6, 11, 20, 23). Вторая группа представлена разнообразнее: костяные стрелы, бронзовые булавки в виде ложечки, подвески в виде дуги с разомкнутыми концами, височные подвески в полтора оборота, подвески-бубенчики (табл. 116, 1, 5, 14, 15, 21, 22), но главное — керамика. Здесь найдены не только чаши, изготовленные в подражание металлическим, но и кувшины с особыми носиками для слива («кумганы»), миски с отогнутым и орнаментально обрезанным краем и проч. (табл. 116, 2, 7, 16). Некоторые из сосудов имеют даже средневековые формы. Весь материал К.Ф. Смирнов называет албано-сарматским, подчеркивая его смешанный характер (1961в, с. 195–210, 217–219). К этой группе могильников можно отнести Новолакский склеп, некрополи у речки Кол-чай и селения Ленинкент и др. (Пикуль М.И., 1967, с. 133–147). Влияние сарматской культуры на дагестанские племена М.И. Пикуль объясняла союзническими албано-сарматскими отношениями, которые помогали сохранению «самостоятельности горных племен Дагестана», а также некоторой подчиненностью «сарматской конфедерации племен» (1967, с. 117). Однако не все археологи одинаково оценивают находки вещей сарматского облика. Так, Д.М. Атаев пишет, что сарматское влияние «совершенно отсутствует в памятниках первых веков нашей эры», примером чего, по его мнению, являются Карабудахкентские могильники и др. (История Дагестана, 1967, I, с. 108). Это совершенно неверно. Важно отметить находку типично сарматской тамги первых веков нашей эры на скале у селения Уйташ (немного юго-восточнее селения Тарки; табл. 113, 2). Под этой скалой была найдена керамика сарматоидного облика (Марковин В.И., 1970, с. 95–98; 1984, с. 182, рис. 2). Редким предметом, происходящим скорее всего из предгорно-степной части Дагестана, является стеклянный кубок, датируемый I в. до н. э. (табл. 116, 3). Будучи ритуальным сосудом — принадлежностью жреца, он украшался золотыми подвесками и поясками. В Дагестан этот предмет мог попасть вместе с потоком аорсов. К.Ф. Смирнов происхождение подобных кубков связывает с синдо-меотским миром Прикубанья (Смирнов К.Ф., 1953, с. 17–26, 40–42).
Памятники сарматского времени юго-восточной Чечни по особенностям погребального обряда близки дагестанским. В этом их отличие от древностей того же времени, но более западных предгорно-степных районов Чечено-Ингушетии. На территории юго-востока, особенно в раннесарматский период (III–I вв. до н. э.), наблюдается характерная для дагестанских памятников пестрота погребального обряда. Помимо скорченных, вытянутых на спине и лежавших на спине с подогнутыми ногами костяков, здесь найдены расчлененные и вторичные погребения, а также погребения отдельных черепов. Таковы, к примеру, отдельные захоронения, обнаруженные на могильнике Галайты 2 (Багаев М.Х., 1979, с. 29).
Ряд местных могильников (Яман-су, Балан-су, Ножай-юрт, Лехкч-Корт, Аллерой и др.) возникли еще в скифский период. Однако они использовались и в более позднее время, что позволило полнее изучить погребальный ритуал. В III–I вв. до н. э., сохраняя определенную, очевидно, традиционную преемственность с предыдущим временем (в этом смысле характерен факт устройства некрополей на одном и том же месте в течение многих столетий), изменяется обряд захоронений. Наряду с каменными ящиками начинают появляться могильные сооружения в виде удлиненных ям, умерших часто укладывают в вытянутом положении (кисти рук иногда покоятся на тазовых костях), преобладают южные ориентировки, сменяясь на более вольные (Виноградов В.Б., 1963, с. 61; Петренко В.А., 1979, с. 28, 29). В первых веках нашей эры все эти особенности ритуала лишь усиливаются: преобладают вытянутые трупоположения, реже можно видеть коллективные могилы. Умершему клали напутственную пищу. Она встречается в виде костей от тушки животного, положенной в миску (Петренко В.А., 1979, с. 29, 30). Среди погребальных сооружений этого времени (каменных ящиков, грунтовых ям и ям, обложенных камнями) выделяется склеп, обнаруженный у чеченского селения Байтарки. Он был сложен насухо из плит желтого песчаника. Их четыре ряда перекрыты массивными плитами. Это сооружение длиной 1,65 м, шириной 0,90 м, высотой 0,65 м было углублено в почву на 0,35-0,40 м. По сохранившемуся инвентарю (керамика, железная пряжка с подвижным язычком, железные шило, нож и кинжал) данное сооружение можно датировать временем не ранее III в. н. э. (Виноградов В.Б., Марковин В.И., 1969, с. 53–55). Интересно, что в этой могиле, сохраняющей черты эпохи бронзы, находились два погребенных, лежавших в скорченном положении. Это тоже дань старым традициям, идущим еще от времени бытования каякентско-хорочоевской культуры.
Наиболее близки склепу из селения Байтарки сооружения, обнаруженные М.И. Пикуль в упоминавшемся уже могильнике у селения Новолакское. Один из местных хорошо сохранившихся склепов имел даже входное отверстие и обмазанное глиной дно. В нем было погребено пять человек. Инвентарь его датируется I–II вв. н. э. (Пикуль М.И., 1967, с. 133–142). Вполне возможно, что район Байтарки-Новолакское, охватывающий среднее течение р. Ярык-су, был населен племенами, наиболее стойко удерживавшими традиционную горскую культуру.
