- Ничего! - голос дрожал. - Совсем ничего! Полтора десятка болезней с частично совпадающими симптомами! От атипичной пневмонии до геморрагической лихорадки. Но на любую из них чего-нибудь не хватает! Я вообще ничего не понимаю! - Лабжинова сорвалась в крике. - Я же не врач! Спецкурсы для бойцов папиной части, и всё!!!
По Светкиным щекам катились слёзы. Артем положил руку на плечо девушки:
- Соберись! Кроме нас с тобой никто решить эту проблему не может. А мы можем!
- Как? Это новая болезнь! То есть старая, не дожившая до нашего времени! Ребята умирают, а я даже не понимаю, кто возбудитель! Бактерии, вирусы, грибки... От каждого свой препарат!
- Вот и даем от всего. Что у тебя от бактерий?
- Цефуроксим. Антибиотик.
- Даем. А от вирусов?
- Циклоферон... Поняла!
Слезы исчезли. Голос окреп. Минута растерянности прошла, и место слабой испуганной девушки вновь заняла Железная Лапа:
- Ещё кетоконазол, тоже антибиотик, но от грибков. Цетиризин. Это антигистаминное, - руки споро потрошили аптечку, вытаскивая нужные препараты. - Преднизалон... Просто преднизалон! И нурофен. Жаропонижающие.
- Он же от головы, - неуверенно пискнула Галя.
- И от головы тоже, - кивнула Светка. - Что-нибудь одно эту заразу захватит! Должно захватить.
Уверенности в голосе не было.
- А столько лекарств не вредно? - еле слышно спросила Галка у Артема.
- Вредно умирать без лечения, - отмахнулся тот. - Остальное - мелкие неприятности.
Без приключений удалось дать таблетки только Буртасову, и то потому, что Батяня усилием воли не давал себе потерять сознание. Оторва таблетки принимать отказывалась, только мотала головой. Чума метался, бредил, что-то хрипел, но в себя не приходил. Ни нашатырь, ни обтирание разведенным спиртом не дали ничего. Совсем. Светка уже не надеялась даже на чудо, когда Батяня вдруг уселся на нарах и совершенно здоровым голосом рявкнул:
- Чума, мать твою так! Очухайся, сволочь! Иначе сдохнешь! И девчонка твоя тоже!
Рухнул обратно и уплыл, наконец, в беспамятство, пробормотав напоследок: "Ты князь, ты символ..."
Колька дернулся, как от удара, открыл глаза, обвел мутным взглядом комнату:
- Что?
- Съешь! - Светка запихнула таблетки прямо в рот.
Чума сглотнул. Опустошил кружку с водой. Перевел взгляд на Оторву. Кивнул. Девчонка послушно взяла лекарства. Кривясь и гримасничая, разжевала. Запила. И улеглась, прижавшись к вновь потерявшему сознание Заварзину.
Все облегченно вздохнули. Вернулись в кают-компанию.
- Что в следующий раз делать будем? - спросила Светка.
Просто так спросила, не ожидая ответа. Мысли вслух.
- Война план покажет, - отозвался Артем. - Свет, ты напиши. Что давала, в каких дозах. Если свалит тебя...
Лабжинова накарябала список и медленно сползла на пол, успев только шепнуть:
- Кажется, я тоже. Ребенку четверть порции...
Четверть порции отмеряли утром. На ногах у тому времени оставались Артем, Галка, Ниндзя и Шоколадка. Остальные лежали пластом. К счастью, лекарства помогали. Во всяком случае, больных удавалось приводить в себя для лечения, кормления и отправления естественных надобностей.
Следующие четыре дня слились в непрекращающийся страшный сон. Приготовить, покормить, обтереть водой со спиртом, дать лекарства, поставить утку... Пройти всех и пойти по второму кругу. Встать больные не могли. Температура падала, хоть и очень медленно, но слабость не уходила. Всё приходилось делать в постели. Кормили бульончиками и ягодами с медом, растворенными в чае. Сплошная жидкость, но иначе не получалось. Запас лекарств и спирта таял с катастрофической быстротой.
- Слушай, Галь! - сказал Артем на третий день. - Если я свалюсь, лекарств дашь только первую порцию.
- Это самоубийство, - ахнула девушка.
- Иначе ребятам не хватит. А я должен справиться. Только проваляюсь подольше.
В конце концов, убедил. Галку вообще было легко убеждать. А уж сейчас, когда почти без передыху возилась с маленьким... Перепеленывала, мыла, кормила, давала лекарства, которые приходилось мелко дробить, растворять в воде и пипеткой впрыскивать в горло. Сначала казалось, что они вообще не действуют. Мальчик слабел с каждым часом. Галка уже не надеялась вытянуть его, даже не стала возмущаться, когда Фифа запрыгнула на нары и, прикатившись к малышу, лизнула лицо. И Хома, словно зачерпнув у кошки сил, ожил. Не выздоровел в одну минуту, просто ситуация переломилась в обратную сторону. А на следующий день слегла Галка.
Пришлось инструктировать Мишу. Эвенк молча кивнул головой, и Артем понял - обманет. Будет лечить, как всех. Скорее не оставит лекарств себе. Надо продержаться дольше всех.
Артема накрыло на шестой день, когда Батяня и Лапа впервые встали с постели. А поднялся на десятый, последним. Ниндзя и Шоколадка так и не заболели.
31 декабря первого года. Записи на обоях
Больше года ничего не писала. И не потому, что нечего было или не хватало времени. Просто не возникало ни малейшего желания. А сегодня вдруг нахлынули воспоминания, захотелось перечитать собственные записи. Наверное, приближение Нового Года действует.
