«И казаки де на Корнила кричали и говорили ему. — Повадился де он их к Москве возить, бутто азовских ясырей, связав; полно де и той ему удачи, что Разина отвёз. А если Буянка отдать, то и по достального казака присыпки с Москвы ждать будет... и кричали и говорили. — Вам де в том чинитца выслуга, и берут ковши и соболи, а Дон тем разоряют. А Фрола де Минаева бранили матерны и говорили, что де ево, на руку посадя, другой раздавят... А те от казаков крики были не от пьяных, для того наконуне всякого круга бывает казаком крепкой заказ, чтоб ничего не пили, были готовы в круг, и ходят в круг не пьяни». Тем не менее Яковлева выбрали возглавлять зимнюю станицу в Москву, он не хотел ехать с плохими новостями (всегда старался ездить только с хорошими и добровольно слагал с себя атаманские полномочия, когда хороших новостей не было, — пусть Самаренин отдувается). «И казаки на него шумели и говорили. — Естьли он не поедет, и они де ево и с пасынком ево Родионом окуют, и как он возил Разина, так над ним они учинят. И казаки де в кругу приказывали ему с криком, чтоб он, приехав к Москве, говорил немного, а только б говорил, чтоб ратных людей от них вывесть, а у них де и без ратных людей войска много. И после того дни приходил Корнило к стольнику ко князю Петру Хованскому и плакал...
И в тех де черкаских во всех городках по станичным избам казаки все говорят, что хотят собрався идти великого государя на ратных людей, которые в ратном городке, и воевод и всех начальных людей и стрельцов московских побить всех, а городовым стрельцом дать волю. И збираютца в Паншин изо всех городков для того на думу. А естьли де пришлёт великий государь на Дон рать большую, и они де замирятца с Озовом и поднимут Крым... И говорят де такие речи все казаки по всем казачьим верхним городкам в станичных избах, сходясь по утрам и в ыные времена не пьяны». Тем не менее и после этого инцидента Яковлева вновь избирали атаманом; в 1679 году Посольский приказ требовал от него пресечь попытки атамана Ивана Соловья идти пиратствовать на Волгу.
Весной 1682 года острогожский полковник И. Сасов писал курскому воеводе П. Хованскому, что «воровские» казаки собираются на реке Чёрной Калитве (Крестьянская война. Т. 3. Док. 299): «А знамёна де у них, воровских казаков, большие комчатые и дорогильные, а прапорец де у них с чёрным пластаным орлом под золотом. А сказывают они де, донские воровские казаки, что те знамёна и прапорец Стеньки Разина...» Возглавлял этих казаков атаман Иванов и дошёл аж до Коротояка, где был осенью разбит правительственными войсками. В том же году царицынский воевода К. Козлов писал в Москву, что на Дону голодно и вот-вот «воровские казаки» снова пойдут брать города; обошлось без войск, мятежников усмиряли сами донцы во главе с Фролом Минаевым. И тогда же — мы об этом уже упоминали — произошёл бунт стрельцов в Москве: в нём участвовали и астраханские стрельцы из тех, кто был в войске Разина и отделался ссылкой или тюрьмой. Собирали круги, сбрасывали своих командиров «с роскату»... В 1683 году отряд мятежного атамана Скалозуба пытался взять Царицын, но не сумел. В 1688-м во время очередных волнений на Дону казаки-раскольники заявляли, что хотят быть «как Стенька Разин».
Афанасий Разин воевал, в 1684 году был в плену у крымцев, его выкупили; от отца он, во всяком случае на словах, не отрекался. Год 1690-й, «расспросные речи» в Нижегородской приказной избе драгуна В. Таркова об очередных «воровских казаках» (Крестьянская война. Т. 3. Док. 314): «А Стенькин сын Разина Офонька в то время жил у Фрола ж Минаева и говорил ему, Фролу. — Я де, собрався с воровскими казаками, все крови отца своего отолью сего лета. И хотел он с ним, Фролом, ехать к Москве. И Фрол де ево с собою не взял...» В 1707 году, во время восстания донского атамана Кондратия Булавина, острогожский полковник И. Тевяшев сообщал в Разрядный приказ: «А при нём, атамане Булавине, были: один называетца полковником, прозвище Лоскут, сходец с Валуйки, про которого сказывают, что он был при Стеньке Разине лет с 7». Булавинцы тоже хотели быть «как Стенька». В 1744 году, при императрице Елизавете Петровне, Тайная канцелярия разбирала дело капитана Б. Тютчева, который в пьяном виде болтал, что Саратов — разинский город и живут в нём разинцы; разбирались всерьёз (в деле 40 листов), в итоге капитана не посадили, но в чине понизили. А ещё через 30 лет бледной тенью Разина явился Пугачёв; ну а уж потом казаков окончательно из «вольных людей» превратили в опричников, нагайками разгоняющих студенческие демонстрации. Что бы на это сказал Степан Тимофеевич, интересно?
О, разумеется, он не умер, а если и умер, то временно и отчасти. Валишевский: «Но проклятие тяготило на нём; он не мог более продолжать своих подвигов, он не мог даже умереть.
