В могильнике Усть-Лабинский 2 в большинстве могил мясо положено в миску. Использовалось здесь мясо овцы, в меньшей степени — коровы и свиньи. Н.В. Анфимов указывает на резкое уменьшение костей свиньи по сравнению с предшествующим периодом и замечает, что «черепа и ребра в могилах не встречены» (1951а, с. 202). В двух погребениях могильника Усть-Лабинский 1 найдены кости овцы, причем в одном случае указано, что это были кости ноги. Еще в двух погребениях указаны кости животных, но без определения вида: в одном случае кости лежали в миске, в другом — в горшке (Миллер А.А., 1926). Кости животного в миске найдены и в могильнике городища Кавказское 6.
Продолжается старая традиция — положение в могилу верховых лошадей. Это отмечено и для Краснодарской группы, и для более восточных районов. В частности, лошади найдены в могильнике у станицы Тбилисской (Ждановский А.М., Скрипкин В.П., 1978).
Обычай положения миски под голову к рубежу нашей эры перестает встречаться. Но зато появляется обычай ставить в миску сосуд, чаще всего горшок, который отмечен в могильниках Елизаветинский 2 (Анфимов И.Н., 1984, с. 85), в Краснодарских за кожзаводами и на Почтовой улице, в Тахтамукаевском и др. По нашему мнению, указанный обычай составляет специфику именно Краснодарской группы. В могильнике Усть-Лабинский 2 такая ситуация прослежена только в одном погребении. Для этого могильника Н.В. Анфимов (1951а) отмечает появление в могилах кусков мела и в качестве пережитка — гальки.
Инвентарь богат и разнообразен. Керамика преобладает сероглиняная, аналогичная найденной на поселениях: разнообразные миски (табл. 97, 2, 3, 14, 16, 17, 20, 24–26, 31, 36, 49, 51), кувшины (табл. 97, 1, 5, 10, 13, 29, 30, 33, 35, 37–39, 40, 41, 44, 46), вазочки (табл. 97, 21, 23), кружки (табл. 97, 12, 15), кувшинообразные сосуды (табл. 97, 32), мисочки на трех ножках (табл. 97, 27) и т. д. Отметим появление кувшинов с зооморфными ручками (табл. 97, 35, 37, 38, 40, 41) и кувшинов, орнаментированных по плечикам многорядными полосами, нанесенными гребенчатым штампом, и циркульными кружка́ми (табл. 97, 5, 33, 39).
Оружие одинаково для всей территории. Оно претерпевает заметные изменения по сравнению с предыдущим периодом и теряет свои особенности. Меоты в это время переходят на типы вооружения, общие для всего Северного Причерноморья. Меняется оформление рукоятей мечей — появляются мечи с прямым перекрестьем и кольцевым навершием (табл. 93, 46) и мечи с черенком (табл. 93, 47). И те, и другие формы представлены как собственно мечами, так и кинжалами. По-прежнему популярны копья. Местные втульчатые наконечники стрел заменяются на черешковые сарматского типа. Встречаются кольчатые панцири (Анфимов Н.В., 1954).
В конской упряжи преобладают двучленные железные удила с колесовидными и стержневидными псалиями. Из орудий встречены серпы и «серпы-крюки» (возможно, боевые серпы), мотыгообразные орудия, оселки, ножи (табл. 93, 2), кресала, пряслица, иглы, ножницы. Необычны находки обломков жерновов в Краснодарском могильнике на Почтовой улице. Из предметов туалета и украшений типичны разнообразные фибулы (табл. 93, 72, 74, 75), зеркала-подвески (табл. 93, 54, 64), браслеты с шишечками на концах (табл. 93, 68), спиральные и проволочные, перстни со спиральными щитками и разнообразные бусы и подвески, среди которых выделяются изделия из египетского фаянса.
Основой хозяйства меотов являлось земледелие (Анфимов Н.В., 1951а). Нужды отрасли определяли плотность заселения и размеры поселений. Правобережье Кубани в этом отношении было наиболее благоприятным, так как простирающаяся к северу степь давала почти неограниченную возможность увеличения размеров пашни. Земледелие оказывало, по-видимому, прямое влияние на взаимоотношения с Боспором, на экономические связи с ним. В IV–III вв. до н. э., особенно в IV в. до н. э., меоты, вероятно, производили наибольшее количество товарного хлеба, что обусловило интенсивный импорт греческих товаров именно в IV в. до н. э. Позднее в связи со стремительным ростом населения количество товарного хлеба сокращается, что ведет и к сокращению импорта. Только на поселениях дельты Дона продолжается активное участие меотов в экономической жизни Боспора (Каменецкий И.С., 1974). Материальными свидетельствами занятия земледелием являются находки серпов в могилах и на поселениях, квадратных зернотерок и круглых жерновов на поселениях, а также зерен. Судя по последним возделывались мягкая пшеница, ячмень (Якубцинер М.М., 1956), рожь, полба, просо, чечевица мелкосеменная, из технических культур — лен (Каменецкий И.С., 1974).
