Разина ево воровская грамота, чтоб де чёрные люди крест целовали государю царевичу Алексею Алексеевичу и батюшку нашему, а называют де они батюшком бывшаго Никона потриарха». Там же 6 октября казак Елисеев «со товарыщи» сообщил (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 97), что Темников взяли «воровские казаки и, пристоваючи к ним, иные воры, мужики». Шацкий воевода А. Остафьев писал тамбовскому воеводе Я. Хитрово о мятеже в Верхнем и Нижнем Ломове и своём страхе — как бы в Шацке не забунтовали. Приказ Казанского дворца и Разрядный приказ разрывались, спешно посылая войска то туда, то сюда.
Бумажки сражались друг с другом, бумажки угрожали. Разрядный приказ рассылал грамоты по всем уездам, требуя «воровских людей побивать», а сдавшихся и доносчиков прощать. Патриарх грозил иным (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 67): «Аще же церкви божии кто явится непокорен или царского величества повелению нерадетелен или противен, и таковых по первом и втором наказании церковным осудом осуждати и церкви отлучати».
А от Разина летело своё и тоже с угрозой, правда, пока ещё мягкой (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 78. Не позднее 30 сентября 1670 года, «прелесная грамота» в Цивильский уезд): «От донских и от яицких атаманов молотцов, от Степана Тимофеевича и ото всего великого войска Донского паметь Цывильского уезду разных сёл и деревень черней руским людем и татаром и чюваше и мордве. Стоять бы вам, черне, руские люди и татарови и чюваша, за дом пресвятые богородицы и за всех святых, и за великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, и за благоверных царевичев, и за веру православных христиан... А с сею высковою памятью послан наш высковой казак Ахперди мурза Килдибяков, и вам бы, чернь, ево во всём слушать и спору не держать. А буде ево слушать ни в чём не станете, и вам бы на себя не пенять».
Жители городка Уренска говорили (Крестьянская война. Т. 2.4.1. Док. 48. Между 16 и 19 сентября 1670 года — отписка алатырского воеводы А. Бутурлина в приказ Казанского дворца), что «вор Стенька по Синбирской черте разослал памяти, чтоб те синбиреня и иных городов чёрных людей наговаривали, чтоб дворян и детей боярских и воевод и подьячих всех переводили и побивали до смерти». В разинской грамоте, однако, сказано: «А которые цывиленя дворяни и дети боярские и мурзы и татаровя, похотят заодно тоже стоять за дом пресвятые богородицы... и вам бы, чернь, тех дворян и детей боярских и мурз ничем не тронуть и домов их не разореть». Информация должна была охватывать все большие круги как паутина: «А с войсковой памяти вам, чернь, списывать отдавать списки по сёлам церковным причетником дьячком слово в слово. И списывая, отдавать их по разным волостем и по сёлам...»
Очень хорошо об этом пишет Костомаров: «Читали люди и прелестные письма Разина и верили им, и читали они государевы и патриаршие грамоты и тоже верили им. Писал Разин, что бояре и дворяне кровопийцы и изменники, и правда эта была великая. Писали царь и патриарх, что учинил Разин кроворазлитье в государстве, говорил хульные слова против господа бога Иисуса Христа, поносил великого государя и святую церковь. Об этом же кричали приказные и духовные люди, и беглецы от Стеньки — и всё то казалось истинной правдой...»
Можно заметить, что в документах той осени «воровские казаки» постепенно превращались просто в «воровских людей»; бунтовщики были «чёрные люди», «грацкие» (городские) люди. От козловского воеводы С. Хрущёва почему-то больше всех шло отписок о мятежных молодых дворянах — то ли так документы сохранились, то ли Хрущёв к таким случаям был особо бдителен. Боярский сын из Козлова Ипат Аристов возглавил отряд из горожан и крестьян и пошёл по соседним сёлам. Боярские сыновья Макар Протасов и Евсей Коробейников привезли в Усмань и Белый Колодезь «прелесные грамоты» и подняли там восстания. Боярские дети, братья Филимон и Лазарь Щетинины (Крестьянская война. Т. 3. Док. 30. Отписка Хрущёва в Разрядный приказ от 21 марта 1671 года), «приложились в танбовском уезде к воровским людем, а Филимошка был у воровских людей атаманом. И на боях, государь, те изменники Филимошка и Лазарка с твоими великого государя ратными людьми с козловцы бились».
