Анфимов И.Н., 1981), в 1976–1977 и 1979 гг. А.М. Ждановский производит раскопки на могильниках Начерзий (Ждановский А.М., Дитлер П.А., 1977), у станицы Тбилисской (Ждановский А.М., Скрипкин В.П., 1978; Ждановский А.М., 1980). И.Н. Анфимов продолжает в 1978 г. раскопки Елизаветинского II могильника (Анфимов И.Н., 1984). Это были крупные работы, но в 80-х годах объем их еще более возрастает. И.С. Каменецкий исследует городище Пашковское 6 и его могильник (Каменецкий И.С., Рябова В.А., 1980; Каменецкий И.С., 1984а) и могильник Лебеди III (Каменецкий И.С., 1980, 1981); у хут. Ленина ведут очень крупные работы В.А. Тарабанов, И.И. Марченко, А.М. Ждановский (Ждановский А.М., 1981), О.П. Куликова (1981), А.З. Аптекарев (1981а, б) и Н.Ю. Лимберис (1984). Одновременно на Псекупских могильниках копает Н.Г. Ловпаче, а на Ново-Вочепшийском городище — Л.М. Носкова (1984). В Абинском р-не Северокавказская экспедиция Института археологии АН СССР в 1984 г. исследует керамический комплекс I в. до н. э., а в 1985 г. — могильник первых веков Мингрельский II. Этот последний период, кроме увеличения размаха работ, характеризуется также повышением их методического уровня.
К сожалению, весь огромный материал, накопленный за период полевых работ, не подвергнут еще серьезной обработке, опубликован только в очень незначительной части и потому лишь в небольшой степени может быть использован для общих исторических построений. Сказывается и отсутствие фундаментальных, обобщающих исследований.
Две диаметрально противоположные точки зрения на меотов должны быть отмечены. Первая сводится к тому, что меоты не этнос, а географическое понятие, — это все племена, жившие на берегах Меотиды (Азовское море). Некоторые письменные источники дают основание для такого понимания. Вторая точка зрения, явно господствующая, безоговорочно признает меотов этносом, группой родственных племен, единых по культуре и языку. Нет единства в определении языковой принадлежности, что тесно связано с вопросом о дальнейшей судьбе меотов и этногенезе адыгейцев. Наиболее распространено мнение, что меоты являются предками адыгейцев. Однако прав был Л.И. Лавров, когда писал, что вопреки общему убеждению эта точка зрения совсем не доказана (1978, с. 38 сл.). Что касается археологии, то не было даже попыток проследить эту преемственность. Вторая гипотеза считает возможным относить меотов к иранцам. Она основывается на том, что часть меотских этнонимов объясняется с иранского (Абаев В.И., 1949, с. 37, 162, 163; Лавров Л.И., 1978, с. 39). Только принимая последнюю гипотезу, можно было создать термин «меото-сарматы», хотя, как представляется, употребляющие его не всегда осознают эту связь (Гайдукевич В.Ф., 1963, с. 298). Наконец, сравнительно недавно появилась еще одна гипотеза, согласно которой меоты также являются индоевропейцами, но не иранцами, а индо-иранцами (Трубачев О.Н., 1978; Николаева Н.А., Сафронов В.А., 1983, с. 67 сл.).
Культура меотов прослеживается на протяжении тысячелетия и, естественно, делится на ряд этапов. Периодизация создана Н.В. Анфимовым (1954). Выделяются периоды: раннемеотский — конец VII — начало IV в. до н. э., среднемеотский — IV — первая половина I в. до н. э. (различаются две группы: первая — IV–III вв. до н. э. и вторая — III–I вв. до н. э.), позднемеото-сарматский — вторая половина I в. до н. э. — III в. н. э. После раскопок Николаевского могильника Н.В. Анфимов добавил протомеотский период, который датировал VIII — первой половиной VII в. до н. э. (Анфимов Н.В., 1961а, с. 119).
Границы протомеотского периода достаточно условны и зависят от датировки разными исследователями некоторых категорий инвентаря, главным образом удил, мечей и наконечников стрел. В связи с этим начало его помещают в промежутке от начала VIII в. до н. э. (Анфимов Н.В., 1961а, с. 119; Тереножкин А.И., 1976, с. 198) до начала VII в. до н. э. (Членова Н.Л., 1984, с. 31 сл.). Окончание достаточно единодушно относится к концу VII в. до н. э. Между протомеотским и раннемеотским периодами нет принципиальной границы. Развитие идет эволюционно. Происходит важное событие — вытеснение бронзы железом, но этот процесс не носит скачкообразного характера и не приводит к резкому переоформлению культуры.
