Керамика резко отличается от салтово-маяцкой (рис. 54, 22–33). Мы уже говорили, что в Танкеевском могильнике встречались салтовские лощеные кувшины и кубышки. Однако подавляющее большинство сосудов — местная керамика, характерная для памятников Башкирского Приуралья, верхней Камы и Чепцы. В этом основное отличие танкеевского этапа от предыдущего большетарханского, где салтовская посуда оставалась преобладающей, несмотря на наличие и там типично местной посуды.
Среди предметов туалета и украшений выделяются, во-первых, появившиеся односторонние гребни-расчески, относящиеся по аналогиям к X в., и, во-вторых, большое количество так называемых шумящих подвесок, имеющих аналогии в верхнекамских и мордовских древностях X — начала XI в.
Наряду с обычными проволочными тонкими салтовскими браслетами встречаются новые типы браслетов: витые из двух жгутов, ложновитые и со вставками на концах. Совершенно новые типы попадаются я среди перстней (с высокой жуковиной или щитком).
В целом украшения попадаются очень редко: на сотни могил — единицы. Даже наиболее частая находка — бусы встречены всего в 25 % погребений могильника.
Характерна некоторая связь инвентаря, особенно поясных наборов, с сибирскими материалами IX–X вв. Кроме того, только в могильниках танкеевского периода попадаются серьги с подвеской, покрытой зернью и абсолютно аналогичной сибирским серьгам, датирующимся от VII до X в. К X и даже XI в. относятся поясные лировидные пряжки, широко известные в древностях Восточной Европы. Следует помнить, что из 18 монет, найденных на могильнике, 15 относятся к IX–X вв., что еще раз подтверждает позднюю дату могильника.
Могилы Танкеевского могильника весьма близки Больше-Тарханскому. Это глубокие и длинные ямы с вертикальными ровными стенками. Всего 6 % из них имеют различные конструктивные особенности: небольшие подбойчики в ногах или головах, заплечики и т. п.
Погребения совершались обычно без гробов, но попадались и с гробами (около 100 захоронений). Покойников хоронили в вытянутом положении, на спине, с руками, уложенными вдоль туловища или слегка согнутыми в локтях, преимущественно головой на запад, но попадаются погребения и с восточной ориентировкой. Обыкновенно погребения одиночные, но изредка встречаются и парные и даже групповые. Сосуды с сопровождающей пищей и кости жертвенных животных помещались у головы или ног покойника. 35 мужских погребений сопровождались захоронением останков убитых на похоронах коней: головы и ног, отчлененных по второй сустав. В одном погребении голова и ноги коня были заменены коровьими. Как и в Больше-Тарханском могильнике, обряд погребения костей коня не характерен. Однако самый факт его появления говорит о> более поздней дате и большетарханского, и танкеевского периодов по сравнению с салтовским.
По материалам танкеевский этап более поздний, во всяком случае, он меньше связан с предшествующим временем, чем большетарханский: ранних вещей в нем мало, поздних (X в.) — подавляющее большинство. Характерно, что на окраинах этого могильника хорошо выделяются мусульманские захоронения, относящиеся к X в. Правда, возник этот могильник, возможно, почти синхронно с Больше-Тарханским, о чем свидетельствуют находки IX в. в его погребениях.
Ряд погребений Танкеевского могильника имеет еще одну особенность, совершенно неизвестную по материалам предыдущего времени. Это серебряные маски на лицах покойников, аналогии которым можно указать в погребениях ломоватовской культуры.
Эта же особенность в сочетании с захоронениями вместе с останками коня (головы и ног) характеризует еще один в настоящее время активно исследуемый могильник — Больше-Тиганский [Халикова Е.А., 1976]. Остальные черты и датировка этого могильника также близки танкеевским, хотя аналогии большинству найденных в могилах вещей исследовательница находит в древностях VIII–IX вв. а монеты, обнаруженные в нескольких погребениях, в основном относятся к VIII в. (от 709 до 790 г.). Видимо, надо считать, что Больше-Тиганский могильник синхронен Больше-Тарханскому. Захоронения с костями коня в Больше-Тарханском могильнике явились, очевидно, результатом взаимодействия с большетиганским населением. Интересно, что лицевые покрытия у «тиганцев» не в форме личины, как в Танкеевском могильнике, а в виде небольших пластин на глаза, нашивавшихся на лоскут ткани, прикрывавшей лицо. Это, вероятно, ранняя форма лицевых покрытий, развившаяся в X в. в серебряные маски-личины.
Явные отличия в погребальном обряде и в инвентаре между Больше-Тиганским и Больше-Тарханским могильниками и в то же время черты сходства, которые наблюдаются между ними, и особенно связи обоих могильников с танкеевским периодом или этапом раннеболгарской культуры Поволжья нуждаются в объяснении.
