— Поверю только тогда, когда все это будет кончено, — ответил Конан. Он взглянул на Омию. — Для чего мы здесь?
Глаза ее блеснули безумным светом.
— Я говорила тебе, чтобы ты не задавал вопросов.
Он кивнул головой в сторону арены:
— Судя по тому, что это за место, я мало теряю, задавая вопросы.
Аббад ухмыльнулся, а Омия явно была в ярости, но Амрам нагнулся и прошептал ей на ухо:
— Моя царица, этот невежда очень непочтителен, но разве его дерзость не была одной из причин, по которой он понадобился тебе здесь?
Омия откинулась на подушки:
— Да, это правда. Надеюсь, он нас не разочарует.
— Начнем с него? — спросил Аббад.
— Нет. Он и та крупная женщина — самые лучшие из всех. — Она злобным взглядом окинула пленников. — Эти двое, — Омия указала на Ки-Де и Джебу, — кажутся мне похуже. Пусть первыми выйдут они.
— Что? — закричал Конан. — Отряд останется вместе!
— Ты снова мне противишься! — громко взвизгнула Омия, и глаза ее запылали. — Вы не отряд! Вы все мои рабы, с которыми я могу делать что угодно! Стража, отделите его от остальных и свяжите!
Сквозь решетку просунулись копья, и киммерийца оттеснили в угол, прочно привязав к решетке его ошейник. Когда оружие убрали, Конан мог двигаться лишь на шаг в каждую сторону. Он в отчаянии сыпал проклятия, но безрезультатно.
Дверь клетки распахнулась.
— Двое на выход, — сказал командир стражников, указывая на карлика и гирканийца.
— Джеба, — произнесла Акила, сжимала плечо карлика, — я…
— Тебя тоже связать, моя прекрасная царица рабов? — спросада Омия.
Карлик похлопал свою царицу по руке:
— Я лучше пойду. Отомсти за меня, если сможешь, но прежде всего живой уберись из этого места. — Говорил Джеба тихо, так что его только товарищи в клетке слышали. Он кивнул в сторону киммерийца и сказал Акиле: — Держись по возможности рядом с ним. Если кто и сможет вытащить тебя отсюда, так это только он.
С этими словами карлик вышел из клетки.
Ки-Де не нужно было учить, как принимать жестокую судьбу.
— Ха! — дерзко крикнул он. — Я покажу этим презренным червям, что лучший из людей — это воин клана Черепахи! Мне нужно лишь оружие. А тогда давайте сюда своих воинов, зверей или своих демонов!
— Мы, конечно, дадим тебе оружие, — сказал Аббад. — Иначе ты вряд ли доставишь нам удовольствие.
Омия два раза хлопнула в ладоши, и музыка прекратилась. Танцоры прервали свое выступление и ушли с арены через те же ворота, что и вошли, — через большую арку напротив площадки Омии. Когда последняя рабыня ушла, железная решетка за ней опустилась.
По короткой лестнице рядом с клеткой Ки-Де и Джеба спустились к арене и встали перед дверью. Дверь отперли и обоих людей вытолкнули на арену. С ними вышел стражник, который снял с них оковы. Затем стражник покинул арену и дверь была заперта.
На арену вышла рабыня и принесла оружие, которое она раздала двоим пленникам. Джебе — его дубинку с металлическими шипами и короткий топор; Ки-Де — его саблю с острым кривым клинком длиной в руку. Гирканиец яростно покрутил клинком, описав в воздухе сверкающие круги.
— Это прекрасное оружие, — заявил он, — и я умею с ним обращаться. Но где мой лук?
— Ты думаешь, что мы дадим тебе оружие, которым ты можешь нас убить? — сказала, смеясь, Омия.
— Нет, — признался Ки-Де, но попытаться стоит.
Карлик стоял молча, неподвижно, как пень, на своих коротких ногах, сжимая в правой руке дубину, а в левой — топор. Он был клубком мускулов, напоминая сжатую стальную пружину, готовый к любым действиям.
— Начинайте! — скомандовал Аббад.
