Семиречье, Тянь-Шань, Фергана и Памир
Ранние кочевники Семиречья и Тянь-Шаня(Ю.А. Заднепровский)
Горные долины Семиречья и Тянь-Шаня на протяжении почти всего I тысячелетия до н. э. населяли ираноязычные кочевые племена, известные под общим названием «саки». Эти два соседних региона в древности были тесно связаны. Семиречье — историко-географическая область, охватывающая юго-восточный Казахстан и часть северной Киргизии. В долинах Или, Каратала, Лепсы, Чу, Таласа и других рек располагаются сотни могильников ранних кочевников. Среди них выделяются огромные могильные поля, насчитывающие по нескольку сот курганов, относящихся иногда к разным хронологическим этапам. Но основную массу памятников составляют могильники из нескольких курганов или нескольких десятков курганов. В некоторых группах курганы располагаются правильными цепочками, вытянутыми в меридиональном направлении. Именно в Семиречье чаще, нежели в других районах, встречаются насыпи чрезвычайно больших размеров, называемые обычно «царскими» курганами, в которых погребены, очевидно, племенные вожди.
Точное количество раскопанных курганов указать невозможно. Ориентировочно можно говорить, что исследовано более 1 тыс. курганов сако-усуньского времени (карта 2).
Карта 2. Основные памятники Семиречья VIII в. до н. э. — первых веков нашей эры.
а — поселения; б — курганы; в — петроглифы; г — отдельные находки.
1 — Бесшатыр; 2 — Кзылауз; 3 — Биже; 4 — Джувантобе; 5 — Тенлик; 6 — Актас; 7 — Иссык; 8 — иссыкские клады; 9 — Талгар; 10 — клады Алма-Аты; 11 — Каргалинский комплекс; 12 — Каргалы; 13 — Тамгалы; 14 — Кырчинский комплекс; 15 — клад Каменка; 16 — Джергес; 17 — Соколовка; 18 — Чильпек; 19 — Чильпекский комплекс; 20 — Тюпскин клад; 21 — Тюпское поселение; 22 — клад Барскоон; 23 — Туура-Су; 24 — Кыз-арт; 25 — Турасу; 26 — Аламышик; 27 — нарынский жертвенник; 28 — Джергетал; 29 — Айгырджал; 30 — Бурана; 31, 32 — Кум-арык; 33 — Карабалты; 34 — Аламедин; 35 — отдельные находки в долине Чу; 36 — беловодский алтарь; 37 — Шамши; 38 — Ташарык; 39 — Тош-башат; 40 — Кенкол; 41 — Талас; 42 — Караша 2; 43 — Кзыл-Кайнартобе; 44 — Актобе 2 (Чар-дара); 45 — Дараут-Курган.
В истории изучения кочевников Семиречья и Тянь-Шаня можно выделить четыре периода. Первый (конец XIX в. — 1928 г.) был временем первоначального накопления археологического материала, полученного благодаря поступлению случайных находок и проведению небольших раскопок курганов любителями древности.
Второй период (1928–1942 гг.) начался с первых научных раскопок М.В. Воеводского и М.П. Грязнова в 1928–1929 гг. в долине Чу и в котловине Иссык-Куля. Раскопанные могильники исследователи сопоставили с усунями, обитавшими здесь, по сведениям письменных источников, во II–I вв. до н. э. Результаты этих работ были опубликованы в 1938 г. и сразу же привлекли внимание (Воеводский М.В., Грязнов М.П., 1938), Однозначное определение этнической принадлежности памятников вызвало критику А.И. Тереножкина (Тереножкин А.И., 1941), который отметил, что в рассматриваемое время в Семиречье обитали разные племена и поэтому только часть курганов может быть отнесена к усуням. Споры возникли также о форме хозяйства, роли земледелия (Бернштам А.Н., 1941б) и социальном строе (Толстов С.П., 1938). Позднее спорные положения были забыты, и исследованные курганы стали рассматривать как эталонные памятники культуры кочевых усуньских племен. В 1929 г. А.И. Тереножкин обследовал Чуйскую долину и обнаружил к северу от г. Фрунзе поселение усуньского времени Аламедин (Тереножкин А.И., 1935), расширив тем самым круг изучаемых памятников.
Много внимания уделялось также изучению сакских памятников. В этой связи большое значение имела статья А.С. Стрелкова (1934), посвященная анализу бронзового жертвенника — культового памятника сакских племен Семиречья. С 1937 г. археологические исследования здесь проводил Б.М. Зима. Позднее он опубликовал замечательный клад сакских котлов и жертвенников (Зима Б.М., 1941). Важные результаты были получены в ходе планомерных работ Семиреченской экспедиции Института истории материальной культуры АН СССР, работавшей под руководством А.Н. Бернштама в 1938–1940 гг. на территории юго-восточного Казахстана и северной Киргизии, где в нескольких пунктах исследовались курганы сакского и усуньского времени. Был опубликован ценный памятник прикладного искусства усуней — каргалинская диадема (Бернштам А.Н., 1940а). В это же время в могильнике Кенкол (Таласская долина) было начато изучение курганов с захоронениями в катакомбах (Бернштам А.Н., 1940б). В 1941 г. крупные археологические работы были проведены на строительстве Большого Чуйского канала (БЧК).
Первые обобщающие исследования по истории кочевников Семиречья принадлежат М.П. Грязнову и А.Н. Бернштаму (Грязнов М.П., 1939б; Бернштам А.Н., 1941а; 1941б). Завершился этот период в истории изучения кочевников Семиречья и Тянь-Шаня в 1942 г., когда А.Н. Бернштам в работе по древней истории Киргизии суммировал все накопленные материалы по культуре древних кочевников (см.: Бернштам А.Н., 1950; 1952). Это определило дальнейшее развитие исследований на следующем этапе.
Для третьего периода (1943–1967 гг.) характерно органическое единство двух направлений в изучении истории кочевников. С одной стороны, подводились первые итоги археологического изучения региона, с другой — начиналось систематическое и планомерное обследование памятников кочевников, создавались крупные комплексные экспедиции.
Во второй половине 40-х — начале 50-х годов на Тянь-Шане и в южной Киргизии работала экспедиция под руководством А.Н. Бернштама. А в опубликованных в эти годы работах (Бернштам А.Н., 1943; 1948; 1949а; 1949б; 1949в; 1950; 1951; 1952) были представлены первые сводные таблицы по культуре саков и усуней, где нашли отражение археологические материалы Алмаатинской обл. и северной Киргизии. Но главная их ценность заключалась в разработке классификации и создании периодизации памятников кочевников Семиречья, Тянь-Шаня и Алая. Труды А.Н. Бернштама не утратили значения и по сей день и лежат в основе современной периодизации истории ранних кочевников этих районов.
В 1953–1955 гг. Киргизская комплексная экспедиция АН СССР провела массовые исследования курганов Тянь-Шаня (Кибиров А.К., 1959б). С 1954 г. работала Илийская экспедиция Института истории, археологии и этнографии АН Казахской ССР, вскрывшая множество курганов в долине р. Или и исследовавшая поселение Актас усуньского времени. Все эти работы нашли отражение в ряде статей, внесших существенный вклад в разработку археологии кочевников Семиречья (Агеева Е.И., 1959; 1960; 1961; Акишев К.А., 1956; 1959а; 1963; 1969; Копылов И.И., 1958; Кушаев Г.А., 1956; 1963; Максимова А.Г., 1959; 1960). В 1953 г. появляется первая работа, в которой суммируются материалы по культуре саков Сырдарьи и Семиречья (Копылов И.И., 1953). Исследуются отдельные категории сакских вещей, в частности котлы и другие металлические изделия (Копылов И.И., 1957а; 1957б; Мартынов Г.С., 1955; Спасская Е.Ю., 1956; 1958).
Особое значение имел обобщающий труд по культуре саков и усуней долины Или (Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963). В нем были систематизированы большие материалы, уточнена периодизация истории культуры, исследованы вопросы хозяйства, общественного строя, а также происхождения этих народов.
В те же годы в долине р. Талас развертываются исследования курганов ранних кочевников (Абетеков А.К., Баруздин Ю.Д., 1963), продолжается изучение могильника Кенкол и других аналогичных памятников (Кожомбердиев И.К., 1960; 1963).
В 1963–1968 гг. исследованы памятники на северных склонах Киргизского хребта, прилегающих к долине Таласа (Максимова А.Г., 1970; 1972; 1975). Возобновляются раскопки в долине Чу (Абетеков А.К., 1966; 1967) и в котловине Иссык-Куля.
Завершающим моментом третьего периода явились статьи, подводящие общие итоги археологического изучения Казахстана и Киргизии за 50 лет советской власти. В них значительное место уделено культуре кочевников Семиречья и Тянь-Шаня (Акишев К.А., 1967; Винник Д.Ф., 1967).
Начало четвертого периода (с 1968 г. по настоящее время) знаменуется проведением Всесоюзной (Ленинград, 1968 г.) и Международной (Душанбе, 1968 г.) конференций, на которых результаты широких и массовых полевых исследований были резюмированы и осмыслены на более высоком научном уровне, с учетом материалов, полученных к этому времени при изучении кочевого населения всей степной зоны Евразии. Исследователи подняли ряд проблем об особенностях исторического развития кочевников (Черников С.С., 1975а), о роли у них земледелия, связях с окружающим оседлым населением, региональной классификации кочевнических памятников Средней Азии и др. (Абетеков А.К., 1970; 1975а; Заднепровский Ю.А., 1975а; 1975б; Кожомбердиев И.К., 1975а; 1975б; 1975в).
Как и на предшествующих этапах, полевые археологические работы ведутся в самых широких масштабах. Исследуются могильники в котловине Иссык-Куля (Винник Д.Ф., 1975; Мокрынин В.П., Гаврюшенко П.П., 1975). В Чуйской долине вскрыты сакские курганы и курганы кенкольского типа (могильник Кум-Арык) (Кожомбердиев И.К., 1976). Возобновляются исследования курганов на Тянь-Шане (Ташбаева К.И., 1983). Одним из ярчайших событий в археологии стали раскопки знаменитого кургана Иссык (Акишев К.А., 1974), содержавшего «царское» захоронение. Открытие Иссыка представляет одно из важнейших достижений советской археологии последнего времени в изучении культуры кочевников Евразии.
Характерной особенностью, последнего периода в истории изучения кочевников Семиречья и Тянь-Шаня явились усиление внимания к разработке общих проблем истории и археологии кочевого населения и пересмотр некоторых старых представлений. Так, критический анализ накопленных материалов дал основание оспорить традиционное отождествление с усунями погребенных в могильниках, исследованных М.В. Воеводским и М.П. Грязновым, и выдвинуть положение о принадлежности их местным позднесакским племенам, входившим в состав Усуньского союза (Заднепровский Ю.А., 1971). Появились специальные исследования об оседлости усуньских племен (Акишев К.А., 1969; 1970; Абетеков А.К., 1970; 1975б), о специфике исторического развития саков Средней Азии (Акишев К.А., 1973). В обобщающей работе о петроглифах (Шер Я.А., 1980) дана наиболее полная сводка наскальных рисунков Семиречья времени ранних кочевников. Фундаментальная монография о кургане Иссык (Акишев К.А., 1978) ввела в научный оборот ценный комплекс по культуре, идеологии и искусству сакских племен Семиречья. Еще одна монография, в основе которой также лежит материал из кургана Иссык, стала первым специальным трудом, посвященным искусству и мифологии саков (Акишев А.К., 1984).
Важным этапом в изучении истории кочевых народов Средней Азии явился созыв специального совещания «Ранние кочевники Средней Азии и Казахстана» (Ленинград, 1975 г.), целиком посвященного спорным проблемам хронологии и периодизации. Материалы его полностью опубликованы (Успехи среднеазиатской археологии. Л., 1975. Вып. 3; КСИА. М., 1978. Вып. 154). В 1983 г. в Государственном Эрмитаже была проведена Всесоюзная конференция по истории культуры Киргизии и издан каталог, содержавший новые материалы ранних кочевников Киргизии и широко известного Шамсинского погребения (Памятники культуры и искусства Киргизии).
Не менее важным событием оказался и выход в свет первого тома «Истории Казахской ССР» (1977), в котором использованы археологические материалы по ранним кочевникам Семиречья, высказаны и аргументированы последние концепции по вопросам хронологии, периодизации, этнической и социально экономической интерпретации археологических па мятников. Вышел первый том «Истории Киргизской ССР» (1984). В нем впервые всесторонне представлены основные археологические комплексы края, дана характеристика особенностей хозяйства, культуры, социального строя и исторических судеб кочевого населения, обитавшего на территории Киргизии в раннем железном веке.
Следует отметить спорность и противоречивость этнических определений археологических комплексов, особенно тех, что соотносятся с усунями, юечжами, кангюйцами и хунну. Поэтому совершенно необходимы дальнейшие исследования.
Остается насущной задачей разработка самостоятельной (независимой от скифо-сарматских аналогий) хронологии археологических памятников кочевников Средней Азии, основанной на эволюции местных предметов, особенно вооружения, конского снаряжения и др. Работа в этом направлении ужо началась и дала положительные результаты (Сорокин С.С., 1956а; Литвинский Б.А., 1965; Медведская И.Н., 1972; Акишев К.А., 1973).
По-прежнему дискуссионен вопрос о хронологии памятников кенкольского типа, и Кенкольского могильника в частности. После пересмотра С.С. Сорокиным первоначальной даты этих памятников в литературе долгое время господствовала точка зрения об отнесении Кенкола ко II–IV вв. (Сорокин С.С., 1956а; 1956б). Однако последние раскопки Кенкольского могильника позволили несколько расширить хронологические рамки памятника, выделить более ранние и более поздние захоронения и отнести его к I–V вв. (Кожомбердиев И.К., 1963, с. 76). Но и сейчас нельзя считать этот спор окончательно решенным.
Нет единства в вопросах периодизации истории кочевников Средней Азии, и Семиречья в частности, хотя всеми выделяются сакский и усуньский периоды. Две первые периодизации сако-усуньских памятников были предложены А.Н. Бернштамом (1950; 1952). Позднее Е.И. Агеева (1961) и Г.А. Кушаев (1963) дали более дробное членение памятников усуньского времени.
Более всего соответствует современным представлениям периодизация, принятая в первом томе «Истории Казахской ССР» (1977, с. 272, 310) и являющаяся по существу модификацией археологической схемы А.Н. Бернштама и Е.И. Агеевой. Оговаривая относительность абсолютных дат, мы в настоящем разделе придерживаемся в основном именно этой периодизации, которая имеет следующий вид: I — раннесакский период (VIII–VI вв. до н. э.); II — сакский период (V–III вв. до н. э.); III — усуньский период (III в. до н. э. — V в. н. э.) с тремя этапами: ранний (III–I вв. до н. э.), средний (I–III вв.), поздний (III–V вв.)[18] и вносим в нее лишь некоторые коррективы.
В первую очередь это касается «удревнения» самого раннего этапа сакской культуры и включения в него VIII пека до н. э. Надо сказать, что в первой периодизации А.Н. Бернштама также фигурировал VIII век до н. э., интуитивно выделенный на крайне малочисленных фактах. В настоящее время VIII век до н. э. выделяется более обоснованно (Акишев К.А., 1973; Акишев К.А., Акишев А.К., 1978; Грязнов М.П., 1983а), хотя до сих пор в Средней Азии еще не открыты наиболее ранние памятники, подобные курганам Аржан и Высокая Могила.
Использование в названии периодов этнических наименований связано с желанием исследователей увязать археологические памятники с определенными этническими образованиями, известными по письменным источникам, что, к сожалению, не всегда согласуется с хронологией. Поэтому надо иметь в виду относительность этих отождествлений, тем более что этнический состав среднеазиатских кочевников представлял собой гораздо более сложную картину.
В Семиречье, как и в других частях евразийского пояса степей, раннесакские памятники изучены недостаточно. Они представлены единичными могилами с довольно бедным инвентарем, а также отдельными находками изделий «скифской триады».
Могилы имеют три разновидности: обычные грунтовые ямы, подбои и каменные ящики. Последние можно рассматривать, видимо, как пережиточное явление, связанное с эпохой бронзы. Захоронения различаются также ориентировкой погребенных: на запад, северо-запад и северо-восток. Все это указывает, быть может, на этнокультурную разнородность саков Семиречья. Иногда умершего сопровождало погребение верхового коня в отдельной яме. В могилу ставили ритуальную пищу — мясо барана. Инвентарь погребений беден и однообразен, оружие отсутствует. В могилах находят предметы конской упряжи с характерными стремевидными удилами, пряжками и ворворками. В этот период, особенно к концу его, в Семиречье уже были известны изделия прикладного искусства, выполненные в так называемом зверином стиле. В быту население употребляло простые бронзовые ножи, деревянные и костяные гребни. Лепная круглодонная посуда, частично изготовленная на матерчатом шаблоне, резко отличалась по форме и отсутствию орнамента от керамики позднебронзового века. Случайно найденные бронзовые и железные акинаки с бабочковидным перекрестьем, а также наконечники стрел ромбовидной формы со втулкой и некоторые другие изделия по аналогии с раннескифскими относят к раннесакскому периоду. Таким образом, все три компонента знаменитой «скифской триады» — оружие, уздечный набор, звериный стиль — уже представлены в культуре саков Семиречья раннего периода.
Памятники этого периода встречены в четырех пунктах Семиречья и Тянь-Шаня (Тюп). Следует отметить близость культуры саков Семиречья культурам Центрального Казахстана (Тасмола), Приаралья (Уйгарак) и Алтая (Майэмир). Скифо-сакская культура появилась, как считают некоторые археологи (Грязнов М.П., 1983а), в сложившихся формах в разных частях Великого пояса степей Евразии, от Тувы (Аржан) до Украины (Высокая Могила), почти одновременно, в VIII в. до н. э. Этот процесс сложения культуры ранних кочевников захватил, очевидно, Семиречье и Тянь-Шань.
Наиболее ранние погребения периода обнаружены в могильниках Каргалы и Биже. Первый находится в ущелье, в 50 км к западу от г. Алма-Ата. Под насыпью из камней обнаружены захоронения в каменных ящиках, перекрытых плитами. В одной из могил на большой глубине лежал костяк, черепом на северо-восток. Рядом найдены бронзовый листовидный нож длиной 10 см, круглое в сечении шило и небольшой круглодонный лепной горшок. А.Н. Бернштам (1941б) датировал могильник VIII–VII вв. до н. э. Другие исследователи относят его к VII–VI вв. до н. э. (Акишев К.А., 1977). Малочисленность раскопанных курганов и найденных вещей затрудняет определение абсолютной даты.
В долине р. Биже, в 40 км к юго-западу от г. Талды-Курган, раскопано пять ограбленных еще в древности курганов. Как и в Каргалы, захоронения находились в каменных ящиках, погребенные лежали головой на запад. Возле курганов найдено четыре уздечных набора: бронзовые удила со стремевидным завершением и дополнительным отверстием, трехдырчатые изогнутые псалии, два навершия, заканчивающихся головами горных козлов (табл. 26, 2, 3), разные ворворки и подвески, а также многочисленные бронзовые колечки, украшавшие ремни поводьев. Эти находки достаточно обоснованно отнесены к VIII–VII вв. до н. э. (Акишев К.А., Акишев А.К., 1978). Можно думать, что и захоронения в курганах Биже также относятся к этому времени.
