Проведенные за это время раскопки в нижнем Поволжье и южном Приуралье позволили Б.Н. Гракову выделить обширную территорию от Аткарска до Степного и Яшкуля между Волгой и Доном — на западе, до Эмбы и Орска — на востоке и до Бузулука и Магнитогорска — на севере, на которой, по его мнению, была распространена одна археологическая культура, тождественная на всем ее протяжении. Культура эта покрывала все области, населенные савроматами (по Минзу и Рау) и сарматами (по Ростовцеву). Значит, следовало либо отказаться от отрицания тождества обоих понятий, либо, пишет Б.Н. Граков, «искать исход позднейших сарматов далее на восток» (1947в, с. 103). Ученый останавливается на первом варианте и впервые представляет развернутую систему доказательств этногенетической связи савроматов Геродота и сарматов позднего эллинизма и римского времени.
Традиция особого положения женщины в савроматском обществе нашла свое продолжение в обществе раннесарматских кочевников, что проявилось особенно ярко в южноуральских памятниках (центральное место женской могилы в кургане, вооружение и предметы культа в женских могилах).
В этой же статье для всего савромато-сарматского материала, охватывающего целое тысячелетие, была предложена четкая хронологическая периодизация. Все памятники оказались представлены в виде четырех последовательных периодов, отличных в целом друг от друга и по погребальному ритуалу, и по инвентарю. Каждый из периодов Б.Н. Граков назвал ступенью или культурой, подчеркивая тем самым очень большое своеобразие их и всю сложность и неравнозначность процесса перехода от одной культуры к другой. Периодам было дано название: I ступень — савроматская или блюменфельдская культура — VI–IV вв. до н. э.; II — савромато-сарматская или прохоровская культура — IV–II вв. до н. э.; III — сарматская или сусловская культура — с конца II в. до II в. н. э.; IV — аланская или шиповская культура — II–IV вв. н. э. В то же время все четыре отдельные культуры Б.Н. Граков объединил общим понятием «сарматская культура», указывая тем самым на существование этнических слизей на протяжении всей тысячелетней истории сарматов.
Удревняя на целое столетие (по сравнению с периодизацией П.Д. Рау) датировку двух последних культур, Б.Н. Граков опирался на только что законченное исследование К.Ф. Смирнова (1947). Хотя сам Б.Н. Граков квалифицирует свою периодизацию как хронологическую схему, нам представляется, что она отражает изменения не только в материальной и духовной культуре населения этого огромного региона, но и в его этнополитической истории. В последующие годы были сделаны некоторые уточнения терминологического порядка. Савромато-сарматская культура обычно называется теперь раннесарматской (Мошкова М.Г., 1963, 1974; Смирнов К.Ф., 1964а), а аланская или шиповская — позднесарматской. Последнее уточнение связано с тем, что сами Шиповские курганы относятся уже к гуннскому времени (Засецкая И.П., 1968) и, кроме того, далеко не все исследователи идентифицируют позднесарматскую культуру с аланским этносом (Мачинский Д.А., 1971; Скрипкин А.С., 1973).
Периодизация, построенная на материалах сарматских памятников, располагавшихся к востоку от Дона, в общих чертах находит полное соответствие в сарматских комплексах Северного Причерноморья. Однако, во-первых, она не исключает возможных уточнений границ того или иного периода для различных районов расселения огромного кочевого массива племен, особенно после завоевания сарматами северопричерноморских степей, и, во-вторых, эта периодизация не может отражать изменения всех сторон жизни сарматских кочевников — в экономической, социальной и политической областях, так как далеко не всегда эти процессы бывают синхронны. Поэтому и появилась несколько отличная от общепринятой периодизация северопричерноморских памятников (от Дона до Днепра), разработанная В.И. Костенко. Его уточнения касаются времени верхней границы раннесарматских памятников, которую он относит к рубежу II–I вв. до н. э. или просто к началу I в. до н. э. (Костенко В.И., 1981, с. 8, 11, 17). У Б.Н. Гракова конец II в. до н. э. относится уже к среднесарматскому периоду (1947в, с. 105). Вероятно, для степей Северного Причерноморья уточнения В.И. Костенко справедливы, тем более что им учтена и политическая ситуация в этих районах расселения сарматов. Что касается территории к востоку от Дона, то только время покажет, следует ли распространять предложенную им поправку и на эти области. Но, тем не менее, в настоящее время четырехступенчатая «хронологическая схема», как назвал ее Б.Н. Граков, с самыми незначительными модификациями признается и используется всеми исследователями.
Абсолютная хронология для савромато-сарматских памятников разрабатывалась параллельно с их периодизацией. Первые абсолютные даты были предложены М.И. Ростовцевым (1918а) и строились на основе аналогий с хорошо датированными скифскими приднепровскими и кубанскими древностями. Для Покровских курганов он предложил V–IV вв. до н. э., для Прохоровских — III–II вв. до н. э.
После открытия знаменитого Блюменфельдского кургана Б.Н. Граков (Grakov В., 1928) изучил его в тесной связи с другими однотипными памятниками и, сопоставив с инвентарем скифского времени Северного Причерноморья и Кубани, датировал всю группу этих погребений VI — началом IV в. до н. э.
