Привязав «лошадиной хвост», смешанные казачье-крестьянско-боярско-городские отряды летали повсюду и брали село за селом — а у самого Разина находящееся при нём войско тоже становилось всё более смешанным. В декабрьской отписке из приказа Казанского дворца воеводе Борятинскому (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 281) говорится, что «вор Стенька Разин собрався с ворами, с донскими и астраханскими и с саратовскими и с самарскими ворами и изменниками и с синбирския черты со всех городов с ворами из разных городов и с татары и с чювашею и с мордвой и с черемисою...». (У советских авторов Разин командует войском русских крестьян, но много ли было собственно русских крестьян в самом его отряде — неизвестно). Н. Лысенко, «Гибель Разина»[76]: «Немногочисленные этнические казаки стали теряться в этом инертном, плохо организованном войске, более похожем на вооружённую толпу. Обучить повстанцев из числа невоинственных по природе поволжских народов профессиональным боевым приёмам, конечно, пытались, но результаты этой науки не впечатляли: войско оставалось нестойким в обороне, быстро поддавалось панике, почти не понимало смысла боевого манёвра».
Историки оценивают (исходя из различных донесений того периода) численность разинского войска к концу сентября под Симбирском в 15-20 тысяч человек. Ох, сомнения берут: может, всё-таки поделим это количество пополам? Корреспонденты иностранных газет вообще называли 100 и 200 тысяч... Каково было общее количество восставших — сказать и вовсе не возможно. Несколько десятков тысяч? Может быть... Тут проблема ещё и в том, что бунтовщики не представляли из себя единой силы, которая воюет на постоянной основе: без сопротивления взяли власть в какой-нибудь деревне, повесили помещика и успокоились и дальше никуда не пошли, и поди разберись потом, считать бунтовщиками одного-двух человек или всю деревню, относить их к армии Разина или нет, раз они больше не воюют...
Тем временем Фрол Разин шёл на Коротояк и Воронеж; кроме того, что эти города были важными пунктами на пути к центру страны, они были и главными поставщиками продовольствия на Дон, и Фролу было поручено это продовольствие на Дон отправить. По словам дворянина Е. Щербинина, у Фрола было более трёх тысяч человек «и больши». Вышел он из Кагальника Доном через Паншин, там захватил около пятидесяти небольших торговых судов и отправился к Коротояку, а в Воронеж послал разведчика (того схватили и казнили). Воронежский воевода Бухвостов писал в приказ Казанского дворца 13 октября (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 2. Док. 55): «И мне, государь, холопу твоему, на Воронеже бес твоих государевых ратных людей быть не мошно, в приход воровских казаков от воронежских служилых и от посацких и от жилецких людей опасаюсь шатости... А иные, государь, воронежцы сами и ныне на Дону с теми воровскими казаками таргуютца и на Воронеж выезжают...»
Из-под Тамбова пришло известие, что Фрола ждут; он отправил туда отряд во главе с атаманом Иваном Мартыновым; предположительно этот отряд захватил Троицкий мужской монастырь и собрал там около двух тысяч человек, да ещё и с артиллерией; предполагалось, что Фрол придёт туда после взятия Коротояка. Он подошёл к Коротояку в конце сентября, но силы были неравными: в городе находились московские стрельцы и солдаты, от Воронежа к ним в любой момент могло прийти подкрепление; Фрол затеял бой, но был разбит и отброшен.
Брат его всё стоял под Симбирском — и четвёртый штурм ни к чему не привёл. Не только все историки и литераторы сходятся на том, что нельзя ему было там стоять — это уже тогда понимали. «Голландский Меркурий», 1671 год: «Степан Разин, московский мятежник, выступивший против царского величества, допустил ошибку, когда он промедлил с походом на Москву, ибо теперь весь деревянный город из улицы в улицу перекрыт заставами из боязни нового бунта».
Он нёс потери; вместо нормальной армии у него было уже бог знает что, и это бог знает что надо было кормить. Его поведение, однако, объяснимо. Наживин: «Первым движением раздосадованного Степана было, оставив часть своего войска — оно росло с каждым днём — для бережения осаждённого города, с остальным ударить вверх по реке, на Казань, но прирождённая осторожность победила: чёрт их знает, если, не в пример прочим, оказал сопротивление небольшой Симбирск, то, может, будут сопротивляться и Казань и Нижний?..» А. Н. Сахаров: «Степан хорошо понимал, что мужик не казак и никуда он не пойдёт с ним дальше уездного города, а если и пойдёт, то вернётся с полдороги в свои сёла и деревни готовиться к возке навоза на поля, к весенним полевым работам». Чапыгин: «Разин видел, как без боя на осаде при многолюдстве городском портились воины. Тогда ему хотелось пить водку, а хмельное вышло всё. Жители слободы варили брагу, но в городе мало было мёду и сахару не стало. Горожане в дар атаману приносили брагу, он, её попробовав, сказал:
— С браги лишь брюхо дует!»
В конце концов попы ему принесли бочку хорошей браги, и «с этого вечера Разин начал пить. На приступы к кремлю не выходил. К рубленому городу ходили двое есаулов: Степан Наумов и Лазарь Тимофеев». Из записей Д. Садовникова: «Симбирск Стенька потому не взял, что против Бога пошёл. По стенам крестный ход шёл, а он стоит да смеётся.
