102). Однако основная масса лучковых фибул являлась импортом из мастерских северопричерноморских колоний, а сильно профилированные могли поступать и из Танаиса, где засвидетельствовано их производство (Шелов Д.Б., 1972а, с. 95, 98). Помимо массовых серий фибул, на территории расселения сарматов изредка попадаются шарнирные римские фибулы, ромбические и шестигранные, с эмалью или без нее (табл. 82, 95). Несколько раз найдены фибулы типа Aucisa (табл. 82, 94), а также единичные экземпляры, импортированные из неизвестных производственных центров (табл. 82, 93, 99, 100, 104).
Украшения. Из украшений сарматские женщины по-прежнему носили бронзовые, серебряные и золотые серьги, гораздо реже — перстни, браслеты и совсем редко — гривны (табл. 82, 42), которые находят лишь в достаточно богатых захоронениях. Только в последних встречена одежда, расшитая золотыми нашивными бляшками, формы которых по сравнению со среднесарматским временем менее разнообразны — в виде кругов, треугольников или других геометрических фигур (табл. 82, 69–72). Некоторые из них украшены рельефными рубчатыми полосками или выпуклыми полушариями (табл. 82, 69–71). Для прикрепления к одежде обычно пробивали два симметричных сквозных отверстия, и только круглые бляшечки имеют иногда вместо отверстий маленькую петельку на оборотной стороне (табл. 82, 72).
Перстни в сарматских могилах встречаются очень редко. В западных регионах они обычно пластинчатые щитковые с несомкнутыми концами (табл. 82, 58). Форма эта известна в северопричерноморских колониях, откуда они, видимо, и поступали к сарматам. В нижнем Поволжье перстней почти нет. В южном Приуралье они найдены на территории Башкирии в очень интересных курганах у с. Темясово. Один прямоугольный и все овальные щитки темясовских перстней украшены вдавленными трудночитаемыми изображениями каких-то птиц и животных (табл. 82, 59). Ближайшие аналогии темясовским перстням известны с территории Ферганы, где этот тип характерен для украшений III–V вв. н. э. (Заднепровский Б.А., 1960, рис. 59, 8; Литвинский Б.А., 1973, с. 15, 18, 26, табл. 3, 3–7). Не исключено, что именно оттуда могли поступать подобные перстни к кочевникам южного Приуралья. Темясовские курганы содержали очень богатый и разнообразный инвентарь, часть которого, несомненно, восточного и среднеазиатского происхождения (хорезмийская керамика, ханьские или сделанные по ханьским образцам зеркала, перстни — Пшеничнюк А.Х., Рязанов М.Ш., 1976, рис. 3, 4).
Типы серег и браслетов, находимые в рядовых погребениях и являющиеся массовой продукцией северопричерноморских и нижнедонских мастерских, остались почти без изменения по сравнению со среднесарматскими формами и практически едиными на всей территории расселения сарматов (табл. 82, 43–48, 51–53, 55). Что касается индивидуальных ювелирных изделий, то характер их в позднесарматский период несколько меняется. Господство в искусстве этого времени полихромного стиля отразилось в оформлении всех украшений, особенно серег и ожерелий-колье. Все плоскости серег начали заполнять стеклянными или каменными вставками, а к краям прикреплять множество подвесок (табл. 82, 54, 60, 61). Примерно с начала III в. н. э. появился новый тип серег или височных подвесок — так называемые калачиковидные, которые характерны только для сарматов Заволжья и южного Приуралья. Большинство из них украшены многоцветными, обычно стеклянными вставками. Этот тип серег, как, возможно, и некоторые витые гривны, изготовлялись, по всей вероятности, северными соседями сарматов (оседлое население бассейнов Белой и Камы — бахмутинская и азелинская культуры), которые делали их как для себя, так и на экспорт кочевникам (Мажитов Н.А., 1968, табл. 16; Генинг В.Ф., 1963, табл. III, 5, 6).
Мелкими бусами обшивали рукава, подол одежды и, видимо, края шаровар, ибо ряды мелких бусин находят иногда возле щиколоток ног в женских захоронениях. Однако основная масса бус использовалась для ожерелий. Как и раньше, больше всего встречается стеклянных бусин. В массе своей они из непрозрачного стекла синего, красного, кирпичного, зеленого и других цветов. Заметно уменьшается количество бус с внутренней позолотой, а также с цветными глазка́ми, только изредка встречаются гешировые. Намного больше становится бусин из полудрагоценных камней, особенно сердолика, янтаря и горного хрусталя, увеличиваются их размеры. Обычно это круглые, овальные, прямоугольные плоские или уплощенные экземпляры, а из горного хрусталя и халцедона — шаровидные или чуть уплощенные. Примерно с середины I в., но особенно со II в. н. э. появляется новый тип бусин — так называемые 14-гранные. Они бывают квадратными или прямоугольными, стеклянными или каменными, однако в основном их делали из сердолика, начиная от почти буро-красного и кончая золотистым.