В долине р. Чилик, притока р. Или, в большом разновременном могильнике Джувантобе раскопано несколько сакских курганов. Под насыпью одного из них обнаружены две расположенные рядом могилы, перекрытые деревом и ветками. В северной яме лежал полный скелет лошади спиной вверх, с подогнутыми ногами. В зубах ее находились бронзовые стремевидные удила, а рядом — бронзовые ворворки и две подпружные пряжки. В соседней могиле был погребен человек в вытянутом положении на спине, головой на запад. Рядом найден бронзовый нож с небольшой петлей на рукояти, а под ним — костяной гребень с фигурным навершием в виде завитков. В других курганах обнаружены единичные круглодонные лепные сосуды, бронзовый пластинчатый нож, кости барана, бусы. Эти могилы датированы VII–VI вв. до н. э. (Максимова А.Г., 1960). Все исследованные курганы содержали захоронения рядовых общинников раннесакского времени.
В трех курганах могильника Караша 2, у подножия Киргизского Алатау, в средней части долины р. Талас, оказались захоронения в узких подбоях, вырытых в северо-восточной стенке входной ямы (табл. 26, 35). Подбои были закрыты вертикальными каменными плитами. На древней поверхности могилы были окружены каменными кольцами. Погребенные лежали вытянуто на спине, головой на северо-запад. В могилах найдено немного вещей, но достаточно выразительных: длинные железные булавки с круглым навершием, лепной кувшин с носиком и ручкой, бронзовый пластинчатый нож, фигурная рукоять которого имеет форму головы животного с оскаленной пастью (табл. 27, 6), серебряные украшения из проволоки и бусы. На основании находок курганы датированы VI–V вв. до н. э. (Максимова А.Г., 1969), что разрешает считать подбойные погребения могильника Караша 2 одними из наиболее ранних у кочевого населения Средней Азии.
Особого внимания заслуживает Тюпский клад, найденный еще в конце прошлого века на восточном берегу оз. Иссык-Куль. Он состоит из 20 бронзовых предметов конской упряжи и, очевидно, происходит из разрушенной могилы (табл. 26, 4-11). В него входят наиболее характерные для раннего периода стремевидные удила (без дополнительного отверстия), близкие аналогии которым известны в материалах Биже и Джувантобе в Семиречье, а также Тасмолинских курганов Центрального Казахстана, Уйгаракского могильника Приаралья и майэмирских комплексов Алтая. С удилами связан бронзовый изогнутый псалий с большим центральным отверстием, весь покрытый рельефным узором (табл. 26, 4). Замечательный образец звериного стиля представляет бронзовая кольцевидная бляшка с изображением бегущих козлов и хищников (табл. 26, 11). Имеются бляшки для перекрещивающихся ремней узды с рельефным узором на щитке, подпружные пряжки. Набор предметов конской сбруи, а также бронзовый нож типичны для VIII–VJ вв. до н. э. (Бернштам А.Н., 1949б; Грязнов М.П., 1983а).
К раннесакскому периоду отнесены некоторые случайные находки бронзовых и железных акинаков с бабочковидным перекрестьем и зооморфным навершием, бронзовый кинжал из Текели (табл. 26, 1) (Акишев К.А., Акишев А.К., 1978), а также втульчатые и черешковые наконечники стрел (Акишев К.А., 1973). Во время строительства БЧК были найдены двуперые втульчатые наконечники стрел ромбической формы, характерные для памятников VII–VI вв. до н. э. (Бернштам А.Н., 1950).
По сравнению с раннесакским периодом количество археологических памятников сакского времени увеличилось во много раз, что свидетельствует о значительном росте численности населения края. Почти все основные районы Семиречья и Тянь-Шаня были обжиты саками именно в это время. Такой крупный демографический скачок стал возможен в результате развития производительных сил кочевых общин. В ходе накопления богатств появились условия для создания колоссальных погребальных сооружений, подобных курганам Иссык и Бесшатыр.
Сакские памятники выявлены во многих долинах и изучены значительно лучше, чем раннесакские. Можно выделить несколько групп могильников, часть которых в дальнейшем, по мере накопления материалов, вероятно, составит самостоятельные археологические культуры.
Иссыкская группа объединяет могильники и многочисленные клады, обнаруженные в долинах рек на северном склоне Заилийского Алатау, включая современную территорию г. Алма-Ата. Здесь находились один из крупнейших районов сосредоточения сакских племен и важный центр сакской металлургии. Именно здесь обнаружено наиболее богатое из всех известных на территории Средней Азии и Казахстана погребение знатного сака в кургане Иссык.
Могильник Иссык находится на левом берегу р. Иссык, на северной окраине одноименного города, в 50 км к востоку от г. Алма-Ата. Это большой могильник, вытянутый вдоль реки и состоящий преимущественно из крупных, так называемых царских, курганов. Всего их 40. Знаменитый курган Иссык (16) был раскопан под руководством К.А. Акишева в 1969–1970 гг. Размеры кургана (диаметр 60 м, высота 6 м) впечатляют. Насыпь состояла из чередующихся слоев гальки и щебня с глиной. Под ней оказались две могилы — центральная, полностью разрушенная при ограблении в древности, и непотревоженная, южная, в 15 м от первой. Погребальная камера впущена в материк и представляет собой прямоугольный сруб из пяти рядов бревен (2,9×1,5×1,5 м). Сверху сруб был перекрыт накатом из бревен. На деревянном полу, на матерчатой подстилке, украшенной золотыми бляшками, лежал погребенный в богатом парадном одеянии и при полном вооружении (табл. 26, 14, 15). Покойник был положен вытянуто на спине, головой на запад, левая рука чуть откинута, а правая прижата к туловищу. По сохранившимся на месте золотым украшениям были детально реконструированы одежда, обувь и замечательный головной убор (табл. 26, 13). Всего в могиле оказалось около 4 тыс. золотых высокохудожественных изделий. На погребенном был короткий кожаный кафтан, сплошь обшитый фигурными украшениями, а под ним — нательная рубаха, рукава которой были украшены мелкими золотыми бляшками. Поверх кафтана был надет парадный пояс с массивными бляхами и к нему подвешены железный меч — справа, кинжал — слева. Штаны по швам и сапоги с длинными голенищами также украшены золотыми бляшками.
В западной и южной частях камеры вдоль стен стояли группами глиняные, деревянные, бронзовые и серебряный сосуды (31) с заупокойной пищей. Глиняные краснолощеные кувшины и круглодонные миски с различной профилировкой закраин изготовлены на гончарном круге. Из дерева сделаны прямоугольные блюда с невысоким бортиком, миски и черпак. Особый интерес вызывает серебряная чаша с надписью из 26 знаков (табл. 26, 16), которая, по заключению В.А. Лившица (1980), по всей вероятности, представляет первую надпись на сакском языке. В кургане был похоронен мужчина 16–18 лет, относящийся к европеоидному типу с примесью монголоидных черт. К.А. Акишев (1974; 1978) датировал погребение V в. до н. э. А.К. Акишев (1984), основываясь на анализе художественных изделий, предложил иную дату — рубеж IV–III вв. до н. э. Уникальность материалов кургана Иссык не позволяет однозначно определить время его сооружения. Заметим только, что новая дата не выходит за пределы хронологии сакского периода.
Другой исследованный в Иссыке курган по размерам не уступает описанному выше. Несмотря на ограбление, в нем сохранились бляшки из золотой фольги, два глиняных кувшина и бронзовая курильница (табл. 27, 32), внутри которой находились угольки, зола и обгоревшие щепки. Здесь также было богатое захоронение (Максимова А.Г., 1978). Иссыкские курганы дают наглядное представление о глубоком социальном неравенстве у саков Семиречья. Об этом можно судить по богатству и пышности погребального обряда. Сооружение подобных усыпальниц стало возможным в результате накопления огромных богатств в руках родовой знати. Получены достоверные данные об одежде, обуви и головном уборе, а также об оружии и украшениях, бытовой утвари того времени. Особенно важное символическое значение имел головной убор из кургана Иссык — сложного устройства, украшенный множеством золотых фигурок коней, барсов, горных козлов, птиц и деревьев. Вся эта композиция олицетворяла главное солнечное божество сакского пантеона. Иссыкский вождь — «золотой человек» — в парадном сверкающем облачении и ритуально-магическом головном уборе — это солнечный бог-воин, «широкий как мир» (Акишев А.К., 1984, с. 99, 100).
В кургане Иссык обнаружены ценные материалы, выполненные в зверином стиле, которые раскрывают особенности прикладного искусства саков Семиречья. Большое значение имеет находка чаши с надписью. Можно думать, что общество саков, возглавляемое «золотым человеком», являлось союзом племен (вроде авестийской «дахью»), раннегосударственным объединением, в котором власть верховного сакрального вождя еще ограничивалась родовыми учреждениями и не была абсолютной (Акишев А.К., 1984, с. 70).
В 1953 г. в долине Иссыка, поблизости от могильника, найдены три медных котла, чугунный котел, медные блюда и бронзовый, а также железные светильники (табл. 27, 31), украшенные фигурками сидящего человека и лошади (Мартынов Г.С., 1955). Имеются основания полагать, что часть предметов этого клада одновременна погребению в кургане Иссык. В другом иссыкском кладе находились втульчатый наконечник копья, кинжал с бабочковидным перекрестьем, кольчатые удила, медный котел (табл. 27, 7, 45) (Акишев К.А., 1963).
В долинах Заилийского Алатау и на территории, ныне занятой городом Алма-Ата, найдены десятки кладов и отдельные предметы сакского периода, в том числе металлические котлы (табл. 27, 18–21, 37, 40, 43, 44) (Археологическая карта Казахстана; Акишев К.А., 1963; Савельева Т.В., 1980).
Вторая группа могильников — Бесшатырская — включает памятники долины рек Или и Чарын. В этом районе насчитывается до 100 крупных могильников, а общее количество курганов достигает нескольких тысяч. Особенно выделяется Бесшатырский могильник. Он находится на правом берегу Или, в 100 км к востоку от г. Илийск и в 180 км от г. Алма-Ата. Могильник состоит из 31 кургана, которые подразделены на три группы: большие (диаметр 45-105 м при высоте 6-18 м), средние (диаметр 25–28 м) и малые (диаметр 6-18 м). Эти группы, очевидно, отражают социальную стратификацию общества кочевников того времени. Большие курганы — захоронения вождей, в курганах средних размеров хоронили представителей племенной знати, а в малых — рядовых воинов и общинников.
Под насыпью одного из больших (диаметр 52 м) курганов открыто наземное деревянное сооружение из погребальной камеры (3,6×4 м), тамбура и коридора. Вход в сооружение был с востока (табл. 26, 12, 17). Стены камеры сделаны из семи-восьми рядов плотно подогнанных бревен. С обеих сторон они удерживались вертикально поставленными столбами. Плоское перекрытие состояло из бревен наката и слоя камышовых матов. После захоронения вход в камеру, а также коридор заложили крупными валунами и затем насыпали огромную насыпь. Усыпальница была ограблена в древности. В других курганах Бесшатыра наземные деревянные сооружения несколько отличались по конструктивным особенностям.
В средних курганах также имелись деревянные сооружения. Один курган оказался по устройству необычным: стены большой погребальной камеры были глинобитными с примесью щебня. Перекрывал ее накат из бревен и чередующихся слоев камня и кустарника.
Все большие и средние курганы были ограблены и не содержали каких-либо вещей. Датирующие находки обнаружены только в малых курганах, где захоронения находились в грунтовых могилах или каменных ящиках, сооруженных на дне грунтовых могил. В одном из курганов было похоронено два человека, лежавших головами на запад (табл. 26, 18). У каждого справа находился железный кинжал, а слева — остатки колчана с бронзовыми наконечниками стрел. Всего было 50 черешковых и втульчатых наконечников 12 типов. Около северного костяка лежали железный умбон и остатки небольшого деревянного щита. У пояса найдена простая железная пряжка (табл. 26, 18–24). Анализ этого комплекса позволил отнести весь могильник Бесшатыр к V в. до н. э.
Хотя площадь могильника достигает 2 кв. км, памятники, связанные с Бесшатырскими курганами, разбросаны гораздо шире. К ним относятся каменные ограды в окрестностях курганного некрополя. По-видимому, Бесшатырский комплекс был священным местом семиреченских саков, обитавших в долине р. Или. Сюда саки приходили на поклонение, приносили многочисленные жертвы, совершали тризны и различные культовые обряды, устраивали поминки. Места отправлений таких религиозных торжеств и обрядов отмечены сооружением грандиозных оград из менгиров и валунов (Акишев К.А., 1977, с. 268).
Погребальные сооружения рядовых общинников изучены в нескольких пунктах долины Или. Курганы обычно вытянуты цепочкой. Захоронения совершены в грунтовых могилах, которые перекрыты деревянным накатом. Преобладают одиночные погребения, но имеются парные и коллективные (табл. 26, 26). Большинство погребенных ориентировано головой на запад. В могилы клали части туши барана. Погребальный инвентарь, как правило, включает один-два сосуда (табл. 26, 27–34), единичные предметы быта и украшения из железа и бронзы. В некоторых курганах обнаружены зернотерки (Акишев К.А., 1963). Такие курганы известны, например, в могильнике Кзылауз I, расположенном на правобережье Или. в 80 км к востоку от г. Илийск и примерно в 20 км от Бесшатыра.
Группа сакских памятников Чуйской и Таласской долин представлена лишь захоронениями рядовых общинников, погребальный обряд которых аналогичен обряду рядовых погребений долины р. Или. Сопровождающий покойников инвентарь составляют один-два сосуда, украшения, бронзовые наконечники стрел, среди которых встречаются трехперые черешковые и трехгранные втульчатые.
В разных пунктах долины Чу обнаружены случайные находки бронзовых изделий сакского времени: несколько кинжалов с прямым клинком, бабочковидным перекрестьем и брусковидным или антенным навершием (табл. 27, 4), а также литые бронзовые котлы на коническом поддоне с двумя вертикальными ручками. Возле Сокулука на БЧК найдена поделка из рога длиной 17 см (табл. 27, 41). Она заканчивается тупой мордой хищника с открытой зубастой пастью Поделка украшена полосой резных треугольников. Верхний острый конец не орнаментирован. Подобные предметы, служившие амулетами, известны в памятниках савроматской культуры Южного Приуралья и Нижнего Поволжья. И там иногда реалистически изображенная голова хищника сочетается с геометрическим узором.
Последняя группа сакских памятников может быть выделена на Тянь-Шане, широко заселенном в то время. В котловине Иссык-Куля и во всех горных долинах Центрального Тянь-Шаня разбросаны правильными цепочками и бессистемно курганы саков, составляющие нередко крупные могильники.
В них наряду с обычными погребениями в грунтовых ямах (табл. 26, 36, 38) открыты курганы с каменными ящиками. Так, в могильнике Туура-Суу в долине р. Тон на южном берегу Иссык-Куля обнаружены погребальные сооружения в форме ящика, сложенного из крупных плит и больших валунов (табл. 26, 37). Они вытянуты по линии запад-восток. С северной стороны к ним примыкают небольшие пристройки из таких же камней. В них, возможно, помещали сосуды. Ящики перекрыты большими плитами, поверх которых возведены насыпи. Инвентарь курганов включает поделки из бронзы (бусы) и железа (нож, кольцо), золотые бляшки, украшения и др. Замечательна золотая фигурка бегущего джейрана. Она укреплена на прямоугольных пластинках, имеющих отверстия (табл. 27, 42). Концы рогов загнуты вверх, а вся фигура выполнена в реалистической манере сакского искусства. Еще одна выразительная находка — костяная пластинка с изображением хищника, вероятно волка, с поджатым хвостом. В 15 раскопанных могилах оказалось всего лишь три глиняных сосуда (Мокрынин В.П., Гаврюшенко П.П., 1975).
Высокогорные долины внутреннего Тянь-Шаня также были широко освоены сакскими племенами. Погребальные памятники исследованы в нескольких пунктах. В Нарынской долине, к западу от г. Нарын, в могильнике Аламышик вскрыто четыре кургана (табл. 26, 38). Погребения совершены в простых грунтовых могилах, перекрытых жердями и каменными плитами. Умерших хоронили в скорченной позе, видимо, следуя погребальной традиции бронзового века. Возле них находились бронзовые ножи и каменные оселки. Такие же бедные погребения оказались в Джергетальском могильнике в долине Ала-Бука (табл. 26, 36). Лишь в одном из них найдено несколько вещей — лепная чаша, бронзовый нож и проколка (Бернштам А.Н., 1952).
В могилах рядовых общинников в долине Кара-Гуджур наряду с лепными сосудами встречены единичные бронзовые предметы — например, круглое зеркало с петлевидной ручкой (табл. 27, 16). Наибольшее количество металлических изделий было в одном из курганов могильника Турасу: два бронзовых браслета, булавка и два перстня, а также золотая бляшка. В курганах Внутреннего Тянь-Шаня очень редко встречаются железные изделия (Кибиров А.К., 1959б). Отсутствие заметных различий в устройстве могил и в погребальном обряде, а также общая бедность и однообразие инвентаря не позволяют выделить четкие локальные особенности культуры саков Центрального Тянь-Шаня.
Котловина Иссык-Куля служила крупным центром металлургии сакских племен. Об этом красноречиво свидетельствуют многочисленные находки кладов и отдельных бронзовых предметов. Здесь встречены специальные жертвенно-поминальные комплексы, связанные с культовыми церемониями древних саков. Такой комплекс найден в 1937 г. в небольшой долине Кырчин, к северу от с. Семеновское, на северном берегу Иссык-Куля. Все предметы лежали на глубине 1,5–2 м. Наверху находились два котла. Под одним из них были две курильницы-светильники. Под всеми этими предметами обнаружены два жертвенных стола. Большой жертвенный стол имел форму прямоугольного подноса на четырех ножках с бортиком. Под бортом — две горизонтальные ручки. По углам — отверстия для крепления скульптурных фигурок лежащего длиннорогого быка (типа зебу?). Одна из фигурок была отломана и уцелела (табл. 27, 39). Другой стол меньше и незначительно отличается в деталях. Обнаруженные в комплексе светильники также различаются по форме. Один из них — в виде четырехугольного подноса на ажурной конической подставке. На поверхности подноса укреплены три трубки со сквозными отверстиями. В углу у бортика сохранились две одинаковые скульптурные группы, изображающие нападение хищника на копытное животное. Всего таких фигур было раньше 12 (табл. 27, 30). Другой светильник — в форме круглой чаши, также на ажурной конической подставке. В центре чаши — две трубки с отверстием наверху. На бортике чаши — 11 скульптурных фигурок идущих барсов (табл. 27, 29). Из двух котлов полностью сохранился только один. На тулове его крестообразно расположены две горизонтальные и две вертикальные ручки. Все эти культовые предметы использовались в религиозных церемониях, связанных с культом священного огня и солнца. Они раскрывают некоторые особенности религиозных представлений саков (Зима Б.М., 1941; 1982). Возможно, что в долине Кырчин находилось одно из святилищ сакского времени под открытым небом. Сюда саки периодически съезжались для совершения культовых обрядов, жертвоприношений и поклонения священному огню и солнцу.