Его не хотели принять ни вода, ни земля. Он живёт вечно. Некоторые думают, что он всё ещё блуждает в населённых предместьях или дремучих лесах, помогая беглым арестантам или бродягам без паспорта. По другой версии он заключён в пещеру и там искупает свою вину. Через сто лет после его предполагаемой смерти он был узнан русскими матросами, которым удалось бежать из плена у туркменов, на берегу Каспия. Он говорил с ними и объявил, что вернётся в Россию ещё через сто лет и вновь начнёт свои подвиги. Он сдержал своё слово и назвался Емельяном Пугачёвым».
В народных легендах бессмертие Разина тоже не награда, а наказание и несчастье. «Песни и сказания о Разине и Пугачёве»: «Стенька дотронулся до кандалов разрывом-травою — кандалы спали, потом Стенька нашёл угол еде, нарисовал на стене лодку, и весла, и воду, — всё как есть, да, как известно, был колдун, сел в эту лодку и очутился на Волге. Только уж не пришлось ему больше гулять: ни Волга-матушка, ни мать сыра земля не приняли его. Нет ему смерти. Он и до сих пор жив. Одни говорят, что он бродит по городам и лесам и помогает иногда беглым и беспаспортным. Но больше говорят, что он сидит где-то в горе и мучится».
Рано или поздно он появится — так говорят поэты. А. Н. Толстой, «Суд»:
Задымятся кровию все леса и реки;
На проклятых торжищах сотворится блуд...
Мне тогда змеёныши приподнимут веки...
И узнают Разина. И настанет суд.
Максимилиан Волошин, «Стенькин суд»:
Сам судьёй на Москву ворочусь.
Рассужу, развяжу — не помилую, —
Кто хлопы, кто попы, кто паны...
Так узнаете: как пред могилою,
Так пред Стенькой все люди равны.
Мне к чему царевать да насиловать,
А чтоб равен был всякому — всяк.
Тут пойдут их, голубчиков, миловать,
Приласкают московских собак.
А вот по мнению В. Гиляровского («Стенька Разин»), возвращаться атаману нет никакого резона:
— Эх, народ! Брось эту думу.
Аль в народ не верил я?
Глянь: окрасила солому
За него здесь кровь моя.
Верил я в него когда-то
Да разверился теперь...
На словах одно — на деле
Раб душой и сердцем зверь.
Так может ли он вернуться? Страх перед таким явлением жил долго. Очень любивший (по крайней мере, на словах) русский народ М. П. Погодин писал[84]: «Не Мирабо страшен, а Емелька Пугачёв: Ледрю-Роллен со всеми коммунистами не найдёт в России приверженцев, а перед Никитою Пустосвятом разинет рот любая деревня. На сторону Маццини не перешагнёт никто, а Стенька Разин лишь кликни клич! Вот где кроется наша революция, вот откуда нам угрожает опасность, вот с какой стороны стена наша представляет пролом». И ведь примерно так и вышло в 1917 году; правда, «коллективный Разин» тогда обошёлся без участия казаков, те, напротив, пошли против власти, на краткий исторический миг вновь став бунтовщиками, но это не суть важно: времена меняются, «новый Разин» мог быть и юристом.
Г. А. Гладченко: «Почему бы защитникам крестьянских восстаний, предлагавшим поставить в городе [Астрахани] монумент Разину, не спроецировать те ситуации на сегодняшний день. Разве сейчас мало недовольных властью, просто бедных людей? Ведь за чертой элементарного достатка живут миллионы. Ну и что, найдётся предводитель, толпа недовольных озвереет, возьмёт город и посбрасывает с колокольни губернатора, его аппарат, правительство, депутатов Думы, мэрию заодно, других богатеев». Да нет, что вы, мы уже давно тихие. Пусть бояре ходят хоть в пятистах шубах, пусть шубохранилища строят специальные — а что такого, все воруют, лишь бы на кол не сажали, а если и сажали, то не нас; мы тихие, мы сонные. Изредка кто-то пробормочет, не подымая головы, тихонечко: «На Руси уж давно правды нету-ти, одна кривдушка ходит по свету» — и, как все, в спячку. Мы сонные, мы тихие. Телевизор усыпил нас. Спим мы, и Степан Тимофеевич спит.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИС. Т. РАЗИНА
1630—1635 (предположительно) — на территории Войска Донского (предположительно в Черкасске) родился Степан, сын донского казака Тимофея Рази и неизвестной матери.
1652, 5 ноября — первое сохранившееся упоминание о Степане Разине — просьба о поездке на богомолье в Соловки.
1658, декабрь — Разин в составе ежегодной казачьей станицы едет в Москву.
1661, февраль — Разин начинает карьеру казачьего дипломата: отправляется с посольством к калмыкам.
1663, март — первое сохранившееся упоминание об участии Разина в военных действиях.
1667, весна — Разин собирает отряд и отправляется на Волгу пиратствовать; его цель — совместно с яицкими казаками занять Яицкий городок.
1667, лето — 1668, февраль — Разин в Яицком городке.
1668, март — Разин с войском, чтобы выйти из окружения, покидает Яицкий городок и выходит в Каспийское море.
Апрель — разинцы начинают ограбление городов Персии и (предположительно) одновременно с этим просят персидского шаха принять их в подданство.