Левобережный Хорезм и северо-западная Туркмения
Памятники скотоводческих племен в левобережном Хорезме(Б.И. Вайнберг)
Географическое положение Хорезма обусловило особые отношения этого оазиса с кочевыми племенами и объединениями окружающих пустынь и полупустынь. С.П. Толстов в своих трудах показал, что Хорезм был частью сако-массагетского мира Средней Азии (Толстов С.П., 1948а, с. 20–27, 202, след., 211, след.; 1948б, с. 37–62, 91, след.; 1962б, с. 77, след., 93, след., 136, след., 273, след.).
Не меньшее значение для политической и хозяйственной жизни оазиса в низовьях Амударьи имели и скотоводческие племена, находившиеся непосредственно в пределах Хорезма (Вайнберг Б.И., 1981б, с. 121–130). Особенно благоприятные природные условия для обитания скотоводов представляло левобережье дельты Амударьи. Здесь, на площади более 7 тыс. кв. м, в пределах живой Присарыкамышской дельты, довольно обильно обводнявшейся в период от VII в. до н. э. до IV в. н. э., камышовые тугаи и заболоченные низины давали в изобилии корм для скота, а расположенные у южной границы дельты пески Заунгузских Каракумов удачно дополняли зимними пастбищами этот комплекс скотоводческих угодий.
В пределах Присарыкамышской дельты, в непосредственной близости с зоной расселения скотоводов, располагались вытянутые узкой полосой вдоль каналов земледельческие оазисы, население которых находилось в постоянных хозяйственных и культурных контактах со скотоводами.
Бо́льшая часть памятников скотоводов (курганные могильники в первую очередь) была обнаружена на останцовых возвышенностях, расположенных в пределах дельты, среди переплетения древних русел и протоков (карта 4).
Археологическое изучение Присарыкамышской дельты началось еще в 1939 г. (Низовья Амударьи, Сарыкамыш, Узбой…, с. 148, карта Присарыкамышской дельты). Первый курганный могильник — Чаштепе — был открыт авиаразведкой в 1947 г. на краю плато Устюрт (Толстов С.П., 1948а, с. 312, примеч. 8). В 1963 г. археологический отряд Хорезмской экспедиции провел там рекогносцировочные работы (Рапопорт Ю.А., Трудновская С.А., 1979, с. 151, след.).
В середине 60-х годов на останцовой возвышенности Тузгыр был открыт большой курганный могильник — 200–250 курганов (Андрианов Б.В., 1969, с. 167). Разведочные раскопки в его южной части выявили сильно разрушенные курганы с обрядом трупосожжения, предположительно датированные VI–IV вв. до н. э. (Лоховиц В.А., 1968, с. 156). Практически полностью исследованная юго-западная часть могильника (39 курганов) (Лоховиц В.А., Хазанов А.М., 1979; Трофимова Т.А., 1968) содержала захоронения в подбоях и катакомбах I–III вв. и два погребения в ямах, которые выделялись среди остальных не только по обряду захоронения, но и по составу инвентаря. Все это позволило датировать их более ранним временем — IV–II вв. до н. э. (Трудновская С.А., 1979а, с. 101–110).
Вторая половина 60-х и 70-80-е годы ознаменовались особенно интенсивными разведочными работами и раскопками, проводимыми сотрудниками Хорезмской экспедиции Института этнографии АН СССР (Б.И. Вайнберг, О.А. Вишневская, В.А. Лоховиц, Л.Т. Яблонский) совместно с археологами Института истории им. Ш. Батырова АН Туркменской ССР (X. Юсупов, Д. Дурдыев). Особое внимание было уделено обследованию западной части Присарыкамышской дельты с целью выявления памятников скотоводческого населения. В результате этих работ была обнаружена новая культура оседлых и полуоседлых скотоводов, получившая название куюсайской — по крупнейшему поселению Куюсай 2 (Вайнберг Б.И., 1979а).
Не менее важными оказались исследования погребальных памятников, одна часть которых принадлежала населению, оставившему куюсайскую культуру (VII–IV вв. до н. э.), другая — каким-то иным объединениям, сосуществовавшим с «куюсайцами» или с теми, кто жил на этой территории в более позднее время. Среди наиболее крупных могильников из большого числа одиночных курганов или небольших некрополей можно назвать Шахсенем, Тумек-кичиджик и Тарым-кая I–III. На юго-западном мысу возвышенности Тарым-кая был обнаружен целый комплекс памятников (Тарым-кая I) — поселение-укрепление рубежа V–IV вв. до н. э., куюсайский могильник VI–V вв. до н. э., курганы с захоронениями сосудов-оссуариев начала IV в. до н. э. (или рубежа V–IV вв. до н. э.) и подбойные захоронения с северной ориентировкой (Вайнберг Б.И., 1979а; 1979б). В 1985 г. Л.Т. Яблонский полностью раскопал группу с подбойными захоронениями и соседствующими с ними оссуарными погребениями в сосудах. Поблизости от них находились также одиночные курганы, а в 2–3 км к югу, тоже на краю возвышенности, располагались могильники Тарым-кая II и III, из которых могильник II был вскрыт полностью, а могильник III — лишь частично (Юсупов Х., 1979б; Яблонский Л.Т., 1986б). При обследовании протоков крупного сухого русла у подножия возвышенности Тарым-кая, непосредственно вблизи могильников, было обнаружено несколько групп поселений, относящихся к IV–II вв. до н. э. и первым векам нашей эры. Все они располагались непосредственно на руслах, примитивная ирригация отмечена только на поздних поселениях (Вайнберг Б.И., 1984). Развалины поселений даже без раскопок дают основание говорить о своеобразии их планировки (малое количество жилых помещений, большие дворы) и строительной техники (обилие камня, игравшего часто роль каркаса сырцовой постройки).
Как и погребальные памятники Тарым-кая, могильники Тумек-кичиджик и Шахсенем содержали разновременные захоронения в курганах. Но в первом были вскрыты также камеры с коллективными погребениями (I в. до н. э. — II в. н. э.), практически не имевшие насыпей (Лоховиц В.А., 1979). (Возможно, дата их несколько «удревнена».) В могильнике Шахсенем I, одном из наиболее крупных, преобладающими захоронениями оказались погребения в подбоях, бо́льшая часть которых датируется III–V вв. (Юсупов Х., 1978б; 1984). Интересен еще один комплекс памятников. На возвышенностях Яссыгыр между Кюзелигыром и Калалыгыром I обнаружены курганные группы и укрепление на мысу. В самой крупной курганной группе могильника Яссыгыр II раскопан один курган, содержавший захоронение в катакомбе с южной ориентировкой. Особенностью этих курганных групп было их близкое соседство с древними земледельческими оазисами по Чермен-ябу и около крепости Куня-Уаз.
Куюсайская культура. История освоения скотоводами левобережья Амударьи представляется в следующем виде. Впервые человек освоил территорию Присарыкамышской дельты Амударьи в эпоху неолита. В эпоху бронзы, вероятно, в силу недостаточного обводнения, население покинуло этот район.
С VII в. до н. э. начинается следующий этап ее освоения, связанный с появлением здесь нового населения, оставившего памятники куюсайской культуры: поселения и курганные могильники. Первоначально хронологические границы куюсайской культуры были определены в пределах VII–IV вв. до н. э. (Вайнберг Б.И., 1979а), но работы последних лет выявили более поздние поселения и могильники в западной части Присарыкамышской дельты, которые, несомненно, связаны генетически с куюсайскими памятниками.
О происхождении куюсайской культуры существуют две точки зрения. Б.И. Вайнберг, открывшая памятники этой культуры, высказала мнение о принадлежности ее к кругу сакских культур в широком смысле этого понятия, но обратила внимание на существенные отличия куюсайского погребального обряда от собственно сакского (Вайнберг Б.И., 1979а)[21], а также на находки импортной гончарной посуды, происходящей из двух земледельческих центров — южной Туркмении и северного Ирана (район Копетдага и юго-восточный Прикаспий). Анализ местного керамического комплекса позволяет отметить влияние южных среднеазиатских центров на выработку ряда весьма оригинальных форм куюсайской посуды (бомбовидные и близкие к ним бокалы, крупные сосуды для хранения) и на технику их отделки (красный ангоб и лощение). К сожалению, конкретный керамический комплекс, послуживший прототипом для куюсайского, указать пока нельзя, но типологическое сходство керамики вахшской и бишкентской культур поздней бронзы в Таджикистане и куюсайской (прежде всего из погребений) вряд ли подлежит сомнению.
Все эти материалы дали основание Б.И. Вайнберг высказать гипотезу о приходе «куюсайцев» в Хорезм с юга в VII в. до н. э. По ее мнению, они входили в группу иранцев-скотоводов, которые к VII в. до н. э. уже продвинулись к северным границам Ирана (Вайнберг Б.И., 1979б, с. 45–52). Поддержавшая ее в этом Е.Е. Кузьмина считает возможным связывать данные о борьбе Мидии с саками с материалами куюсайской культуры (Кузьмина Е.Е., 1977б, с. 79–81).
Согласно второй точке зрения, высказанной М.А. Итиной, основой куюсайской культуры послужил местный сакский компонент. Однако при этом М.А. Итина признает возможность инфильтрации этнических групп из южных районов. По ее мнению, «именно конгломерат этих двух начал и дал то, что мы называем куюсайской культурой» (Итина М.А., 1979, с. 5, 6).