Специальных храмов у кочевников Семиречья и Тянь-Шаня не было, но, как и у скифов, у них существовали священные места, где находились бронзовые котлы особо больших размеров и совершались культовые обряды. Следы святилища на открытом воздухе недавно выявлены у с. Чильпек на юго-восточном берегу Иссык-Куля. Здесь найден сакский жертвенник прямоугольной формы с бортиком и двумя ручками для переноса. Из четырех ножек сохранились две в виде одинаковых женских фигур (табл. 27, 35). Хорошо переданы черты лица явно монголоидного облика — с раскосыми глазами и большим широким носом. На голове — диадема. Обнаженные почти до плеч руки подняты вверх и касаются головы. На запястье — широкие браслеты. Одежда состоит из кофты с короткими рукавами, украшенной вертикальной широкой полосой с елочным узором, и юбки со складками, расширяющейся книзу. Ножки в виде женских фигурок обнаружены на семиреченских жертвенниках впервые. Рядом находились обломки трех бронзовых котлов с ручками. На одном из них сохранилось изображение лежащего животного (зебувидного быка?; табл. 27, 36). Имелись также обломки железного котла. Все предметы залегали на глубине 1,5 м. При раскопках здесь обнаружили остатки долговременного костра и обломки массивной жаровни. В культурном слое оказалось много битой лепной посуды, в том числе украшенной вертикальными полосками красной краски, кости барана. На этом участке, таким образом, удалось впервые выявить длительно существовавшее сакское святилище огня. Примечательно, что оно находилось недалеко от известного Чильпекского могильника более позднего, усуньского, времени (Винник Д.Ф., 1977).
В качестве переносных алтарей иногда использовали более простые предметы, изготовленные из камня.
У с. Беловодское, на трассе БЧК, найден каменный алтарь в виде небольшого овального столика на четырех массивных ножках (табл. 27, 33) (Бернштам А.Н., 1950). Внешняя сторона бортика украшена рельефными узорами в виде «запятых». Такие же узоры имеются на ножках. На горизонтальной поверхности есть неглубокое углубление. Подобные переносные алтари или жертвенники нередко встречаются в памятниках савроматского времени Южного Приуралья и Западного Казахстана. Как правило, их находят в женских погребениях. Использовались эти предметы для различных культовых церемоний и прежде всего, как алтари священного огня.
Иной состав предметов содержит клад из с. Каменка на северном берегу Иссык-Куля (табл. 27, 10–13, 17). Он состоит из четырех пар двукольчатых удил, втульчатого наконечника копья, обломанного бронзового кинжала, который по форме похож на кинжалы Чуйской долины. Клад включает также дисковидное зеркало и кельт-тесло с ушком. Все предметы находились в котле сакского типа. Они также могут рассматриваться как жертвенно-поминальный комплекс (Кызласов Л.Р., 1972).
В Таласской долине и во многих долинах вокруг Иссык-Куля встречены большие скопления наскальных рисунков. Особенно многочисленны они в районе Чолпон-Ата, в Тонской долине. Выделяются выразительные образцы рисунков сакского звериного стиля — изображения козлов, оленей и хищников (Гапоненко В.М., 1963; Шер Я.А., 1980).
В районе высокогорных долин Внутреннего Тянь-Шаня также известны случайно найденные сакские культовые предметы. Особый интерес вызывает найденный в Нарынской долине бронзовый жертвенник (Памятники культуры и искусства Киргизии). Он прямоугольной формы, с высокими бортиками на ножках и двумя ручками. На бортике были укреплены 22 скульптурные фигурки хищников (тигров?). Изображение шествия зверей, несомненно, имеет магическое значение. Этот жертвенник — лучший из всех обнаруженных в Киргизии (табл. 27, 34), и он мало чем отличается от известного семиреченского алтаря. В верованиях саков, принадлежавших к иранским кочевым народам древности, было много общего с соседними кочевыми и оседлыми ираноязычными народами Средней Азии, а также со скифами и савроматами. Некоторые различия проступают при сравнении памятников искусства, в которых запечатлены религиозные и идеологические представления саков. Саки обожествляли явления природы. Главным божеством было Солнце. Поклонение Солнцу связано с почитанием огня. Конь выступал как культовый зооморфный символ главного божества. Широко был распространен культ предков. В целом религиозные представления саков являют собой причудливое смешение разнообразных верований, которые не сложились еще в единую упорядоченную систему.
К наиболее высоким культурным достижениям сакских племен Семиречья и Тянь-Шаня следует отнести создание высокохудожественных произведений прикладного искусства, выполненных в зверином стиле (табл. 27, 29, 30, 34, 36–44). Из разных материалов они создавали изображения хорошо знакомых животных, а также экзотических зверей, таких как лев и тигр.
В сакский период произошли изменения в форме хозяйства, условиях жизни, быта и во всей культуре сакского населения. Резко изменился тип жилища. Были созданы разборные, легкоперевозимые войлочные юрты, наиболее приспособленные к новому образу жизни. Одежда и утварь соответствовали условиям кочевой жизни. Исключительно важную роль в хозяйстве и жизни саков играл верховой конь. Конь сопровождал кочевника с раннего детства. Каждый свободный общинник был в то же время воином, и поэтому столь большое значение саки придавали качеству и надежности конского снаряжения и боевого оружия. Именно в них с наибольшей силой проявились специфические особенности культуры, и в них наглядно проступают прогрессивные усовершенствования.
Материалы свидетельствуют о большом развитии металлургии у сакских племен Семиречья и Тянь-Шаня и о ее высоком техническом уровне (табл. 27). Можно говорить о совершенствовании приемов обработки дерева, кости и камня, а также шерсти и войлока.
Мастерство местных ювелиров демонстрирует замечательный набор штампованных бляшек сакского периода, происходящий из разрушенного кургана (V–IV вв. до н. э.) у сел. Барскоон на южном берегу Иссык-Куля. Сохранилось около 150 предметов и среди них куски металла, составляющие отходы производства. Имеются прямоугольные бляшки с изображением головы тигра с оскаленной пастью, окаймленные вертикальными планками, с отверстиями для нашивки. На других бляшках изображены голова волка анфас или кабана в таком же обрамлении. Среди фигурных бляшек геометрической формы встречены экземпляры с рельефным растительным орнаментом (табл. 27, 22–28). В этом наборе есть заготовка для прямоугольной бляшки, которая после штамповки была вновь прокована, а также обломки и обрезки металла. Бляшки предназначались для украшения одежды. Поскольку все они изготовлены из бронзы, то могли украшать одеяние не столь знатного сака, как похороненный в кургане Иссык. Находки вместе с ними отходов производства дают основание предположить, что здесь был похоронен ремесленник. Возможно, эти находки образуют клад ремесленника. В любом случае Барскоонский комплекс дает возможность изучать особенности производства ювелира-торевта эпохи саков (Памятники культуры и искусства Киргизии, с. 31).
На рубеже III–II вв. до н. э. в истории Семиречья и Тянь-Шаня наступает новый этап, связанный также и с переселением в середине II в. до н. э. кочевых племен юечжей и усуней из Центральной Азии. Усуни вскоре подчинили местные сакские племена и часть юечжей. Но в большинстве юечжи продвинулись на юг Средней Азии и создали там основы будущего Кушанского государства. Сложившийся Усуньский племенной союз можно рассматривать как более или менее устойчивое раннеклассовое образование. Усуни обитали в Семиречье до середины V в. н. э., а точнее, до вхождения их в состав Тюркского каганата в середине VI в. н. э.
Об усунях довольно подробно сообщается в письменных источниках. Они активно участвовали в политической истории Восточной и Средней Азии, были противниками хунну и поддерживали дружеские отношения с соседними кочевыми владениями Кангюй и Давань. Союз с усунями, направленный против хунну, заключило Ханьское государство. Саки и юечжи также принимали участие в важнейших исторических событиях эпохи, связанных с движением кочевых народов против Греко-Бактрии, закончившимся ее крушением и созданием новой могущественной Кушанской империи. Таким образом, кочевые народы Семиречья и Тянь-Шаня с последних веков до нашей эры начали выступать как важная сила на мировой исторической арене.
Усуньское владение было раннегосударственным объединением кочевников. Ставка усуней — город Чигу (Город красной долины) — находился в котловине Иссык-Куля. Он был административным и торговым центром. Правда, местоположение его пока точно не установлено, и о локализации Чигу существуют разные суждения.
По хуннскому образцу Усуньское владение было, очевидно, разделено на три части. Во главе их стояли правитель и два его сына. Каждый из них имел личную дружину по 10 тыс. конников. Функционировал довольно развитой аппарат управления из 16 высоких должностных лиц. В своей деятельности правитель опирался на совет старейшин.
Имущественное неравенство во владении скотом и пастбищами достигло значительного уровня. Социальное расслоение устанавливается по археологическим данным и сведениям письменных источников. Имеются сообщения о закреплении преимущественного права пользования отдельными пастбищами. По уровню социально-экономического развития общество усуней было примерно равно хунну. Усуньский союз представляет собой пример достаточно высокого развития социальной организации кочевого общества.
После включения в состав Усуньского союза местных сакских племен, а также юечжей численность объединения достигла 630 тыс. человек (Бичурин Н.Я., 1950б, с. 190). Однако вполне вероятно, что основную массу населения Семиречья и Тянь-Шаня в то время по-прежнему составляли местные племена саков — потомки древних саков ахеменидской эпохи. Преобладание местного населения должно было отразиться на составе археологических памятников. Согласно письменным источникам, население. Семиречья и Тянь-Шаня в этническом отношении было разнородным. Здесь обитали три народности — саки, юечжи и усуни. Не противоречат этому и археологические материалы, которые представлены одновременными памятниками разного типа. Так, некоторые исследователи насчитывают до 12 различных вариантов погребальных сооружений (Агеева Б.И., 1960; 1961). Возникает трудная задача сопоставления археологических памятников с конкретным этносом. Первоначально, как уже говорилось, все курганы III–I вв. до н. э. относили к памятникам усуней (Воеводский М.В., Грязнов М.П., 1938). Позднее была высказана мысль, что только захоронения в курганах, расположенных цепочками и отличающихся большим богатством, могли принадлежать господствующим племенам усуней. Погребения же, обнаруженные в беспорядочных группах курганов, могут быть связаны с племенами сэ (саками античных авторов) или юечжи (Тереножкин А.И., 1941, с. 75). Критический разбор материалов и гипотез приводит к заключению, что памятники с грунтовыми могилами составляют основную массу захоронений местного населения усуньского периода. В них можно проследить непосредственное развитие от сакских комплексов середины I тысячелетия до н. э. Это видно при сопоставлении материалов могильника сакского периода V–IV вв. до н. э. Кзылауз I и раннеусуньского памятника III–II вв. до н. э. Капчигай III. Оба памятника находятся в долине р. Или. В обоих могильниках курганы располагаются цепочками. У основания насыпи, под ней или на ней находятся каменные кольца. Основную массу погребений составляют грунтовые могилы (в Капчигай III только пять подбойных из 30), перекрытые деревом. Захоронения в обоих могильниках, как правило, одиночные (Кзылауз I — 2/3 всех могил), ориентировка — головой на запад или северо-запад. В могилах находят кости овцы, один-два сосуда и в небольшом количестве поделки из железа и бронзы.
Как видим, сходство в погребальном обряде очень значительно. Только разное количество железных и бронзовых изделий в могилах и некоторое отличие форм посуды позволяют хронологически разграничить рассматриваемые памятники. Проведенное сопоставление говорит о преемственном развитии местных племен в сакское и более позднее, усуньское, время.
Тесные генетические связи культуры и памятников сакского и усуньского периодов отмечены всеми исследователями. Этим и объясняется появление терминов «сако-усуньская культура», «сако-усуньские памятники» (Бернштам А.Н., 1941а; 1941б; Кушаев Г.А., 1963). Все данные указывают на длительное сохранение у ранних кочевников Семиречья одинаковых простых могильных сооружений, одних и тех же или очень близких погребальных обрядов и на значительное сходство инвентаря. Из этого следует вывод, что население, оставившее наиболее массовую группу памятников усуньского времени, правомерно отождествлять с потомками местного сакского населения, а сами могильники рассматривать как позднесакские памятники (Заднепровский Ю.А., 1971; Заднепровский Ю.А., Кожомбердиев И.К., 1984).
Можно предполагать, что погребальный обряд у пришлых юечжийских и усуньских племен отличался от обряда местного, подчиненного ими населения. И действительно, появление усуней и юечжей, а также, вероятно, и других пришлых племен, имена которых не сохранились в источниках, совпадает во времени с широким распространением в Семиречье и на Тянь-Шане могильников с захоронениями в катакомбах и подбоях. Естественно предположить, что они могли быть оставлены усунями и юечжами. Однако убедительных доказательств для однозначного решения вопроса об этнической атрибуции этих памятников нет (Заднепровский Ю.А., 1971; 1975б). Пришлое население в Семиречье постепенно смешивалось с местным, и на протяжении 600–700 лет совместного проживания создалось определенное единство.
В Семиречье и на Тянь-Шане археологи выделяют две основные и наиболее распространенные группы памятников. Первая — позднесакские (т. е. местные) могильники с захоронениями в грунтовых могилах, которые отличаются однообразным устройством и малочисленностью инвентаря. В разных частях Семиречья и Тянь-Шаня они исследованы неравномерно. Эти памятники объединяют в чильпекскую группу по могильнику, исследованному в 1928 г. М.В. Воеводским и М.П. Грязновым. Ареал памятников охватывает все Семиречье и долины Тянь-Шаня. Характерно расположение курганов правильными цепочками. На позднем этапе такое размещение сменяется бессистемным. Устойчивым признаком служит каменное кольцо в основании кургана. Захоронения совершали в простых грунтовых могилах, стенки которых изредка укрепляли деревом. Сверху они перекрыты деревянным накатом или каменными плитами. Погребенные положены вытянуто на спине, головой, как правило, на запад (табл. 28, 1), иногда с отклонениями. Почти во всех могилах находится по одному костяку. Иногда встречаются курганы, под насыпью которых имеются две-три могилы. Все умершие лежат не в гробу, а непосредственно на дне могилы. В ней обычно находят один-два сосуда, изредка железный или бронзовый нож (табл. 28, 11, 12, 14–16; 29, 2, 3), а в женских захоронениях — предметы туалета и украшения: зеркала, железные иглы и булавки, иногда с фигуркой птицы наверху (табл. 28, 8, 9, 13; 29, 42–45, 48, 49), перстни, подвески, железные браслеты, бусы (табл. 28, 10; 29, 33–41, 50–58). Оружие бывает очень редко. В поздних погребениях обнаружены меч и костяные наконечники стрел (табл. 29, 1, 4, 6). Во многих могилах находят кости барана — остатки ритуальной пищи (Кушаев Г.А., 1963). Исключительно редки привозные вещи и изделия из драгоценных металлов. Из 500 известных курганов лишь в четырех-пяти могилах встречены подобные вещи. В нескольких могилах найдены зернотерки.
Глиняная посуда — лепная, часто изготовленная на матерчатом шаблоне. Почти вся она круглодонная и обычно без украшений (табл. 28, 18–33). В курганах Чуйской долины было всего несколько явно привозных сосудов (гончарных) с росписью (табл. 28, 17; 29, 59–61) (Абетеков А.К., 1966). Такие же имеются и в долине Или. Типичные формы местной посуды — это полусферические чаши и миски с разной профилировкой закраины, горшки грушевидной формы, изредка снабженные петлевидными ручками (Воеводский М.В., Грязнов М.П., 1938; Агеева Е.И., 1961; Кибиров А.К., 1959б; Кушаев Г.А., 1963; Абетеков А.К., Баруздин Ю.Д., 1963; Абетеков А.К., 1967). Достаточно широко были распространены посуда из дерева и деревянные столики (табл. 29, 62–65).
В усуньское время по-прежнему плотно были заселены горные долины Тянь-Шаня. На юго-восточном берегу Иссык-Куля расположены эталонные памятники чильпекской группы, прежде всего Чильпекский могильник около г. Пржевальск. В грунтовые могилы умершего укладывали на подстилку из коры деревьев или камышовую и покрывали такой же циновкой. В могилу, как правило, клали куски мяса барана или быка. В одном погребении вместе с костями человека лежал полный скелет лошади. Кроме глиняных сосудов, единичных металлических предметов, найдено деревянное блюдо для резания мяса. Из предметов туалета особое значение имеют находки бронзового зеркала с короткой ручкой в виде головы грифона и булавки с массивным навершием в форме птички (табл. 29, 44, 48). Отметим костяные накладки на лук, каменный жернов. Чильпекские курганы по обряду погребения и составу керамики сходны с могильником Бурана. Остатки богатых захоронений выявлены в двух курганах каракольской группы на окраине г. Пржевальск (Воеводский М.В., Грязнов М.П., 1938).
Судя по большому количеству памятников в долинах рек Заилийского Алатау и Или в усуньское время, здесь продолжался рост численности населения. В этих районах насчитывается более 20 мест крупных скоплений могильников, отделенных друг от друга свободными пространствами (Агеева Е.И., 1960; Кушаев Г.А., 1963). Такое распределение можно рассматривать как отражение родо-племенной группировки населения. Всего здесь вскрыто более 370 могил с однообразными рядовыми погребениями, в большинстве случаев довольно бедными.
Однако среди памятников Семиречья выделяется огромный Талгарский могильник (на окраине г. Талгар), где захоронения совершали в больших грунтовых могилах, стены которых выложены камнем. Ямы перекрыты накатом из бревен. Большинство могил ограблено, но все же сохранились золотые украшения, железные ножи и глиняные сосуды. В одной могиле оказалось около 500 бляшек из золотой фольги, нашитых некогда на одежду из красной кожи (табл. 29, 13, 16, 18). Здесь же найдена глиняная печать, на которой изображено крылатое животное с головой козла. В другой могиле была бляшка полихромного стиля со схематическим изображением лица человека (Максимова А.Г., 1980). Необоснованно «удревненная» дата могильника (IV–III вв. до н. э.) в настоящее время определена в рамках II–I вв. до н. э. (Акишев К.А., 1983, с. 242).
Особый интерес вызывает Каргалинское погребение женщины-шаманки. Оно случайно обнаружено в 1938 г. в Каргалинском ущелье, примерно в 30 км от г. Алма-Ата. Захоронение в расщелине скалы содержало набор украшений одежды и головного убора. Всего там оказалось около 300 предметов из золота с инкрустацией из бирюзы, в том числе два перстня со скульптурными фигурками двугорбого верблюда (табл. 29, 30, 31) и разнообразные пластинки (табл. 29, 9). Знаменита диадема (табл. 29, 7) в виде прямоугольной пластинки (длина около 40 см, ширина 4,7 см), все поле которой заполнено изображениями зверей, птиц и людей, окруженных сложным растительным орнаментом. Среди них на подставке стоят крылатая лошадь и фигура дракона, на котором верхом сидит человек. Некоторые детали инкрустированы сердоликом, альмандином, бирюзой. Сочетание реальных и мифических персонажей, развитой орнаментализм характеризуют высокое мастерство древних мастеров (Бернштам А.Н., 1940а). Погребение датируется I в. до н. э. — II в. н. э. Представляется более реальной недавно предложенная датировка II в. до н. э. — I в. н. э. (Кузьмина Б.Е., Сарианиди В.И., 1982, с. 22; ср.: Акишев К.А., 1983 — II–I вв. до н. э.).
Богатое захоронение III–II вв. до н. э. выявлено в одном из курганов могильника Тенлик в долине р. Каратал в восточном Семиречье. Одежда знатного кочевника была украшена сотнями золотых художественных бляшек, в том числе с изображением всадника в плаще (табл. 29, 10). Здесь же найдены жезловидные заколки или булавки, обтянутые золотым листом и богато орнаментированные розетками (табл. 29, 46, 47). Кроме того, найдены бронзовое зеркало, деревянная шкатулка, украшенная полосками золота (Акишев К.А., 1977; 1983).