Решительные изменения заметны на рубеже раннемеотского и среднемеотского периодов, когда распространяется гончарная сероглиняная керамика. Она явно находится под влиянием греческой керамики, но удивительно, что и лепная керамика также меняет формы. Смена форм сосудов должна означать смену бытовых, а может быть, и хозяйственных навыков. Одновременно кое-что меняется и в погребальной обрядности. Одним словом, в культуре происходят принципиальные изменения, суть которых пока не ясна. Н.В. Анфимов, а затем К.Ф. Смирнов относят появление сероглиняной керамики к середине IV в. до н. э., связывая с этой датой и появление относительно обильного античного импорта. Сейчас эта дата должна быть пересмотрена. На ряде памятников, где IV в. до н. э. уверенно засвидетельствован обильным импортом, преобладает гончарная сероглиняная и красноглиняная керамика. Греческий импорт в небольших размерах фиксируется в Краснодарской и Усть-Лабинской группах с VI в. до н. э., а в заметных размерах — с начала V в. до н. э. И на всех известных нам памятниках импорт V в. до н. э. сочетается уже с гончарной керамикой и новыми формами лепной. Следовательно, конец раннемеотского периода следует удревнить на полтора века, до начала V в. до н. э. Дальнейшее развитие идет без заметных скачков, эволюционно. По мнению Н.В. Анфимова (1954), позднемеото-сарматский период отличается «общей сарматизацией», что выражается главным образом в распространении черешковых стрел и зеркал-подвесок. Однако вопрос о сарматизации меотской культуры еще не очень ясен, во всяком случае не столь глобален, чтобы чуждый этнический термин вводить в название периода развития меотской культуры, тем более что в последнее время подвергнута сомнению сарматская принадлежность ряда признаков (Абрамова М.П., 1969, 1971).
Н.В. Анфимов делил культуру меотов на два варианта — восточный и западный, при этом Усть-Лабинский 2-й могильник он считал пограничным памятником. Сейчас стало ясно, что число локальных вариантов гораздо больше (карта 16). Своеобразны памятники Черноморского побережья. Издавна выделяли культуру синдов, даже противопоставляя ее меотской. Отдельные группы являют собой городища на р. Кирпили и городища I–III вв. н. э. в дельте Дона. По Кубани выделяются Краснодарская, Усть-Лабинская и Ладожская. Между Краснодарской группой и памятниками синдов, преимущественно на левом берегу Кубани, по-видимому, существует отдельная группа, которую мы условно именуем Абинской. Выше по течению Кубани (восточная граница Ладожской группы еще не выяснена), до станицы Прочноокопской, возможно, существовали еще две-три группы. Таким образом, можно говорить о 10–12 локальных группах меотской культуры (Каменецкий И.С., 1985), в которых, вероятно, следует видеть памятники отдельных племен. Эти группы выделяются на основе территориальной обособленности, различий в технологии керамического производства, в типах инвентаря, особенностях погребального обряда и специфике исторических судеб. В разных группах, в разное время соотношение этих факторов различно. Число меотских племен, называемых письменными источниками, близко к числу локальных групп.
Карта 16. Локальные группы меотских памятников.
а — границы групп; б — предположительные границы групп.
I — Таманская (синдская); II — Причерноморская (тореты-керкеты); III — Приазовская (дандарии); IV — Абинская; V — Краснодарская; VI — Усть-Лабинская; VII — Ладожская; VIII — Кирпильская; IX — Донская; X–XII — Восточные группы.
В.В. Латышев в начале века опубликовал карту Черного моря и Кавказа времен Римской империи (карта 17 — Латышев В.В., 1900–1906, вклейка). Совместив данные разных античных авторов, он расположил меотские племена следующим образом; между р. Еей и р. Челбасы предположительно помещены фатеи и псессы, что мы можем сразу отвергнуть, так как меотских памятников в этом районе нет. Южнее, в районе р. Кирпили, В.В. Латышев указал, также предположительно, терпетов и досхов. Между Кубанью и Горгиппией (Анапой) помещены аспургиане и синды, между Анапой и Новороссийском — тореты, в районе Геленджика — керкеты. Далее на побережье — ахай и за ними в горах — зихи, а уже на северном склоне Кавказа, к западу от р. Белой, — кораксы и фтейрофаги (вшееды). В районе станиц Ольгинской и Мингрельской, на левом берегу Кубани, указаны аррехи, а между ними и горами, т. е. в районе станиц Абинской, Ильской, Северской, — конапсены. К сожалению, В.В. Латышев не дал обоснования предложенной локализации.
Карта 17. Размещение меотских племен по В.В. Латышеву (1904–1906).
Практически единственная попытка обосновать на археологических материалах карту расселения меотов была предпринята В.П. Шиловым (карта 18 — Шилов В.П., 1950). На его карте помещено племен меньше, чем описывается в тексте. Тарпеты расположены предположительно в том же месте, где у В.В. Латышева. Мы уже знаем, что на этой территории меотских памятников нет. В дельтах рек Кирпили и Протоки В.П. Шилов помещает досхов. Речь может идти о городищах на р. Кирпили. Что же касается Протоки (рукав Кубани), то на ней известно пока только одно поселение у хут. Беликова (Анфимов Н.В., 1981б), но и оно расположено выше по течению, чем указано у В.П. Шилова. Между досхами и Кубанью указаны дандарии. Они же занимают и северную часть Таманского полуострова. Синды у В.П. Шилова находятся в южной части Таманского полуострова и на юге распространяются до Анапы (Горгиппия), а на востоке — до Краснобатарейного городища. Тореты и керкеты занимают так же, как у В.В. Латышева, участок побережья между Анапой и Новороссийском. Наиболее существенно, пожалуй, то, что В.П. Шилов убрал псессов и фатеев с побережья и поместил их на Кубани — псессов по левому берегу реки вниз от синдов до р. Афипса, которая служит границей с фатеями. Отметим, что эта локализация псессов приблизительно соответствует нашей Абинской группе памятников. Фатеи же, по В.П. Шилову, занимали правый берег Кубани от дандариев до г. Усть-Лабинска с возможным заходом на левый берег в районе г. Краснодара.