Довольно часто в могилах кочевников попадаются остатки плетей — костяные рукояти цилиндрической или яйцевидной формы с крючком. Датируются они по аналогиям XI–XIII вв. (рис. 83, 13, 15).
В ряде богатых кочевнических мужских и женских погребений были обнаружены довольно массивные перекрученные серебряные или бронзовые стержни (рис. 83, 41; 84, 12, 13). Длина их доходит до 30–35 см. Археологи долгое время считали их также остатками плетей, тем более что большинство этих стержней бывало зажато кистью правой руки. По внешнему виду стержни напоминают ложновитые гривны. Одни из них сломаны в середине и имеют только один конец, гладкий и суженный, а другой — массивный и витой, причем со следами излома; другие же несомненно являются просто распрямленными гривнами — оба конца у них узкие и гладкие, а середина — витая. По-видимому, эти гривны, переделанные в палочки, являлись знаками особого достоинства, своеобразными жезлами. В качестве рукоятей плетей они не могли служить, так как были слишком хрупки. Кроме того, в одном из нижнедонских погребений с хорошей сохранностью различных частей одежды из кожи и тканей серебряный витой жезл отнюдь не был соединен с ремнями плети — он лежал отдельно у правого бедра в складках одежды. Датируются жезлы по аналогиям с гривнами XII–XIII вв.
Оборонительные доспехи — редчайшая находка в погребениях. Состояли они из кольчуг и шлемов (рис. 83, 1, 18, 58; 20). Такие доспехи характерны и для русских воинов и имеют многочисленные аналогии в русских древностях XII–XIII вв. Однако попадаются в погребениях и оригинальные изделия этого рода. Так, в одном из поросских курганов был найден полусферический шлем с козырьком, изготовленный из железных пластин на железном тяжелом каркасе (рис. 83, 39). Такие же шлемы на каркасе, но обтянутом кожей, находили и в других кочевнических погребениях, синхронных поросскому (примерно середины XII в.). В нескольких погребениях воинов обнаружены панцирные доспехи, сделанные из небольших чешуйчато скрепленных железных пластинок.
Необычайным изделием являются найденные в могилах XII в. железные маски (рис. 83, 19). Как и таштыкские гипсовые маски, они несомненно имеют портретное сходство с умершим. На месте глаз, ноздрей и рта сделаны прорези [Пятышева Н.В., 1964]. Создается впечатление, что при жизни воины пользовались маской как забралом — она достаточно массивна, хорошо закреплена на шлеме. Уши у таких масок бронзовые, с продетыми в мочки бронзовыми колечками. Сравнивать эти маски по их функциональному назначению с лицевыми серебряными или тканевыми покрытиями, известными по находкам в погребениях большетиганского типа, вряд ли правомерно, так как в них открыты именно те органы чувств (глаза, рот и пр.), которые по обряду должны были быть специально тщательно закрыты лицевыми покрытиями.
Бытовая утварь и орудия труда представлены в кочевнических поздних могилах очень слабо. По существу, почти при каждом погребении находят только ножи и реже — кресала с кремешками. О ножах, которые, как правило, очень плохо сохраняются, можно только сказать, что носили их всегда в обтянутых кожей деревянных ножнах. Рукояти у них были тоже деревянные иногда обтянутые фольгой или проволокой. Кресала — калачевидные, имеющие аналогии в Новгороде и других русских городах и датирующиеся X–XI вв., и овальные, относящиеся к XII–XIII вв.
Помимо единичных находок обычных шиферных пли керамических пряслиц, оселков, шильев и шарнирных ножниц, которые не поддаются точной датировке, в погребениях поздних кочевников попадаются иногда различные керамические и металлические сосуды (рис. 82). Последние, как правило, сопровождают поздние погребения — конца XII–XIII в. Это грубые самодельные небольшие мисочки и котелки из листовой меди. Кроме того, в богатых погребениях того же времени встречаются изредка большие медные клепаные котлы с железными ручками (рис. 82, 105).
Керамические сосуды в погребениях очень редки. Правда, в Поросье иногда ставили в могилы обычные русские горшки, да в отдельных захоронениях встречались на Донце и в Приазовье лепные грубые толстостенные сосуды с примесью дресвы и травы в тесте. Тем не менее, благодаря материалам, полученным в раскопках Саркела — Белой Вежи [Плетнева С.А., 1959, рис. 49], у нас уже есть в настоящее время довольно четкое представление о кочевнической керамике X — первой половины XII в. Слой второй половины IX — первой половины X в. заполнен там, помимо типичной салтово-маяцкой керамики, обломками своеобразных богато украшенных лепных сосудов. По формам они делятся на два основных типа: горшки и кувшины (рис. 82, 27–30). Горшки яйцевидные или почти круглые, с плоским дном, напоминающие обычные лепные салтово-маяцкие. От последних они отличаются, во-первых, формой сильно профилированного венчика, и, во-вторых, пышным орнаментом, иногда почти сплошь покрывающим тулово сосуда. Основными элементами этого орнамента являются арки и гирлянды, заполненные кружочками, наколами, ногтевым узором. Нередко горшочки снабжены одной или двумя небольшими ручками, тоже, как правило, орнаментированными.