Изображения коня на бляхах из Тенлика дают представление о породе местных лошадей. Они отличались общей массивностью, сильно развитой грудью и крупной головой на толстой шее. Эти изображения выделяются среди всех известных изображений лошадей Евразии, но близки изображениям усуньских лошадей, представленным на ханьской черепице последних веков до нашей эры (Заднепровский Ю.А., 1962).
В других районах Семиречья также имеются памятники усуньского периода. Так, для Чуйской долины наиболее характерен Буранинский могильник к югу от г. Токмак. В больших овальных грунтовых могилах находилось от одного до трех погребенных, лежавших головами на запад. Умерших снабжали большим количеством сосудов, очевидно, с молоком и жидкой пищей, а также кусками мяса барана, лошади и быка. Все могилы ограблены. Сохранилось до 50 золотых украшений (перстни, бусы, различные бляшки; табл. 29, 32, 35). Разнообразны по форме фигурные накладки, вырезанные из золотой фольги (табл. 29, 8, 11, 15, 21, 25–27). В нескольких могилах найдены остатки красного лака. Довольно много железных предметов, в том числе наконечников стрел. Все сосуды лепные. Особый интерес вызывает кувшин, украшенный мазками красной краски (табл. 28, 17). Могильник Бурана по находкам привозных украшений эллинистического производства датирован в пределах III в. до н. э. — I в. н. э. (Воеводский М.В., Грязнов М.П., 1938). Он может рассматриваться как типичный памятник поздних сакских племен, обитавших в усуньский период в долине Чу.
К чильпекской группе относится ряд могильников в западной части Чуйской долины (Абетеков А.К., 1967). Здесь преобладают захоронения в грунтовых ямах с бедным инвентарем, но обнаружены и немногочисленные захоронения в подбойных могилах. В этом отношении наблюдается большое сходство с памятниками долины Или.
В Таласской долине к этому времени относится более 100 исследованных курганов. Своеобразием отличаются курганы Таш-Арыка. Под насыпью, на уровне дневной поверхности, находился небольшой каменный холм, окруженный кольцом из крупных камней. Под ним была грунтовая могила, перекрытая каменными плитами и слоем камыша. В одном кургане могильника Тош-Башат грунтовая яма также была перекрыта каменными плитами. В стенке могилы выкопана ниша, в которой стояли глиняный круглодонный котел с налепными горизонтальными ручками и горшок, изготовленный на матерчатом шаблоне. Во всех могилах инвентарь беден, но встречаются и исключения. Так, в могильнике Джеле-Тюбе в одной могиле было два костяка. Возле одного найдены два бронзовых браслета со схематическими изображениями головы животного, бронзовый крючок, раковины каури, а также золотые бляшка и медальон со вставкой цветного камня. В этой могиле было три лепных сосуда (Абетеков А.К., Баруздин Ю.Д., 1963).
Более 60 курганов раскопано в четырех могильниках у северного подножия Киргизского Алатау (в средней части долины Таласа). Захоронения совершали в грунтовых могилах, перекрытых каменными плитами или деревом. Иногда под одной насыпью находились две, реже — три могилы. Характерную особенность составляют небольшие ниши, в которых помещены сосуды (табл. 28, 3–5). Эта деталь свойственна и памятникам верхнего течения Таласа и, видимо, является признаком локальной группы племен, обитавших в долине этой реки (Абетеков А.К., Баруздин Ю.Д., 1963; Максимова А.Г., 1970; 1972; 1975). В могилах долины Таласа найдены остатки ритуальной пищи — кости барана. Инвентарь беден: единичные изделия из железа (ножи, булавки), украшения и обычная лепная круглодонная посуда, сходная с керамикой усуньского времени других районов Семиречья. В одном кургане могильника Караша обнаружена глиняная печать с рельефным узором (табл. 29, 29) — редкая находка, указывающая, как и печать из Талгарского могильника, на распространение в то время обычая метить личную собственность.
Среди памятников Иссык-Кульской котловины резко выделяется могильник Соколовка в долине р. Джаргелан (табл. 28, 7). Здесь в одном кургане обнаружена большая погребальная камера с деревянным срубом, стены которого сооружены из вертикально поставленных плах, а потолок — из двух рядов бревен. Остальная часть камеры забита землей и камнем и сверху перекрыта деревянным накатом. Возле погребенного находилось 15 сосудов. По устройству курганы Соколовки напоминают могильник Джергес около г. Пржевальск. Большая грунтовая могила в Джергесе также была перекрыта деревянным накатом. Найденная в Джергесе керамика своеобразна по форме и отличается от обычной усуньской поверхностью красного цвета и орнаментом, подражающим узорам на изделиях из кожи. Своеобразие этих двух курганов и отличие лепной посуды выделяют их среди других памятников, и не случайно возникло предположение о принадлежности их восточноюечжийским племенам (Бернштам А.Н., 1952).
Памятники усуньского периода с захоронениями в подбоях, исследованные в долинах Или и Чу, а также на Тянь-Шане, объединены в айгырджальскую группу (Заднепровский Ю.А., 1971; 1975б). Захоронения в могилах с подбоями встречаются в тех же могильниках, где обнаружены простые грунтовые могилы (табл. 28, 2). Погребения в подбоях появляются уже в памятниках III–II вв. до н; э., но основная их масса датируется первыми веками нашей эры (до V в. н. э. включительно). Следовательно, на протяжении длительного времени памятники этой группы сосуществовали с чильпекскими. В Семиречье и на Тянь-Шане обе разновидности погребальных сооружений распространены на одной и той же территории и часто в одних и тех же могильниках. В долине Или грунтовые могилы составляют 76,7 %, а подбойные — 19 % (Кушаев Г.А., 1963). Но если объединить усуньские памятники последних веков до нашей эры и первых веков нашей эры, то получится, что подбои составляют 30 %. В долине Таласа раскопано 115 грунтовых и 73 катакомбных и подбойных могил (Абетеков А.К., Баруздин Ю.Д., 1963; Кожомбердиев И.К., 1963), что составляет примерно 60 и 40 %. Приблизительно такое же соотношение на Тянь-Шане, где изучено более 100 грунтовых и около 50 подбойных и катакомбных курганов (Кибиров А.К., 1959б). Катакомбно-подбойные памятники генетически не связаны с могильниками сакского периода, хотя в ранних сакских комплексах на территории Казахстана известны единичные могилы с подбоями (Кадырбаев М.К., 1966; Кушаев Г.А., 1968; Максимова А.Г., 1969), которые по набору инвентаря мало отличаются от грунтовых. Обычно грунтовые и подбойно-катакомбные погребения встречаются вместе. Так, могильник Айгырджал, находящийся к западу от г. Нарын, содержал курганы с грунтовыми, подбойными и катакомбными могилами. Подбои закрыты вертикально поставленными бревнами (табл. 30, 3). Умершего, как правило, сопровождают заупокойная пища (кусок барана), железный нож и несколько лепных сосудов. В некоторых могилах найдены железные наконечники стрел и костяные накладки на лук. Имеются деревянные столики, блюда для резки мяса и деревянные чаши. Очень мало украшений. В одном кургане обнаружено захоронение в катакомбе. Оно примечательно находкой железного котла на трех ножках с горизонтальными ручками (табл. 30, 27). Такие котлы чрезвычайно редки в памятниках усуньского времени. Кроме того, в могиле оказались костяные накладки на лук, обломки железного меча и другие вещи. Еще один железный котел найден в подбойном захоронении. Особо отметим, что у одного из погребенных вместо малой берцовой кости был деревянный «протез» (Кибиров А.К., 1959б).
Курганы с подбоями принадлежали рядовым общинникам и не составляли обособленных кладбищ. Это вполне естественно в условиях начального этапа смешения населения разного происхождения. Памятники айгырджальской группы практически одновременны и близки памятникам карабулакской группы на юге Киргизии и тулхарской — в южных областях Средней Азии (см. ниже), хотя датировка первых менее аргументирована. Исследователи южных областей Средней Азии считают, что могильники тулхарской группы с захоронениями в подбоях оставлены юечжами. Общее сходство айгырджальской и тулхарской групп послужило основанием для предположения, что айгырджальские памятники также связаны с юечжами. В таком случае распространение могил с подбоями можно рассматривать как отражение процесса передвижения и расселения юечжийских племен по территории Средней Азии (Заднепровский Ю.А., 1975б).
Природные условия Семиречья и Тянь-Шаня благоприятствовали развитию скотоводства. Судя по находкам костей животных в могилах и костным остаткам в исследованных поселениях усуньского времени, население, обитавшее здесь, разводило все виды домашних животных. Ведущая роль принадлежала овцеводству и коневодству. Значительное развитие специализированного коневодства отмечают источники.
Усунь в источниках называют кочевым владением и о хозяйстве сообщают кратко: «Усуньцы не занимаются ни земледелием, ни садоводством, а со скотом перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде. В обыкновениях сходствуют с хуннами. В их владениях много лошадей, и богатые содержат их от 4000 до 5000 голов» (Бичурин Н.Я., 1950б, с. 190). Однако информаторы не смогли разобраться в специфике хозяйства усуней. Своеобразие природных условий Семиречья предопределило особенности развития скотоводческого хозяйства, которое должно быть охарактеризовано как вертикально-сезонное полукочевое. Население последовательно, по сезонам, сменяло пастбища, расположенные в разных географических зонах в пределах Семиречья. Здесь не было условий для непрерывного кочевания. К тому же, в Семиречье скотоводство сочеталось с земледелием.
Открытие археологами поселений усуньского времени внесло существенные изменения в наши представления о хозяйственной деятельности этого народа. В Чуйской долине обнаружено два таких поселения. Одно, у сел. Аламедин, к северу от г. Фрунзе, было сильно разрушено, и на нем удалось собрать только керамику (Тереножкин А.И., 1935). Другое поселение — Кара-Балта (60×40 м), к западу от г. Фрунзе, также сильно разрушено. Сохранилось лишь одно округлое в плане наземное помещение (5,2×4,4 м). Стены глинобитные, на ровном полу — остатки очага. На вскрытом участке было несколько круглых хозяйственных ям. В культурном слое найдены почти целый сосуд и много обломков керамики, а также глиняное пряслице. Много костей домашних животных. В керамике преобладали большие хозяйственные сосуды, характерные для оседло-земледельческого населения. О занятиях земледелием позволяют говорить также хозяйственные ямы и зернотерки. По керамическому материалу поселение Кара-Балта датируется III в. до н. э. — III–V вв. н. э. А.К. Абетеков, исследовавший памятник, считает, что в III в. до н. э. — I–II вв. н. э. основу хозяйства жителей поселения составляло скотоводство, связанное с кочевым образом жизни, а примерно со II в. н. э. доминирующую роль стало играть земледелие (Абетеков А.К., 1970, с. 69, 70).
Еще одно поселение усуньского периода выявлено в Тюпском заливе, на юго-восточном берегу Иссык-Куля. Под водой собраны обломки крупных хозяйственных сосудов, более свойственных оседлому населению. Керамика Тюпского поселения сходна с карабалтинской и с находками на поселении в Кум-Арыке в той же долине Чу, в 20 км от г. Кара-Балта. Таким образом, известно уже четыре поселения в долине Чу и на Иссык-Куле. Следует добавить к этому и древний город Чигу в котловине Иссык-Куля.
Значительно лучше сохранилось поселение Актас, обстоятельно изученное казахскими археологами в долине р. Кегень в восточном Семиречье. В небольшой горной долине выявлено скопление малых поселений I–III вв. В среднем их размеры 80×40 м. На Актасе II раскопана 1/3 поселения. Обнаружено пять жилых помещений с хозяйственными пристройками. От постройки прямоугольной формы (площадь 126 кв. м) сохранились каменные фундаменты стен (толщина 1,5–2 м). В помещениях имеются остатки очагов и хозяйственные ямы (?). На поселении найдено много глиняной посуды, целые и обломанные зернотерки, песты, пряслица. На полу лежал обломок бронзового серпа. Среди находок — бронзовые нож и проколка, железные кинжалы, нож, костяные черешковые наконечники стрел (Акишев К.А., 1969). Это поселение исключительно важно по ряду обстоятельств. Прежде всего бросается в глаза необычный для кочевых племен характер монументальной постройки на каменном фундаменте.
В этом отношении поселение Актас II похоже на Дараут-Курганское поселение усуньского времени в Алайской долине (Заднепровский Ю.А., 1962). Здесь также открыта часть большой постройки прямоугольной формы с каменным основанием стен. Совпадают размеры стен и характер кладки, а также керамика со своеобразными налепными ручками. На обоих поселениях найдены обломки сосудов с отпечатками ткани и со следами краски. Одинаковы зернотерки и другие каменные орудия. Следовательно, оба поселения, расположенные на большом расстоянии друг от друга (около 800 км), сходны по типу построек, а по составу и характеру находок относятся к одному и тому же усуньскому периоду.
Однако соотношение костей домашних животных на этих поселениях показывает существенное различие. В Дараут-Кургане преобладают кости овец и коз и очень мало костей лошадей и коров. В Актасе кости мелкого рогатого скота составляют только половину остеологических материалов; костей лошади здесь почти в 10 раз, а коров — более чем в три раза больше, чем в Дараут-Кургане.
В Актасе выявлены неоспоримые доказательства занятия населения земледелием (каменные мотыги для обработки земли и серп для уборки урожая). О том же говорит многочисленность зернотерок. Кроме того, в окрестностях поселения в долине Кегеня открыты остатки оросительных арыков и небольших полей, обрабатывавшихся в древности. Все эти данные позволяют утверждать, вопреки сведениям письменных источников, известное развитие земледелия среди усуней.
Со II–I вв. до н. э. на территории Семиречья и Тянь-Шаня шел активный процесс смешения местного ираноязычного сакского населения с пришлыми племенами юечжей и усуней, имевшими центральноазиатское происхождение. В рамках усуньского союза совершались интеграция и консолидация кочевого населения страны. Появление пришлого населения не прошло бесследно. Заметно увеличился монголоидный компонент в европеоидной основе населения. Имеющиеся данные указывают на неоднородность населения в расовом отношении, хотя по-прежнему преобладающим был европеоидный брахикранный (памиро-ферганский) тип Среднеазиатского междуречья (Исмагулов О., 1962; Гинзбург В.В., Трофимова Т.А., 1972; Трофимова Т.А., 1974; Алексеев В.П., Гохман И.И., 1984).
В историческом развитии кочевников Семиречья и Тянь-Шаня первые века нашей эры представляют следующий этап, связанный с появлением здесь новых кочевых племен центральноазиатского происхождения, известных под собирательным именем гунны (хунны). В этой пестрой по этническому составу группе пришлых племен ведущая роль принадлежала тюркоязычным монголоидам. Еще более дробной и пестрой становится палео-этнографическая карта расселения племен. Происходят изменения в культуре и быте всего населения.
Однако несмотря на приток нового населения и заметные изменения в культуре, в археологических материалах наблюдается преемственное развитие на протяжении всей первой половины I тысячелетия н. э. Об этом можно судить по памятникам поздней группы усуньских могильников в долине Или, которые датируются I–III вв. (Кушаев Г.А., 1963) и даже I–V (Агеева Е.И., 1959; 1961; История Казахской ССР). Устройство могил, погребальный обряд и сопровождающий инвентарь генетически связаны с предшествующими во времени памятниками.
Аналогичная картина выявлена на Тянь-Шане. Открытые здесь позднеусуньские могильники дали основание заключить, что Тянь-Шань был местом обитания значительной массы позднеусуньских племен вплоть до IV–V вв., времени включения этой территории в состав Тюркского каганата (Кибиров А.К., 1959б). В культуре их было много традиционных черт, представляющих прямое развитие особенностей, характеризующих местное сакское население в составе усуньского союза.
По археологическим данным в предтюркский период усуньская культура была распространена на обширной территории восточного Семиречья. К этому времени относится вторичное обживание усуньского поселения Актас II и появление ряда могильников — Актасы и Сарытау.
Наряду с позднеусуньскими памятниками культура кочевников Семиречья первых веков нашей эры представлена могильниками типа Кенкол. Кенкольский могильник находится в верховьях долины Таласа, на левом берегу р. Кенкол. Из 100 курганов раскопана почти половина, в большинстве из них обнаружены катакомбные могилы. Устройство их одинаково: длинный (2–8 м) входной коридор-дромос завершается погребальной камерой-катакомбой, которая, как правило, располагается перпендикулярно дромосу. Круглый вход в катакомбу закрывался каменными плитами или деревянными плахами, очень редко — сырцовым кирпичом. Камеры были больших размеров и имели сводчатый потолок (табл. 31, 1, 2).
В могилах встречены одиночные и коллективные захоронения. Умершие положены на деревянное ложе или в деревянный (из арчи) гроб. Иногда они лежат на земляном полу, на подстилке из кошмы или циновке, изредка — на каменных плитах, которыми выложен пол камеры. Устойчивой ориентировки для покойников не было. Погребенных хоронили в полном одеянии. Особые условия местности способствовали сохранению одежды — штанов и шелковой рубашки, прямой, с высоким стоячим воротом и слегка суживающимися рукавами, которые оторочены красным узорчатым шелком. Это древнейшие известные нам образцы одежды населения Семиречья (табл. 31, 28, 29).
Погребенных мужчин снабжали оружием: железным двулезвийным мечом в деревянных ножнах, кинжалом, луком со стрелами. Удалось полностью восстановить сложносоставной лук с роговыми накладками. Железные черешковые трехперые наконечники стрел были небольшими и крупными (длина 6–8 см; табл. 31, 5–8). Имеются также костяные наконечники (табл. 31, 3, 4).
Женщинам клали бронзовые зеркала, щипчики, сурьматаш с кусочком графита, кольца, серьги, бляшки, бусы, деревянное веретено с пряслицем (табл. 31, 11–19, 25–27). В каждой могиле были один-два глиняных сосуда, до пяти деревянных сосудов (чаши, тарелки, кружки, кувшины), деревянные столики на ножках (для резания мяса), плетеные корзинки (табл. 30, 30–34). Изредка ставили глиняную курильницу (табл. 31, 36). Кроме того, полагалась ритуальная пища — мясо барана, рядом — железный нож. В Кенколе найдены обломки деревянной детской колыбели (бешик), которую удалось реконструировать, и сумак — мочеотводная трубка (табл. 31, 24, 35). В могилах встречены железные удила, ножи, пряжки, точильные бруски (табл. 31, 9, 10, 20, 21, 23).
Глиняные сосуды, в отличие от керамики предыдущего периода, как правило, плоскодонные. Часто поверхность их украшена резным орнаментом из волнистых линий. Типы сосудов своеобразны. Значительно большее число их изготовлено на гончарном круге (табл. 31, 37–42). Некоторые из них могут быть местного производства. Большие кувшины с петлевидными ручками, вьючные фляги и курильницы в предшествующий период не встречаются.
Среди украшений выделяются золотые серьги со вставками белой пасты, украшенные зернью. Имеются золотые бляшки с цветным камнем, также окаймленные зернью. Среди привозных вещей — ханьские бронзовые зеркала (табл. 31, 26), раковины каури и др. (Бернштам А.Н., 1940б; 1951; Кожомбердиев И.К., 1960; 1963).
У большинства погребенных в Кенколе отмечена искусственная деформация черепа. Погребенные принадлежали к европеоидному типу, но со значительной примесью монголоидных черт (Миклашевская Н.Н., 1964; Гинзбург В.В., Трофимова Т.А., 1972; Перевозчиков И.В., 1967; Трофимова Т.А., 1974). Отмечена практика мумифицирования.