В настоящее время можно говорить о нескольких этапах развития этой культуры. Ранний этап — середина VII — середина VI в. до н. э. (верхняя дата определяется сменой наборов стрел в Средней Азии (Медведская И.Н., 1972; Вайнберг Б.И., 1979б, с. 42–44)) — выделяется прежде всего по материалу поселения Куюсай 2 (площадь 12 га) и могильнику Тумек-кичиджик (табл. 44; 45). Люди, оставившие куюсайскую культуру, были скотоводами, разводившими преимущественно крупный рогатый скот, лошадей и имевшими оседлые поселения, где зафиксировано развитие местного ремесленного производства (металлургия, гончарство, обработка кости, камня и т. д.). Поселения располагались непосредственно на берегах обводненных русел, ирригационных сооружений не обнаружено. Жилища представлены наземными каркасными постройками и глубокими землянками. Площадь тех и других достигала 100 кв. м. Хозяйственные и производственные комплексы обнаружены за пределами жилищ.
К раннему этапу относятся куюсайские погребения могильника Тумек-кичиджик и, вероятно, часть погребений из ранних групп могильников на возвышенностях Сакар-чага и Шахсенем. Судя по этим материалам, преобладали небольшие (до 20 насыпей) могильники с маленькими курганными насыпями. В могильнике Тумек-кичиджик доминировал обряд трупоположения в небольшой яме с ориентировкой погребенного головой на запад (табл. 45, I). Могилы перекрывали иногда деревом и камышом, поверх которых в насыпи находилась небольшая каменная наброска, со временем проседавшая в могилу. В погребениях у головы помещались лепные сосуды куюсайского типа. Различаются сосуды мужских и женских погребений — бокалы в первых (табл. 44, VIII, 1–5), кружки и горшочки (табл. 44, VIII, 7-12) — во вторых. Изредка встречались бусы и подвески. В женских погребениях, кроме того, обнаружены обломки зернотерок (табл. 45, V), кусок плоской кости с пятном красной краски, пряслица. Представленные в небольшом количестве на периферии могильника Тумек-кичиджик коллективные погребения на древнем горизонте и трупосожжения тоже на горизонте оказываются основными в могильниках на возвышенности Сакар-чага. Вероятно, это свидетельствует о достаточной пестроте населения (этнической или религиозной).
Куюсайскую культуру на раннем этапе характеризует яркий комплекс керамики ручной лепки (табл. 44, VII, VIII, 1-12). На поселении набор посуды разнообразен (табл. 44, VII) — от больших сосудов для хранения (типа среднеазиатских хумов и хумчей) до разнообразных столовых (кружки, бокалы, миски). Кухонная посуда представлена горшками разных типов, чайниками. Для всей керамики характерна ленточная техника лепки шаровидного тулова. Довольно часто встречаются круглодонные сосуды, сосуды на небольших кольцевидных или сплошных поддонах, закрывающих округлое дно. Вместе с тем преобладают плоскодонные формы. Другая отличительная черта керамического комплекса — красная поверхность всех сосудов, получавшаяся за счет ангобного покрытия и особого режима кострового обжига. Орнамент на сосудах практически отсутствует, венчики тоже, край всегда прямой, изредка слегка отогнут наружу, не характерны и налепные валики.
В погребениях встречены только сосуды из столовой группы: бокалы, кружки, мелкие горшочки и редкие мисочки типа плошек.
Набор наконечников стрел (около 60 штук) с поселения Куюсай 2 (табл. 44, I) отражает, вероятно, как временные, так и территориальные особенности комплекса (Вайнберг Б.И., 1979а, с. 42, 43). Около половины всех экземпляров составляют двухлопастные втульчатые наконечники стрел (табл. 44, I, 1-12), среди которых весьма значителен процент архаических типов. Около трети комплекса составляют черешковые трехлопастные наконечники, которые принято связывать прежде всего с Казахстаном и низовьями Сырдарьи. Довольно много ромбических наконечников с ромбическим сечением головки (табл. 44, I, 16–20), также очень характерных для ранних комплексов низовьев Сырдарьи (Уйгарак). Трехлопастных втульчатых наконечников в куюсайском наборе мало. Отсутствуют типы, характерные для ахеменидского времени, широко представленные в материалах городища Кюзелигыр, крупного центра в Хорезме, расположенного в 25 км от поселения Куюсай 2. Очевидно, именно кюзелигырским комплексом наконечников стрел в середине VI в. до н. э. был сменен куюсайский. На поселении Куюсай 2 найден фрагмент бракованного эвена стремевидных удил (табл. 44, IV, 4) широко распространенного в Евразии в VI в. до н. э. типа (Вишневская О.А., 1973, с. 103, табл. XXVI, 4, 5).
Для раннего этапа куюсайской культуры характерны ювелирные украшения из бирюзы (бусы, серьги с каплевидными подвесками, ромбические подвески), лазурита, белого камня (подвески в виде маленького клыка; табл. 44, II).
Следующий этап развития куюсайской культуры — середина VI — рубеж V–IV вв. до н. э. — ознаменован прежде всего взаимодействием с кюзелигырской (архаической) культурой Хорезма, памятники которой располагаются в непосредственной близости с куюсайскими. Сложением кюзелигырской культуры начался новый этап в хозяйственном освоении Присарыкамышской дельты. Появились ирригационные сооружения, крепости, распространилась сырцовая архитектура, широкое применение получил гончарный круг. Но, несмотря на большую роль земледелия в хозяйстве этой эпохи, преобладание в стаде «кюзелигырцев» крупного рогатого скота, лошадей и верблюдов дало основание С.П. Толстову сделать вывод о господстве у них полукочевого скотоводства (Толстов С.П., 1962б, с. 104), что особенно сближает их с «куюсайцами». Не совсем еще ясны все стороны взаимодействия куюсайской и кюзелигырской культур, хотя сам факт этого взаимодействия не вызывает сомнения. На Кюзелигыре при господстве сырцовой архитектуры сохраняются традиции каркасных построек, встречается керамика куюсайского типа.
Все обнаруженные до сих пор поселения «куюсайцев» VI–V вв. до н. э. в западной части дельты и около крепости Кюзелигыр не сохранили культурного слоя. Но в подъемном материале наряду с преобладанием лепной куюсайской посуды с красной поверхностью в некотором количестве встречается гончарная кюзелигырская керамика. К этому этапу относится крепость-убежище на мысу возвышенности Канга 2. С того времени крепости-убежища скотоводов вообще становятся характерными для левобережного Хорезма, особенно на его окраинах.
VI–V вв. до н. э. датированы куюсайские погребения могильника Тарым-кая I и часть погребений на возвышенности Сакар-чага.
Лепная куюсайская керамика могильника Тарымкая I свидетельствует о некоторых изменениях в пропорциях столовой посуды (уменьшается высота бокалов) и появлении в ее тесте примеси из толченых гончарных сосудов (табл. 44, VIII, 13 и след.).
Происходят некоторые изменения в обряде трупоположения (табл. 45, II, 1–3). Встречается как западная, так и восточная ориентировка. Часто фиксируются вторичные подхоронения, при этом первоначальное захоронение слегка сдвигается. Отмечены захоронения частично расчлененных скелетов. В двух погребениях рядом с изголовьем погребенного на древнем горизонте обнаружены очаги. Все это свидетельствует о «ломке» традиционных куюсайских погребальных обрядов и, может быть, о процессе сложения нового обряда, который отмечен в более поздних памятниках этого района.
Как показали работы последних лет, оседлые и полуоседлые скотоводческие племена заселяют Присарыкамышскую дельту до IV–V вв. н. э., пока сохраняется живой характер этой дельты и по ряду ее притоков осуществляется сток в Сарыкамыш.
Памятники IV–II вв. до н. э. В IV–II вв. до н. э. в дельте функционируют еще все основные русла. На Южном Даудане, в юго-западной части дельты, обнаружено большое число поселений на берегах действующих русел, вне зоны ирригации (Вайнберг Б.И., 1983; 1984). Наиболее интересно поселение Гяур 3, расположенное в 6 км к востоку от крепости Гяуркала 1. На площади около 4 кв. км выявлен комплекс одновременных построек, расположенных рассредоточено. Поселение состоит минимум из полутора десятков сильно разрушенных домов-усадеб, большинство которых включает большой прямоугольный дом из сырца (или пахсы). В центре поселения расположена крупная, возможно, обнесенная стеной усадьба, на территории которой открыто круглое культовое здание (Вайнберг Б.И., 1981а, с. 464, 465; Коляков С.М., 1983; 1984).
В аналогичных поселениях у подножия возвышенности Тарым-кая есть дома-усадьбы с усложненной планировкой, но основу дома, как правило, составляет одно большое жилое помещение. При отсутствии ирригационных систем в зоне поселений можно отметить первые попытки сооружения узких (до 50 см) канальчиков, соединявших параллельные протоки, что, вероятно, делалось в борьбе с отмиранием отдельных русел.
К рубежу V–IV или началу IV в. до н. э. относятся поселение-убежище на юго-западном мысу возвышенности Тарым-кая (табл. 45, IV, VII) (Вайнберг Б.И., 1979а) и группа курганов в могильнике Тарым-кая I, где встречены захоронения очищенных костей в сосудах-оссуариях (гончарные хорезмийские и лепные куюсайские; табл. 45, III).
Представляется, что именно в связи с активным включением населения западных окраин Хорезмского оазиса в систему хорезмийской государственности и культуры, что нашло свое отражение и в преобладании оссуарного обряда захоронения в курганных погребениях на рубеже V–IV вв. до н. э., была заложена в этом районе крупная крепость Кангакала, ставшая до IV в. н. э. несомненным центром этого скотоводческого по преимуществу района. Кангакала расположена на возвышенности против более древнего укрепленного поселения местного населения — крепости Канга 2 (около VI–V вв. до н. э.) и связана с системой действовавших протоков древних русел. С западной стороны крепости Кангакала есть неукрепленное поселение, где встречена почти исключительно лепная керамика куюсайского облика.