В этом же слое Саркела наряду с салтово-маяцкой кухонной посудой — гончарными горшками и котлами — были обнаружены обломки лепных котлов с внутренними ушками, которые являются явно подражанием салтовским гончарным. Глина, из которой они сделаны, идентична глине сосудов с «роскошным» орнаментом. Очевидно, эти котлы можно считать одной из характерных форм позднекочевнической керамики (рис. 82, 43).
Аналогии этой богато украшенной посуде известны пока только на памятниках VIII–X вв. в Средней Азии (в частности, на могильнике Уч-ат в южной Киргизии, раскопанном Ю.А. Заднепровским).
В слое XI — начала XII в. в Белой Веже встречается также небольшое количество обломков лепных горшков, изготовленных из характерного глиняного теста с примесью дресвы и травы и с поверхностью, нередко заглаженной пучком травы. Часть этих сосудов явно генетически связана с сосудами предшествующего слоя: у них резко профилированные венчики, орнамент в виде гирлянды, кружочки по венчику и пр. Однако основная масса горшков значительно более примитивна — оно почти цилиндрические, толстостенные, с массивным грубым венчиком. По плечикам иногда проведена от руки волнистая линия (рис. 82, 41, 42, 103, 104).
Обычно женские погребения кочевников, а иногда и мужские сопровождаются небольшим количеством украшений и предметами туалета. К числу украшений относятся серьги, бусы, подвески, гривны, браслеты, перстни (рис. 84).
Особенно часто встречающимся типом серег являются простые незамкнутые золотые, серебряные или бронзовые кольца. Диаметр их — от 1,5 до 3 см. Кроме них, широко были известны в степи серьги-кольца с напускной шаровидной дутой бусиной из того же материала, что и кольцо. И, наконец, в богатых погребениях попадались серебряные серьги или даже скорее крупные височные кольца с напущенной на них дутой биконической нанизкой, иногда усложненной дутыми коническими шипами и на всех сгибах украшенной тонкой витой проволочкой. Серьги с круглой бусинкой имеют аналогии в русских древностях и датируются концом XI–XII в., серьги же с биконической нанизкой — типично степные, кочевнические, датируются они по сопутствующему материалу XII в.
Бусы — редкая находка в кочевнических погребениях. Они встречаются обычно в количестве нескольких штук (никогда ожерельем). Как правило, все эти бусы — биконические сердоликовые, круглые хрустальные, лимонные, позолоченные, цилиндрические и круглые из непрозрачного стекла и пр. — типичны и для русских синхронных погребений. Редкость находок не позволяет пользоваться этим материалом для датировки погребений. Оригинальным степным украшением, попадающимся в погребениях, являются наборы лазуритовых подвесок (рис. 84, 14–17). Формы их ромбические и треугольные (мужские и женские стилизованные фигурки), датируются они серединой XI–XII в. [Макарова Т.И., 1962].
Гривны, обнаруженные во многих кочевнических могилах, относятся к двум типам: витым и ложновитым (и те и другие с петлями на концах). Они имеют аналогии в русских древностях XII в. То же можно сказать и о браслетах — ложновитых и витых из двух жгутов. Концы таких браслетов на Руси оканчивались петлевидными утолщениями со вставкой из черненого серебра, а у кочевнических вставки были из лазурита.
Зато оригинальной степной чертой является присутствие в женских погребениях зеркал (рис. 82, 36, 97, 98; 84, 21). Производство их, очевидно, сохранилось в степях от салтовского времени, однако от зеркал VIII–IX вв. они отличаются чрезвычайной простотой рисунка на обратной стороне, нередко вообще гладкой, только с бортиком и шишечкой в центре.
Как известно, на Руси того времени зеркал не было, в степях же они вновь появились, судя по сопутствующему материалу, не раньше XII в.
От салтовского времени в степях сохранялось на протяжении, во всяком случае, всего X в. производство копоушек (рис. 82, 22). Они бронзовые, литые, массивные, с большой овальной ручкой, украшенной сложным прорезным узором. Генетически копоушки связаны с салтовскими, которые были, однако, значительно меньшего размера, но той же формы — с ручкой-лопаточкой. Попадаются в могилах и копоушки в виде простых бронзовых палочек с колечком, также известных среди вещей предшествующей эпохи.
Помимо собственно украшений, в могилах поздних кочевников находят большое количество вещей, связанных с одеждой или являющихся частями одежды. В нескольких могилах открыты остатки тканей, по которым можно судить не только о том, из чего шили одежду, но и как ее шили. Кафтаны кроили длинные, до колен, но с короткими рукавами из византийской парчовой ткани. Рубахи были с длинными рукавами, тоже почти до колен, шелковые или полотняные. Сапоги типа ичигов доходили до колен, имели мягкие подошвы. Пуговицы для одежды изготовляли из кости (с одной или двумя дырочками в середине) или бронзы — дутые в виде бубенчиков. Типы последних очень устойчивы: они штампованные из двух половин, с петлей сверху и с прямой или крестовидной прорезью. В ранних могилах попадаются иногда литые, тяжелые, с богатым орнаментом бубенцы, имеющие аналогии в Танкеевском могильнике, т. е. датирующиеся временем не позже X в.