21) или они сделаны небольшими специально для мужчин.
Хронология степных древностей изучена неравномерно. I группа преимущественно относится к первой половине V.: по всей области распространения ей предшествуют хорошо датированные памятники IV в. (самая поздняя монета в склепе 31 Инкермана — 379–395 гг.). После I группы на западе был период Турнэ-Апахиды, датированный второй половиной V в. (вещи в Турнэ зарыты в 482 г.).
К середине V в. в степи относится могила у колхоза «Восход» (рис. 3, 23; 5, 5; 6, 2; 7, 4), далее следует пробел около столетия. Возможно, второй половиной V в. или VI в. можно датировать могилу у Дмитриевки в балке Вольная Вода (рис. 5, 3, 6). Ко второй половине VI в. относится погребение у Большого Токмака (с пряжкой типа Суцидава) (рис. 6, 14; 8, 3). Остальные могилы с геральдическими пряжками из степи, судя по южным аналогиям, VII в. Княжеские сокровища в Малом Перещепине и Келегейских хуторах не могли попасть в землю ранее 641 г. (по монетам) [см.: Bóna I., 1970, s. 262, 263]. Сопоставление с другими материалами показывает, что они отражают быт кочевой знати второй половины VII в. Романовская (по монете), Вознесенка, Ясинова, возможно, Бородаевка датированы первой половиной VIII в.
Спорна дата II и III групп. Обычно их не отделяют от I группы. Однако набор наиболее важных признаков и территория их распространения говорят против такого отождествления. Уже Т.М. Минаева основные аналогии для шиповских вещей находила в керченских склепах с пальчатыми фибулами и пряжками VI–VII вв. (№ 152/1904 г., № 6/1905 г., № 78/1907 г.) [Minajeva Т.М., 1927, s. 207–208] (правда, она их датировала V в.). Хорошие аналогии для II группы известны среди могил с геральдическими пряжками в Башкирии, Крыму и на Северном Кавказе. Они определяют ее дату в пределах VII в. III группа, как мы видели, характеризуется Р-образной скобой ножен, костяной подпружной пряжкой, очень широкими короткими наконечниками ремней с бахромчатым орнаментом, изогнутыми полыми серьгами с шарами, узорами — 3-образным и состоящим из трех поперечных валиков. Все это обычно для VII в., лишь отчасти свойственно для VI в. и совсем чуждо I группе. Основная масса украшений III группы вообще не имеет аналогий или имеет их в лишенных узкой даты древностях Таласа и Тянь-Шаня. Сами по себе не определяют дату и редкие находки вещей V в. или их обломков в комплексах III группы (Марфовка, Ленинск): ведь отдельные стеклянные сосуды и другие предметы римской эпохи известны в комплексах VI–VII вв. и на западе. Их или долго берегли, или помещали в могилы, находя случайно при рытье ям.
I группа по времени и территории распространения принадлежала народам, объединенным на короткое время европейскими гуннами (рис. 2, схема 2). Грабительские войны и огромные контрибуции (о которых сообщают письменные источники) позволили гуннам собрать баснословные богатства. Следы этих богатств — клады не бывших в употреблении римских золотых монет первой половины V в.: более 6 кг. около Ходмезёвашархея в Венгрии (1440 монет), 108 монет в Вине (Словакия), 201 в Рублевке на Полтавщине. Подданные и союзники гуннов участвовали в дележе этой добычи. В I кладе из Шимлеул Сильваней (Румыния) было 2,5 кг. золотых предметов. Послегуннский (гепидский?) клад в Петроссе (Румыния) содержал 18,8 кг. золотой посуды и женских украшений. Эти цифры говорят, как богата была разноплеменная правящая верхушка гуннского государства. В этой среде и возникла у варваров мода покрывать все золотом и камнями — своеобразное всеобщее упоение богатством, небывалое ни до, ни после. Неверно считать, что воины с позолоченными вещами I группы принадлежали к высшей знати, поскольку вещи из кочевнических могил, блистая золотом и камнями, не дороги: под тонким листком золота или позолоченного биллона скрыты серебро и бронза, не дороги и камни (альмандины, сердолик, позднее янтарь). Цельнозолотые вещи редки и невелики по размерам. В великих империях юга усыпанные драгоценностями одежда и предметы обихода, являвшиеся привилегией только высшей знати (см. портрет императора Констанция на блюде из Керчи), были исключением. У подражавших этому варваров золотой убор стал правилом. Таким образом, вполне вероятно, что все известные до сих пор в степи могилы I группы принадлежали рядовым воинам, основе могущества гуннов, а могилы знати еще не найдены.
По косвенным данным источников, исследователи так рисуют развитие общества европейских гуннов: 1) племена под водительством своих вождей образовали временный союз для завоеваний; 2) этот союз упрочился для господства над покоренными народами; 3) превратился при Аттиле в кочевое государство с неограниченной властью главы [Thompsen Е.А., 1948; Harmatta J., 1951, 1952; Werner J., 1956, s. 2–3]. Это произошло за короткое время в условиях войн, поэтому здесь не развивалась глубокая социальная дифференциация (не обеднела рядовая масса), общество в значительной мере сохранило свой варварский, доклассовый характер. Отсюда — «золотой» убор большой массы воинов, которые подражали правящему слою, носившему действительно драгоценный убор. Изучение фибул, одного из основных компонентов I группы, показало, что они, а с ними и стиль I группы у оседлого населения в основном складывались в дунайский период государства гуннов, т. е. на этапе превращения союза племен в государство — в первой половине V в. Тогда же сложился золотой убор кочевников.