Очень часто 14-гранные бусины входят в состав специфического позднесарматского украшения. Тоненькая проволочка, бронзовая или серебряная, скручивалась на концах в спиральки. На среднюю ровную часть надевалась бусина (табл. 82, 73, 74). Это украшение входило обычно в состав ожерелья, занимая его центр. Нитка или ремешок продевались через концевые спиральки. Таким же цветовым или организующим центром ожерелья могли быть золотые или серебряные лунницы, подвески-медальоны: круглые, прямоугольные или боченковидные, гладкие или украшенные зернью, веревочкой, рубчиком и, как правило, вставками стекла или полудрагоценных камней (табл. 82, 49, 50, 57). Иногда некрупные медальоны со вставками составляли целое колье. Наконец, центром ожерелья могли быть бусы и подвески из египетской пасты. Эти подвески (скарабеи, плакетки с лежащим львом, изображения частей тела человека, фигурки Беса и др. — табл. 82, 62–68), как и в предшествующее время, могли служить религиозно-магическими символами и выполнять роль охранительных амулетов. В сарматских памятниках Северного и северо-западного Причерноморья находят иногда специальные амулетницы в виде сдвоенных ведерочек (табл. 82, 56), которые были характерны и для оседлого населения этих районов, и для жителей восточноримских провинций.
Для культово-магических церемоний сарматы по-прежнему использовали курильницы. По сравнению со среднесарматским временем несколько изменились их формы. Теперь преобладают небольшие усеченно-конические сосудики иногда на высоком массивном поддоне. Стенки их нередко украшены крестообразным или волнистым орнаментом (табл. 80, 29–39). Продолжают существовать, но в очень небольших количествах цилиндрические курильницы и рюмкообразные на невысокой полой ножке (табл. 80, 33, 38). Появляются также своеобразные курильницы с горизонтальными и вертикальными ребрами-выступами (табл. 80, 30, 31, 39), изредка встречаются плошечки (табл. 80, 35). Курильницы снабжены одним или двумя отверстиями, расположенными в верхней части стенок. Совершенно уникальный образец — курильница из старицкого погребения в виде аккуратной мисочки с широким краем на очень высокой полой ножке, имевшей два расположенных друг против друга прямоугольных отверстия (табл. 80, 29).
В позднесарматских погребениях встречаются и бронзовые колокольчики нередко с железными язычками, которые, по-видимому, как-то использовались в культовых церемониях. Обычно их находят около рук или голов. Но не исключено, что некоторые из них, особенно крупные, могли быть принадлежностью и конского убора. Среди колокольчиков попадаются экземпляры с ажурной поверхностью, абсолютно тождественные среднесарматским (табл. 80, 61). Но есть и совершенно новые формы, например, крупные тюльпановидные или усеченно-конические колокольчики (табл. 80, 60). Уникальный экземпляр обнаружен в одном из темясовских курганов. Его верхняя часть моделирована в виде двуликой головы человека в головном уборе. Весь облик изображения человека говорит в пользу производства его где-то на юго-востоке — в Средней Азии, мастерских Ирана или даже Индии (табл. 80, 62).
Позднесарматские памятники являются заключительными в развитии сарматского этноса. После гуннского нашествия в конце IV в. н. э. часть сарматов-аланов была истреблена, часть влилась в гуннские орды и прошла далеко на запад, часть вошла в состав соседних оседлых народов. Сарматская археологическая культура как единый комплекс перестала существовать. Однако отдельные элементы ее продолжали жить в культурах евразийских кочевников V–VIII вв. н. э. и развиваться народами Северного Кавказа и Подонья. Недаром долгое время существовала точка зрения, согласно которой нижневолжские кочевнические погребения V–VIII вв. н. э. связывались с сармато-аланским этносом (Синицын И.В., 1936; Максимов Е.К., 1956). Однако оснований для такого предположения оказалось недостаточно, и, как считают исследователи, можно говорить лишь об отдельных элементах сарматской культуры и сарматского этноса, ассимилированного тюркоязычными племенами.
В археологической литературе термин «ранние кочевники» или «древние кочевники» (Хазанов А.М., 1973, с. 9), отражающий специфику хозяйственной деятельности этих племен, прочно связан со всем кочевым населением евразийских степей. В этнографической литературе кочевое скотоводство рассматривается как культурно-хозяйственный тип, одним из элементов которого является окружающая среда. Территория расселения кочевников, оставивших памятники савроматской и особенно сарматской археологических культур, очень велика (от Дуная до южного Приуралья), а потому различные районы этой зоны представлены далеко не равнозначными природно-климатическими условиями. Но именно они в первую очередь и определяли вид кочевого хозяйства живших здесь племен. Не менее серьезным фактором являлось оседлое и полуоседлое население, окружавшее к