Могильники, подобные Кенколу, обнаружены в разных частях долины Таласа, и стало быть, можно говорить о сплошном заселении ее племенами, оставившими памятники кенкольского типа.
Кенкольский могильник и культуру в целом А.Н. Бернштам связывал с гуннами и рассматривал как памятник начального этапа монголизации физического типа населения и его тюркизации. Синхронизация этих процессов вызвала споры. Вопрос об этнической принадлежности «кенкольцев» остается и поныне открытым. Но как бы он ни решился, этот памятник и вся культура отражают важный переломный момент в истории прежде всего кочевого населения края, связанный с появлением здесь крупных масс кочевников из Центральной Азии, возможных носителей тюркского языка.
Племена, сходные с «кенкольцами» по образу жизни и культуре, обитали и в Чуйской долине, о чем свидетельствуют материалы могильника Кум-Арык, расположенного в 20 км к юго-западу от г. Кара-Балта. Обнаруженные здесь захоронения в катакомбах по устройству, погребальному обряду и материальной культуре близки кенкольским. У большинства погребенных также были деформированные черепа. Среди находок — великолепные ювелирные изделия с инкрустацией и зернью. Особо отметим находку бронзовой монеты с квадратным отверстием (Кожомбердиев И.К., 1976).
Кенкольские памятники резко отличаются от грунтовых погребений Семиречья и в значительной мере — от подбойно-катакомбных захоронений Тянь-Шаня. Особенно заметны эти отличия в погребальном обряде. У «кенкольцев» господствуют катакомбные сооружения; нестабильна ориентировка погребенных; хоронят на деревянном ложе, каменных плитах или в гробу; кладут оружие; больше привозных вещей. Все эти признаки, как правило, отсутствуют в других курганах позднеусуньского времени. Кроме того, резко отличаются формы посуды из катакомб. В них больше керамики, изготовленной на гончарном круге, чаще встречаются деревянная посуда и столики. Кенкольские могильники выделяются и довольно широким распространением обычая прижизненной деформации головы (Гинзбург В.В., Трофимова Т.А., 1972, с. 152).
Преемственность в развитии культуры кочевников Семиречья и Тянь-Шаня в сакский и усуньский периоды, вплоть до конца IV — начала V в., свидетельствует об этногенетических связях в среде основной массы населения на протяжении по крайней мере тысячи лет. Вместе с тем спорадические появления кочевых племен центральноазиатского происхождения создавали основу для смешения различных этносов. Но только после массовой миграции гуннских (?) племен в эпоху великого переселения народов сложились условия, которые привели в конце концов к кардинальному изменению этнического состава скотоводов-кочевников Средней Азии. Среди памятников, фиксирующих момент массовых гуннских (?) миграций (конец IV — начало V в.), назовем богатое женское погребение, обнаруженное в ущелье Шамси (Чуйская долина) (Памятники культуры и искусства Киргизии), и погребения воинов, впущенные в культурный слой поселений Кзыл-Кайнартобе (Таласская долина) (Мерщиев М.С., 1970) и Актобе 2 (правобережье Сырдарьи, район Чардары) (Древности Чардары, с. 71–79). Представляется неправомерной датировка всех этих памятников, включая Кенкол, V–VII вв. (Амброз А.К., 1981). Систематические передвижения центральноазиатских кочевников в Среднюю Азию, особенно усилившиеся к середине I тысячелетия н. э., способствовали процессу постепенной монголизации физического типа ранее европеоидного сакского населения, а также тюркизации местных ираноязычных кочевых племен. Процесс этот был длительным и сложным, и только в VI–VII вв. в Семиречье и на Тянь-Шане широко распространилось тюркоязычное население. В обстановке политического господства Тюркского каганата на этой территории происходят коренные изменения в этническом составе кочевников и складывается ядро современных тюркоязычных народов Средней Азии.
Ранние кочевники Кетмень-Тюбе, Ферганы и Алая(Ю.А. Заднепровский)
Памятники кочевников-скотоводов сакского времени[19] выявлены во всех основных горных долинах, окружающих равнинную Фергану на севере, востоке и юге (карта 3). Лучше всего изучены сакские могильники в обособленной Кетменьтюбинской котловине, в среднем течении р. Нарын, в центре западного Тянь-Шаня, на расстоянии около 100 км к северо-востоку от Ферганской долины. Здесь в 50-70-х годах экспедициями под руководством И.К. Кожомбердиева раскопано более 300 курганов в 15 могильниках, расположенных в разных частях котловины (Кожомбердиев И.К., 1972; 1975а; 1977б). Более 100 из этих курганов исследовано в Джал-Арыке, и поэтому культура сакского периода Кетмень-Тюбе (табл. 32) названа джаларыкской (Кожомбердиев И.К., 1979; Заднепровский Ю.А., Кожомбердиев И.К., 1984).
Карта 3. Основные памятники Кетмень-Тюбе (1-14), Южного Казахстана и Ташкентского оазиса (15–31), Ферганы (32–52), Памира (53–61) VIII в. до н. э. — первых веков нашей эры.
а — поселения; б — курганы; в — петроглифы.
Кетмень-Тюбе: 1 — Теке-таш; 2 — Бос-Тектир; 3 — Джал-арык; 4 — Джал-арык II; 5 — Джаргата; 6 — Торкен; 7 — Алмалу; 8 — Кайрак; 9 — Сары-жон; 10 — Джалпакташ; 11 — Акчий-Карасу II; 12 — Акчий-Карасу; 13 — Алмалу, поселение; 14 — Джаныш-Булак; 15 — Кок-Мордан; 16 — Кенсай; 17 — Тамды; 18 — Берккара; 19 — Борижар; 20 — Шаушукум; 21 — Актобе; 22 — Жаман-Тогай, курган I; 23 — Жаман-Тогай; 28 — Куль-ата; 29 — Апартак; 30 — мугхона Катта Килкисая; 31 — Бурч-Мулла; 32 — группа мугхона на севере Ферганы; 33 — Гурмирон; 34 — Саймалы-Таш; 35 — Кош-Этер; 36 — Кайрагач; 37 — Карамуйнак; 38 — Исфара; 39 — Калантархона; 40 — Сурх; 41 — Чарку; 42 — Ворух; 43 — Баткен; 44 — Карабулак; 45 — Боркорбаз; 46 — Тура-таш; 47 — Хангиз; 48 — Караджар; 49 — Шарт; 50 — Джалпактобе; 51 — Маашан; 52 — Кызыл-Гуу; 53 — Касвир; 54 — Чильхона; 55 — Аличур II; 56 — Гамдинский; 57 — Жарты-Гумбез; 58 — Шаймак; 59 — Можугаш; 60 — Тегермансу; 61 — Акбеит.
Могильник Джал-Арык II находится на левом берегу р. Чичкан, на месте современного г. Токтогул. В нем насчитывалось 150 курганов. Большинство из них раскопано. В настоящее время это единственный так полно исследованный сакский могильник на территории Тянь-Шаня.
Небольшая часть курганов, преимущественно больших размеров, располагалась цепочками, но большинство их разбросано без системы на узком участке протяженностью более 1 км. В могильнике выделяются курганы диаметром до 40 м, вокруг которых группируются насыпи диаметром 6–8 м с каменными выкладками. Устройство и погребальный обряд одинаковы в больших и малых курганах. Погребения совершали в простых грунтовых могилах, вытянутых с запада на восток. Насыпи и могилы различались по размерам, что, по всей вероятности, соответствовало социальному положению умершего. В больших курганах могилы (глубина до 2 м) почти всегда перекрыты накатом из бревен арчи. В них находился, как правило, один костяк (табл. 32, 1). В других могильниках изредка встречаются двойные захоронения или две-три могилы под одной насыпью (Ташбаева К.И., 1981). Погребенные лежат вытянуто на спине, обычно головой на запад. Мужчинам в могилы клали оружие: железные кинжал, чекан, стрелы в колчане (табл. 32, 2-11), от которого сохранился бронзовый крючок (табл. 32, 12). Женщин сопровождали разнообразные предметы туалета, зеркала, а также украшения: серьги, булавки, кольца, подвески-амулеты, раковины каури и разнообразные бусы (табл. 32, 14–18, 47). Несмотря на ограбления, обнаружены единичные украшения из золота, серебра и бронзы, выполненные в скифском зверином стиле (табл. 32, 26–31). Имеются также различные поделки из бронзы и серебра, иногда с узорами (табл. 32, 19–24).
Во многих могилах найдено по одному сосуду, а в некоторых — до пяти-шести. В четырех курганах встречены каменные зернотерки. Особо отметим находку каменного жертвенника в виде овального камня-с углублением (табл. 32, 25). Он относится к широко распространенному типу переносных алтарей без ножек.
Очень редки кости барана от ритуальной мясной пищи. Только в одной могиле оказался крестец лошади. Примерно в 30 раскопанных курганах под каменными выкладками не было могильной ямы, а находили лишь обломки глиняных сосудов. Видимо, эти сооружения являлись поминальными курганами — кенотафами.
Самыми массовыми находками в Джал-Арыке и других сакских могильниках Кетмень-Тюбе являются глиняные сосуды. Преобладают лепные круглодонные чаши, горшки, кувшины грушевидной формы и кружки с петлевидной ручкой. На некоторых имеется прочерченный узор в виде треугольников с точечными вдавлениями (табл. 32, 43). Особую группу составляют привозные лепные сосуды (табл. 32, 32, 33), окрашенные карминно-фиолетовой и красной краской, сходные с сосудами эйлатанской культуры Ферганы (VII–IV вв. до н. э.) (Заднепровский Ю.А., 1962). Бесспорно привозными были светлофонные чаши и миски, изготовленные на гончарном круге, типичные для эйлатанского комплекса (табл. 32, 42). Крашеные, расписные и станковые эйлатанские сосуды вместе составляют около 1/3 всех находок керамики. Небольшая часть сосудов расписана геометрическими узорами. Имеется чаша с полосой заштрихованных треугольников (табл. 32, 33), аналогичная чашам Кунгайского могильника Ферганы (Горбунова Н.Г., 1961). Плоскодонный кувшин с несколькими полосами треугольников, заштрихованных решеткой (табл. 32, 38), по форме необычен для местной сакской керамики и, очевидно, также является привозным. Само количество всех этих сосудов говорит о тесных связях скотоводов-кочевников с племенами земледельцев соседней Ферганы.
Простыми расписными узорами покрыты глиняные сосуды, типичные для саков (табл. 32, 36, 37). Роспись на этих сосудах появилась, по всей вероятности, в результате подражания привозным ферганским образцам. Особую группу составляют очень большие кувшины с узким горлом, носиком-сливом, петлевидной ручкой и ручками-выступами, покрытые красным ангобом (табл. 32, 44–46) (Кожомбердиев И.К., 1977а, рис. 5). Они не находят аналогий. Ничего определенного нельзя сказать и о происхождении чернолощеных кувшинов с прочерченным орнаментом (табл. 32, 38).
Оружие в Джал-Арыке представлено железными кинжалами с бабочковидным перекрестьем и брусковидным навершием, чеканом и бронзовыми трехперыми наконечниками стрел (табл. 32, 2-11). К изделиям сакского звериного стиля относятся серебряная бляха с изображением крылатых коней (табл. 32, 20), объемная фигурка стоящего льва из тонкой золотой пластинки. В других могильниках обнаружены замечательные произведения прикладного искусства — золотая серьга с изображением двух соколов, вставками из голубого стекла и зернью. Из могильника Кайрак происходит золотая фигурка петушка на подставке, выполненная в реалистической манере (табл. 32, 31). Имеются также золотая пластинка, на которой рельефом выполнено изображение фигуры женщины с кубком в руках (табл. 32, 26); золотые пластинки в виде фигурки тигра, бронзовая бляшка с головой тигра с оскаленной пастью (табл. 32, 27, 28), золотая лента с орнаментом (табл. 32, 30). Все эти находки свидетельствуют о высоком художественном мастерстве ювелиров сакской эпохи.
В Джал-Арыке погребены представители европеоидного физического типа, а также европеоиды с примесью монголоидности. Методом графической реконструкции восстановлен облик двух мужчин (табл. 59). Джаларыкская культура в целом достаточно аргументированно датируется V–III вв. до н. э. (Кожомбердиев И.К., 1979).
Аналогичные могильники сакского периода недавно исследованы в непосредственной близости от долины Кетмень-Тюбе, к югу от нее, в долине р. Карасу (Кожомбердиев И.К., 1980; 1981).
К югу от Ферганы, в горных долинах Алайского хребта и в Алайской долине, также встречены могильники сакского времени. Экспедициями А.Н. Бернштама, Ю.Д. Баруздина и А.К. Абетекова исследовано более 200 сакских курганов. Опубликована только небольшая их часть (Бернштам А.Н., 1952; Заднепровский Ю.А., 1960а). Захоронения совершали в простых грунтовых ямах, а также в могилах с каменными ящиками. Обе разновидности могил одновременны. Наряду с одиночными погребениями встречены коллективные, насчитывающие до шести костяков, располагавшихся ярусами. Так, в могильнике Шарт в одной могиле оказалось четыре костяка. При них найдены лепной горшок с двумя петлевидными ручками и чаша с расписным узором в виде заштрихованных решеткой треугольников в комплексе с железным ножом и двумя бронзовыми наконечниками стрел — трехперым черешковым и со сложной втулкой из трех «лапок» (Заднепровский Ю.А., 1962).
Инвентарь сакских погребений Алая довольно беден и однообразен. Он включает глиняные сосуды, единичные изделия из бронзы и железа, а также украшения. В алайских могильниках в закрытых комплексах встречены наконечники стрел скифского времени и расписная эйлатанская керамика из оседлых поселений Ферганы. В этом отношении они сходны с джаларыкскими памятниками Кетмень-Тюбе.
Курганы с каменными ящиками в Алае немногочисленны. Ящики сооружены из поставленных на ребро больших плит или крупных валунов. Внутри них находился один погребенный или несколько. Состав инвентаря и прежде всего керамики тот же, что в грунтовых могилах. Из могил с ящиками происходят бронзовые колоколовидное навершие с изображением рогов горного козла или барана, золотые серьги и подвески с зернью. Аналогичные по устройству могилы с каменными ящиками обнаружены в сакских памятниках котловины Иссык-Куля.
Рассмотренные памятники Алая и Кетмень-Тюбе по ряду признаков устройства погребального сооружения, обряду погребения и частично по сопровождающему инвентарю сходны с могильниками Актамской группы Ферганы, которые принадлежат оседлому земледельческому населению (Горбунова Н.Г., 1962; Заднепровский Ю.А., 1962). Обычно основное внимание обращали на черты сходства, и это приводило к тому, что затушевывалось принципиальное различие этих памятников. В ферганских могильниках нет изделий скифского звериного стиля, предметов конского снаряжения, очень мало предметов вооружения. Они отличаются также необычными по устройству «длинными» курганами и небольшими размерами насыпей. На основании этих специфических особенностей можно разграничить памятники, принадлежащие кочевым или полукочевым сакским племенам Кетмень-Тюбе и Алая, и близкие им памятники оседло-земледельческого населения Ферганы.
Особый интерес представляет курган сакского времени в местности Кошэтер, в долине р. Яссы, в Узгенском оазисе на востоке Ферганы. Центральная могила была полностью ограблена. Во второй, грунтовой, могиле на глубине 4 м находился костяк взрослого мужчины, лежавшего головой на северо-восток. Часть лица покрыта пластинками листового золота. В могиле обнаружены серебряный кувшинчик, бронзовый котелок с двумя ручками, два железных ножа, бронзовые пряжки и наконечник стрелы. Здесь же был шаровидный кувшин, покрытый красным ангобом, — самый древний образец гончарной красноангобированной посуды, известной в Ферганской долине. Это захоронение — одно из самых богатых в рассматриваемом районе — датировано VI–IV вв. до н. э. (Винник Д.Ф., 1970).
На окраинах Ферганы, как и в других районах распространения сакской культуры, известны случайные находки того времени. Среди них — два бронзовых котла на конической ножке и с двумя горизонтальными ручками. Еще один котел, несколько отличающийся по форме, найден в Узгенском оазисе (Заднепровский Ю.А., 1962).
Замечательным памятником искусства сакских племен является грандиозное скопление наскальных рисунков в Саймалы-Таше на Ферганском хребте. Среди них выделяются прекрасно исполненные в скифском зверином стиле изображения животных (Бернштам А.Н., 1952; Шер Я.А., 1980).
Памятники усуньского периода Кетмень-Тюбе изучены мало, и их отличие от предшествующих сакских очень трудно проследить, что указывает на преемственное развитие культуры кочевого населения края на протяжении всей второй половины I тысячелетия до н. э.
Резкие изменения в культуре кочевого населения рассматриваемого района происходят в последние века до нашей эры, с началом нового исторического этапа. В середине II в. до н. э., как уже говорилось, на исторической арене Средней Азии появились усуни и юечжи — кочевые племена центральноазиатского происхождения.
К усуньскому периоду в Кетмень-Тюбе относится небольшой, почти полностью раскопанный могильник Джаныш-Булак на левом берегу р. Нарын (Абетеков А.К., 1977). Здесь имеются захоронения в грунтовых могилах ив подбое. По устройству, обряду и глиняной посуде они во многом сходны с усуньскими памятниками долины р. Или в Семиречье. В большой серии сосудов преобладают полусферической формы чаши, миски, кружки с петлевидной ручкой. Аналогичная посуда найдена в могильнике Теке-Таш на левом берегу р. Чичкан, на правобережье Нарына. Этот памятник датирован IV в. до н. э. — I в. н. э. (Мокрынин В.П., 1977; Кожомбердиев И.К., 1977б, с. 220). Помимо погребений в грунтовых могилах и подбоях, в Кетмень-Тюбе изучены могильники первых веков нашей эры с захоронениями в катакомбах. Эти памятники выделены нами как торкенская группа (Заднепровский Ю.А., Кожомбердиев И.К., 1984). Большие материалы для ее характеристики получены при раскопках более 500 курганов (Кожомбердиев И.К., 1977б). Могильники располагаются в межгорных ущельях, на расстоянии 5-10 км друг от друга, на всей территории Кетмень-Тюбе. Они сосредоточены в пяти географических районах: в долине Чичкана, междуречье Чичкана и Торкена, долине Торкена и двух районах на левом берегу Нарына. Такое расположение в известной мере отражает родо-племенные группировки полукочевого населения первых веков нашей эры.
В ряде могильников выделяются огромными размерами единичные курганы (диаметр 30–40 м). Могильные сооружения состоят из катакомбной камеры, иногда очень большой, и длинного узкого дромоса, расположенного перпендикулярно катакомбе (табл. 30, 1). По устройству катакомбы сходны с могилами, типичными для Кенкола. Вход в катакомбу закрывали камнем, сырцовыми кирпичами, гуваляком (овальными комками глины) и изредка керамическим шлаком. Имеются одиночные, парные и коллективные погребения. Умершие лежат в вытянутом положении на спине, головой на запад, северо-запад и северо-восток. Ориентировка, как видим, не была устойчивой. Захоронения совершали на земляном полу камеры, в арчовых гробах и на арчовых ложах.
Как размеры погребальных сооружений, так и количество, и качество сопровождающего инвентаря указывают на значительное имущественное и социальное расслоение общества, на выделение в нем слоя богатых людей, принадлежавших к господствующей верхушке.
