Окончательное падение господства аланов происходит в конце IV в. н. э. Огнем и мечом проходят по их территории гунны. Этот подвижный и неукротимый народ, пишет Аммиан Марцеллин, пылающий неудержимой страстью к похищению чужой собственности, двигаясь вперед среди грабежей и резни соседних народов, дошел до аланов, прежних массагетов (История, XXXI, 2, 12). И далее «… И вот гунны, пройдя через земли аланов, которые граничили с гревтунгами и обыкновенно называются танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе» (Кулаковский Ю.А., 181)113, с. 242).
Часть аланов в составе гуннской орды дошла до берегов Гибралтара, часть влилась в образовавшиеся в Северном Причерноморье и Подонье новые этнические объединения раннего средневековья. Во всяком случае, с нашествием гуннов история самостоятельных объединений ираноязычных кочевников закончилась.
Интерес к истории савроматских и сарматских племен, населявших евразийские степи в раннем железном веке, появляется в среде русской ученой интеллигенции еще в XVIII в. Пишутся первые «Истории российские…» (Татищев В.Н., 1768; Щербатов М.А., 1780; Ломоносов М.В., 1902, и др.), в которых высказываются две полярные точки зрения: одни историки считают сарматов древними предшественниками славянских народов (Щербатов М.А., 1780; Ломоносов М.В., 1902), другие отрицают их прямое родство (Татищев В.Н., 1768; Болтин П.Н., 1788).
В начале XIX в. русская историография делает первые попытки обосновать географическое местоположение савроматов и сарматов (Карамзин Н.М., 1818; Коппен П., 1828; Сенковский О.И., 1838; Эйхвальд Г., 1838). История и вопросы расселения скифов и их ближайших соседей, в частности савроматов и сарматов, становятся предметом исследования многих историков древности (Брун Ф., 1879–1880; Бурачков П., 1886; Лаппо-Данилевский А.С., 1887; Браун Ф.А., 1899). Бурному интересу к древностям скифов и савроматов способствуют и серьезные успехи в изучении индоевропейских и особенно индоиранских языков, а также в теории языкознания, где начинает применяться метод сравнительно-исторического анализа.
В середине XIX в. возникает гипотеза об ираноязычности скифов и родственных им савроматов (Müllenhoff K., 1866, 1867). В конце века Б.Ф. Миллер (1886, 1887) превращает ее в стройную теорию. С этого времени и по настоящий день в языкознании и исторической науке господствует точка зрения об ираноязычности как скифов, так и сарматов (Абаев В.И., 1949; Zgusta L., 1955).
Исследованиям в области письменных источников и лингвистики со второй половины XIX в. сопутствовали археологические открытия — главным образом случайные находки (Новочеркасский клад, 1864 г., Мигулинскал чаша) и редкие раскопки (Назаров Н.С., 1890; Спицын А.А., 1896; Нефедов Ф.Д., 1899). Однако до начала XX в., с одной стороны, существовало мнение о племенном тождестве скифов и сарматок и принадлежности последним даже некоторых скифских царских курганов, с другой — находки раннего железного века в поволжских и приуральских степях не идентифицировались с савроматскими и сарматскими племенами. Впервые сарматские рядовые курганные захоронения первых веков нашей эры были выделены Б.А. Городцовым (1905, 1907) после его раскопок в Изюмском и Бахмутинском уездах (Городцов Б.А., 1905, 1907). С этого времени начинается первый этап в развитии собственно сарматской археологии, связанный с первоначальным накоплением археологического материала. Значительную роль в этом процессе сыграли Саратовская, Оренбургская и Воронежская ученые архивные комиссии, деятельность которых в исследованиях древних памятников была весьма плодотворна. Большое значение для изучения сарматов имели также раскопки на Северном Кавказе, проведенные в начале века И.И. Веселовским. Накопленный материал лег в основу первого обобщающего труда по истории сарматов, принадлежащего перу М.И. Ростовцева, выдающегося исследователя скифских и сарматских древностей. Его книга «Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего и позднего эллинизма», вышедшая в 1918 г., явилась заключительным аккордом первого этапа исследований сарматских памятников. Впервые все известные к тому времени археологические материалы с территории Поволжья и южного Приуралья были сопоставлены с историческими свидетельствами и отождествлены с сарматскими племенами иранского происхождения. Необычайная интуиция ученого позволила ему на очень малом тогда материале заложить основы хронологии и периодизации сарматских памятников. Однако М.И. Ростовцев категорически отрицал генетическую связь геродотовских савроматов и сарматов позднего эллинизма и римского времени. Все исследованные им памятники он приписал сарматам преимущественно ранним, подчеркивая при этом пришлый «иранский» характер их культуры. Разновременность выделенных им групп он объяснял последовательными сарматскими волнами.