Второе место в хозяйстве меотов принадлежало скотоводству, без которого земледелие было бы невозможно: оно давало тягловую силу и удобрения, кроме того, мясо, молоко, шкуры и шерсть. Наконец, коневодство поставляло боевых коней и коней для передвижения. Судя по находкам костей на городищах и частично в могилах в пищу шло мясо коров, свиней, овец, коз, лошадей и, возможно, собак. Отмечается, что с течением времени доля свиноводства падает, а овцеводства возрастает. Положение в могилы на всем протяжении истории меотов верховых коней со сбруей указывает не только на их важную роль в жизни населения, но и на то, что они в известной мере являлись мерилом богатства. Именно этим обстоятельством объясняется положение в могилы по нескольку коней (например, семь коней в погребении 1 могильника Лебеди III и десятки коней в богатых курганных погребениях). Роль охоты как источника мяса была минимальной. Вероятно, она могла служить источником получения пушнины и имела в основном спортивное значение.
Рыболовство было распространено широко. Повсеместно на городищах мы встречаем грузила для сетей. На донских городищах, кроме сетевых грузил, находят грузила для неводов, сделанные из ручек амфор. Рыболовный крючок для меотских памятников — явление редкое. О рыболовстве свидетельствуют также находки костей и чешуи рыб. Пока не очень ясны причины, но на кубанских городищах они встречаются в небольших количествах, в то время как на Дону составляют целые прослойки в культурном слое. На Подазовском городище найдена рыбозасолочная яма. Дон изобиловал рыбой: ловили сома, стерлядь, севрюгу, белугу, осетра, сазана и судака. Кубань была менее благоприятна для рыболовства ввиду сильного течения, но в дельте, в приазовских плавнях, не удобных для земледелия, рыболовство играло, вероятно, большую роль.
Существенное значение имело ремесло, обеспечивавшее не только внутренние потребности, но и экспорт. Наиболее известно производство сероглиняной керамики, проникавшей в предгорья и далеко в степь вплоть до Поволжья и даже Казахстана. Керамика, думается, не была единственной статьей вывоза. Для позднего периода можно предполагать на Кубани изготовление зеркал-подвесок и фибул.
Торговля металлом представляла сложную картину. По данным спектрального анализа, в скифское время (VI–IV вв. до н. э.) на Кубани северокавказское сырье составляло 60 %, импорт с востока — 34, импорт с запада — 6 % (Барцева Т.Б., 1981, с. 93). В рассмотренных нами районах расселения меотов месторождений меди нет (есть болотное железо). Значит, меоты должны были работать полностью на привозном сырье. Основную долю они могли получать либо от южных соседей, либо от племен кобанской культуры. Восточный металл шел, вероятно, через сарматов.
Существенную роль в жизни меотского общества играла торговля. Следует различать два направления связей — с Боспором и степью. В торговле с Боспором меоты выступали как менее развитый партнер, вывозя преимущественно сырье — хлеб, продукты животноводства. Не исключено, что статьей вывоза были и рабы, даже свои соплеменники (Блаватский В.Д., 1969б). Как своеобразный вывоз можно рассматривать использование воинов-меотов в качестве наемников в боспорском войске. Греки же ввозили: тонкую лаковую посуду, стекло, ювелирные изделия, в массовом масштабе — украшения (бусы, перстни-печатки, зеркала, вино), вероятно, также ткани, благовония и т. п., т. е. предметы роскоши. Существовали и более рядовые статьи ввоза — продукты производства боспорских мастерских. Не исключено, что поставлялись обыкновенные украшения из бронзы, но выделить их обычными методами трудно. Из орудий труда мы можем говорить только о ввозе квадратных зернотерок, но и они впоследствии могли производиться на месте.
В торговле со степью, с сираками и другими сарматскими племенами меоты уже выступали в роли старших партнеров, ибо уровень их ремесла был значительно выше. Мы не имеем никаких материальных свидетельств собственно сарматского импорта (торговля медью для сарматов была, вероятно, транзитной). Меоты заимствовали типы сарматского оружия, но вряд ли сарматы были в состоянии сколько-нибудь широко снабжать им многочисленные меотские племена. Более вероятно обратное. Кочевники могли поставлять скорее всего продукты скотоводства — собственно скот, кожи, сыры, масло, шерсть, шерстяные ткани.
Наконец, нельзя исключить транзитную торговлю и для меотов. Они могли вместе со своей керамикой распространять и греческую продукцию.
О социальном устройстве по археологическим материалам всегда судить трудно. Мы можем, очевидно, принять за исходное, что в начале своей истории меоты находились на стадии родо-племенного строя. Об этом свидетельствует, в частности, деление на локальные группы, проявляющееся и в материальной культуре. Вероятно, намеченные группы соответствуют племенам. Первоначально они были не очень велики, но потом, в результате естественного прироста, достигли значительных размеров. Приближенные расчеты для Усть-Лабинской группы показывают, что племя во II–III вв. н. э. могло насчитывать уже десятки тысяч человек и внутренняя структура такого племени, естественно, должна была претерпеть значительные изменения. Первоначально поселения представляли, очевидно, родовые поселки. В них должны были жить группы от нескольких десятков до сотни человек, что вполне согласуется с нашими представлениями о численности рода. А племя в момент появления на Кубани могло насчитывать от нескольких сотен до тысячи человек. К концу меотской истории мы застаем большие меотские поселения. В некоторых из них должно было проживать по нескольку