В больших катакомбах умершего мужчину-воина хоронили в арчовом гробу, который обивали дорогими тканями, часто в железной кольчуге или пластинчатом панцире. Рядом с ним находились большой (длина до 165 см) сложный лук, стрелы с железными наконечниками (длина древка 85–95 см; табл. 30, 5–7), железные меч (табл. 30, 4), палаш и кинжал. В изголовье ставили деревянный столик на четырех ножках (табл. 30, 33) с кусками мяса (голова, таз и задние ножки барашка с воткнутым в них железным ножом). Поблизости находились деревянные кружки, тарелки (табл. 30, 29–34) и два-три глиняных сосуда. Очень часто вместе с воином погребена женщина в богатом одеянии с разнообразными украшениями — золотыми серьгами, перстнем, бусами, а также с бронзовым зеркалом, каменными туалетными палочками для сурмления бровей (сурьматаш) и другими предметами туалета (табл. 30, 14–20, 22–24, 37).
Изредка в богатых захоронениях встречаются погребальные маски из листового золота, которые состоят из отдельных частей — наротника и наносника (табл. 30, 21).
Состав погребального инвентаря единообразен по всей долине Кетмень-Тюбе. Наиболее многочисленна глиняная посуда. Преобладают лепные плоскодонные кувшины, горшки с ручками, кружки (табл. 30, 38–47). В небольшом количестве представлены гончарные сосуды. Среди них особо выделяются изделия, покрытые красным ангобом. Имеются также сосуды, украшенные процарапанным орнаментом, характерным только для ферганской керамики. Следовательно, и в этом период в Кетмень-Тюбе привозили сосуды из Ферганы. В целом комплекс керамики резко отличается от посуды предшествующего периода. К тому же, в катакомбах встречаются сосуды своеобразных, ранее неизвестных форм, таких, как вьючные фляги (табл. 30, 45), курильницы, кувшины с носиком в форме головы животного (табл. 30, 38), миниатюрные сосудики.
В нескольких могилах обнаружены осколки стеклянных сосудов и целые бокалы с волнистым орнаментом (табл. 30, 35, 36). Довольно часто встречаются дисковидные бронзовые плоские зеркала местного производства, а также привозные ханьские. Очень разнообразны украшения и детали одежды — пряжки, подвески (табл. 30, 10–13). Попадаются скульптурные и плоские фигурки животных (табл. 30, 25, 26). Значительную часть украшений составляют предметы полихромного стиля — серьги, перстни, медальоны из золота и серебра с инкрустацией из драгоценных камней и цветного стекла, обрамленные зернью (табл. 30, 14–20).
Среди орудий труда — ножи, тесло (табл. 30, 8, 9). Значительно больше, чем в могилах сакского времени, каменных зернотерок. В одной катакомбе на деревянном блюде лежали четыре просяные лепешки.
В нескольких погребениях обнаружены шелковые ткани и ткани полотняного плетения. Найдены также железные кольчатые удила, в том числе с фигурными псалиями.
У скотоводов, хоронивших в катакомбах, был распространен обычай кольцевой и конусовидной деформации черепа. По сравнению с сакским периодом в антропологическом типе населения стали заметнее монголоидные признаки.
Племена, жившие в долине Кетмень-Тюбе и оставившие катакомбные захоронения, занимались преимущественно отгонным скотоводством. У них были и поселения, судя по развалинам, обнаруженным возле могильника Алмаллу в долине Торкена и около могильника Джаныш-Булак на левом берегу Нарына. Об оседлости говорят также находки сырцового кирпича, которым закрывали вход и камеру, керамических шлаков и зернотерок.
Памятники торкенской группы датируются I–V вв. (Кожомбердиев И.К., 1960; 1975в; 1977б). Они резко отличаются от памятников предшествующих периодов и по устройству могил, и по погребальному обряду, и по всему облику материальной культуры. Они принадлежат пришлому населению, которое появилось в Кетмень-Тюбе в последних веках до нашей эры и надолго обосновалось в этой долине, исключительно благоприятной для занятия скотоводством. По всей вероятности, население Кетмень-Тюбе было родственно кенкольским племенам соседних Таласской и Чуйской долин.
Памятники этой эпохи отражают важный этап в истории кочевого населения степей Евразии, связанный с появлением крупных масс кочевников из глубин Центральной Азии. Среди них ведущая роль принадлежала хуннам. Вопрос об этнической принадлежности населения, хоронившего в катакомбных могилах и прежде всего оставивших памятники кенкольской культуры, все еще остается открытым и дискуссионным. Однако возможность отождествления населения кенкольской культуры с гуннами (хуннами) нельзя исключать (Засецкая И.П., 1982, с. 74; Алексеев В.П., Гохман И.И., 1984).
На территории Ферганской долины памятники полукочевого населения первой половины I тысячелетия н. э. встречены во многих местах и образуют несколько географических групп. Среди них особо выделяются памятники карабулакской группы, сконцентрированные в междуречье Соха и Ляйляка на юге Ферганы. Раскопки могильника Карабулак (Баруздин Ю.Д., 1956; 1957а; 1957б; 1961; Баруздин Ю.Д., Брыкина Г.А., 1962) выявили своеобразные материалы, которые позволили выделить самостоятельную карабулакскую культуру. К ней принадлежат также могильники долины Исфары (Латынин Б.А., Оболдуева Т.Г., 1959; Литвинский Б.А., 1972а) и такие памятники, как Боркорбаэ (Сорокин С.С., 1961б) и Карамуйнак (Заднепровский Ю.А., 1960). В начале 70-х годов известные тогда материалы были объединены Б.А. Литвинским и названы карабулакско-ворухской культурой (Литвинский Б.А., 1972а, с. 129). Н.Г. Горбунова предложила называть эту культуру кугайско-карабулакской (Горбунова Н.Г., 1983), объединив памятники оседло-земледельческого и полукочевого населения Ферганы, что, на наш взгляд, вряд ли допустимо.
Исследовано более 500 курганов карабулакской культуры. Большинство из них содержало захоронения в подбоях, довольно много грунтовых могил и мало — катакомбных. Почти во всех могильниках обнаружены погребальные сооружения всех трех разновидностей, что, очевидно, отражает смешение населения разного происхождения. Несмотря на некоторое различие в деталях обряда погребения, составе и характере сопровождающего инвентаря, всем карабулакским памятникам свойственно определенное единство.
Могильник Карабулак, давший название культуре, расположен в Баткентской долине. В нем насчитывается более 900 курганов, пятая часть которых раскопана (Мокрынин В.П., Лубо-Лесниченко Е.И., Шер Я.А., 1977). Преобладают подбойные могилы (табл. 33, 1, 2). Умерших клали в дощатые гробы, колоды или на доски. Вход в подбойную нишу закладывали плетнем или плахами. Обычно погребенных хоронили головой строго на юг. В могиле, как правило, находится один костяк. Погребения мужчин сопровождает оружие: железные мечи (длина 80 см), кинжалы, ножи, большой лук (табл. 34, 15), стрелы с железными черешковыми наконечниками и хорошо сохранившимися деревянными древками (табл. 34, 1-14).
Женщинам клали плетеные корзинки (табл. 34, 31) с маленькими сосудами для косметики, сурьматаш с куском графита, деревянные гребни, бронзовые зеркала, ожерелья из разнообразных бус и другие украшения (табл. 34, 16–20, 27–30). Кроме того, в могилы ставили несколько глиняных и деревянных сосудов, а также деревянные столики для резания мяса (табл. 34, 32–35, 38–56). Во многих погребениях имеются остатки ритуальной пищи — кости барана.
При благоприятных почвенных условиях в Карабулакском могильнике сохранилось много предметов из органических материалов. До нас дошли образцы привозных шелковых тканей с замечательными узорами (табл. 34, 26). В некоторых могилах обнаружены мумифицированные останки погребенных.
Отметим также деревянный прибор для добывания огня, деревянный крюк (табл. 34, 36, 37) и шелковый наглазник (табл. 34, 25).
Среди редких находок — диадема в виде шелковой повязки с бронзовыми бляшками, на которых изображены мужская голова в венце, символизирующая солнечное божество, и женская голова с полумесяцем — символ лунного божества. Эти бляшки чередуются с другими — в форме шестилепестковых розеток и полусфер (табл. 34, 28). Бляшки диадемы свидетельствуют о распространении астрального культа (Баруздин Ю.Д., Беленицкий А.М., 1961). В Карабулаке найдены привозные ханьские зеркала и уникальное зеркало с ручкой в виде фигурки индийской танцовщицы (табл. 34, 19, 21) (Баруздин Ю.Д., Подольский А.Г., 1961). Все эти импортные предметы характеризуют устойчивые связи с Восточным Туркестаном, Китаем и Индией.
Религиозные представления людей, оставивших памятники карабулакской культуры, отражены в алебастровых идолах из могильников Тураташ и Ворух (табл. 34, 24; 35, 11) и бронзовых фигурках человека (табл. 34, 22, 23).
Бытовая утварь, характерная для карабулакской культуры, прежде всего глиняные сосуды, близка изделиям ремесленных центров древней Ферганы. В этом отношении особенно показательны сосуды, изготовленные на гончарном круге, покрытые красным или коричневым ангобом и украшенные процарапанным орнаментом (табл. 34, 42, 47).
Поблизости от могильников располагались связанные с ними поселения. Так, разрушенное поселение с керамикой, одинаковой по форме с сосудами могильника Карабулак, выявлено у сел. Баткен. К северу от сел. Булак-Баши располагается еще одно такое же поселение с керамикой и зернотерками. Третье обнаружено около родника в местности Субаши, к югу от Карабулака. Еще одно поселение — Актепе — находится близ Карабулака (Баруздин Ю.Д., Брыкина Г.А., 1962).
Аналогичные поселения имеются в долине Соха, поблизости от могильника Боркорбаз и на левом берегу р. Кштут, а также в долине Исфары (селище Гор-и Муг). Все перечисленные поселения и могильники, очевидно, принадлежали одному народу, для которого был характерен полукочевой образ жизни (Заднепровский Ю.А., 1960). Можно полагать, что жители наряду со скотоводством занимались и земледелием.
Основная масса захоронений карабулакской культуры относится к I–IV вв.
Вторая группа погребальных памятников полукочевого населения расположена к западу от карабулакских и занимает юго-западную часть Ферганской долины. Здесь преобладают погребения в катакомбах с длинным дромосом. Наиболее полно исследован могильник Кайрагач в долине р. Ходжа-Бакырган, неподалеку от земледельческого оазиса Ленинабада. Из 200 курганов раскопано более 50 (Заднепровский Ю.А., 1960; Брыкина Г.А., 1982). Преобладают захоронения в катакомбах (табл. 33, 3–5; 35, 21–44), известно пока только одно погребение в подбойной могиле. Следует отметить большое сходство с могильником Ширинсай у Беговата (Гайдукевич В.Ф., 1952) и памятниками юго-восточных районов Ташкентского оазиса. Изученные в Кайрагаче курганы датированы первыми веками нашей эры (Заднепровский Ю.А., 1960). Г.А. Брыкина (1982) выделяет в могильнике две группы: I–III и V–VI вв.
Третья локальная группа полукочевого населения оставила могильники в некоторых долинах северного склона Алайского хребта — от Шахимардана до Ошского оазиса. Захоронения здесь совершали в своеобразных катакомбах, состоящих из больших овальных камер, вытянутых с запада на восток, и небольшой перпендикулярно расположенной входной ямы, как бы сильно укороченного дромоса (табл. 33, 9). Этот тип катакомб назван хангизским.
Необычная форма катакомбы, широтная ориентировка погребенных, в отличие от Кайрагача, большое количество гончарных сосудов с красным ангобом — все это позволило выделить памятники района в самостоятельную группу (табл. 35, 46–59). Хотя преобладают здесь катакомбы хангизского типа, но в небольшом количестве встречаются курганы с подбоями и грунтовыми могилами (Заднепровский Ю.А., 1960; Горбунова Н.Г., Гамбург Б.З., 1957; Горбунова Н.Г., 1981).
Яркой самобытностью отличается культура полукочевого населения в долинах Чаткальского хребта и Кара-Мазара в северо-западной Фергане и на прилегающих участках Ташкентского оазиса. В этом районе, охватывающем территорию от долины Ахангерана на западе до Падша-Ата на востоке, встречены наземные каменные склепы — мугхона — и каменные ящики. Такие погребальные сооружения известны только в этом районе. За его пределами они обнаружены в небольшом количестве лишь в юго-западной Фергане. Известное сходство с ними имеют также курганы, изученные на южных склонах Каратау (Максимова А.Г., 1973).
Эти необычные погребальные сооружения располагаются иногда большими скоплениями, но чаще небольшими группами в узких ущельях и на вершинах невысоких хребтов и гряд. Точное количество их не учтено, ориентировочно можно говорить о нескольких тысячах. Исследовано более 200 сооружений, преимущественно на таджикской территории Кара-Мазара (Воронец М.Э., 1954; Литвинский Б.А., 1972а (памятники мугхона выделены в аштскую культуру с двумя вариантами)).
Мугхона представляет собой овальную наземную постройку из хорошо подогнанного камня, с купольным, сводчатым или плоским перекрытием и узким входом-лазом (табл. 33, 11, 12). Внутри погребальная камера обычно прямоугольная. Эти склепы различаются по устройству, количеству кольцевидных стен и размерам. Они служили семейными усыпальницами для неоднократных захоронений. В них находят, как правило, останки нескольких погребенных с большим количеством инвентаря. В одних могильниках с мугхона есть сложенные из камня курганы, в которых погребенные уложены в каменные ящики (табл. 33, 10). Ящики сооружены из нескольких, часто необработанных плит и поставлены на уровне древнего горизонта. Сверху они также перекрыты плитами, на которые набросаны камни насыпи. В исследованных памятниках имеются погребальные сооружения, в которых типичные черты выражены нечетко. Это как бы переходные формы между мугхона и каменными ящиками. Население, которое оставило эти памятники, несомненно обладало довольно высокими строительными навыками в возведении каменных построек и было хорошо знакомо с приемами сырцового строительства, традиционного для оседлых жителей Ферганы и Ташкентского оазиса.
Рассматриваемые памятники принадлежали одному населению: полукочевым горно-пастушеским племенам (Воронец М.Э., 1954). В их обиходе была лепная, а также гончарная с красным ангобом посуда. Полусферические чаши, бокалы на маленькой ножке-подставке, миниатюрные горшочки и другие сосуды являются продукцией ремесленных центров Ферганы. Найдены обломки деревянных сосудов. В мужских погребениях обнаружены железные наконечники стрел, в женских — сурьматаши, украшения и бусы. Имеются ханьские медные монеты у-шу, такие же, как в Гурмироне. Весь комплекс находок позволяет датировать ранние мугхона и каменные ящики I–II вв. (табл. 35, 60–68), основную же массу погребений — II–IV вв., а некоторую часть — V–VII вв. н. э. (Литвинский Б.А., 1972а, с. 132).
Керамика из мугхона резко отличается от керамического комплекса карабулакской культуры, прежде всего по процентному соотношению сосудов разных групп. В мугхона значительно больше кружек, одноручных кувшинов, чашек и меньше кувшинов без ручек и миниатюрных сосудов (Литвинский Б.А., 1973б). Все это подтверждает правомерность выделения самостоятельной культуры горно-пастушеских племен. Но вряд ли целесообразно выделять внутри нее два варианта — западный и восточный — и рассматривать первый из них как горный вариант каунчинско-джунской культуры (Литвинский Б.А., 1972а, с. 212, 213). Это заключение основано на некотором различии в ассортименте керамики и на находках в памятниках, расположенных на западе, сосудов с зооморфными ручками, характерных для Ташкентского оазиса. Своеобразие керамики достаточно ясно прослежено, но оно говорит не о двух вариантах культуры, а об основных направлениях торговых связей местного населения с Ташкентским оазисом и с Ферганой.
По ряду признаков отличается культура кочевого населения, обитавшего на севере Ферганы. В этом районе не обнаружены захоронения в подбойных могилах. Здесь известно три могильника первых веков нашей эры, из которых наиболее широко исследован только Гурмиронский, расположенный к югу от г. Касансай. Его копали А.Н. Бернштам, Ю.Г. Чуланов, С. Рахимов и Э. Кадыров (Бернштам А.Н., 1951; Кадыров Э., 1975б). Из 60 курганов раскопано более 40. Преобладают курганы с катакомбами и только два — с грунтовыми могилами. Катакомбы имеют прямоугольную или овальную форму (табл. 33, 6–8). Прямоугольный или квадратный дромос расположен перпендикулярно камере. Катакомбы Гурмирона несколько отличаются от катакомб Кенкола, для которых характерны длинные и узкие дромосы. Возможно, они представляют собой промежуточный вариант между кенкольским и хангизским типами.
В основании курганов Гурмирона есть каменные кольца, что вообще характерно для более ранних сооружений сако-усуньского времени. Погребения в могильнике одиночные, реже — парные. Костяки лежат на подстилке или подсыпке из гальки. Комплекс керамики своеобразен (табл. 35, 12–20). В нем много форм, типичных для ремесленных центров Ферганы (Сорокин С.С., 1954). Ряд погребений Гурмирона датирован последними веками до нашей эры, основная часть — I–II вв. Основанием для датировки служат находки мелких трехперых железных наконечников стрел, ханьские монеты и другие предметы (табл. 35, 1-10, 12–20) (Кадыров Э., 1975б).
По устройству погребальных сооружений и находкам, прежде всего по керамике, Гурмирон отличается от памятников соседних долин Таласа (Кенкол) и Кетмень-Тюбе (Акчий-Карасу). Он имеет определенное сходство с могильником Кайрагач на юго-западе Ферганы. В Кайрагачском и Гурмиронском могильниках найдена сходная керамика, одинаковы типы трехлопастных железных наконечников стрел, бронзовых застежек, перстней, бобовидных серег, ханьских монет и др. Однако ориентировка погребенных различна: в Гурмироне — на восток, в Кайрагаче — меридионально, с отклонениями.
В нескольких пунктах Алайской долины и прежде всего в местностях Маашан и Кызыл-Туу около сел. Дароо-Коргон открыты могильники с подбойными захоронениями (Бернштам А.Н., 1949а). В них обнаружены одиночные и коллективные погребения. Умершего укладывали в гроб или на подстилку, часто головой на север. Сопровождающий инвентарь беден и однообразен — железные ножи, пряжки, скромные украшения. В бедных могилах нет даже глиняных сосудов.
Но обнаружены и захоронения, отличающиеся большим богатством (табл. 35, 69–81). В Джалпакдепе, в могиле без костяка, найдена маска из тонкого листа золота. Глаза, рот и ноздри на ней обозначены отверстиями. В этом же могильнике, датируемом III–IV вв., встречена великолепная импортная стеклянная чаша с ручками в виде головы льва, возможно римского производства, попавшая сюда издалека. Из алайских курганов происходит серия прекрасных ювелирных изделий: золотой медальон с гранатом, окаймленный зернью; различные золотые бляшки, украшенные зернью; золотой перстень со щитком, на котором изображена розетка с инкрустацией красным камнем и голубой пастой (Абетеков А.К., 1975а; Памятники культуры и искусства Киргизии). Эти художественные изделия полихромного стиля не уступают по мастерству и качеству лучшим ювелирным произведениям своего времени.