После революции начинается следующий этап в истории изучения сарматов. В 1921 г. впервые в истории археологической практики разрабатывается многолетняя перспективная программа систематического исследования древностей нижнего Поволжья. Под руководством П.С. Рыкова на базе Нижневолжского института краеведения им. М. Горького, Саратовского университета, музеев Саратова и Энгельса создается коллектив молодых увлеченных археологов (П.Д. Рау, И.Б. Синицын, Н.Н. Арзютов, П.Д. Степанов и др.), успешно работавших в 20-е и 30-е годы на территории Заволжья до излучины Урала, на правобережье Волги и в Калмыкии. С 1925 г. к этим работам присоединяется экспедиция Государственного Исторического музея, возглавляемая Б.Н. Граковым и П.С. Рыковым. В 1925 г. Б.Н. Граков исследует знаменитый Блюменфельдский курган А-12, давший название всей ранней группе памятников, выделенной им впоследствии. Значительное число археологических памятников, изученных на территории первоначального обитания савроматских и сарматских племен, позволило ученым перейти к анализу источников и обобщающим работам. Первоочередной задачей становится создание периодизации полученного материала, которая хотя бы в общих чертах отражала определенные вехи и поворотные моменты в истории развития огромной этнокультурной общности, существовавшей в степях Евразии в течение целого тысячелетия. И вот уже в 1927 г. выходит книга П. Pay «Курганы римского времени на нижней Волге», где была сделана одна из первых попыток такой периодизации. Для наиболее поздних сарматских памятников П. Рау намечает две ступени: (Stufe А) — I–II вв. н. э. и (Stufe В) — III–IV вв. н. э. Однако, находясь под влиянием идей М. Эберта и считан Поволжье очень далекой периферией античного мира, он омолаживает все сарматские материалы нижнего Поволжья на столетие по сравнению с кубанскими древностями, послужившими основой для этой периодизации. В 1929 г. П. Рау выделяет группу наиболее ранних памятников нижнего Поволжья, датирует их VI–IV вв. до н. э. и идентифицирует с геродотовскими савроматами.
В южном Приуралье, не считая случайных находок и раскопок отдельных погребений (Грязнов М.Н., 1927; Гольмстен В.В., 1928; Rau Р., 1929), целенаправленные систематические исследования с 1927 г. начинает Б.Н. Граков. Как и П. Рау, он работает над вопросами периодизации и хронологии изучаемых памятников. Опираясь на всю сумму известного к тому времени материала с территории от правобережья Волги до южного Приуралья, Граков уже в статьях конца 20-х годов (Граков Б.Н., 1928а; Grakov В., 1928, 1929) объединяет все ранние памятники в две группы и очень точно датирует каждую: первую — VI — первой половиной IV в. до н. э. и вторую — концом IV–II в. до н. э. Однако, разделяя точку зрения М.И. Ростовцева об отсутствии генетического родства между савроматскими и сарматскими племенами, Б.Н. Граков отождествляет раннюю хронологическую группу, т. е. памятники блюменфельдского типа, не с савроматами Геродота, как предложил П. Рау, а с историческими скифами, считая, что «жители (оставившие эту культуру) были остатками скифских миграций» (Grakov В., 1928, р. 154). Но уже в IV в. до н. э. их вытеснили носители повой культуры (вторая хронологическая группа IV–II вв. до н. э., названная впоследствии прохоровской), которых он вслед за М.И. Ростовцевым считает каким-то ответвлением сарматской народности, но не господствующим классом сарматов-наездников, как писал М.И. Ростовцев, а сплошным сарматским населением.
30-е предвоенные годы в истории сарматской археологии посвящены, с одной стороны, дальнейшему накоплению материала, с другой — решению двух основных проблем — периодизации изучаемых памятников и выяснению характера связей между савроматами Геродота и сарматами раннего и позднего эллинизма.
В связи с этими вопросами особое место занимает статья Б.Н. Гракова, вышедшая в 1930 г., «О ближайших задачах археологического изучения Казахстана». В ней в очень сжатом виде даны по существу все те отличительные признаки, которые легли затем в основу характеристики двух первых хронологических групп — блюменфельдской и прохоровской. Сказано несколько слов и о памятниках римского времени, которые хронологически и генетически, по мнению Б.Н. Гракова, примыкают к прохоровской группе, отождествляемой с сарматами. Отечественная война задержала, но не прервала исследования в области истории сарматов. Уже в 1945 г. в письменных материалах, подготовленных Б.Н. Граковым к Всесоюзному археологическому совещанию, в тезисной форме были изложены основы сарматской периодизации.
В 1947 г. выходит статья Б.Н. Гракова TYNAIKOKPATOYMENOI или «Пережитки матриархата у сарматов», которую следует рассматривать как серьезную веху в истории изучения сарматов. Она могла появиться на свет только в результате многолетних работ таких крупных исследователей, как М.И. Ростовцев, Н.С. Рыков, П.Д. Рау и сам Б.Н. Граков.