Исследователи этих памятников многократно пытались интерпретировать их [Генинг В.Ф., Халиков А.X., 1964; Халикова Е.А., 1971; 1976; Казаков Е.П., 1971; и др.]. Суммируя их наблюдения и выводы, мы имеем все основания считать Больше-Тарханский могильник и близкие синхронные ему памятники (Кайбельский и некоторые другие могильники) болгарскими, но подвергшимися местному влиянию, о чем свидетельствуют находки сосудов, имеющих аналогии в прикамских культурах, а в нескольких могилах — шумящих подвесок. Могилы с захоронениями головы и ног коня также не свойственны болгарам. Эта черта обряда появляется в Восточной Европе с X в. (с приходом новой тюркской волны народов). В Поволжье она появилась, очевидно, раньше, так же как и характерные сибирские поясные наборы, употреблявшиеся танкеевскими и большетиганскими воинами.
Интересно, что оба эти могильника находятся на левом (восточном) берегу Волги. Больше-Тиганский могильник имеет ряд черт, которые можно считать (несомненно, только в сочетании друг с другом) ранневенгерскими. Это захоронение частей коня вместе с покойником, богатые оружейные наборы, некоторые формы орнаментов и поясных блях, покрытие лиц тканью с нашитыми на месте глаз бляхами. В керамике нет ни одного сосуда, который можно было бы связать с салтовскими. Сосуды исключительно местного происхождения. Е.А. Халикова считает возможным сопоставлять их с сосудами кушнаренковской культуры. Датировка могильника, так же как и Больше-Тарханского, — середина IX — середина X в. Это было время сложения государства волжских болгар. На правом берегу Волги селились среди местного населения откочевавшие в течение нескольких десятилетий IX в. болгары, постепенно распространявшиеся и на левый берег реки.
На левом берегу в эти же десятилетия начала формироваться орда, двинувшаяся немного позднее на запад. Формировалась она из местных угорских племен, пришлых тюркских выходцев из Сибири и, несомненно, частично из болгар. В результате слияния этих элементов сложилось, очевидно, новое образование — венгерский племенной союз.
Танкеевский могильник — более поздний. Именно поэтому в нем больше, чем в таком же левобережном Больше-Тиганском могильнике, проступают черты болгарской культуры. В X в. болгары активно осваивали волжское левобережье. Возможно, это обстоятельство было причиной откочевки из Заволжья «тиганцев» (венгров?). Однако могильник у Танкеевки появился, видимо, одновременно с Больше-Тиганским. Отсюда и черты сходства между ними, постепенно, по мере проникновения сюда болгар, исчезающие из обряда. Итак, Танкеевский могильник принадлежал также в основном местным народам, но со временем начал болгаризироваться, а к середине X в. и мусульманизироваться. К концу X в. он перестал функционировать, так как мусульманские кладбища обычно располагались на новых местах.
Начиналась новая история, рождалась новая культура — государства волжских болгар.
Исследование археологических памятников IX–X вв. началось на Южном Урале всего 10–15 лет назад. В настоящее время изучено более десяти курганных групп и больших курганов, относящихся к атому времени (I и II Бекешевские, Житимакская, Идельбаевская, Лагеревская, Старо-Халиловская, Хусаиновская, Стерлитамакская и др.).
Хронология памятников устанавливается благодаря большому и разнообразному вещевому материалу из раскопанных погребений, имеющему широкие аналогии в степных древностях от Сибири до Венгрии, а также неоднократным находкам монет в исследованных комплексах. Так, в погребении 1 кургана 12 хусаиновской группы было найдено четыре аббасидских диргема 770 г. и один — 824 г., в Житимакском могильнике обнаружено шесть сасанидских монет, причем пять из них относятся к 889–939 гг., а одна — к 951–952 гг. Как видим, в хусаиновском погребении большинство монет — VIII в., монеты этого же времени найдены и в Стерлитамакском могильнике, и в I Бекешевском кургане. Однако они не меняют общей более поздней датировки памятников данной группы, поскольку их находят в комплексах или с более поздними монетами, или с вещами, абсолютно идентичными инвентарю из надежно датированных комплексов других степных культур, относящихся к IX–X вв. Это прежде всего вещи, аналогичные салтово-маяцким IX в.: характерные поясные наборы, поясные петли, серьги нескольких типов (рис. 55, 7, 10–13, 18, 24, 58, 59; 56, 2–6), а также некоторые категории предметов, хорошо известных в венгерских древностях X в. и в сибирских позднесросткинских материалах. Кроме того, в части комплексов попадаются вещи, которые по аналогиям можно датировать XI и даже XII в. Таковы, например, лунницевидные серьги (рис. 56, 11, 12), типологически близкие к серьгам из Кычилькоского и Рождественского могильников XI–XIV вв. [Оборин В.А., 1953, с. 174, табл. V, I], или же сбруйные крупные овальные бляхи с выпуклой средней частью (рис. 55, 82), датирующиеся в Сибири и восточноевропейских степях XI в.
Таким образом, в целом хронологические рамки данной группы — IX–X вв. Отдельные ее погребения, очевидно, датируются XI в. Характер вещевого материала и керамики (рис. 56, 43–51) позволяет отнести группу к позднему этапу караякуповской культуры (см. главу 1).