Основную массу памятников всех рассмотренных групп полукочевого населения окраин Ферганы исследователи относят к одному периоду — первым векам нашей эры (I–IV вв.). Однако вопросы датировки могильников все еще остаются спорными. Положение осложнено тем, что трудно опираться на анализ керамики — самой многочисленной категории находок. До сих пор нет надежной хронологии красноангобированной керамики поселений Ферганы, так же, как и обоснованной периодизации. Наиболее вероятно, что время ее изготовления охватывает период с III–II вв. до н. э. по III–IV вв. н. э. (Оболдуева Т.Г., 1951). Но установлено также, что керамика с красным ангобом доживает до VI в. (Козенкова В.Н., 1964). После исследований Н.Г. Горбуновой (1979) весь этот комплекс стали относить только к I–IV вв. Эта ситуация сразу сказалась на датировке могильников.
Узловым вопросом остается определение нижней границы, т. е. времени появления, рассматриваемых памятников. Напомним, что в могильнике Карабулак на основании находок зеркал раннесарматских типов и железных кинжалов с прямым перекрестьем выделены захоронения, относящиеся к последним векам до нашей эры, хотя основная часть курганов датирована II–IV вв. (Баруздин Ю.Д., 1961). Возможность выделения ранних комплексов II–I вв. до н. э. в могильниках Тура-Таш и Кок-Таш доказывала в свое время Н.Г. Горбунова (1966). Однако эти материалы не учтены в обобщающей работе Б.А. Литвинского (1972а), предложившего омоложенные даты для всех карабулакских памятников, которые он делит на три хронологические группы: I–II, II–IV и V–VII вв.[20]
Первый исследователь курганов с каменными ящиками относил их к последним векам до нашей эры (Воронец М.Э., 1954, с. 63), а мугхона, — к I–II вв. Б.А. Литвинский (1972а, с. 195) суммарно датировал эти памятники I–II–VI–VII вв. К ранним памятникам можно отнести и погребение в Караджаре на востоке Ферганы с зеркалом раннесарматского типа (утолщенный валик, ручка-штырь) и шурабашатской керамикой. Таким образом, выделяется небольшая группа ранних захоронений, обнаруженных в разных местах Ферганы: на северо-западе, востоке и на юге.
Следует также обратить внимание на различие комплексов керамики сакских и актамских могильников Ферганы V–III вв. до н. э., с одной стороны, и керамики из катакомбных могильников и подбойных погребений — с другой. Смена керамики произошла, по всей вероятности, на рубеже III–II вв. до н. э. Можно думать, что памятники последних веков до нашей эры со временем будут выделены среди катакомбно-подбойных могильников, ибо могильники другого типа, которые можно было бы отнести к этому времени, здесь пока не обнаружены. У нас нет оснований допускать, что кочевое или полукочевое население на окраинах Ферганы почему-то исчезло в III–I вв. до н. э. и появилось затем только в начале нашей эры. Наоборот, конкретные исторические факты говорят о тесных связях древней Ферганы с соседними усунями и кангюйцами. О том же свидетельствует и общее сходство рассматриваемых памятников Ферганы и могильников усуньского времени Семиречья и Тянь-Шаня. Надо учитывать также отсутствие данных о местных корнях катакомбно-подбойных памятников. В Фергану они, очевидно, привнесены пришлым населением. Следовательно, вопрос о происхождении и времени появления этих памятников в Фергане следует рассматривать на широком историческом фоне.
Катакомбные могильники в Фергане распространяются на рубеже II–I вв. до н. э., судя по материалам Гурмирона. Здесь в захоронениях обнаружено много монет у-шу, причем имеются экземпляры выпуска 118 г. до н. э. и одна — 73–47 гг. до н. э. (Кадыров Э., 1975б). Следовательно, часть катакомбных погребений могла появиться уже на рубеже II–I вв. до н. э., хотя период их максимального распространения приходится на I–IV вв.
Основанием для определения нижней хронологической границы рассматриваемых памятников следует считать появление на Тянь-Шане и в Семиречье пришлых племен юечжей и усуней и распространение во II–I вв. до н. э. катакомбных и подбойных могильных сооружений на территории Средней Азии. Однако, учитывая состояние разработки хронологии, мы вынуждены по-прежнему оперировать суммарной датировкой II–I вв. до н. э. — I–IV вв. н. э.
К сожалению, отсутствуют критерии для твердого определения и верхней границы рассматриваемых памятников. Исследователи датируют поздние могильники по-разному: IV–VI или IV–VII, V–VI или V–VII вв. В качестве определенной вехи для обозначения верхней даты исследуемых памятников можно принять появление на рубеже IV–V вв. на исторической арене Средней Азии новых кочевых племен — хионитов и эфталитов — и все памятники V–VII вв. относить к иному историческому периоду.
Период первых веков нашей эры был временем наибольшего распространения и наибольшей плотности скотоводческого населения на периферии Ферганы.
Обнаруженные в курганах находки позволяют охарактеризовать основные направления культурных связей полукочевников Ферганы. Ряд изделий указывает на тесные культурные и торговые отношения с Восточным Туркестаном и Ханьским государством (ханьские зеркала и монеты, шелковые ткани), а также со странами, расположенными к юго-западу от Ферганы, например, с Индией или Восточным Средиземноморьем (ручка в виде фигурки индийской танцовщицы, изделия из египетской пасты и др.). Некоторые предметы вооружения, а также туалета (зеркала) имеют сходство с изделиями, характерными для сарматских племен. Многочисленные данные свидетельствуют о широких культурных связях полукочевых племен с оседло-земледельческим населением Ферганы, от которого они получали большую часть орудий труда, домашней утвари и украшений.
Приведенные материалы позволяют предполагать, что первые захоронения в подбойных могилах на юге и востоке Ферганской долины, а также курганы с каменными ящиками и мугхона — на северо-западе появились в последние века до нашей эры (II–I вв. до н. э.). Если это так, то могильники карабулакской культуры и некоторые другие погребальные памятники Ферганы были частично синхронны первому этапу (III–I вв. до н. э.) усуньского периода Семиречья (История Казахской ССР, с. 310) или ранним комплексам айгырджальской группы. Последние отличаются расположением подбоя в северной стенке могилы и широтной ориентировкой погребенных (в Карабулаке преобладает меридиональная). Правда, различаются они и по инвентарю, главным образом по керамике. С другой стороны, карабулакские памятники близки и частично синхронны памятникам тулхарской группы в южном Таджикистане на территории северной Бактрии (Мандельштам А.М., 1966а). Датировка Тулхарского могильника временем от последней трети II в. до н. э. до начала I в. н. э. наиболее аргументирована для комплексов подбойных захоронений Средней Азии.
Выделение одновременного пласта сходных памятников в Семиречье, Фергане и северной Бактрии важно для понимания исторических процессов в среде кочевого населения (Заднепровский Ю.А., 1971; 1975б). Однако при интерпретации этого явления одинаково возможны две версии: либо все эти памятники с подбойными могилами на обширной территории от Семиречья и Тянь-Шаня до южных районов Средней Азии представляют собой локальные варианты единой культуры кочевников, принадлежавшей этнически родственному населению, либо это не связанные между собой археологические комплексы.
На наш взгляд, имеются известные основания рассматривать распространение могильников с захоронениями в подбойных могилах как отражение единого процесса передвижения и расселения юечжийских племен на территории Средней Азии. А.М. Мандельштам, исследовавший могильники тулхарской группы, достаточно обоснованно связывал их с кочевыми племенами, которые вторглись на земли северной Бактрии во II в. до н. э. (Мандельштам А.М., 1966а, с. 160–162).
Памятники карабулакской группы, сходные с тулхарскими, очевидно, также можно сопоставить с юечжами, принимая во внимание прямые указания письменных источников, что они в своем движении на юг прошли через Фергану. Нам представляется, что и айгырджальские памятники можно связывать с этими племенами, поскольку на территории Семиречья юечжи обитали вместе с саками и усунями. Разумеется, такое определение этнической принадлежности рассматриваемых памятников можно считать лишь предположением.
В ходе значительных передвижений кочевых племен на рубеже нашей эры, захвативших и Ферганскую долину, были перекроены ранее существовавшие границы племенных объединений и созданы новые.
О культурной принадлежности и происхождении населения, оставившего в Фергане рассмотренные погребальные памятники, об особенностях его хозяйства существуют разные суждения. Их можно свести к двум основным точкам зрения. Одни считают могильники памятниками местного населения, отмечают тесные связи этого населения с оседлыми земледельцами и считают его также оседлым (Сорокин С.С., 1956а; 1961б; Литвинский Б.А., 1972а; Брыкина Г.А., 1982). Другие полагают, что обычай захоронения в катакомбах и подбойных могилах привнесен пришлым населением, что сходство погребального инвентаря с материалами поселений отражает торговые и культурные связи, а общность с культурой местного населения является следствием ассимиляции пришельцами местных племен и освоения их культуры (Бернштам А.Н., 1951; 1952; Заднепровский Ю.А., 1960).
Пришлые кочевые племена надолго обосновались в Ферганской долине, о чем можно судить по крупным могильникам. Такие могильники, как Карабулак, где насчитывается 900 курганов, и Тура-Таш — 1500 курганов, создавались в течение трех-четырех столетий. За столь длительный период в хозяйстве и культуре населения происходили крупные изменения. В условиях сплошного заселения Ферганской долины, что ограничивало возможности скотоводческого хозяйства, полукочевые племена под влиянием земледельческого населения частично перешли к оседлости. Именно об этом свидетельствуют остатки поселений, обнаруженные по соседству с могильниками (Заднепровский Ю.А., 1960). Поселения эти, очевидно, были приурочены к местам зимовок. Некоторые из них со временем превратились в укрепленные поселки, мало отличавшиеся от памятников земледельческого населения Ферганы. Примером может служить Кайрагачская усадьба (Брыкина Г.А., 1982).
Ведущая роль в хозяйстве пришлых племен принадлежала скотоводству, особенно на начальных этапах. Однако конкретная физико-географическая обстановка Ферганы, а также плотная заселенность этого района земледельческим населением создавали условия лишь для своеобразной вертикально-сезонной полукочевой формы скотоводческого хозяйства, сходного с тем, что было распространено среди усуней Семиречья (Кушаев Г.А., 1963; Акишев К.А., 1972; Петров К.И., 1981). Напомним, что «чистые» кочевники — редкое явление в древней истории.
На окраинах Ферганы полукочевое население меняло зимние пастбища на летние в традиционной последовательности, в соответствии с вертикальной зональностью их расположения. Оно передвигалось в строго установленных пределах, определяемых родо-племенными границами. В этих условиях полукочевое скотоводство постоянно сочеталось с земледелием и охотой.
Тесные связи между населением, ведущим разное хозяйство, имеющим разные культуру и образ жизни, отмечаются в Фергане на протяжении всей древней и средневековой истории.
Итак, на окраинах Ферганской долины обитало полукочевое население, оставившее группы одновременных погребальных памятников, несколько отличающихся друг от друга. Возникает вопрос о причинах этих различий.
Локализация памятников, своеобразие погребальных сооружений и обряда, а также некоторые особенности инвентаря позволяют усматривать в намеченных археологических культурах и группах памятники отдельных родо-племенных подразделений полукочевого населения. Наблюдается определенная закономерность в расположении могильников: на северо-западе — наземные склепы и каменные ящики; на юге, главным образом в междуречье Соха и Ляйляка, — подбойные могилы; во всех частях Ферганы — катакомбные могильники. Учитывая, что погребальный обряд является устойчивым палеоэтнографическим признаком, можно высказать предположение об этнической разнородности населения (Заднепровский Ю.А., 1960; Горбунова Н.Г., 1981). Пестрота этнографической картины находит подтверждение и в палеоантропологических материалах. Большинство погребенных относится к европеоидному типу, в частности, к типу Среднеазиатского междуречья — памиро-ферганскому, свойственному современным таджикам и узбекам. Встречены останки людей смешанного типа, с монголоидными чертами, привнесенными из Центральной Азии. Для рубежа — первых веков нашей эры отмечается широкое распространение в Средней Азии населения метисированного типа с монголоидными признаками (Гинзбург В.В., Трофимова Т.А., 1972; Кияткина Т.П., 1976, 1977; Миклашевская Н.Н., 1964; Ходжайов Т.К., 1980). Такое население было и во всех частях Ферганской долины. Какую-либо закономерность распределения расовых типов по территории и памятникам проследить не удается. Приведенные данные характеризуют магистральное направление этнических процессов, заключавшихся в смешении местного европеоидного населения с пришлым.
На современном уровне археологического изучения возможность этнических отождествлений памятников с конкретным племенем или народом, известным в письменных источниках, весьма проблематична. Можно лишь надеяться, что дальнейшие исследования позволят более полно охарактеризовать палеоэтнографию древних скотоводов окраин Ферганы.
Ранние кочевники Памира(Ю.А. Заднепровский)
Памир — одно из высочайших нагорий нашей планеты, обособленная область, резко выделяющаяся в Средней Азии и мало приспособленная для обитания человека. Условия жизни в долинах, расположенных на высоте 3600–4000 м, чрезвычайно суровы.
Начало систематическому исследованию памятников Памира положили работы А.Н. Бернштама, имевшего большой опыт изучения горных районов Тянь-Шаня и Алая. Пять его экспедиций на протяжении 1946–1956 гг. охватили основные долины Памира и практически все типы памятников. Первые раскопки курганов Памирского I (Тамды) (1948 г.) и Акбеитского (1948, 1952, 1956 гг.) могильников на юге восточного Памира дали значительный материал по культуре кочевого населения сакской эпохи. Было раскопано около 60 курганов. Исследованные памятники А.Н. Бернштам связал с саками и отметил сходство курганов Памира с синхронными памятниками Семиречья, Алтая и Минусинского края. Было начато также изучение каменных крепостей западного Памира — замечательных памятников древней фортификации. Итогом этих работ явилось создание историко-археологической периодизации Памира. Публикацию материалов Памирского I могильника можно считать образцовой для своего времени (Бернштам А.Н., 1952). Материалы 1952 г. только частично были введены в оборот, предварительный отчет о раскопках 1956 г. опубликован А.Н. Бернштамом (1956) и его учениками (Бабанская Г.Г., Заднепровский Ю.А., 1959).
С 1958 г. изучение Памира проводили археологи АН Таджикской ССР под руководством Б.А. Литвинского, который внес большой вклад в изучение ранних кочевников. В течение четырех сезонов осуществлено детальное обследование региона и в разных частях вскрыто около 260 курганов. Однако полноценных комплексов оказалось мало. Так, в 1960 г. из 129 раскопанных курганов только в 23 найдены захоронения. В могильниках Памира вообще встречается очень много кенотафов. Результаты работ отражены в ряде публикаций (Литвинский Б.А., 1961а; 1961б; Литвинский Б.А., Бубнова М.А., 1962) и обобщены в монографии (Литвинский Б.А., 1972б). В книге кратко охарактеризованы могильники и погребальные сооружения. Основную часть ее занимают классификация находок, анализ особенностей культуры, хозяйства, верований и вопросов этнической принадлежности памирских кочевых племен.
Новый этап в изучении ранних кочевников Памира связан с деятельностью А.Д. Бабаева, который в 1962 г. открыл на западном Памире могильник Чильхона сакского времени. Это существенно изменило первоначальное представление о локализации саков исключительно на восточном Памире. В 60-х — начале 70-х годов на западном Памире обнаружены новые могильники и вскрыто около 100 курганов, среди которых много грабленых и кенотафов. Особый интерес вызывают впервые обнаруженные здесь памятники II в. до н. э. — III в. н. э. (Бабаев А.Д., 1965б; 1968; 1971; 1973а; 1973б; 1976; 1978).
Небольшие раскопки в 1957–1958 гг. провел на западном Памире, в долине Ишкашима, А.Н. Зелинский. В своеобразных погребальных сооружениях он обнаружил погребения начала I тысячелетия н. э. (Зелинский А.Н., 1960; 1965).
Особо отметим работы по изучению наскальных рисунков Памира, среди которых выделяются изображения скифского стиля (Ранов В.А., 1960; 1976; Ранов В.А., Гурский А.В., 1966).
В итоге многолетнего изучения памятников Памира советскими археологами обнаружено около 100 могильников ранних кочевников, где раскопано более 400 курганов. Значительная часть добытых материалов, к сожалению, еще не опубликована, что затрудняет изучение исторических процессов в сакскую эпоху.
Для понимания истории края весьма полезна сводная работа А.М. Мандельштама (1957).
Расположение памятников на Памире обусловлено природными условиями, прежде всего наличием удобных пастбищ для кочевого скотоводства. Преобладают небольшие могильники, типична их рассредоточенность (карта 3). Все это указывает на редкое и немногочисленное население. Могильники сакской эпохи сосредоточены в нескольких районах, главным образом по верховьям рек (Аксу, Истык, Памир, Аличур, Кокуйбель) и в приозерных впадинах (Зоркуль, Яшилькуль). На юго-восточном Памире зарегистрировано около 30 могильников, в которых изучено более 240 курганов, в том числе достаточно полно исследованный могильник Акбеит (51 из 100 курганов) и раскопанная полностью небольшая группа Тамды (16 курганов). Более 100 насыпей зафиксировано на восточном Памире, но раскопано лишь 10. Очень немного курганов (15) исследовано и в центральных районах Памира, в долине Мургаба. Наконец, на южном и юго-западном Памире в 20 могильниках раскопано около 150 курганов. Приведенные цифры приблизительны.
О датировке памятников Памира высказаны разные суждения. Так, Памирский I (Тамды) могильник был сначала датирован А.Н. Бернштамом V–IV вв. до н. э., а наиболее поздние его захоронения — II в. до н. э. Затем, при анализе материала из могильника Акбеит (раскопки 1952 г.), обнаружившего отличия от тамдинского комплекса, последний был отнесен к VI–IV вв. до н. э. (Бернштам А.Н., 1956, с. 130). Однако новые находки в Акбеите (раскопки 1956 г.) дали основания некоторым исследователям говорить о большем сходстве этих памятников и датировать оба V–IV вв. до н. э. (Бабанская Г.Г., Заднепровский Ю.А., 1959).
В монографии Б.А. Литвинского (1972б) вопросам хронологии отведено, к сожалению, слишком мало места (см.: Сорокин С.С., 1975; Заднепровский Ю.А., 1975в). Исследованные курганы растянуты во времени на протяжении восьми веков (VIII–I вв. до н. э.). Очень немногие погребения датированы VII–VI вв. до н. э. и лишь два кургана — VIII–VII вв. до н. э. Основная масса памирских захоронений совершенно справедливо и убедительно отнесена к V–III вв. до н. э. Выделены и могилы IV–III и II–I вв. до н. э. (Литвинский Б.А., 1972б, с. 28, 29). Более реальна, на наш взгляд, менее дробная периодизация памирских памятников, где два первых этапа были бы объединены в один VIII–VI вв. до н. э., а последний этап (II–I вв. до н. э.) на основании новых материалов западного Памира был бы продлен до III в. н. э. В таком виде периодизация памирских памятников более соответствует хронологическим этапам, выделенным на соседних территориях.
Самым ранним памятником кочевников Памира считается курган 10 Памирского I могильника (Тамды). Под небольшой насыпью находилась простая грунтовая могила, перекрытая сверху четырьмя парами рогов архара. Умерший воин положен на левый бок в скорченной позе, головой на восток (табл. 36, 1). Перед туловищем лежал деревянный колчан, обшитый кожей. В нем находились стрелы с бронзовыми (19 экз.), железным, костяным и деревянными (20 экз.) наконечниками (табл. 36, 10–16). Хорошо сохранились части древков, обмотанных сухожилиями. На колчане лежало два железных акинака. Здесь же найдены обломок деревянного прибора для добывания огня (табл. 36, 22), кусок кожи с бронзовой фигуркой горного козла (табл. 36, 37), а также бронзовые украшения одежды, изображающие медведя, пряжка (табл. 36, 21, 33, 34) и др. За спиной погребенного лежали бронзовые удила и псалии с остатками кожаной уздечки (табл. 36, 20).