В 1929 г. такая же работа была проделана П. Рау, который выделил группу ранних погребений нижнего Поволжья и южного Приуралья, а затем на основании детального изучения скифских наконечников стрел Северного Причерноморья разработал датировку каждого отдельного памятника. Вся группа этих погребений по времени была определена им с конца VII по IV в. до н. э. (Rau P., 1929).
Абсолютная датировка более поздних сарматских материалов (I в. до н. э. — I в. н. э.) была предложена К.Ф. Смирновым (1947) после анализа кубанских материалов римского времени.
Таким образом, построена савромато-сарматская хронология на сопоставлении со скифскими, северопричерноморскими и кубанскими памятниками, датированными в свою очередь по античным материалам. Для южноуральского региона определенными реперами служили вещи восточного происхождения — ахеменидские печати, серебряные блюда, ритоны и др.
Новый этап в изучении сарматов связан с массовыми археологическими исследованиями сарматских памятников, развернувшимися в послевоенные годы, особенно с начала 50-х годов, в связи со строительством крупных гидроэлектростанций. В нижнем Поволжье и Заволжье работают И.В. Синицын, К.Ф. Смирнов, В.П. Шилов. С 60-х годов начинается массовое обследование междуречья Волги-Дона (В.П. Шилов, Г.А. Федоров-Давыдов) и степей верхнего Маныча (И.В. Синицын, У.Э. Эрдниев). Вскоре разворачиваются большие работы по изучению памятников нижнего Дона (Б.И. Брашинский, В.С. Ефанов, Л.М. Казакова, И.С. Каменецкий, С.И. Капошина, В.Е. Максименко, М.Г. Мошкова, К.Ф. Смирнов, Д.Б. Шелов, В.П. Шилов и др.), которые продолжаются по сей день молодыми исследователями (С.И. Безуглов, Е.И. Беспалый, Ю.А. Гугуев, В.А. Гугуев, Л.С. Ильюков, В.В. Чалый и др.).
Еще в конце 50-х годов археологи приступили к изучению степей южного Приуралья (К.Ф. Смирнов, М.Г. Мошкова), где после разведок и раскопок М.П. Грязнова (1926 г.) и Б.Н. Гракова (1927–1928, 1930 и 1932 гг.) не производилось практически никаких исследований, за исключением работ К.В. Сальникова (1936 г.). В орбиту интересов археологов включаются все новые регионы — южная и юго-восточная Башкирия (М.Х. Садыкова, Н.А. Мажитов, А.Х. Пшеничнюк), левобережье Урала (Г.В. Кушаев, М.Т. Мошкова, Б.Ф. Железчиков), лесостепное Подонье (В.П. Левенок, Р.Ф. Воронина, А.П. Медведев).
Так же интенсивно начинается изучение западных районов. Широким фронтом идут раскопки в Приазовье, на р. Молочной (М.И. Вязьмитина), в степи и лесостепи правобережного Днепра (Е.В. Махно, Е.Ф. Покровская, Г.Т. Ковпаненко). Не менее энергично обследуется территория Молдавии (Г.Б. Федоров, Э.А. Рикман, И.А. Рафалович).
Вещи из скифских курганов.
1 — золотая пластина от конского убора из кургана у с. Гюновка Запорожской обл.; 2 — бронзовое навершие с изображением Папая. Случайная находка в урочище Лысая Гора в Днепропетровской обл.
Украшения из скифских курганов.
1 — ожерелье из бус из кургана «Три Брата» близ Керчи; 2 — золотая гривна из кургана близ г. Григориополя Молдавской ССР (раскопки Н.А. Кетрару); 3, 4 — остатки обуви с золотыми бляшками из женского погребения и Мелитопольском кургане.
Украшения из скифских курганов.
1–2 — золотые серьги: 1 — из кургана у с. Балабаны; 2 — из кургана близ г. Григориополя;
3–5 — золотые бляшки: 3 — из кургана Красный Перекоп; 4 — из кургана Гайманова Могила; 5 — из кургана близ г. Григориополя;
6 — золотые обивки деревянных сосудов из кургана Завадская Могила.
Реконструкция одежды и ожерелье женщины, погребенной в кургане Соколова Могила.
Ювелирные изделия и предметы культа из сарматского кургана Соколова Могила.
1 — алебастровая курильница; 2 — золотые браслеты со вставками; 3 — серебряный кувшин; 4 — бронзовое зеркало.
Ювелирные изделия из сарматских погребений.
1 — золотые ювелирные изделия и украшения из могильника Лебедевка; 2 — золотые, серебряные и бронзовые украшения и ювелирные изделия из савромато-сарматских погребений нижнего Поволжья и южного Предуралья.
Общий вид стены храма в кургане 1 у хут. Красное Знамя.
Общие виды кургана 1 у хут. Красное Знамя.
Серебряные с позолотой ритон и навершие в виде фигурки кабана из кургана у хут. Уляп (раскопки А.М. Лескова).