Усиление влияния культуры оазисов древнего Хорезма на скотоводов окраины оазиса с V в. до н. э. бесспорно. Кроме перехода к оссуарному обряду захоронения (хотя и под курганами), явно пришедшему из основных районов Хорезма, о чем свидетельствуют хорезмийские сосуды-оссуарии, отметим широкое употребление в быту хорезмийской гончарной посуды. Формы лепной посуды, сохраняющей куюсайские традиции в отделке внешней поверхности, форме венчиков, характере теста, обжига, стали копировать гончарные хорезмийские, что приводит к изменению пропорций (более вытянутые формы, почти полное исчезновение шаровидности) и замене одних типов другими (на смену шаровидным и стакановидным бокалам приходят конические кубки, подражающие гончарным). Подобной посуды нет в синхронных памятниках хорезмийской цивилизации. Наиболее яркий пример для сравнения дают два одинаковых культовых здания: на поселении Гяур 3, где массовым материалом является лепная керамика описанного типа, и в крепости Калалыгыр 2, где такой керамики почти совсем нет, а находки лепной посуды вообще единичны.
Памятники первых веков нашей эры. Для выделения памятников I в. до н. э. — I в. н. э. мы не имеем объективных оснований. В керамических материалах из основных районов Хорезма, на которые опирается датировка памятников скотоводов, этот период четко не выделяется. Несомненно лишь, что перерыва в освоении скотоводами окраинных районов в это время не было.
Известны поселения первых веков нашей эры на протоках между возвышенностями Кангагыр и Тарым-кая, вблизи восточного берега Сарыкамыша. Здесь встречаются небольшие участки мелкой ирригационной сети, поля типа бахчи. Каналы шириной от 0,4 до 0,7–0,8 м берут начало в руслах, куда в свою очередь вода попадала из канала Чермен-яб, заменившего отмершее ко II в. до н. э. русло Южного Даудана. Л.Т. Яблонский раскопал большое количество погребений оссуарного типа в гончарных и лепных сосудах куюсайского облика в могильниках Тарым-кая I и II. Часть из них относится и к первым векам нашей эры (Яблонский Л.Т., 1986б). Традиционными остались тип хозяйства, характер расселения и некоторые приемы гончарства (лепная керамика домашнего производства с характерной красной поверхностью, отсутствие на ней выделенных венчиков). Какие-либо другие этнографические детали по имеющимся материалам не улавливаются.
Наряду с памятниками, продолжающими традиции куюсайской культуры, и курганами с оссуарными захоронениями в Присарыкамышской дельте широко представлены курганные насыпи с погребениями иных типов (табл. 46, I). Они известны и в виде небольших групп (от двух до 10 курганов), и в крупных скоплениях (например, могильники Шахсенем и Яссыгыр 2). Изредка встречаются небольшие цепочки курганов (Гяургыр). В ряде могильников одновременные или разновременные погребения разных типов и культур представлены вперемежку (Тумек-кичиджик, Тарым-кая I, Сакар-чага и т. д.). Преобладают погребения в подбоях (табл. 46, II), но по материалам Хорезма нет оснований выделять их в отдельную культуру. Объединяет эту группу памятников тип погребальной камеры: узкая входная яма, ориентированная, как правило, меридионально, с западной или восточной стороны которой находится узкий подбой, дно которого обычно глубже дна входной ямы. В большинстве случаев вход в подбой закрывался камнями, деревянной решеткой, сырцовыми кирпичами. В могильниках Присарыкамышской дельты преобладают подбойные захоронения с южной ориентировкой погребенного (Тумек-кичиджик, Тузгыр — только южная ориентировка) (Лоховиц В.А., Хазанов А.М., 1979; Лоховиц В.А., 1979), но встречаются и с северной (Тарым-кая I, Сакар-чага) (Яблонский Л.Т., 1983б; 1984).
Наиболее ранние подбойные захоронения (как с южной, так и с северной ориентировкой погребенных) датируются по находкам гончарной керамики раннекангюйского (хорезмийского) и согдийского комплексов IV–II вв. до н. э. (круглодонная чаша в подражание ахеменидским образцам, чаша с ребром, конические гончарные бокалы). В погребениях с гончарными сосудами не обнаружен другой инвентарь (например, вооружение), по которому можно было бы проверить дату комплексов. До появления новых данных время самых ранних погребений в подбоях левобережного Хорезма можно ограничить III–II или даже II в. до н. э. Не противоречит этой дате и возможная хронология оружия (табл. 46, IV), найденного в других погребениях могильников Тумек-кичиджик и Гяур 4. Здесь встречены кинжалы с прямым перекрестьем и кольцевым навершием, иногда в сочетании с длинным (до 1 м) мечом с прямым или (в двух случаях) дуговидным перекрестьем (концы дуги обращены вверх) без навершия (табл. 46, IV, 1, 2). В могильнике Гяур 4 есть и длинные мечи с прямым перекрестьем и без металлического навершия, что дает основание рассматривать дуговидное перекрестье как предшествующее прямому.
Не исключено, что эти погребения оставлены первой группой кочевого населения, появившейся в левобережном Хорезме. (Интересно отметить, что для ранних могильников Тумек-кичиджик и Гяур 4 характерна гончарная посуда нехорезмийского типа.) Но поскольку существуют могильники, различающиеся по ориентировке погребенных, можно предполагать, что принадлежали они двум различным группам населения. Тем более что в других районах Среднеазиатского междуречья и в Фергане захоронения в подбоях с северной и южной ориентировкой связываются исследователями с разными группами племен (Мандельштам А.М., 1966а, с. 80, 160–162).
Нельзя отделить от подбойных погребений небольшое количество катакомб, встреченных в могильнике Тумек-кичиджик, и значительное — в могильнике Тузгыр (табл. 46, III). Камеры катакомб располагались по одной оси с дромосами, к югу от них. Погребенные в камерах лежали головами на юг. В первые века нашей эры подбойные и катакомбные погребения распространены особенно широко: они встречаются практически на всей территории Присарыкамышской дельты.
По деталям обряда все три типа погребальных памятников не различаются. Для них характерны часть бараньей туши (обычно передней ноги, лопатки), гончарная керамика (преобладает хорезмийская, но есть и из других гончарных центров), небольшое количество сосудов ручной лепки. Среди последних — в основном курильницы, типы которых широко представлены как в среднеазиатских, так и в сарматских (табл. 46, XI) памятниках (Обельченко О.В., 1957, с. 114, 118; 1961, рис. 17; Юсупов Х.Ю., 1986; Шилов В.П., 1959, с. 450, 480; Вязьмитина М.И., 1954, с. 227, табл. III, 4). Предметы вооружения принадлежат в основном к сарматским или близким типам.
Многие погребения потревожены, но не всегда это связано с ограблением: чаще всего первоначальное погребение сдвигали, а на его место помещали новое. В могильнике Сакар-чага 1 кости первоначального погребения вместе с инвентарем помещены в крупный сосуд, который остался в подбое около головы второго погребенного. Отмечены случаи вторичного помещения во входную яму, или в подбой, или в катакомбу очищенных от мягких тканей костей (Тумек-кичиджик, Яссыгыр I, Тузгыр), иногда даже в оссуарии (Сакар-чага 1). Особенно широко практиковались оссуарные захоронения в курганах наиболее поздней группы (юго-восточная в могильнике Шахсенем). Здесь среди разнотипных захоронений преобладают погребения в подбоях с северо-восточной или северо-западной ориентировкой. По инвентарю (в основном керамика) могильник датируется III–V вв. Таким образом, можно констатировать, что под влиянием культуры и религии оседлого населения Хорезма группа кочевников, проникших сюда в III–II вв. до н. э., осваивает, как некогда «куюсайцы», местный погребальный обряд.
Вопрос о соотношении куюсайских памятников и подбойно-катакомбных могильников не совсем ясен. Можно думать, что в ряде случаев «куюсайцы», вероятно, были вытеснены пришедшими в Присарыкамышскую дельту племенами. Так, на возвышенностях Тумек-кичиджик, Сакар-чага и, возможно, Тузгыр куюсайские погребальные памятники частично сменяются захоронениями в подбоях и катакомбах. Однако в могильниках Тарым-кая I, II погребения под курганными насыпями в сосудах-оссуариях, содержавшие и куюсайскую керамику, некоторое время сосуществуют с подбойными захоронениями. Отметим, что в подбойном погребении южной группы могильника Тузгыр встречен большой фрагмент куюсайского горшка (Лоховиц В.А., Хазанов А.М., 1979, с. 118). В зоне господства подбойно-катакомбных памятников в левобережном Хорезме, как правило, нет поселений оседлых скотоводов, которых связывают с потомками «куюсайцев». Такие поселения обнаружены в основном в юго-западной части Присарыкамышской дельты, вблизи Сарыкамышского озера.
Могильники с захоронениями в подбоях и катакомбах с южной ориентировкой, обнаруженные в Хорезме, предположительно связывают с юечжийской группой племен, отличной от кушан и принадлежавшей к «сарматскому» кругу племен (в расширительном толковании этого понятия) (Вайнберг Б.И., 1977, с. 73–77; 1981б, с. 128). Это предположение находит поддержку в точке зрения А.М. Мандельштама о восточной группе «сарматских» племен (Мандельштам А.М., 1978б, с. 139–141; Вайнберг Б.И., 1981б, с. 128, 129)[22].
Обращает на себя внимание, что подбой с северной ориентировкой, которые А.М. Мандельштам (1966а, с. 80, след.) связывал с кушанами, появляются в левобережном Хорезме не позже III–II вв. до н. э. Курганные могильники левобережного Хорезма еще мало изучены. Но уже сейчас можно отметить погребения новых типов, обнаруженные в отдельных могильниках.
В могильнике Сакар-чага 1 раскопано несколько крупных ям с меридиональной ориентировкой и дромосом с южной стороны. В них находились разновременные «коллективные» захоронения (Яблонский Л.Т., 1983б). При позднейших подхоронениях тела ранее погребенных сдвигались и разрушались. Погребения совершались в несколько слоев до окончательного заполнения камеры, которая скорее всего имела какое-то перекрытие, позволявшее неоднократно проникать в нее через дромос. Ориентировка погребенных различная. Инвентарь представлен единичными хорезмийскими лепными и гончарными сосудами, позволяющими предварительно датировать погребения V–IV вв. до н. э.