В комплексе кургана представлены полностью все элементы «скифской триады». От конского снаряжения дошли удила древнейшего типа со стремевидным окончанием и дополнительным отверстием, которые были распространены в Южной Сибири (Алтай и Минусинская котловина), Центральном Казахстане и Приаралье (Уйгарак). Псалии тамдинского уздечного набора имели вид массивных прямых стержней, четырехгранных в сечении, с рельефным зигзагообразным узором на одном и зубчатым — на обломке другого. В средней части псалиев — три выступа с круглыми отверстиями, через которые протянуты ремни. Форма трехдырчатого псалия не находит аналогий в материалах других памятников Средней Азии. Наиболее близок один из псалиев Уйгарака (Вишневская О.А., 1973, табл. XVII, 18).
Бронзовые черешковые и втульчатые двухлопастные наконечники принадлежат к ранним типам. В набор деревянных стрел входят боевые и охотничьи. Железные акинаки сохранились плохо, но, по-видимому, относятся к отделу мечей с почковидным перекрестьем. Изображения животных — горного козла и медведя — исполнены в лучших традициях скифо-сибирского звериного стиля.
Курган 10, как и весь могильник, первоначально был датирован А.Н. Бернштамом V–IV вв. до н. э., а затем VI–IV вв. до н. э. В исследовании о вооружении савроматов комплекс кургана 10 отнесен к VII–VI вв. до н. э. (Смирнов К.Ф., 1961, с. 64). С этой датой позднее согласились Н.Л. Членова (1967) и М.К. Кадырбаев (1966). Б.А. Литвинский (1972б) остановился на VI в. до н. э. М.П. Грязнов (1983а, с. 8) увязал комплекс кургана 10 Памирского I могильника с кругом памятников аржано-черногоровской фазы VIII–VII вв. до н. э. Еще в одном кургане Памирского I могильника погребенный лежал скорченно на правом боку в сопровождении железного акинака, бронзовой и деревянных чаш, деревянного столика и др. (табл. 36, 2, 6, 46).
К раннесакскому периоду относятся также курганы могильников Айдынкуль, Кальта-Тур, Можуташ II (курган 4), Яшилькуль II, Шаймак (курган 1), Тегермансу I (курганы 7 и 9А) и некоторые другие. Захоронения в них находятся в прямоугольных неглубоких могилах, вытянутых, как правило, в широтном направлении. Сверху ямы перекрыты каменными плитами и жердями. Иногда костяк положен на дерновой подстилке. Большинство погребенных скорчено на боку. Преобладает ориентировка на восток с небольшими отклонениями. Некоторые костяки окрашены. Изредка в могилах бывают кости барана — остатки заупокойной мясной пищи. Глиняные сосуды не были обязательной принадлежностью погребального обряда. Единичные сосуды, редко два-три, встречены в мужских и женских захоронениях. Наряду с глиняными употребляли деревянные и бронзовые сосуды. В могилу мужчинам обычно клали оружие и конскую упряжь. Небольшой серией представлены биметаллические акинаки. Особенно замечателен акинак (длина 35 см) с железным клинком и бронзовой рукоятью с сердцевидным перекрестьем (курган 3 Акбеита). У обоих краев рукояти располагаются рельефные головы козлов, а верхний конец украшен лежащей фигуркой козла (табл. 36, 5). Похожие железные акинаки с бронзовым сердцевидным перекрестьем происходят из кургана 7 могильника Тегермансу I и из кургана 4 могильника Можуташ II (Литвинский Б.А., 1972б, с. 113).
Умерших хоронили в одежде, от которой уцелели бронзовые украшения. Кроме того, в могилах находят железные и бронзовые браслеты, обломки стеклянных браслетов, предметы быта и деревянные приспособления для добывания огня. Женские захоронения отличаются более разнообразным набором украшений и бус, среди которых встречены сердоликовые с гравированным орнаментом индийского происхождения. В ранних погребениях есть наглазники из крупных раковин с отверстием в центре и узором. Они также индийского происхождения.
К этому периоду истории ранних кочевников Памира относится большинство исследованных курганов и самый крупный из известных могильников — Акбеитский. Погребения по-прежнему совершали в простых грунтовых могилах. Но намогильные сооружения отличаются большим разнообразием. В Акбеите встречены круглые или овальные сплошные каменные насыпи с кольцом из камней (кромлехом) — непременным элементом погребальных сооружений сакского времени, который обычно связывают с солярными представлениями. Имеются прямоугольные каменные насыпи, окаймленные одним или двумя рядами камней, отражающие какие-то иные культовые представления (табл. 36, 4). Третья разновидность представлена овальными или круглыми каменными выкладками.
Особый интерес вызывают захоронения в грунтовых ямах, где умерший воин прикрыт щитом из многочисленных деревянных планок, обтянутых кожей (табл. 36, 3).
В отличие от сакских захоронений Семиречья и Приаралья, почти все погребенные в курганах Памира положены скорченно на боку. Отмечено, что женщины иногда лежат на правом боку, головой на запад, а мужчины — на левом, головой на восток. Большинство могил содержит по одному погребенному, изредка встречаются два и еще реже три. Известно парное захоронение мужчины и женщины, причем оба положены на правый бок и обращены головами в одну сторону — на запад (Аличур II, курган 3). В одном кургане, в верхнем захоронении, умерший (пол не установлен) лежал головой на запад, а в нижнем (мужчина) — на восток (Акбеит, курган 45). Сохранялся обычай окрашивать труп красной краской. Иногда окрашен не весь скелет, а только один череп (Можуташ II, курган 4). Заупокойная мясная пища — часть туши барана — обнаружена не во всех могилах.
Как и в ранний период, значительное количество курганов оказалось без следов захоронения. Так, в Акбеите примерно треть всех раскопанных насыпей (51) составляют кенотафы.
В сопровождающий погребальный инвентарь входили глиняная посуда, ножи и бусы, которые встречались как в мужских, так и в женских захоронениях. Но только в мужских погребениях найдено оружие и конское снаряжение, а в женских — украшения, предметы туалета и косметика.
Большинство могил бедно находками, но выделяются богатые захоронения (Акбеит, курган 3; Аличур II, курган 3 и др.). В них с мужчинами-воинами, перекрытыми боевым щитом, положены, как обычно, колчан со стрелами, железные кинжал и клевец, а также нож. У некоторых погребенных перед лицом поставлены бронзовая плоскодонная чаша и деревянная тарелка с остатками пищи. Погребенных хоронили в одежде из шерсти, кожи и войлока. К поясу подвешивали кожаные мешочки с бронзовыми украшениями. Конская сбруя, чаще всего уздечка, заменяла захоронение коня.
Очень редко встречаются мумифицированные останки погребенных (Акбеит, курган 94). Изделий из благородных металлов мало. Так, в кургане 47 Акбеита найдена золотая серьга. Богатые захоронения, которые с уверенностью можно считать женскими, не обнаружены.
В погребальном обряде и в составе сопровождающего инвентаря наблюдается преемственность между памятниками раннего (VIII–VI вв. до н. э.) и более позднего (V–III вв. до н. э.) периодов. Однако последние имеют существенно новые черты. Это прежде всего разнообразие намогильных сооружений. Значительные различия проявляются и в основных категориях предметов материальной культуры. Отметим, что среди наконечников стрел на позднем этапе количественно преобладают железные черешковые. Только в Акбеите обнаружен один бронзовый трехлопастный черешковый наконечник наряду с костяным и деревянными. Деревянные наконечники стрел были широко распространены на Памире и у ранних кочевников, и хронологически их различить невозможно.
Ассортимент железных изделий в этот период сильно увеличился и включал ножи, кинжалы, акинаки, клевцы, удила и браслеты. Большая доля железных предметов в инвентаре служит показателем более позднего времени. В курганах этого периода найдены железные акинаки с сегментовидным навершием и таким же перекрестьем, а также с бабочковидным перекрестьем (табл. 36, 7, 8). Именно в V–III вв. до н. э. широко распространяются боевые чеканы, представленные несколькими разновидностями (табл. 36, 9) (Литвинский Б.А., 1972б, с. 120). На смену бронзовым приходят железные двухпетельчатые удила. Псалии были железными и бронзовыми в виде плоского стержня с двумя отверстиями. Бронзовый псалий с одним отверстием найден в могильнике Акбеит (Литвинский Б.А., 1972б, табл. 46).
Особый интерес представляют четыре ритуальных бронзовых котелка. На одном из них имеются две горизонтальные кольцевидные ручки, между которыми помещена рельефная голова грифона (табл. 36, 49). На другом — две такие же ручки и между ними две вертикальные ручки в виде фигурок горных баранов (табл. 36, 48). Третий котелок — с двумя горизонтальными и двумя вертикальными ручками (табл. 36, 47). Четвертый — бронзовый бокал конической формы (табл. 36, 44). Большой серией представлены глиняные сосуды (табл. 36, 40–43). Имеются также сосуды из дерева (табл. 36, 45). Относительное обилие сосудов из бронзы составляет отличительную особенность захоронений рассматриваемого периода.
Замечательные образцы звериного стиля происходят из могил этого времени (табл. 36, 32, 35, 36, 38, 39).
Отметим украшение в форме «лягушки» (табл. 36, 23). Своеобразны ажурные украшения из могильника Акбеит с пламевидными отростками (табл. 36, 24, 25), которые имеют аналогии в Южной Сибири и Ордосе (Членова Н.Л., 1967, табл. 34; Бернштам А.Н., 1956). По-прежнему встречаются сердоликовые бусы индийского происхождения (табл. 36, 26–30). Есть украшения из раковин (табл. 36, 31).
История ранних кочевников Памира восстанавливается главным образом на основе данных археологии, а также палеоантропологических материалов. Антропологи пришли к заключению, что в то время на всей территории Памира население было однородным. Оно относилось к долихокранному европеоидному типу и характеризовалось длинной, узкой и высокой черепной коробкой, узким и высоким лицом. Этот расовый тип — средиземноморский — был характерен для древнего населения Передней Азии и юга Средней Азии. Очевидно, кочевники Памира были генетически связаны с населением эпохи бронзы, обитавшим к юго-западу от Памира.
Ранние кочевники Памира по антропологическому типу резко отличались от саков Тянь-Шаня, Семиречья и Приаралья (Гинзбург В.В., 1960; Гинзбург В.В., Трофимова Т.А., 1972; Кияткина Т.П., 1976). Одно это заставляет предполагать их иное происхождение и иные пути развития.
Археологические материалы указывают на культурные связи с северо-восточными и восточными областями степей Евразии, включая Центральную Азию и Туву. Об этом прежде всего свидетельствуют устройство погребального сооружения и появление в V–III вв. до н. э. прямоугольных каменных выкладок, находящих аналогии в Туве (Кызласов Л.Р., 1979; Грач А.Д., 1980).
Преобладание скорченной позы и восточной ориентировки также отличает погребальный ритуал Памира от обряда среднеазиатских саков и сближает с ритуалом скифского времени Тувы. Добавим еще обычаи окрашивания трупов, а также трепанации черепа. В отличие от среднеазиатских памятников, на Памире необычайно велико количество изделий из железа, наиболее ранние из которых встречены в комплексе кургана 10 Памирского I могильника. Отметим сочетание в этом комплексе черешковых и втульчатых наконечников стрел, что особенно типично для восточных областей Евразии (Мандельштам А.М., 1978б). Еще одна характерная особенность культуры кочевников Памира — широкое распространение боевых чеканов-клевцов. Напомним также о своеобразии художественных изделий звериного стиля, об особой манере стилизации животных и об украшениях явно восточного происхождения из могильника Акбеит (табл. 36, 23–25, 38, 39).
Немаловажное значение имеет своеобразие керамического комплекса, на что обратил внимание еще А.Н. Бернштам. Большинство форм сосудов имеет не среднеазиатское происхождение. В связи с этим напомним, что и бронзовые котелки с кольцевидными ручками находят близкие аналогии в памятниках Тувы и Минусинской котловины. В целом в погребальном обряде и сопровождающем инвентаре у кочевников Памира много общего с населением Тувы, особенно для V–III вв. до н. э.
Все приведенные факты приобретают важное значение в вопросе о происхождении ранних кочевников Памира. В литературе уже было высказано сомнение в том, правомерно ли рассматривать это малочисленное население как «памирские сакские племена» (Сорокин С.С., 1975, с. 22). Основываясь на том, что у памирцев в культуре мало общего со среднеазиатскими саками, но имеются многочисленные черты сходства с населением восточных районов, было высказано предположение, что памятники Памира принадлежали «кочевым обитателям соседних областей Центральной Азии, временами использовавшим эти высокогорные пастбища» (Мандельштам А.М., 1978б, с. 20). С этим вполне можно согласиться.
Проникновение кочевников из Центральной Азии на Памир и освоение высокогорных пастбищ восточного Памира стало возможным с началом использования коня как верхового животного. Учитывая аржанские параллели, это можно отнести к VIII–VII вв. до н. э. Более основательно кочевники осваивают Памир на следующем этапе — в V–III вв. до н. э. В это время кочевое население появляется в долинах западного Памира, о чем свидетельствуют могильники Чильхона, Рычив и др. (Бабаев А.Д., 1968; 1973а; 1973б).
О проникновении на Памир собственно среднеазиатских саков можно говорить лишь по сообщениям письменных источников и только со II в. до н. э. Под давлением юечжей, вторгшихся на Тянь-Шань и в Семиречье, саки двинулись на юг и прошли через Памир. Об этом прямо свидетельствует китайская хроника: «Первоначально сия страна (Тянь-Шань и Семиречье. — Ред.) принадлежала народу сэ. Большой юечж на западе разбил и выгнал сэского владетеля. Сэский владетель перешел на юг за Висячий переход; Большой юечж удалился на запад и покорил Дахя» (Бичурин Н.Я., 1950б, с. 190, 191). В другом месте сказано, что сэский владетель занял на юге государство Гибинь где-то в северо-западной Индии (Бичурин Н.Я., 1950б, с. 179). «Висячий переход» А.Н. Бернштам (1956, с. 132) отождествлял с Лянгарским спуском. Но Б.А. Литвинский вслед за А.Н. Зелинским считает, что невозможно точно определить его местоположение. Ясно только, что путь в Гибинь через «Висячий переход» мог проходить лишь через южное Припамирье.
Из всего сказанного вытекает, что сакские племена, проникшие на Памир и затем вторгшиеся в северо-западную Индию, приняли активное участие в важнейшем событии древней истории, каким явился разгром в 140 г. до н. э. Греко-Бактрийского царства на юге Средней Азии и северной Индии.
Кроме китайских источников, о саках на Памире имеются сведения у античных авторов, в частности у Птолемея. На рубеже нашей эры весь Памир был заселен саками (Мандельштам А.М., 1957, с. 84).
В первые века нашей эры Памир входил в орбиту влияния Кушанского государства, но археологических материалов этого времени на Памире очень немного. К поздней группе II–I вв. до н. э. Б.А. Литвинский отнес курганы могильников Рангкуль I и Аличур I, курган 11 Памирского I могильника и несколько других.
Захоронения в Рангкуле отличаются главным образом вытянутым положением умершего. В раскопанных четырех курганах оказалось мало находок: фрагменты бронзовой и глиняной чаш, бронзовый проволочный браслет и др. Все вещи существенно не отличаются от предметов, встреченных в захоронениях предшествующего периода. Среди них нет никаких специфических находок, датирующих эти погребения именно II–I вв. до н. э. В могильнике Аличур I под насыпью трех раскопанных курганов оказались ямы, несколько похожие на могилы с подбоем (Литвинский Б.А., 1972б, с. 12). Устройство кургана 1 напоминает катакомбу-подбой. Погребенный лежал скорченно на боку, головой на восток. Такое положение костяка продолжает раннюю традицию. Погребения в курганах 7, 11, 12 Памирского I могильника А.Н. Бернштам предположительно отнес ко II–I. вв. до н. э. Они незначительно разнятся устройством могилы, окруженной валунами. Кстати, подобная особенность обнаружена и в могильнике Акбеит. В составе находок нет ничего, указывающего на более позднюю дату перечисленных курганов. Поэтому нам представляется, что они, по-видимому, не отличаются от большинства курганов Памирского I могильника, которые относятся к V–IV вв. до н. э.
Курганы II в. до н. э. — III в. н. э., изученные А.Д. Бабаевым преимущественно в долинах западного Памира, полностью не опубликованы. Отрывочные сведения о них, к которым добавим описание могил, раскопанных А.Н. Зелинским, дают возможность отметить лишь некоторые особенности погребальных обрядов. Погребения совершали в мегалитических сооружениях, которые отмечены на поверхности очень большими камнями или врытыми плитами в окружении валунов меньших размеров. В простых неглубоких грунтовых могилах, обычно разрушенных и ограбленных, находят обломки костей человека, иногда двух-трех. Встречены (например, в могильнике Змутк) и останки коллективных погребений в круглых (диаметр 3,4 м) наземных сооружениях. Стены их выложены из камней. Все они сильно разрушены (Бабаев А.Д., 1973б). В погребальном инвентаре представлены точно не датируемые железные ножи и пряжки, бронзовые проволочные браслеты с утолщенными краями, бронзовые колокольчики, каменные острия для сурмления, украшения.
В могильнике Касвир захоронения совершали в каменных ящиках в вытянутом положении, реже — в скорченном, головой, как правило, на восток. В могилах найдены железные кинжалы с прямым перекрестьем, бокаловидные кубки, покрытые красным ангобом, терракотовая статуэтка лошади. Могильник относится к рубежу нашей эры, ко времени вхождения Памира в состав кушанских владений (Бабаев А.Д., 1976). Из датирующих находок заслуживает внимания бронзовое зеркало (диаметр 6 см) с валиком по краю и небольшой боковой ручкой-выступом. Это зеркало найдено в могильнике Чильхона на южном Памире (Бабаев А.Д., 1968). По классификации сарматских зеркал (Хазанов А.М., 1963) оно ближе всего к типу IV (I в. до н. э. — I в. н. э.).
Железный кинжал из могильника Рычив относится к типу двулезвийных с прямым перекрестьем (Бабаев А.Д., 1978, рис. 13). Навершие разрушено, и трудно составить представление о его первоначальной форме. Найденная в курганах керамика резко отличается по форме от посуды сакского времени. Преобладают сосуды с плоским дном в виде конических бокалов. Они украшены росписью, которая ранее совсем не встречалась на памирской керамике. В узорах преобладают геометрические мотивы. Известна и плоскодонная чаша с изображением козла, выполненным желто-белой краской по коричнево-красноватому фону (Зелинский А.Н., 1960, рис. 3, 2).
Материалы по памирским памятникам II в. до н. э. — III в. н. э. явно недостаточны, чтобы сделать обоснованные выводы. Можно отметить переживание древних традиций в погребальном обряде, выразившееся в сохранении скорченной позы. Наглядно выступают хронологические отличия в инвентаре (появление железных кинжалов с прямым перекрестьем, зеркал с валиком и небольшой ручкой). Своеобразие культуры проявляется в самобытной расписной керамике.