Инвентарь памятников сарматского времени юго-восточной Чечни близок предметам, происходящим из Дагестана. Так, в керамике первых веков нашей эры еще сохраняются отголоски старых традиций, идущих от времени бытования каякентско-хорочоевской культуры. Это круглобокие сосуды с широко раскрытым устьем-раструбом, мелкие чашки, украшенные налепным валиком и массивными кольцевидными ручками или ручками в виде выступов (табл. 114, 8, 15). Рядом с подобной посудой можно видеть керамику новых форм — миски с загнутым внутрь краем и чашки на высоких полых ножках. Поверхность у них черного, серого или серо-коричневого цветов, глина содержит примеси толченых раковин, песка и шамота. Встречаются и сероглиняные кувшины с орнаментом из парных или тройных горизонтальных каннелюр. Такой декор располагается на горле сосудов или по верхней части тулова (табл. 114, 14, 17–19). Именно эту керамику закономерно связывать с процессом сарматизации местного населения.
Изредка встречаются кувшины с носиком для слива (табл. 114, 10). Такие кумганы находят близкие аналогии в Дагестане, и возникли они под культурным влиянием Кавказской Албании. С первых веков нашей эры получают распространение зооморфные ручки (табл. 114, 9), которые затем широко расходятся по всему северо-восточному Кавказу и бытуют вплоть до позднего средневековья. Остальной инвентарь — изделия из цветного металла, железа, кости и проч. — мало чем отличается от описанного для памятников Дагестана (Виноградов В.Б., Марковин В.И., 1968, с. 176; 1969, с. 50–52; Виноградов В.Б., Петренко В.А., 1974, с. 171 сл.).
Движение сарматских племен от равнинных степей к горам, как видим, хорошо устанавливается по археологическим материалам. И если для районов, омываемых средним течением Терека, это, как считают некоторые археологи, были сираки — наследники савроматской культуры, то с I в. н. э. их, по-видимому, сменяют аорсы, движение которых по Терско-Сунженскому междуречью (Виноградов В.Б., 1963, с. 148–151, 161, 175; Петренко В.А., 1980, с. 18) и вдоль Каспийского побережья хорошо документируют, как уже говорилось, древности Дагестана. Здесь вполне уместно снова вспомнить уникальное городище Таргу — памятник широкой связи населения предгорий Дагестана с внешним миром. На всхолмлении цитадели Тарту были обнаружены остатки каменной постройки начала I тысячелетия н. э. «В интерьере этой постройки… по длинной оси попарно располагались несколькими рядами барабанообразные каменные базы колонн». Четыре из них каннелированные и одна «подквадратная со стесанными углами» (Котович В.Г., Котович В.М., Салихов Б.М., 1983, с. 78–80, рис. 14). По-видимому, из горизонта, синхронного данным уникальным находкам, происходят сосуды тюльпанообразной и полукруглой форм на трех ножках — они близки албанской (ялойлу-тепинской) керамике. Авторы раскопок вполне законно говорят «о контактах между населением Кавказской Албании и Северного Причерноморья».
Возникает естественный вопрос: каким путем они осуществлялись? С севера через посредство сарматского населения или с юга через территорию Азербайджана? В любом случае эти колонны явно привнесены в культуру Дагестана, что полностью опровергает тезис об изолированном от внешних влияний развитии местных племен. Об этом же свидетельствуют и раскопки городища Урцеки с развитой планировкой и сложной системой фортификации. Находки селевкидских монет у совхоза им. Герейханова (Касумкентский р-н) подтверждают возможность раннего проникновения элементов античности на территорию Дагестана. Однако об античном периоде в истории края пока говорить не приходится. Непосредственных контактов с миром античности у местного населения не было. Новейшие раскопки лишь все более и более подтверждают контакты как с миром сарматских племен, так и с албанским населением приморских земель. Приведем несколько примеров. Городище, исследованное у селения Нижнее Чугли (Левашинский р-н), расположенное на скальных выходах, было огорожено с наиболее уязвимой стороны двумя параллельно идущими массивными стенами. Небольшие раскопки, проведенные на нем, позволили вскрыть остатки стены. Нижний слой, датируемый последними веками I тысячелетия до н. э. — IV в. н. э., дал солидную коллекцию керамики, в том числе покрытую красным и белым ангобом и лощеную. Вариации ее форм и декора находят аналогии среди посуды Таркинского и Карабудахкентских могильников. Особенно характерны миски с загнутым внутрь краем, хорошо известные по сарматским памятникам (Абакаров А.И., Гаджиев М.Г., 1980, с. 94–98).
Другое более позднее городище у селения Охли (того же района) также занимает гребень горы, ограниченный глубоким оврагом и отвесными скалами. С более доступных сторон оно было ограждено не только тремя валами и рвами, но и стеной с башней. Одно из раскопанных помещений, вероятно, принадлежало бане с тремя ваннами, «стенки которых образованы вертикально поставленными плитами» и кладкой из мелких камней. Пол помещения выстлан плитами. В нем найдены «каменные базы от подпорных столбов».