Интересную группу коллективных захоронений первых веков нашей эры можно отметить в могильнике Тумек-кичиджик (Лоховиц В.А., 1979). Это слега углубленные в землю квадратные (около 3,5×3,5 м) камеры с узким дромосом в середине северной стороны. Дромос, как правило, перегораживался камнем. Многократно совершавшиеся погребения не имели определенной ориентировки. В наиболее сохранившемся кургане обнаружены остатки носилок с двумя погребенными, лежавшими один на другом, но головами в разные стороны. Часть ранних погребений повреждена и сдвинута. Инвентарь тот же, что в подбойных погребениях первых веков нашей эры, но нет кинжалов и мечей (табл. 46, IX). Возможно, что у этих камер были какие-то наземные деревянные конструкции. Курганные насыпи нал ними не превышали 40–50 см.
Погребения в грунтовых ямах под курганными насыпями встречены в разных могильниках. Часто они не имеют инвентаря и поэтому не могут быть датированы (Тумек-кичиджик, Мангыр), иногда по деталям обряда и инвентарю сходны с подбойными либо выделяются в отдельные хронологические группы (Тузгыр) (Трудновская С.А., 1979). Какие-либо устойчивые сочетания пока не могут быть выделены.
На возвышенностях Тузгыр и Мангыр встречаются крупные курганы с каменными кольцами внутри насыпи. Они расположены как одиночно, так и в составе курганных групп. Раскопки одного из таких курганов в Мангырском могильнике (X. Юсупов) показали, что каменное кольцо сооружалось вокруг богатого катакомбного захоронения. Датируется оно, очевидно, IV в. н. э. (меч без перекрестья) и отличается уникальной для известных курганных памятников Хорезма деталью — рядом с погребенным находилась часть конской туши с седлом. Детали погребения неясны, так как оно разрушено грабителями (катакомба обычного типа с южной ориентировкой).
Погребения с трупосожжениями различаются довольно существенно. Наиболее ранние из них (VII–V вв. до н. э.) связаны с куюсайской культурой. Поздние (IV–V вв. н. э.) отражают, вероятно, уже иной этнический пласт. Обряд трупосожжения обнаружен в грандиозном могильнике Чаштепе, расположенном на возвышенности Устюрт, у северных границ Присарыкамышской дельты (Рапопорт Ю.А., Трудновская С.А., 1979). Датируется он ориентировочно первой половиной — серединой I тысячелетия н. э.
Если принять во внимание данные этнографии, свидетельствующие, что кочевники, зимовавшие на окраине Хорезма, у чинков Устюрта, перекочевывали далеко на север через Устюрт к Эмбе (Особенности сельского хозяйства Адаевского уезда, с. 87; Васильева Г.П., 1952, с. 453), то, вероятно, можно сделать вывод, что Чаштепе — могильник кочевников, хозяйственная территория которых в основном располагалась за пределами Присарыкамышской дельты. Аналогичным образом трактует памятники, найденные вдоль чинка Устюрта, на северной границе Хорезма, и В.Н. Ягодин (1982, с. 78).
С конца V в. н. э. территория Присарыкамышской дельты подверглась запустению на несколько веков. Здесь нет не только курганных могильников скотоводов, но и поселений земледельцев. Вероятно, резко изменился водный режим дельты.
Рассматривая проблему взаимоотношений кочевников с земледельческим населением Хорезмского оазиса, следует отметить, что границы Хорезма на западе с IV в. до н. э. и до конца античности довольно четко определяются по пограничным крепостям, расположенным на возвышенностях. С юга на север это Кангакала, Бутентау I и II и ранний Дэв-кескен (Толстов С.П., 1958б, с. 70, 81).
Таким образом, отмеченные памятники древних скотоводов в Присарыкамышской дельте расположены внутри границ оазиса и, очевидно, в пределах древнехорезмийского государства. Если куюсайские могильники всегда соседствуют с поселениями, то вблизи подбойно-катакомбных могильников никаких следов оседлых поселений нет, хотя велись их интенсивные поиски. Ряд курганных могильников этого времени в восточной части дельты (Яссыгыр I–III) расположен в 5–6 км от ближайших земледельческих поселений, в полосе пустыни между двумя древними одновременными им оазисами. Передвижение скота на зимние пастбища в пески Заунгузских Каракумов могло происходить только через земледельческий оазис вдоль Чермен-яба. Это указывает на весьма добрососедские отношения скотоводов и земледельцев.
Наиболее удаленные от земледельческих оазисов могильники Тумек-кичиджик и Тузгыр находятся от них всего па расстоянии 15 км (крепости Шахсенем, Тузгыр и Акчегелин). Нет каких-либо оснований связывать отмеченные курганные могильники с оседлым земледельческим населением, для которого характерен оссуарный обряд захоронения. Оссуарные могильники известны в этой зоне на развалинах Калалыгыр 1 и 2, около Гяуркалы и в ряде других мест. Кроме того, для наиболее ранних подбойно-катакомбных погребений характерна нехорезмийская гончарная керамика.
Интересный комплекс памятников дает возвышенность Сакар-чага (Куюсайгыр). Здесь, по соседству с крепостью Куюсайкала (IV–II вв. до н. э. — IV в. н. э.), обнаружены остатки разрушенного оссуарного могильника и ряд курганных могильников, что, вероятно, отражает смешанный характер населения крепости.
Следует констатировать, что к первым векам нашей эры у скотоводческого населения, поселившегося в пределах левобережной части Хорезмского оазиса, во-первых, установились прочные экономические отношения с населением соседних земледельческих микрооазисов, и, во-вторых, оно было включено в систему хорезмийской государственности. Отсутствие поселений у этой группы скотоводов, вероятное преобладание в стаде мелкого рогатого скота могут указывать на кочевой, скорее всего полуоседлый, образ жизни. Природные ресурсы Присарыкамышской дельты в период даже самого минимального ее обводнения были достаточны для круглогодичного выпаса скота лишь в ее пределах, и обводненное или заболоченное Сарыкамышское озеро препятствовало перекочевкам в западном (и северо-западном, и юго-западном) направлении. Судя по слоям первых веков нашей эры в таких памятниках, как Кангакала, Бутентаукала I и II, Каладжикбаба и Курганкала, обеспечивавшихся водой только из естественных русел и расположенных на периферии дельты, в это время русла Дарьялыка и Даудана, бесспорно, были обводнены и давали сток в Сарыкамышское озеро. Кроме того, сами эти обводненные русла могли служить препятствием для перекочевок за пределы дельты.
Можно предположить, что весь цикл перекочевок этой группы населения в то время мог сводиться к передвижениям в пределах западной части Присарыкамышской дельты (восточные районы в основном были освоены земледельческим населением), охватывавшей площадь примерно 80×80 км. Бели признать район расположения могильников Тузгыр и Тумек-кичиджик местом зимовок, то радиус максимальных перекочевок не мог превышать 40–50 км. Никаких данных о каком-либо развитии земледелия у этих племен мы не имеем. Вероятно, и надобности в нем не было, так как при близком соседстве земледельческих оазисов (15–20 км) и тесных экономических связях разделение хозяйственных функций между скотоводами и земледельцами давало больший эффект. Именно в последние века до нашей эры и первые века нашей эры в оазисах к югу от Тузгыра получает широкое распространение гончарное производство. Развалины гончарных печей встречаются на многих, даже изолированно расположенных сельских поселениях (Неразик Е.Е., 1976, с. 17, след.; Вайнберг Б.И., 1983). Окраинное расположение этих комплексов можно объяснить лишь экономическими нуждами кочевого населения: ремесленное производство перемещалось к окраинам оазисов, чтобы приблизиться к потребителю. В III–V вв. аналогичные поселения с большим количеством гончарных печей были распространены в окрестностях Гяуркалы 1 и 2 на Чермен-ябе (Неразик Е.Е., 1976, с. 17).
Вероятнее всего, тесные и постоянные контакты кочевников и земледельцев отражают случаи захоронения очищенных от мягких тканей костей в некоторых курганных погребениях, что свидетельствует об обрядовом и религиозном синкретизме.
Для III–V вв. соседство курганных могильников с крупными крепостями довольно наглядно иллюстрируется Шахсенемским и Мангырским комплексами (Вайнберг Б.И., 1981б, с. 126). Территориальная близость синхронных памятников скотоводческого и земледельческого населения (курганный могильник у стен крепости Мангыркала и в 1 км от Шахсенема), вероятно, свидетельствует о продвижении скотоводов непосредственно в оазисы и, может быть, об оседании их на землю, что неоднократно уже отмечалось исследователями по другим материалам (Толстов С.П., 1958б, с. 216–218; 1926б, с. 230; Неразик Е.Е., 1966, с. 122; 1976, с. 48; Ягодин В.Н., Ходжайов Т.К., 1970, с. 162–166; Ягодин В.Н., 1982, с. 80).
Знаменательно, что в левобережном Хорезме получил распространение архаический тип поселения — поселение или крепость-убежище на возвышенности, сходные с отмечаемыми античными источниками «скалами»-убежищами (Страбон, XI, XI, 4; Арриан, IV, 18, 21, 28 и др.) и дожившие и кочевой среде до позднего средневековья (История Туркменской ССР, с. 382). Представляется, что подобные памятники именно в левобережном Хорезме связаны с его хозяйственной спецификой — проживанием скотоводческих племен на западной периферии Хорезма.
