Итак, с момента массового переселения кочевников южного Приуралья в Заволжье и далее на запад, происшедшего не позднее конца IV в. до н. э., задонские сарматы начинают тревожить скифов, проникая небольшими отрядами в глубь территории междуречья Дона-Днепра. Очень красочно события подобного рода описывает в одном из своих произведений Лукиан Самосатский — знаменитый сатирик II в. н. э. Он подчеркивает неожиданность и непредвиденность нападения савроматов, которые всех скифов обратили в бегство, многих храбрецов убили, других увели живыми, угнали добычу и разграбили палатки (Токсарид или Дружба, 39). Археологическим свидетельством происходивших изменений могут служить единичные сарматские воинские захоронения конца IV–III и III–II вв. до н. э., известные на левобережье Днепра (Костенко В.И., 1981, с. 8). Одно такое захоронение обнаружено даже на правом его берегу к юго-западу от Никополя у с. Ушкалка (Смирнов К.Ф., 1971, с. 195). Скифия, ослабленная после смерти Атея в 339 г. и вступившая с III в. до н. э. в полосу затяжного экономического кризиса, не могла противостоять натиску сарматов. В конце концов, постоянные набеги и спорадические перемещения отдельных сарматских племен из района низовьев Дона и северо-восточных берегов Меотиды закончились мощной массовой миграцией, после которой степи Северного Причерноморья между Доном и Днепром превратились в территорию, подвластную сарматам, где пролегли маршруты их кочевий. По-видимому, именно с этим событием связано очень важное сообщение Диодора Сицилийского (80–29 гг. до н. э.) — создателя знаменитой «Исторической библиотеки», в основу которой легли труды авторов II в. до н. э., главным образом Полибия и Посидония: «… много лет спустя, сделавшись сильнее, (сарматы. — М.М.) опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню» (Диодор, II, 43). Несомненно, что с этого момента можно говорить о смене политического господства в степях Северного Причерноморья — место скифов заняли сарматы.
Однако среди современных исследователей нет единого мнения в определении точного времени, к которому следовало бы отнести сообщение Диодора. Хронологический диапазон в разногласии по этому вопросу колеблется в пределах от начала IV в. до н. э. до рубежа III–II — начала II в. до н. э.
Согласно имеющимся археологическим и письменным источникам, первая мощная волна сарматских орд остановилась у берегов Днепра. В качестве одного из аргументов, подтверждающих это, следует рассматривать возникновение на рубеже III–II вв. до н. э. укрепленных скифских городищ на нижнем Днепре. Однако отдельные небольшие группировки могли переправиться через Днепр и дойти до стен Ольвии. В декрете в честь Протогена (вторая половина III в. или рубеж III–II вв. до н. э.) среди варваров, часто осаждавших Ольвию, кроме галатов и скифов, которые кочевали к западу от нес, упомянуты и другие племена иранского происхождения. Это фиссаматы, савдараты и особо враждебные саи с их царем Сайтафарном. От последнего Ольвия откупалась данью в виде «даров» и «подарков» гостеприимства. Кочевья их находились «по ту сторону», т. е. к востоку от Буга. Однако до сих пор остается неясным, кого все же следует понимать под названием «саи» (обычно переводится как «господствующие», «царские») — скифов или сарматов.
В советской литературе до недавнего времени практически общепризнанным было мнение об отождествлении саев и их царя Сайтафарна со скифскими племенами (Граков Б.Н., 1954, с. 24; 1971а, с. 31; Блаватский В.Д., 1975). Сейчас многие исследователи склонны видеть в них одну из сарматских группировок (Мачинский Д.А., 1971, с. 47, 48, 51; Карышковский П.О., 1971, с. 44, 45; Смирнов К.Ф., 1976б, с. 405, 406).
После завоевания Скифии и ухода основной части ее населения в степной Крым сарматы становятся могущественной политической силой в степях Северного Причерноморья, с которой вынуждены были считаться все окружающие племенные группировки и государства. Так, Полибий (II в. до н. э.), сообщая об образовании в 179 г. до н. э. на берегах Понта большого союза малоазийских государств, среди европейских властителей называет сарматского царя Гатала (Полибий, XXV, 2, 12). Согласно его сведениям, европейские сарматы междуречья Дона-Днепра являлись союзниками Херсонеса в их борьбе с крымскими скифами. О военных столкновениях скифов и сарматов повествует и знаменитая легенда об Амаге, жене сарматского царя, которую херсонесцы, теснимые скифами, призвали на помощь (Полиен). Содержащиеся в этой легенде сведения большинство исследователей относит к концу III — началу II в. до н. э. (Граков Б.Н., 1971а, с. 31). Однако враждебные отношения могли очень быстро смениться мирными и союзническими контактами. Такая же нестабильность существовала и в отношениях сарматов с Римом и греческими городами Северного Причерноморья. Подвижные и воинственные, сильные и многочисленные сарматские племена, расселившиеся в степях Северного Причерноморья, начинают тревожить Рим и одновременно привлекать к себе все больший интерес со стороны римских политических деятелей, географов и историков. На официальной карте римского государства, составленной сподвижником Августа Агриппой (середина I в. до н. э.), среди 24 областей римского мира в качестве IX области названа Сарматия, западная граница которой проходила по Днепру (Ростовцев М.И., 1925, с. 43, 44). Почти в это же время в исторической и географической литературе укореняется деление на Европейскую и Азиатскую Сарматию, граница между которыми проходила по Меотиде и Танаису.
