Желобок Ворошиловградской обл. — обожжены вся подкурганная площадь и скелет человека; села Александровка, Соколово — Самаро-Орельское междуречье — пережженная, ошлакованная земля в насыпи кургана — Костенко В.И., 1980, с. 83, 84). Значимость, яркость и разнообразие форм культа огня предполагают все-таки возможность существования этого культа как символа и верховного божества (отчасти солярного содержания) и обожествленной стихии — солнца. О возможности связи культа огня с поклонением солнцу неоднократно писал К.Ф. Смирнов (1964а, с. 250–255; 1975б, с. 155, 156), сравнивая религиозные представления восточной группы «савроматов» с религией сако-массагетских племен. Относительно же массагетов имеется прямое свидетельство Геродота: «Из богов чтут только солнце, которому приносят в жертву лошадей. Смысл жертвы этой тот, что быстрейшему из всех богов подобает быстрейшее животное» (I, 216). Почти те же слова можно прочесть и у Страбона, который при описании обычаев массагетов сообщает: «…богом они почитают одно только солнце, и ему приносят в жертву коней» (IX, VIII, 6). В качестве именно таких жертвоприношений следует рассматривать захоронения коней в курганах конца VI–V в. до н. э. на могильнике Пятимары I (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 50, 51, рис. 25). Целый скелет лошади был обнаружен и при погребении очень богатой сарматки (Соколова Могила — I в. н. э.), исследованном на правом берегу Южного Буга (Ковпаненко Г.Т., 1980, с. 180). Но жертвоприношениями были и части туши коня, нередко находимые в савромато-сарматских могилах и, что особенно важно, в курганах с трупосожжениями. Названный обряд сохранялся на протяжении всей истории сарматов и на всей территории их расселения. В средне- и позднесарматских погребениях это были головы коней, положенные в специальном углублении прямо в могильной яме (могильник Бережновка II; Синицын И.В., 1960, с. 33, рис. 10), на древнем горизонте (села Соколово и Спасское — левобережье Днепра — Костенко, 1980, с. 84) или в ритуальной канавке, окружавшей могилу (с. Корпач — Молдавия, 4 черепа коня — Гроссу В.И., 1979, с. 250, 252, рис. 2).
Помимо культа огня, анализ погребального обряда дает возможность говорить о существовании других культов, совокупность которых и составляет собственно основу религиозных представлений савромато-сарматов.
Наиболее зримо проявляются и более всего связаны между собой погребальный культ и культ предков. Явственно выступающая по археологическим данным забота об умершем члене семейно-родового коллектива свидетельствует о бытовании у савромато-сарматских племен представления о посмертном существовании умершего. С этими представлениями связаны сооружение сложных погребальных камер, напоминающих иногда жилища кочевников (шатровые деревянные перекрытия над могилой), а также снабжение умершего инвентарем, немногочисленным или обильным (в зависимости от положения погребенного при жизни), самого разнообразного характера, отражающего иногда прижизненную деятельность покойника, в том числе общественную (инсигнии власти, жертвенники-алтарики и т. д.). Погребальный культ заключал в себе и представления о взаимоотношениях умершего с живыми. Поэтому наиболее «опасных» покойников надо было как-то нейтрализовать, связав, например, им ноги. Не исключено, что следы именно этого обряда можно видеть в захоронениях, где кости ног погребенного перекрещены в голенях. Сооружение же каменных колец, специальных ровиков вокруг могильной ямы или насыпи кургана и совершение каких-то магических действий во время погребальной церемонии могли ограждать умершего от злых сил (Бессонова С.С., 1983, с. 61). Этому же способствовали всевозможные амулеты, которые оберегали, помогали человеку при жизни и были нужны ему после смерти. В очень богатых могилах, особенно женских, амулеты составляли иногда многочисленные наборы, куда могли входить, например, символы плодородия в самом широком понимании этого слова. Так, в Соколовой Могиле среди 43 экз. амулетов находились статуэтка роженицы, фаллос, перстень с изображением рога изобилия с гроздьями винограда и др. (Ковпаненко Г.Т., 1980, с. 176, 183).
Культ предков, самым ближайшим образом связанный с погребальным культом, заключался в поклонении умершим прародителям и сородичам и совершении умилостивляющих обрядов, необходимых для обеспечения их покровительства (Токарев С.А., 1964, с. 266, 267). В савроматском и отчасти раннесарматском обществе культ предков сохранял некоторые матриархальные черты (центральное место в кургане женской могилы, вокруг которой располагаются остальные захоронения), со временем полностью вытесненные патриархальным культом.
С этим же культом предков-прародительниц связаны и очень условно исполненные меловые антропоморфные статуэтки, появляющиеся уже в раннесарматских погребениях Поволжья (Заплавное, раскопки В.П. Шилова, 1958 г.) и существующие до конца сарматской истории (Городцов В.А., 1907, с. 253, с. 59; Смирнов К.Ф., 1960, рис. 6, 10). Со временем, очевидно, под влиянием традиций античного искусства антропоморфные статуэтки приобретают все более реалистический характер исполнения. Образцом именно таких изображений служат две статуэтки (меловая и костяная), обнаруженные на нижнем Дону в погребениях I Балабинского могильника (табл. 79, 14; Смирнов Ю.А., Узянов А.А., 1977, с. 121, 122). В одном из погребений Усть-Каменского могильника (правобережье Днепра) около черепа ребенка лежала бронзовая фигурка человека, также выполненная достаточно реалистично. Вокруг пояса фигурка была обмотана ремешком с петелькой для подвешивания (табл. 79, 19; Махно Е.В., 1960, с. 37).