Господи! Неужели смешная наивная девочка, оставившая эти заметки - я? Даже не верится! И дело не в том, что ей и в голову не приходило, что через год, стоя лицо к лицу с пещерным медведем, она будет не цепенеть от ужаса, а ждать, когда жертва поднимется на задние лапы, чтобы с двух рук всадить аурумбаты в грудь зверю! И воспринимать огромного хищника, как жертву. Добычу. И тем более не в том, что теперь я и с пятидесяти метров не промахиваюсь, а с пятнадцати одновременным броском всаживаю в ростовую мишень четыре дротика. По два с руки! Дело в том, что если сейчас понадобиться струнная проволока, я недрогнувшей рукой выдеру её из недр "Бехштейна". Хотя жалко будет, не скрою. Но и только. Шоколадка, Оторва и Анечка расстроятся гораздо сильнее. Особенно Анечка, ребенок просто влюблен в музыку. Обезьянки тоже обожают млеть в объятьях любимых под полонез Огинского. Но тут ключевые слова "объятья любимых", а в Анечкином случае достаточно самой музыки.
А я... Я стала очень похожа на Светку Лабжинову. Такая же жесткая и циничная. Хотя нет, такая, как она была в начале. Полтора года назад. Каких-то полгода года.
Всего полтора года. Или целых полтора года. Много или мало? Как оценить тот, первый после болезни месяц, когда у нас, вроде бы выздоровевших, всё валилось из рук в прямом смысле. Я не могла порезать мясо! Приходилось, сгорая от стыда, звать Шоколадку. Каждый поход в туалет сопровождался жуткими мучениями. Спустить штаны, одеть штаны... А подтереться!!! Именно тогда я отвыкла писать: непослушные пальцы выводили сплошную абракадабру.
Тарас не попадал молотком по заготовкам. Да и как ковать, если каждое движение забирает все имеющиеся силы? Андрей боялся даже прикоснуться с своему любимому аркебузу. Батяня пытался не показывать слабости. Ага, слышали: "Ты князь, ты символ, ты знамя". Да хоть господь бог! Против лома нет приема! И даже Железная Лапа казалась сделанной из очень мягкого металла.
Но хуже всех приходилось Олежке. Всю жизнь тренироваться, заколачивать в мышцы навыки и рефлексы и за неделю потерять всё! У Малого слезы стояли в глазах, когда не получались новичковые связки, казалось бы заученные намертво, стрелы летели мимо мишени, а две минуты работы с нагибатой приводили к темноте в глазах и сильнейшей одышке. Слезы так и не пролились. Олег сжимал зубы и работал. Тренировался, падал от усталости, поднимался и снова то вертел копьем, то махал ногами, то садил стрелу за стрелой в стену сарая. Восемнадцать часов в сутки. Остальные шесть тратил на сон и еду. Получал энергию для дальнейших тренировок. И добился своего.
Не просто добился. Он показал правильный путь. К прошлому Новому Году более-менее восстановились все. А сам Олег к концу сентября сумел вернуться в охотничью команду, а в октябре на границе леса схлестнулся с пятеркой сэров. Пять секунд, пять стрел и десять новых клыков на ожерелье Малого.
До болезни Олег оставался ребенком. Сильным, умным, умелым, но ребенком. Потому так и удивлялись любым его достижениям, потому им так гордились: ребенок побеждал взрослых! После болезни он не вырос и не раздался в плечах, даже похудел немного. И борода расти не начала. Но Малой стал взрослым. А ещё жестким и в каком-то смысле безжалостным. Хотя нет, не так. Не могу подобрать слова.
Остальные тоже резко повзрослели. Батяня по-прежнему "князь и символ", но немного другой князь, более осмысленный, без подростковой рисовки, без ненужного надрыва.
Мой Тарасик не просто играет мышцами, наслаждаясь силой и легкостью движений. Теперь это воин и мастер.
И так со всеми. Подростки выросли. Несколько раньше, чем надо, но выросли. Разве что в Чуме ещё осталось немного раздолбайства. Да Эйнштейн сохранил каплю ученой наивности и рассеянности. Но каплю и не подростковой, а именно ученой.
В плане вооружения прибавлений немного. С аурумбатами пришлось подождать пару месяцев, пока к Тарасу вернутся силы стоять у наковальни, но всеобщее любопытство было так велико, что пробный экземпляр слепили ещё в августе Мишиными руками. Не самый лучший, но вполне работоспособный. И это действительно оказалось нечто. Значительно проигрывая по дальности стрелам, аурумбаты значительно превосходят их по останавливающему действию. А главное, в освоении они просты до невозможности. Даже у меня первая же попытка закончилась попаданием в мишень, а не в Тараса. Впрочем, я уже была другой.
Лучников стало четверо: Миша сдержал слово, бить зверя Шоколадка научилась раньше, чем говорить по-русски. С разговором у неё до сих пор проблемы: понимает всё, но акцент чудовищный. С математикой лучше: уверенно складывает, умножает и делит в пределах тысячи. Насколько помню школьную программу - оконченный третий класс. Для реальной жизни - достаточно.
На прошлый Новый год, когда девчонкам устроили спонтанный экзамен, насмеялись вволю. Шоко по-русски не могла выговорить ни слова, зато бодро щебетала по-эвенкийски, отлично пользовалась охотничьими знаками и где надо и не надо вставляла "однако". Насчет же вычислений... без слов, ага! Впрочем, в пределах десятка всё могла показать на пальцах.