Проблема разделения труда между земледельцами и скотоводами в Хорезме требует еще разработки. Следует обратить внимание на постоянное увеличение удельного веса мелкого рогатого скота в стаде, отмеченное В.И. Цалкиным по материалам памятников Хорезма (например, Кой-Крылганкала и Топраккала) (Цалкин В.И., 1966, с. 150, 151). Это обстоятельство, может быть, находит объяснение в специализации скотоводческого хозяйства и активном развитии обмена между скотоводами и земледельцами Хорезма.
Природные возможности правобережного Хорезма были иными. Там в пределах оазиса не было таких крупных пастбищных зон, иными были и условия обводнения. Хотя выделение скотоводческих групп населения фиксируется уже по материалам эпохи бронзы и раннего железа (Итина М.А., 1977, с. 167–172, 185), мы почти не знаем бесспорных памятников скотоводческих племен более позднего времени на этой территории (о единственной курганной группе см.: Манылов Ю.П., 1975), хотя некоторые данные о материальной культуре первых веков нашей эры, возможно, свидетельствуют об оседании и здесь кочевых племен[23].
Кочевники северо-западной Туркмении(Б.И. Вайнберг, Х.Ю. Юсупов)
Территория восточного Прикаспия делится на два географических региона древним, ныне сухим руслом Узбоя (рукав Амударьи, впадавший в Каспийское море). К востоку и югу от него расположены практически не изученные археологами песчаные массивы Заунгузских и Низменных (Центральных) Каракумов, к северу — каменистые плато и возвышенности, смыкающиеся с Устюртом на севере и Балханскими горами на юго-западе. Среди этих возвышенностей (гыров) располагаются ограниченные песчаные массивы (Уч-таган, Кум-себшен, Чильма-медкумы). В зоне возвышенностей, особенно в районе, прилегающем к горам Большие Балханы, встречаются родники и колодцы с пресной или почти пресной водой. В периоды обводнения Узбоя резко улучшались природные условия, что, вероятно, способствовало общему увеличению здесь населения (карта 4).
Причины изменения стока Амударьи до конца не установлены и в наше время. Известный итог дискуссиям подвели работы С.П. Толстова на Узбое (Низовья Амударьи, Сарыкамыш, Узбой…), когда был сделан вывод об отсутствии оседлого населения на его берегах в период античности. Географически положение русла Узбоя отличается от остальных дельтовых рукавов Амударьи, оно располагается на более низких отметках, чем окружающая местность, поэтому самотечное орошение здесь невозможно. А разнообразие сезонных пастбищ (на гырах и в песках) при обводнении Узбоя создавало благоприятные условия для развития скотоводства. Эта особенность данного региона Средней Азии (отсутствие земледелия и развитие скотоводства у реки) была отмечена еще древними авторами (Геродот, I, 216; Страбон, XI, VIII, 7). По письменным источникам обводнение Узбоя отмечалось лишь для двух исторических периодов — античности и средневековья (послемонгольская эпоха) (Бартольд В.В., 1965). Именно этим временем датируются и открытые на берегах Узбоя археологические памятники, что заставляет относиться с доверием к приводимым в исторических и географических сочинениях сведениям. Природные особенности этой территории (пустыни, полупустыни, степи) уже в I тысячелетии до н. э. обусловили развитие здесь различных форм кочевого скотоводства.
Наиболее ранние памятники древних скотоводов в Закаспии обнаружены А.М. Мандельштамом у северных склонов Больших Бал хан (Патмасай и Гараалемсай) и у северо-западных склонов Копетдага (Парау I, II, Газылгыгум). Относятся они к позднебронзовому веку и связываются автором раскопок с носителями срубной культуры, продвинувшимися сюда с юго-восточной окраины ее ареала. А.М. Мандельштам не исключает возможности, что именно это население стало основой, на которой сложились известные позднее по данным античных авторов массагеты (Мандельштам А.М., 1976, с. 21).
К концу эпохи бронзы (IX–VIII вв. до н. э.) относится и единственное пока среди раскопанных вблизи Узбоя погребение на возвышенности Чолингыры, на правом берегу Узбоя, в могильнике Ялкым 3 (Юсупов Х., 1982, с. 63). Это погребение как бы предшествует каменным погребальным сооружениям более позднего времени, в могильнике которых оно и было обнаружено.
Памятники скотоводов античного времени на Узбое относятся к периоду от конца V в. до н. э. до IV в. н. э. Изучение памятников кочевого населения древности на территории южного Туркменистана было начато только в 50-х годах Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедицией и Институтом истории, археологии и этнографии АН Туркменской ССР. А.А. Марущенко раскопаны курганные погребения сарматского времени (Хаскяриз, Гызылчешме) в подгорной полосе южного Туркменистана (Марущенко А.А., 1959а). Раскопки могильников на побережье Амударьи (Бабашов), в подгорной полосе Копетдага (Пархай, Мешрепитахта, Чукур и др.) проводились археологическим отрядом Института истории, археологии и этнографии АН Туркменской ССР и Ленинградского отделения Института археологии АН СССР под руководством А.М. Мандельштама (1963; 1971; 1975а).
В первой половине 60-х годов исследования памятников кочевого населения Закаспия к северу от Узбоя проводил А.М. Мандельштам, который в могильниках Гек-Даг 2 и Джанак 2 раскопал каменные наземные сооружения V–III вв. до н. э. (Мандельштам А.М., 1976; 1981).
В 1969 г. Б.И. Вайнберг и X. Юсупов обнаружили подобные сооружения на возвышенности Дордуль на берегу Узбоя и на Каплангыре (Вайнберг Б.И., Юсупов Х., 1970). С 1970 г. разведками и раскопками таких памятников занимается Узбойский археологический отряд Института истории им. Ш. Батырова АН Туркменской ССР (X. Юсупов). Работами этого отряда на берегах Узбоя и прилегающих участках Заузбойского плато открыто большое количество погребальных памятников древних скотоводов — около 30 могильников с несколькими сотнями сооружений, значительная часть которых раскопана (Юсупов Х., 1986). Большинство исследованных памятников связано с районами древнего русла Узбоя, на воде которого образовалось хозяйство населения (Юсупов Х., 1972; 1977; 1978а; 1978б; 1981; 1982). Остатки развеянных стоянок скотоводов античного времени на берегах Узбоя и Келькора (древнее озеро в дельте Узбоя) фиксировались ранее (Низовья Амударьи, Сарыкамыш, Узбой…, с. 316–319). Новые поселения на берегах Келькора были открыты в 80-х годах (Вайнберг Б.И., Юсупов Х., 1985).
Как показали раскопки погребальных памятников, культового комплекса Ичянлыдепе и материалы с развеянных стоянок, к середине I тысячелетия до н. э. на территории северо-западной Туркмении сложилась своеобразная группа памятников скотоводческого населения. К IV в. до н. э., очевидно, скотоводами были заселены и активно освоены берега Узбоя, так как именно с этого времени здесь появляются наземные каменные сооружения, характерные для скотоводов Закаспия вплоть до северного Устюрта (Юсупов Х., 1986; Мандельштам А.М., 1976; 1981; Древняя и средневековая культура юго-восточного Устюрта, гл. 3).
Погребальные сооружения (одиночные, парные, группами от трех-четырех до нескольких десятков) располагаются, как правило, на возвышенных каменистых местах, на возвышенностях вблизи русла или на высоком коренном берегу Узбоя. Территория их распространения может быть очерчена от восточного берега Каспия на западе до западных окраин Хорезма (Присарыкамышская дельта Амударьи) на востоке и от Узбоя и Больших Балхан на юге до северного чинка Устюрта на севере. В современном виде это округло-овальные каменно-земляные «насыпи» диаметром от 4 до 14–15 м и высотой от 0,2 до 1,5–2 м. Иногда встречаются развалины и сооружения удлиненно-овальной формы. В предварительных публикациях эти сооружения по их современному внешнему виду часто называют курганами. Раскопки же показали, что «насыпь», как правило, образовывалась в результате разрушения древнего наземного сооружения типа склепа. На древнем горизонте сооружалась прямоугольная, трапециевидная, квадратная, круглая или овальная, обычно глухая камера с каменными стенами толщиной в среднем 0,5–1,5 м (кладка из крупных плит рваного камня без раствора). Горизонтальная кладка сочетается с обкладкой из вертикально поставленных крупных плит, иногда углубленных краем в грунт. Встречается конструкция стен из двух каменных обводов с заполнением пространства между ними мелким камнем и щебенкой. В большинстве случаев плашмя уложенные плиты стен внутри камеры положены с напуском в каждом ряду, образуя конструкцию типа ложного свода. Плиты от перекрытия чаще всего находятся в завале камеры. Камеры служат коллективной усыпальницей. Захоронения были многократными. Покойников помещали внутрь камеры, которую преднамеренно не засыпали землей. Внутри камер зафиксированы скелеты, лежащие в анатомическом порядке с различной ориентировкой и частично потревоженные; кости скелетов, собранные в кучи или сложенные в сосуды-костехранилища типа оссуариев, как специально сделанные (керамические и алебастровые), так и приспособленные для этой цели бытовые. Значительная часть костей обычно беспорядочно разбросана по всей камере. Судя по черепам, в большинстве случаев в камерах находились останки 10–15 погребенных, но нередки камеры с 20–30 погребенными.
В камерах встречен довольно бедный археологический материал, который пока дает основание разделить все раскопанные комплексы только на две хронологические группы: IV–II вв. до н. э.; II в. до н. э. (последние века до нашей эры) — IV в. н. э. Следует учесть, что многократность захоронений и длительное использование практически открытых склепов способствовали смешению разновременного материала.