Видимо, с почитанием умерших предков связаны и позднесарматские культовые сооружения, исследованные на Лебедевском могильнике. Это были небольшие площадки (диаметр 10–15 м), огражденные невысоким валом, имевшим обычно проход с северной или южной стороны (табл. 73, 14). Большое количество обломков самой разнообразной керамики (включая амфоры), найденной на площадках, говорит о совершении здесь скорее всего умилостивительных обрядов. Судя по всему, сосуды с дарами (еда, питье) оставляли на площадках открытыми, поскольку никаких следов насыпного грунта на них не обнаружено (Мошкова М.Г., 1984, с. 196–201).
Вещественные остатки погребального ритуала с целым рядом обрядово-магических действий, связанных с различными родо-племенными культами, составлявшими сущность сарматской религии, были обнаружены в очень интересном кургане II в. н. э. у с. Корпач, Молдавия (Гроссу В.И., 1979, с. 250–255). Несомненно, перед нами захоронение не ординарного члена общества, поскольку ему оказаны многочисленные почести, отражающие связь не с одним, а с несколькими наиболее значимыми и распространенными культами. Однако расчленить их очень трудно, так как некоторые обряды-церемонии могли составлять неразрывное единство нескольких культов.
Близкие церемонии были совершены при захоронении женщины с разнообразным инвентарем (табл. 75, 35, 39; 82, 58) в кургане у с. Бузовка (левобережье Днепра — Костенко В.И., 1980, с. 83, 84).
Одной из форм выражения идеологии и мировоззрения савромато-сарматских кочевников служит прикладное искусство этих народов, нашедшее выражение в так называемом зверином стиле. Произведения этого стиля, обнаруженные в «савроматских» могилах, — составная часть или локальный вариант чрезвычайно широкого явления, получившего название «скифо-сибирский звериный стиль», который был характерен для всех евразийских кочевников от Подунавья до Тувы и Забайкалья.
Но набор популярных видов животных, сюжетов и особенности стилистического исполнения изображений в зверином стиле на предметах из Северного Причерноморья и Тувы, Средней Азии и Минусинской котловины, бесспорно, отличаются друг от друга. Некоторые различия существуют даже в образцах савроматского звериного стиля, происходящих из южного Приуралья и нижнего Поволжья (см. табл. 66), что полностью соответствует наличию двух локальных вариантов единой савроматской археологической культуры. Подобно скифскому, савроматский звериный стиль представлял собой нерасчлененное единство эстетических, социальных и религиозных начал (Хазанов А.М., Шкурко А.И., 1976, с. 40).
В савроматский период (VI–IV вв. до н. э.) во время расцвета этого стиля основная масса изображений зверей была связана с предметами воинского быта (уздечные наборы, оружие, нашивные бляшки), которые составляли инвентарь наиболее богатых захоронений. Обладатели таких предметов были, как правило, представителями военно-аристократического сословия, стремившимися всячески подчеркнуть свою обособленность от остальных членов общества. Старались выделить себя и женщины-жрицы, переносные жертвенники-алтари которых и золотые нашивные бляшки одежды украшены изображениями в зверином стиле.
Что касается религиозной сущности звериного стиля, то большинство исследователей считают, что в основе его лежат не тотемические, а магические представления и смысл этих изображений как оберегов-амулетов не вызывает сомнения (Граков Б.Н., 1971а, с. 36; Хазанов А.М., Шкурко А.И., 1976, с. 45).
Относительно семантики скифского звериного стиля высказаны еще две точки зрения. Согласно первой — зооморфные образы суть изображения богов, составляющих описанный Геродотом пантеон и мыслившихся скифами в облике различных животных (Артамонов М.И., 1961а, с. 83; Членова Н.Л., 1967, с. 128, 129). Согласно второй — образы звериного стиля должны трактоваться не как изображения скифских богов, а как их символы, за которыми скрываются антропоморфные персонажи скифского пантеона (Раевский Д.С., 1978, с. 69, 70). О семантике савроматского звериного стиля специальных исследований нет. Поэтому, если даже судить о его сущности по аналогии со скифским звериным стилем, трудно отдать предпочтение любой из приведенных точек зрения.
В конце IV–III вв. до н. э. у ранних сарматов нижнего Поволжья и южного Приуралья предметов, выполненных в зверином стиле, практически не встречается. Вновь они появляются в степях нижнего Поволжья и Северного Причерноморья лишь с I в. до н. э., но особенно ярко представлены в памятниках нижнего Дона I в. н. э. Однако мотивы зооморфной пластики и главное — стилистическое исполнение (своеобразная стилизация, широкое использование цветных вставок, яркость колорита и орнаментальность декора — табл. 79,