— Ишь, чем, — говорит, — напугать хотят!
Взял и выстрелил в святой крест. Как выстрелил, так весь своею кровью облился, а заговорённый был, да не от этого. Испугался он и побежал».
Скорее всего, наверное, он надеялся взять крепость измором — осаждённые на тушение пожаров расходовали очень много воды, скоро им пить будет нечего. Но даже возьми он Симбирск, это вряд ли спасло бы положение: царские войска со скрипом, но всё же собирались, постепенно обучались, лучше укомплектовывались. Масса примеров тому, как война делает слабую армию сильнее. Но с армией Разина этого не происходило, она, напротив, слабела (имеется в виду та часть войска, что была под Симбирском). И воевать новопришлые не умели, и сам Разин, вполне возможно (как и его брат Фрол), не был особо искусным полководцем. В вопросах большой политики он разбирался лучше всех своих соратников, но как военачальники многие из них, вероятно, были сильнее его (этому тезису будут ещё подтверждения).
Борятинский тем временем собрал в Казани новое войско — восемь тысяч человек с артиллерией, среди которых было несколько полков отлично обученных рейтар, — и 15 сентября вновь пошёл к Симбирску. 20-го за рекой Свиягой у станицы Куланги он встретил большой отряд разинцев и разбил его. По показаниям в Белгородской приказной избе в декабре 1670 года казака К. Данилова (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 311), разинцев там было 700 человек конных казаков и ещё конница «татар и мордва и чювашей», был и Разин, и под ним убили лошадь. В отписке же полкового воеводы И. Урусова в приказ Казанского дворца (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 118. Октябрь 1670 года) сообщается, что в бою участвовали более трёх тысяч конных и пеших мятежников и о присутствии Разина не упоминается. «Побили и языков взяли», по словам Урусова, 67 человек, которых велено было «посечь и перевешать», «да на том же бою взят стрелец Ефремко Провоторхов, и того де стрельца велел он [Борятинский] росчетвертовать и на колье рассажать...». Если побили только 67 человек из трёх тысяч «пеших и конных» — остальные, надо думать, отступили к Симбирску? Или разбежались?
За десять дней Борятинский с боями прошёл от Куланги через деревни Крысадаки и Поклоуш, города Тогаев и Мшанск, везде брал «языков» и казнил их и 1 октября подошёл вплотную к Симбирску. Н. Лысенко в «Гибели Разина» пишет, что «главным козырем Борятинского стал специальный конный отряд — Разин практически не имел значимой конницы». Да, похоже, что конница, исчезнувшая было в Царицыне и затем появившаяся вновь, была недостаточно многочисленна. Например, жители Уренска, чьи рассказы мы цитировали выше, говорили, что «вор Стенька» в своих письмах требовал «кони их всех (бояр и помещиков, которых надобно убить. — М. Ч.) пригонять в Синбирск... Да им жа де велено збирать с уезду добрых лошадей и водить к нему ж, Стеньке Разину».
Из доклада воеводы П. Урусова (Крестьянская война. Т. 2. Ч. 1. Док. 118. Не ранее 11 октября) бой видится так: воевода остановился в двух верстах от Симбирска, Разин атаковал его (имея пехоту, сколько-то конницы и артиллерии), сошлись на расстояние в 20 саженей (50 метров), был бой, Разин отступил, подтянув силы, атаковал вновь, был такой бой, что «люди в людех мешались и стрельба на обе стороны была ис мелкого ружья и пушечная в притин [в упор]... и бились с утра и до сумерек», но в конце концов «милостию божией» или, по мнению Н. Лысенко, ударом конницы воевода победил, а Разин, понеся большие потери, уже без пушек и знамён, раненный саблей в голову и выстрелом в ногу, едва не взятый в плен, укрылся в посаде. Следующие два дня прошли без боёв — обе стороны готовились; Борятинский переправился через Свиягу, подошёл к самому кремлю и смог договориться с Милославским о совместных действиях.
В ночь на 4 октября разинцы предприняли отчаянную попытку штурмовать кремль, бросая из посада «зажигалки». Борятинский применил военную хитрость: послал полковника Чубарова тихо пройти с полком за реку, и там, за Свиягой, Чубаров произвёл ужасный шум, делая вид, что пришло новое подкрепление. Ничего уж такого особенного в этой военной хитрости не было, казаки сами делали подобное. Но в этот раз они приняли решение бежать — и бежали по воде. Борятинский вышел с конницей в поле, пехоту направил на обоз и на посад; одновременно на посад напал Милославский, поджигая его; всё запылало, разинцы, не успевшие бежать, были перебиты. Дальше начинается мифология.
Урусов пишет так: непосредственно после манёвра Чубарова «на нево де, вора Стеньку, пришло такое страхованье, что он в память не пришёл и за 5 часов до рассвету побежал в суды с одними донскими казаками. И астраханцов, и царицынцов, и самарцов, и саратовцов покинул у города и их обманул, а велел де им стоять у города и сказал им, бутто он пошол на твоих де великого государя ратных людей...». Далее этот текст почти дословно появляется во всех официальных документах. Вернадский его просто повторяет: «1 октября Разин потерпел сокрушительное поражение, через два дня после которого он решил бежать с донскими казаками. Другую часть войска — добровольцев из Астрахани, Царицына, Саратова и Самары — он оставил у Симбирск