Первая хронологическая группа довольно четко определяется по предметам вооружения (кинжалы с прямым перекрестьем и серповидным навершием, бронзовые и железные наконечники стрел) и другим изделиям из металла (пряжки, колчанные крючки) и кости (туалетные ложечки), которые находят близкие аналогии в инвентаре раннесарматских (прохоровских, IV–II вв. до н. э.) захоронений, особенно на территории Южного Приуралья. Как правило, нет оссуарных захоронений. Очевидно, этот обряд появляется только в конце раннего этапа. Особенно показательно в этом отношении сооружение 1 на возвышенности Ялкым, где обнаружен сосуд-оссуарий, вкопанный в материк, что позднее не практиковалось (дата сооружения — IV–II вв. до н. э. — определяется по бронзовым наконечникам стрел и восьмеркообразной пряжке сарматского типа) (Юсупов Х., 1982, с. 62, 63, рис. 3).
Бесспорно ранних сооружений сейчас известно немногим более 10, и примерно столько же могут быть определены как переходные ко второй хронологической группе. Отсутствие датирующих предметов во многих сооружениях заставило отнести их к поздней группе памятников. В первой хронологической группе выделяются разнотипные погребальные сооружения.
Первый из таких типов — сооружения из плит, уложенных плашмя в правильное по очертанию кольцо, кладка его имела два обвода — внутренний и внешний, пространство между которыми заполнено мелкими камнями (Дордуль 1, Гек-Даг 2, Чырышлы 25/1, Джанак-Чанак 2). Второй тип — круглые сооружения из плашмя уложенных плит, чередующихся с плитами, поставленными на ребро и частично углубленными в материк (Дордуль 10, Мелегоч 3; табл. 47, 3). Третий тип представлен сооружениями только из плит, поставленных на ребро (три-четыре ряда) и дополнительно закрепленных мелкими камнями или землей (Гараязы 3; табл. 47, 1). Четвертый тип — квадратные сооружения из плашмя уложенных плит, облицованных плитами, поставленными на ребро; иногда камера разделена поперечной стенкой-перегородкой (Балаишем 4, 5, 7, 8). Пятый тип — прямоугольные сооружения с выходом у южной стены (Ялкым 6). Шестой тип — сооружения имеют в центре прямоугольную глухую камеру; выступающие снаружи южные углы образуют подобие вытянутых ложных башенок, северная половина сооружения чуть суживается, образуя прямоугольную площадку (Акяйла 1, Ханалы 10, Зенгибаба 1; табл. 47, 5).
Особого внимания заслуживает погребальный обряд. Первоначально покойника помещали внутри камеры склепа на древней поверхности (практически обряд выставления). Затем происходит постепенный переход от этого обряда к оссуарному (очищенные от мягких тканей кости складываются в сосуды, которые остаются здесь же, в склепе). Таким образом, одно и то же сооружение выполняет функции дахмы (место выставления трупов) и науса (место помещения оссуариев с очищенными костями).
Ю.А. Рапопорт, исследуя истоки оссуарного обряда захоронения в Средней Азии, обратил особое внимание на данные письменных источников об обряде выставления у массагетов и других восточноиранских народов (племен). Его вывод о том, что истоки оссуарного обряда находятся не в зороастрийском богословии, «а в каких-то верованиях восточноиранских племен» (Рапопорт Ю.А., 1971, с. 35), находит яркое подтверждение в погребальном обряде описываемых памятников.
Вероятно, сходный процесс происходил и в низовьях Амударьи несколькими веками ранее, так как в соседнем с Узбоем районе левобережного Хорезма оссуарные захоронения под курганными насыпями, пришедшие на смену трупоположению, зафиксированы у другой группы скотоводов на рубеже V–IV или в начале IV в. до н. э. (Вайнберг Б.И., 1979а, с. 37, след., табл. XXII; XXVI; Юсупов Х., 1979б, с. 94–100).
В связи с тем, что в погребальных и культовых сооружениях часто встречается инвентарь широкого хронологического диапазона или несопоставимых форм (например, столовая посуда — в ранних памятниках и хозяйственная — в поздних), далее дано общее его описание с указанием выделяемых в настоящее время хронологических особенностей для каждой группы предметов и памятников.
Склепы второй группы имеют широкие хронологические рамки из-за малочисленности четко датирующих вещей. Здесь отсутствует вооружение, инвентарь состоит в основном из керамики, украшений, единичных зеркал. Среди украшений выделяется местная, очевидно, форма серег из круглой проволоки с незамкнутыми расширяющимися (утолщающимися) концами.
Погребальные сооружения второй группы часто отличаются монументальностью, встречаются крупные могильники (Дордуль, Кемальский и др.; табл. 47, 2). Сооружены они, как правило, из крупных и средних плит камня, уложенных плашмя, с небольшим напуском внутрь камеры в каждом следующем ряду (особенно в верхней части стен камер), что и образовало перекрытие типа ложного свода. В глухие камеры попадали через отверстие наверху, закрывавшееся крупными плитами. Встречены прямоугольные, квадратные, трапециевидные и круглые в плане камеры. Преобладают глухие, но есть и с различными по ориентировке входами (табл. 47, 6, 7). В камерах наряду с почти непотревоженными скелетами найдены кучи костей с черепом наверху, беспорядочные кучи костей, сосуды-оссуарии, среди которых, кроме местных и импортных крупных бытовых сосудов, использовавшихся в качестве оссуария, отмечено значительное количество специально сделанных лепных керамических корытообразных оссуариев (иногда они имеют крышки и часто — алебастровую обмазку). В некоторых костехранилищах содержались кости нескольких погребенных. Как и в левобережном Хорезме, череп в оссуарии, как правило, лежал поверх костей. Большие скопления оссуарных захоронений можно отметить в могильнике Дордуль на среднем Узбое (Дордуль 7-16 сосудов-оссуариев; Дордуль 14–22).
Среди всех известных на берегах Узбоя могильников бесспорно выделяется Дордульский, расположенный на правом высоком берегу русла, вблизи края обрыва Заузбойского плато (150 км к северу от г. Кизыл-Арват, 300 км к востоку от г. Небит-Даг; табл. 47, 2). На некоторых участках погребальные сооружения концентрируются по четыре-пять, изредка они расположены по одному или по два. Всего обнаружено и раскопано более 20 каменных склепов и несколько курганов с насыпью. В ряде склепов насчитывалось 20–30 разновременных захоронений, часть из них (13) дополнительно имеет погребения оссуарного типа в больших бытовых сосудах или специально изготовленных корытообразных сосудах-оссуариях. Ввиду длительности существования склепов в них представлен инвентарь широкого хронологического диапазона — от V–IV вв. до н. э. до первых веков нашей эры. Оссуарные захоронения относятся, вероятно, к первым векам нашей эры, а появляются, возможно, во II–I вв. до н. э.
Почти в центре Дордульского могильника, на юго-западной сопке возвышенности, господствующей над руслом Узбоя, и находящимися южнее и восточнее песками Низменных Каракумов, обнаружены развалины обширного культового сооружения, сложенного из необработанных плит песчаника всухую (табл. 47, 4). Комплекс этот получил название Ичянлыдепе (Юсупов Х., 1986). Сооружение размерами около 36×40 м при высоте до 3 м (в центральной части) содержало ряд своеобразных по технике строительства и назначению помещений и построек. Самую высокую часть (площадь 16×30 м) занимала мощная и сложная по конструкции выкладка из камней (6×5 м), на которой долгое время горел интенсивный огонь. Весь известняк и ракушечник под ним перегорели на большую (более 0,5 м) глубину и превратились в центре в известковый порошок, а по краям — в разного типа шлаки. После разборки верхнего перегоревшего слоя камней была обнаружена конструкция в виде прямоугольной камеры (5×4,5 м), окруженной поставленными на ребро камнями с лазом-проходом в южной стенке у юго-западного угла (ширина 1,3 м).
Центром комплекса, бесспорно, являлась камера, которая была обложена камнем и обведена коридорообразными помещениями с южной и западной сторон. По контуру эти помещения были огорожены крупными поставленными на ребро плитами камня. Перекрытий они иметь не могли из-за недостаточной высоты (не более 2 м) и слабой прочности стен. В середине одного из помещений была обнаружена выложенная из вертикальных камней камера (3×3,4 м), в развалинах которой найдены сосуд и кости овцы. За этими помещениями, очевидно, располагался ряд более мелких (раскопаны проходы в них в южной части комплекса). С северной стороны к центральному возвышенному массиву примыкает выкладка типа алтаря, а севернее расположен еще один округлый отдельно стоящий алтарь-выкладка. Оба алтаря находятся на одной оси с центральной камерой, строго к северу от нее. На алтарях горение было менее интенсивным, чем в камере. Остатки костров, которые возжигались здесь, не выбрасывались, а перемещались на периферию комплекса (особенно на восточную сторону), где «захоранивались» — обкладывались камнями. Сохранилось большое количество подобных остатков. Кроме того, по склону сопки Дордуля, где расположен памятник, и вплоть до русла Узбоя встречаются крупные куски ошлакованного камня.
Судя по всему, комплекс был связан прежде всего с культом огня. Южная и западная части памятника, где нет следов горения, очевидно, предназначались для совершения культовых церемоний. Поскольку помещения Ичянлыдепе не перекрывались и здесь не образовывалось обычных культурных отложений, находки не представляют каких-либо замкнутых хронологических комплексов, а относятся ко всему периоду функционирования сооружения или к наиболее позднему его этапу. Набор бронзовых втульчатых наконечников стрел, обнаруженный в святилище, весьма выразителен (табл. 50, IX). Все типы их представлены в хорошо датированных комплексах вооружения савроматского и раннесарматского времени (Смирнов К.Ф., 1961, с. 37, след.; Мошкова М.Г., 1963, с. 30, 31, табл. 14–16). Наиболее ранними являются двухлопастные наконечники с листовидной головкой и выступающей втулкой. У одного экземпляра верхняя часть пера четырехгранная. Единичные двухлопастные втульчатые наконечники стрел встречаются в памятниках еще V в. до н. э. (Смирнов К.Ф., 1961, с. 38–40). Все остальные наконечники относятся к группе втульчатых трехлопастных и трехгранных. Среди них есть экземпляры с выступающей втулкой и базисные, со сводчатой и треугольной головкой. Все они принадлежат к широко известным типам сарматских стрел прохоровского времени (Мошкова М.Г., 1963). М.Г. Мошкова не отмечает находок двухлопастных наконечников стрел в прохоровское время, что позволяет нам датировать набор наконечников стрел с Ичянлыдепе V–II вв. до н. э. Не противоречит этому и находка фрагмента железного трехгранного наконечника стрелы.