Люди запутались: кто казаки, кто не казаки; из челобитной старосты села Павлов Острог Нижегородского уезда Б. Кузнеца о попытке мятежников занять село (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 127. 6 октября 1670 года): пришли «неведомые воровские люди со многим людьми скопом, конница и пехота, со всяким оружием, а своим кричат “нечай” и “казак”. И называютца донскими и яитцкими и запорожскими казаками. Атаман Ивашко Григорьев да ясаул Ивашко Тимофеев с товарыщи своими».
Однажды в документе была допущена ошибка или описка: не «воровские люди», а «воинские люди» (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 114. 11 октября 1670 года — донесение гремяченского приказного человека (чиновника) С. Сафонова михайловскому приказному человеку М. Тютчеву о действии восставших в Ломовском и Керенском уездах). Из этого вышло целое уголовное дело. Тютчев немедленно донёс в приказ Казанского дворца: «...в той, государь, отписке написаны неистовые слова». Переписка по этому поводу велась несколько недель, но в конце концов виновные отделались легко: Сафонова «за недосмотр» посадили в тюрьму на сутки, а дьячка, писавшего донесение, били батогами «нещадно».
Так кто же всё-таки были восставшие — казаки, не казаки? Из допроса в полковом стане Ю. Долгорукова 10 октября 1670 года участников восстания, взятых в плен при селе Кременки Кадомского уезда (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 110): «А остальные воровские казаки, 7 человек, в роспросе сказались темниковского уезду разных помещиков крестьяни. Собрал де их саранской тюремной сиделец Федька Сидоров да ясаул Андрюшка Осипов из разных деревень».
Крестьяне и горожане или вступали в казачество, как в Лыскове, или обходились без этих церемоний и просто называли себя казаками, иногда даже имя меняли, начиная новую казачью жизнь, становясь нежданно-негаданно для себя есаулами и атаманами... Из того же допроса: «Ясаул Андрюшка Осипов в роспросе сказался — Саранского уезду, новокрещения Лаврентьев крестьянин Сафаров. Тому недели з 2 присылал под Саранск вор Стенька Разин донского казака, а как ево зовут, не ведает. И взял де город Саранской приступом и воеводу Матвея Вельяминова убил... А были де в то время с тем вором и город взяли синбирские и Синбирской черты казаки и стрельцы... А в Саранску де остался тот воровской донской казак, а от себя послал тюремного сидельца Федьку Сидорова и велел ему быть атаманом... И он де, Андрюшка, с товарыщи своими, собрався человек з 200 и выбрали ево, Андрюшку, товарыщи ясаулом... Да к ним же приходили Арзамаского уезду крестьяне 10 человек и привезли бочку вина, а хотели быть к ним в казаки из того села 200 человек...»
О выборах атаманами и есаулами местных жителей упоминается часто. Из уже цитировавшихся показаний жителей Уренска: «А в тех де острошках на Атемаре и на Инсерском выбрали тех же острожков изменников старшин и атаманов, на Атемаре де посацкого человека Сенку Кузнеца да Ивашку Сеченова да Назарку Кузьмина». Став атаманами, непременно заводили себе полковое знамя — об этом есть десятки упоминаний. Запись в книге Разрядного приказа от 18 октября 1670 года по отписке муромского воеводы А. Шаховского о том, как на людей, ехавших на службу, в Нижегородском уезде напали «воровские люди» и побили (Крестьянская война. Т. 2. 4.1. Док. 141): «А по смете де тех воров конницы с 300, пехоты с 2000 человек, 3 у них знамени». Крестьянин Шелудяк: «А тех де воровских Козаков было с 500 человек, а с ними черкасы и колмыки с копьи, да с ними ж де знамёна и вязан лошадиной хвост».