В «Географии» Страбона (65 г. до н. э. — 25 г. н. э.) впервые появляются наименования отдельных сарматских племенных объединений: языги, роксоланы, аорсы, сираки. Сираки и аорсы помещаются к востоку от Дона на территории Азиатской Сарматии. Роксоланы локализуются за Днепром (Борисфеном), т. е. в междуречье Дона-Днепра, а языги на западе, поблизости от бастарнов (VII, II, 4; VII, III, 17; XI, II, 1; XI, V, 8 и т. д.). На карте к «Германии» Тацита (около 55-120 гг. н. э.) языги размещаются в Подунавье, к югу от бастарнов.
Большинство исследователей видит в картине расселения племен, начертанной Страбоном, отражение реально существовавшей ситуации. Споры идут лишь о времени, к которому следует приурочить эту реальность.
Сейчас достаточно аргументированными можно признать две точки зрения — Д.А. Мачинского и П.И. Карышковского. Первый считает, что этнокарта Страбона восточноевропейских степей и западной части лесостепи отражает реальное размещение племен не ранее последней трети II в. до н. э., а возможно, и середины I в. до н. э. Она суммирует этногеографические представления греков и римлян, сложившиеся в результате бурных событий, происходивших на северо-восточных границах античного мира в конце II — середине I в. до н. э. Отдельные элементы ее могут восходить к данным и ранее, и позднее этой даты. Но в целом представления Страбона об этногеографии Восточной Европы резко отличаются от представлений греческих авторов IV — начала II в. до н. э. (Мачинский Д.А., 1971, с. 122–124). П.И. Карышковский предполагает, что этнокарта Страбона отражает реалии рубежа III–II вв. до н. э. и что именно к этому времени следует относить обитание вблизи Ольвии западносарматских племен — языгов, ургов и царских сарматов. Последних он идентифицирует с саями, упомянутыми в ольвийском декрете в честь Протогена (Каришковский П.Й., 1973, с. 88–93). Однако обе версии даты этнокарты Страбона остаются пока спорными. В свое время один из лучших знатоков и комментаторов произведений древних авторов М.И. Ростовцев, анализируя источники Страбона, разбирал возможности обеих дат и не мог отдать предпочтение ни одной из них.
Дальнейшая политическая история и европейских, и азиатских сарматов, как можно представить ее по письменным источникам, полна войнами, набегами и походами. Продолжаются и волны достаточно массовых переселений сарматов. Языги, которые, согласно Страбону, жили между Днепром и Дунаем (VII, III, 17) не позднее середины I в. до н. э., прошли районы, населенные бастарнами и даками, и заняли равнины между Дунаем и Тисой. Обитая там, они долгое время продолжали беспокоить Рим (Плиний Секунд. Естественная история, IV, 80, 81).
Очевидно, в конце I в. до н. э. или на рубеже эр роксоланы переправились на правый берег Днепра. Начиная с 50-х годов н. э. они уже известны в Подунавье, откуда все время совершают набеги на римскую провинцию Мезию. Тит Плавтий Сильван, наместник этой провинции (56–66 гг. н. э.), усмиряет волнения, начавшиеся среди сарматов, о чем сообщает надпись на его надгробной плите. Он же в качестве заложников берет сыновей царей роксоланов. Из «Истории» Тацита мы узнаем, что в 69 г. н. э. (правление римского императора Сальвия Отона) роксоланы несколько раз подряд вторгались в Мезию (I, 79). О том, насколько сильны были позиции сарматов на восточных рубежах Римской империи, можно судить по интереснейшему сообщению того же Тацита. Он пишет, что «котины и осы не германцы… и… что они мирятся с уплатою податей. Часть податей на них, как на иноплеменников, налагают сарматы, часть — квады…» (О происхождении германцев и местоположении Германии, 43). Судя по карте Тацита к «Германии», осы и котины обитали к северу от придунайских языгов и сарматов. Все эти сведения дают основание думать, что языги и роксоланы были крупными союзами племен, в их состав могли входить более мелкие сарматские объединения, названия которых нам не известны. Во всяком случае, Птолемей (III, 5, 7, 8) делит племена Европейской Сарматии на «многочисленные» и «менее значительные». Именно к первым он и относит языгов и роксоланов.
В Азиатской Сарматии такими же многочисленными племенами или народами были сираки и аорсы, принимавшие самое живое участие в междоусобных войнах и смутах Боспора и активно вмешивавшиеся в его взаимоотношения с Римом и понтийскими государствами, выступая при этом то на одной, то на другой стороне.