С культовым характером памятника согласуются находки курильниц и их фрагментов и специального сосуда типа ритона с двумя отверстиями в дне, а также довольно большое количество импортной посуды (Средняя Азия, Иран, Закавказье и т. д.; табл. 48, 3).
Среди находок, происходящих, как правило, из южной и юго-восточной частей, выделяются копыта и черепа лошадей.
Комплекс Ичянлыдепе может быть сопоставлен по устройству с персидскими святилищами огня и жертвоприношения, описание которых мы находим у Геродота (I, 131), Страбона (XV, III, 13–16), Аппиана (66). Вероятно, здесь горел негасимый огонь или несколько огней в честь почитаемых божеств.
Находки копыт и частей черепов лошадей указывают в первую очередь на культ солнца у массагетов, с которым были связаны эти жертвенные животные (Геродот, I, 216). Жертвоприношения, возможно, совершались и в камере, в юго-восточном помещении, где были найдены кости барана.
Расположение святилища в центре могильника дает основание считать, что мелкие очаги горения на северо-западной периферии памятника могли возжигаться в связи с погребальным культом или связанными с ним жертвоприношениями.
С большой долей вероятности можно предположить, что значительное место в верованиях занимал здесь культ воды — Окса, на берегах которого было расположено святилище.
Культовый комплекс на Дордуле показывает единство религиозных представлений и, вероятно, обрядов древних иранцев (в частности, персов) и массагетов.
Значительное количество импортных сосудов говорит, как нам представляется, об особом почитании святилища, а также о широких связях населения этого района не только с соседними земледельческими районами, но и с более отдаленными областями Ирана и Закавказья.
В центре самого крупного горного массива северо-западной Туркмении — Больших Балхан, на господствующей над ними сопке, начато исследование еще одного святилища древних скотоводов — Гараулдепе (Вайнберг Б.И., Юсупов Х., 1985). Этот культовый комплекс состоит из развалин каменного здания, около десятка округлых каменных оград с отдельно стоящими стелами и длинного «коридора», ограниченного двумя каменными валами-стенами, подводившего с запада ко всему комплексу. К югу от каменного здания было место священного огня того же типа, что раскопано в святилище Ичянлыдепе. Вновь на большой площади встречены шлаки от перегоревшего камня.
В каменном здании раскопано полностью одно и частично два помещения, проведен ряд стратиграфических траншей, выявлено три строительных периода с существенными перепланировками. На одном из верхних полов найдено шесть бронзовых трехлопастных и трехгранных наконечников стрел III–II вв. до н. э., а в верхнем слое разрушения — лощеный кувшин парфянского типа, кувшинчик-цедилка и фрагменты стеклянного сосуда, а также фрагменты местной лепной посуды и кусочки медных листовых обкладок. Позже первых веков нашей эры памятник не функционировал. Назначение каменного здания пока неясно. В одной из раскапывавшихся оград обнаружено много костей животных и фрагменты лепной посуды. Возможно, что это остатки приношений или трапез, проводившихся в ритуальных целях.
Вблизи берегов Узбоя было обнаружено несколько древних и средневековых естественных крепостей-убежищ на возвышенностях, где в моменты опасности местные скотоводы укрывались с семьями и скотом. Наиболее древним, относящимся, судя по подъемной керамике, к античному времени, было одно из убежищ в урочище Афаджиклар на правом берегу Узбоя, к западу от возвышенности Чолюнгыр (Вайнберг Б.И., Юсупов Х., 1970, с. 427). Небольшая возвышенность округлых очертаний (диаметр около 1 км) с обрывистыми краями имела с одной стороны узкий перешеек, выводивший к спуску. Этот перешеек был перегорожен каменной стеной с воротами и предвратным лабиринтом. Убежище располагалось в стратегически важном месте — к северу от русла Узбоя, против возможного брода или переправы через реку.
О характере рядовых поселений, одновременных склепам, данных почти нет. На месте развеянных поселений находятся обгорелые камни от очагов, керамика, наконечники стрел, украшения и т. д. Жилища скорее всего были сделаны из легких материалов (может быть, плетеные или каркасные). Наибольшие по площади поселения с остатками размытого золистого культурного слоя встречены на западном берегу солончака Келькор. Все поселения располагались непосредственно у воды (Узбой, Келькор). Скопления керамики встречены также у родников к северу от Больших Балхан и на Заузбойском плато. Как правило, по соседству всегда имеются на возвышенности погребальные памятники.
Керамика. Для памятников древних скотоводов на Узбое характерен своеобразный комплекс местной лепной посуды кострового обжига с серой, серо-желтой или коричневой поверхностью. Техника лепки ленточная, в тесте — примеси дресвы и иногда раковины. Известно довольно большое количество форм. Набор их достаточно случаен в связи с особенностями погребального обряда: для первой группы — это преимущественно столовая посуда (табл. 48, 1, 2), для второй — крупные сосуды, использовавшиеся в качестве оссуариев (табл. 49, I). В подавляющем большинстве сосуды круглодонные. Для крупных характерна шаровидность. Венчики, как правило, не выделяются. В ранней группе преобладают полусферические чаши и миски. Кружки в небольшом количестве есть в основном в поздней группе (табл. 49, II). Форма кувшина, как и вообще узкогорлых сосудов, представлена единичными экземплярами. Основная масса керамики не орнаментирована. Встречено небольшое количество сосудов с прочерченным, прорезным или пунсонным орнаментом (чаще — в столовой посуде ранней группы; табл. 48, 1). В поздней группе представлены сосуды (довольно крупные) типа чайников с трубчатым носиком и ручкой. Наиболее часто встречаемая (особенно в погребальных памятниках) импортная гончарная посуда (табл. 48, 4; 49, III–IX) — парфянская или сходная с ней по облику; более редкая — хорезмийская (чаще всего на памятниках верхнего Узбоя).
Оригинальную группу местных гончарных изделий образуют корытообразные оссуарии с крышками и без них (табл. 49, XII). Сделаны они из того же теста, что и бытовая керамика, обжиг костровый, попадаются образцы со следами ремонта. Изредка встречаются оссуарии такой же формы из алебастра (табл. 49, XIII).
Оружие. Оружие в памятниках по Узбою представлено довольно ограниченным набором. Бронзовые и железные наконечники стрел найдены в культовых комплексах и погребальных сооружениях (табл. 50, III, IV, IX). Они принадлежат к сарматским типам, характерным в то время для всей Средней Азии (Медведская И.Н., 1972). Среди железных наконечников иногда встречаются образцы с длинными черешками, что принято связывать с восточными влияниями (табл. 50, XIV) (Смирнов К.Ф., 1961, с. 64; Мошкова М.Г., 1963, с. 32).
В поздней группе погребальных сооружений оружие не обнаружено, так что данных о его развитии у нас нет. В ранних склепах встречено несколько железных кинжалов и коротких мечей с прямым перекрестьем и серповидным или близким навершием, либо с прямым перекрестьем и без металлического навершия (табл. 50, I, 1, 2, II). Часть из них была разбита или свернута при помещении в склеп. Эти типы кинжалов и мечей характерны как для раннесарматских прохоровских памятников, так и для памятников скотоводов в Средней Азии (Хазанов А.М., 1971). Длинных мечей в Узбойских материалах нет.
Среди характерных для Узбойских памятников предметов должны быть названы глиняные курильницы. Часть из них по форме совпадает с подобными же предметами из сарматских погребений и подбойно-катакомбных памятников Хорезма (Мошкова М.Г., 1963; Лоховиц В.А., Хазанов А.М., 1979). Преобладают они в склепах поздней группы (табл. 49, XVI, XVIII).
Алебастровые сосудики удлиненной, часто усеченно-яйцевидной формы, с толстыми стенками — местного производства. Как правило, они встречаются в склепах поздней группы (табл. 49, XVII). Во многих погребальных сооружениях на Узбое и Заузбойском плато найдены белые антропоморфные статуэтки, выполненные с разной степенью стилизации из мела, алебастра (гипса) и других мягких пород камня (табл. 49, XIV). Среди них, возможно, были мужские и женские изображения (Юсупов Х., 1977, с. 132, рис. 3, 1, 2; Мандельштам А.М., 1981, рис. 4). Все они типологически похожи на «каменную бабу» из белого известняка, найденную у берега Узбоя, под обрывом возвышенности, на которой расположено святилище Ичянлыдепе. Изображение сильно повреждено, различаются лицо, узкая шея и согнутая в локте левая рука. Находка другой «каменной бабы» связана с Красноводским полуостровом.
Украшения и предметы туалета. Предметы туалета и украшения, встреченные в склепах, разнообразны, хотя и не очень многочисленны. Серьги из медной (бронзовой) проволоки в полтора оборота характерны для сарматских и многих среднеазиатских памятников (в частности, обычны в Хорезме). В поздних склепах, как уже отмечалось, известна как будто местная, не имеющая аналогий форма серег из проволоки с утолщенными в виде раструба несомкнутыми концами (бронза, медь; табл. 50, XVII, XX). Набор бус отличается разнообразием. Наряду с обычными для среднеазиатских памятников стеклянными и каменными бусами встречаются пестрые глазчатые, характерные для сарматских памятников Приуралья. С этим же регионом, очевидно, следует связывать и происхождение костяных туалетных ложечек (табл. 50, XVIII). Медные кольца из проволоки со щитком и вставками стекла довольно широко распространены в среднеазиатских памятниках (Литвинский Б.А., 1973а), поэтому вряд ли могут иметь местное происхождение. Бронзовые зеркала (большинство — в обломках) также принадлежат к широко распространенным сарматско-среднеазиатским типам, как правило, первых веков нашей эры (табл. 50, X, XI).