После изгнания гуннов из Подунавья местное население сохранило многие традиции первой половины V в. и они сказывались по всей области расселения древних германцев до VI–VII вв. Как показывает кочевническая группа II, то же явление происходило в степях Восточной Европы: кочевники до VII в. сохраняли традиции V в., постепенно их трансформируя (рис. 2, схема 2). В VII в. новое южное влияние принесло моду на пояса с геральдическими украшениями, позднее на серьги с подвесной византийских типов и т. д. В степи пока плохо представлен VI в.; а в VII в. кочевники предстают уже сильно дифференцированными в социальном отношении. С одной стороны, могилы без оружия, с несколькими дешевыми бляшками на поясе, с другой — богатейшие комплексы типа перещепинского. В конце VII — начале VIII в. появились даже обширные поминальные сооружения (Глодосы, Вознесенка), не уступавшие каганским II Тюркского каганата. Именно в VII в. на базе этого процесса восточноевропейские кочевники смогли основать уже не эфемерные, а прочные государства.
Наиболее трудно дать оценку III группы. Она не связана с эпохой Аттилы ни по занимаемой области от нижнего Дуная до Киргизии (рис. 2, схема 3), ни по формам и декору вещей (совершенно чуждым общеевропейской I группе), ни по весьма еще малочисленным датирующим признакам. Внутри нее выделяются две зоны: восточноевропейская и тянь-шаньская — со своими особенностями. Еще совсем неизвестен быт знати I каганата тюрок, объединившего во второй половине VI — начале VII в. степи от Гоби до Приазовья. Кочевнические трупоположения с конем катандинского и кудыргинского типов (последний соответствует Вознесенке и II аварской группе на Дунае) отражают эпоху II Тюркского каганата, но не ранее. Возможно, что явно азиатская культура кочевников III группы связывается с наследием I каганата, как I и II группы с наследием гуннской державы. Тогда становится понятным ее появление на самых низовьях Дуная: ведь болгары Аспаруха были возглавлены тюркской династией Дулу и могли иметь в своем составе группы азиатских степняков (восточноевропейские компоненты представлены у них II поясом из Мадары и бляшкой перещепинского круга из Ветрена). Такая трактовка III группы — пока только предположение. Ясно одно, что в степи одновременно обитали кочевники разного происхождения, антропологического облика, с разными обычаями и культурой. Но материал еще так мал, что нельзя очертить локальные группы и сопоставить их с названиями народов в письменных источниках.
Кто были эти народы этнически? Источники, сообщив о присоединении к гуннам части алан, после этого больше не называют их среди населения. Аланы остались на Кавказе и в конце IV–V вв. упоминаются также на западе. Кавказские аланы, усвоившие культуру I группы, по своим обычаям сильно отличались и от степняков, и от группы Унтерзибенбрунна (Рутха, Вольный Аул, Брут, Гилячская могила 5 из раскопок Т.М. Минаевой в 1965 г.). На западе пока не удается внутри I группы разделить могилы готов, алан, потисских сармат, гепидов, ругов и других живших там народов. Об участии алан в создании культуры I группы говорит появление в ней зеркал и некоторых форм сосудов [Кузнецов В.А., Пудовин В.К., 1961]. Украшения из Северной Африки, приписанные аланам М.И. Ростовцевым, оказались местными и притом датируются временем на 100 лет позднее. В восточноевропейской степи на смену могильникам сармат пришли одиночные могилы с совсем новыми обычаями и традициями. Вероятно, правы источники, относя степное население V–VIII вв. к гуннам. Правда, неясно, кто были сами гунны конца IV в. Культура I группы появилась внезапно, без прямых предшественников. Археологи и историки до сих пор не выяснили, где жили европейские гунны перед вторжением в Бостонную Европу: в восточных степях не выделяется пока особой локальной группы. Вполне вероятно, что после поражения азиатских хунну (гуннов) в 155 г. на запад ушла лишь кучка воинов, принесшая название народа, язык, военные обычаи, но усвоившая в новых местах другую материальную культуру [Гумилев Л.Н., 1960].
Отношения кочевников с покоренным населением варьировались от рабства до союзничества и совместных походов. Кочевники нуждались в продуктах земледелия, в ремесленных изделиях. Война с оседлыми соседями сменялась дружественными отношениями, экономическими связями, заключались браки между представителями знати. Гунны вытеснили из степи алан, привели к исчезновению Черняховской культуры, ограбили многие античные поселения на Боспоре, вероятно оказавшие им сопротивление. Но, судя по некрополю столицы Боспора, местная знать в период зависимости от гуннов сохранила свои богатства, оставив великолепные наборы украшений в стиле I группы. Лежавший более 100 лет в развалинах Танаис при гуннах был вновь заселен на всей площади и лишь позднее угас окончательно [Шелов Д.Б., 1972, с. 307–335]. Известно, что на Дунае гунны, а позднее авары уводили к себе и поселяли в своих владениях население целых византийских городов. В пределах Аварского каганата отдельные группы оседлого населения достигали в VII в. большого благосостояния (Кёрнье и памятники кестхейской культуры вокруг Балатона).