Весь набор инвентаря дает основание констатировать, что местное ремесленное производство вряд ли было сколько-нибудь широко развито. Бесспорно, на месте производились лепная керамика кострового обжига, корытообразные и алебастровые оссуарии, алебастровые туалетные сосудики, глиняные курильницы, алебастровые и меловые культовые статуэтки и, вероятно, бронзовые проволочные серьги с утолщенными концами. Остальные предметы были получены путем обмена. Можно отметить постоянное поступление гончарной керамики из Парфии. Предметы вооружения, пряжки, костяные туалетные ложечки и часть украшений поступали из районов Южного Приуралья, с которым могли соседствовать северные группы закаспийского объединения племен (имеется в виду совсем не изученный район северного Устюрта). Более ограниченными были связи с соседним Хорезмом (керамика, украшения и т. д., а также находки алебастровых сосудов в Хорезме).
Для полной характеристики памятников северо-западной Туркмении необходимо отметить большую роль Узбойского водного пути для установления широких торговых связей. На материалах Ичянлыдепе отмечались связи с Закавказьем. В одном из склепов (8) первых веков нашей эры на Ханалы встречен стеклянный сосуд типа алабастра (Юсупов Х., 1982, с. 59, рис. 4, 26 (в подписи к рисунку ошибочно отнесен к склепу 10)), происходящий из Сирии или Закавказья, где они были распространены в то время довольно широко (Саганашвили М.Н., 1977, с. 129).
В последние годы появились материалы из наиболее западных районов Закаспия, говорящие о некотором своеобразии этих комплексов. Прежде всего это относится к погребальному обряду. На Красноводском полуострове и западном берегу Келькора встречены погребения оссуарного типа в крупных гончарных и лепных сосудах, врытых в землю, а также захоронения очищенных костей в небольших ямах. Иногда погребения обоих типов содержат мелкие лепные сосуды и предметы туалета. Возможно, что такие захоронения получили распространение в тех районах, где не было камня для сооружения традиционных склепов.
Однако здесь же, на западном берегу солончака Келькор, в могильнике Келькор 2 обнаружено несколько захоронений, не связанных с узбойскими памятниками. Это размытые, возможно подкурганные, погребения в меридиональных ямах, расширяющихся к голове погребенного (ориентировка — север-северо-восток и северо-восток-восток, широтная отмечена в одном случае). Скелет лежал вытянуто на спине. Сопровождающий инвентарь: слева — длинный (95–98 см) меч с прямым перекрестьем без навершия, заходивший на плечо, железный стержень типа шила и некоторое количество железных трехлопастных черешковых наконечников стрел; справа у бедра — железный кинжал с прямым перекрестьем и кольцевидным навершием.
На основной территории распространения памятников узбойского типа (у северных склонов Больших Балхан и у Агиныша, вблизи Дордульского комплекса на Узбое) встречено небольшое количество насыпных курганов с материалами иного типа. Под курганами обнаружены подбойные и катакомбные захоронения с южной ориентировкой погребенного. Датируются они по инвентарю первыми веками нашей эры.
Выше отмечалось, что и А.М. Мандельштам, раскопавший первые каменные склепы в Забалханье, и авторы настоящего раздела считают правомерным связывать памятники северо-западной Туркмении с массагетами и племенами, входившими в это объединение (дербики и др.).
По данным Геродота (I, 20, 204–216), Страбона (XI, VIII, 6, 7) и ряда других древних авторов, массагеты жили к востоку от Каспийского (Гирканского) моря, за древним Оксом (Араксом), впадавшим одним рукавом в это море (Пьянков И.В., 1964; 1975). Отсутствие археологических данных об обводнении Узбоя вызвало у некоторых исследователей (С.П. Толстов, В.В. Струве) недоверие к сведениям письменных источников и заставило их локализовать массагетов в более восточных районах, к востоку от современного русла Амударьи (сводку мнений о локализации саков и массагетов см.: Литвинский Б.А., 1972б, с. 158, след.). Многочисленные археологические материалы, полученные в 70-80-х годах на Узбое (как памятники скотоводов, так и материалы парфянской крепости Игдыкала, датируемой со II–I вв. до н. э. до IV в. н. э.), позволяют отнестись с полным доверием к сведениям письменных источников об обводнении Узбоя в античности, а соответственно и к данным о расселении массагетов и их потомков на Заузбойском плато.
В период похода Кира на массагетов (VI в. до н. э.) владения их находились только за рекой (Геродот, I, 204-216). Это согласуется с археологическими материалами, которые показывают, что освоение берегов Узбоя скотоводами началось не ранее конца V в. до н. э. Возможно, что в VI–V вв. до н. э. только формировался регулярный сток по руслу, так как начало стока Амударьи в Присарыкамышскую дельту и соответственно заполнение Сарыкамышской впадины датируется VII в. до н. э. (памятники куюсайской культуры).
С IV в. до н. э. до IV в. н. э. наблюдается стабильное размещение памятников вблизи реки и вместе с тем постепенное развитие их в этот период. Поэтому представляется неверным предположение о том, что дахи (дай) вытеснили массагетов с их территории между Каспием и Амударьей (Пьянков И.В., 1975, с. 68). По данным Страбона (XI, VIII, 2), дан обитали вблизи Каспийского моря отдельно от массагетов. Археологические материалы из низовьев Сырдарьи, которые с известными основаниями могут быть связаны с дахами, не обнаруживают никакого сходства с узбойскими. Скорее всего памятники даев в Туркмении ждут еще своего открытия. Они могут находиться у северной границы подгорной полосы Копетдага от Каспийского моря вплоть до Амударьи, так как по данным Помпония Мелы (III, 42) Окс, первоначально текущий с востока на запад, «впервые» поворачивает на север «вблизи дагов».
По мере знакомства древних авторов с народами Средней Азии в их сочинениях начинают появляться имена отдельных массагетских племен, заменившие единое имя массагетов.
Так, у Ктесия в качестве противников Кира вместо массагетов фигурируют дербики (дербии, дирбеи) (Пьянков И.В., 1975, с. 89–91). М.А. Дандамаев (1963б, с. 116) объясняет это расхождение тем, что дербики были частью большого и могущественного массагетского союза племен. Это подтверждается данными Квинта Курция Руфа при описании подготовки войска Дария к сражениям с Александром Македонским. По его сведениям (III, 2, 7), дербики снарядили в лагерь Дария у Вавилона 40 тыс. пехотинцев и 2 тыс. всадников. Даже если эти цифры преувеличены, можно отметить, что после персов и мидийцев это было наиболее крупное воинское соединение в ахеменидской армии. В другом месте Квинт Курций называет 2 тыс. всадников бесспорно тех же дербиков массагетами (IV, XII, 6).
У Страбона (XI, 8, 8; XI, 11, 8) данные о дербиках не смешиваются с описанием массагетов и их обычаев. Это характерно и для многих других античных авторов. У Плиния (VI, 48), по сравнению с другими авторами, помещающими дербиков у восточного берега Каспия, есть существенное уточнение: «дребики[24], местность которых пересекает река Окс, вытекающая из озера Оакса (Оахо)». Если с этим озером отождествить огромное Сарыкамышское озеро, то территория расселения дербиков совпадет с основными памятниками по верхнему и среднему течению Узбоя.
У устья каспийского рукава Окса Помпоний Мела (III, 42) отмечает песиков. У Плиния (VI, 50) в перечне скифских народов Средней Азии встречаются пестики, которых В.В. Латышев считал возможным отождествлять с апасиаками Страбона (XI, 8, 9) и пасикаями Птолемея (Geographie, VI, 12, 4; ВДИ, 1949. № 1, с. 284, 285, примеч. 9). Птолемей помещает пасикаев вдоль Оксийских гор, расположенных между устьями Окса и Яксарта, вблизи их впадения в Каспийское море. Если предположить, что за устье Яксарта древние авторы и их информаторы принимали современный Комсомольский залив (или Мертвый Култук) к северу от полуострова Бузачи, то под Оксийскими горами Птолемея нужно видеть систему гор и возвышенностей от Больших Балхан на юге до Мангышлака на севере. При плавании по Оксу от верховьев до Каспия на всем протяжении его от Бактрии и ниже нет ни одной крупной горной системы, кроме Балхан, которым предшествуют (по течению) возвышенности Чолюнгыр и Текеджик на правом берегу[25]. Поэтому нам представляется правомерным отождествление прежде всего Больших Балхан с Оксийскими горами Птолемея. Тогда группа западных памятников, еще недостаточно выявленная археологически, может быть отнесена к апасиакам. Это согласуется и с данными Полибия (X, 48, 1) о том, что апасиаки живут между Оксом и Танаисом и что, переходя Окс, они совершают походы на Гирканию.
Если принять предложенную локализацию дербиков и апасиаков, то, вероятно, Ичянлыдепе можно рассматривать как племенное святилище дербиков, а Гараулдепе — апасиаков.
Несмотря на большие пробелы в наших знаниях о культуре древних племен Закаспия, можно уже сейчас отметить ее своеобразие по сравнению с культурой других кочевых племен евразийских степей вообще и саков Средней Азии и Казахстана в частности. Оригинальный погребальный обряд, отсутствие каких-либо следов жертвоприношения лошадей и, вероятно, вообще скота при совершении погребального обряда — вот основные признаки, характерные для памятников древних скотоводов северо-западной Туркмении, которые выделяют их среди сакских и сарматских комплексов соседних регионов.