Решетка на воротах, через которые входили танцоры, поднялась, Конан принялся разглядывать четырех появившихся воинов. Это были рабы, что можно было заключить по их коротко стриженным волосам, но они казались намного крупнее и более крепко сложенными, чем все остальные, которых Конан здесь видел. Он заключил, что это либо особые рабы, либо приговоренные граждане, обученные драться на забаву публике. Воины имели разные части доспехов на руках и ногах, но никто из них не был одет в броню одинаково, лишь шеи у всех защищали воротники из вороненой стали. Ни один из них не имел ни шлема, ни брони на груди. В левой руке у каждого был небольшой стальной щит диаметром в фут. В правой руке воины сжимали короткие прямые обоюдоострые мечи.
— Четверо против двоих! — воскликнула Акила. — Это не благородно!
— «Благородно»? — небрежно проговорил Аббад. — Мне незнакомо это слово.
— Не сомневаюсь, — сказал Конан. — Пусть, по крайней мере, дерутся вначале с одним противником, потом с другим.
— Зачем? — спросила Омия. — Этих двоих надо убить, а мы хотим получить удовольствие. Твои же и их желания значения не имеют.
Она встала и обернулась к толпе граждан, которые тоже поднялись.
— Народ священного Джанагара! — прокричала она. — В незапамятные времена наши боги спасли нас от солнца и научили жить, как живут настоящие люди! — По тому, что Омия произносила эти слова нараспев, Конан заключил, что она произносит старинную формулу. — Мы снова воздаем благодарность за наше спасение так, как требует того обычай предков, — кровью. На этот раз, — здесь она оставила сакральные, ритуальные фразы, — мы приносим кровь не наших соотечественников, а жителей мира под солнцем. Будь проклято солнце!
— Будь проклято солнце! — прокричала хором толпа зрителей.
— Несколько дней назад я бы поддержала их проклятие, — сказала Акила, — но сейчас я готова снова вся обгореть, лишь бы взглянуть на него.
Омия опустилась в кресло, зрители тоже сели.
— Начинайте! — крикнула Омия.
Акила и ее женщины вцепились в прутья клетки, прижав лица к холодному железу и приковав взгляд к разворачивающейся драматической сцене. Конан, хотя и был привязан в углу, хорошо все видел. Лицо его оставалось неподвижным, словно камень, но сердце кипело от ненависти и гнева.
Четыре вооруженных раба распределились изогнутой линией и пытались подступиться к каждому из пленников спереди и сбоку. Карлик и гирканиец стояли плечом к плечу, но, по мере того как рабы расходились шире и шире, в глазах Ки-Де и Джебы все более усиливалась тревога.
— Спина к спине? — предложил Ки-Де.
— Да, это лучше всего, — ответил карлик. — Только оставь мне место.
Так они и встали, пригнувшись, на расстоянии шага друг от друга, в то время как враги их кружили, выискивая открытое место. Вдруг двое из них бросились на Джебу, каждый со своей стороны. Тот, что был справа, попытался ткнуть мечом в лицо карлику, но Джеба пригнулся и нанес дубиной удар в колено. Раб сумел подставить щит, сталь зазвенела, как гонг, и щит промялся. Атаковавший, морщась, отскочил назад: левую руку свела судорога.
В то же время подскочил и раб слева, низко присев, чтобы попытаться проткнуть карлика. Думая, что Джеба полностью занят другим противником, раб не уделил должного внимания собственной защите. Снизу по прямой поднялось лезвие топора и раскроило челюсть от подбородка до носа, в то время как оружие раба чиркнуло по плечу карлика и оставило неглубокую рану.
Акила и ее женщины одобрительно кивали, когда Ки-Де не позволял противникам подступиться своим более длинным оружием, угрожая поразительными кругами и восьмерками. Конан понимал, что такую тактику он не сможет использовать долго, так как рука его должна скоро устать. Киммериец знал, что гирканийцы превосходно дерутся верхом, но на ногах они намного уязвимее. Ки-Де явно умел обращаться с саблей лучше многих своих соотечественников.
— Ха! — крикнул гирканиец, делая выпад в сторону раба справа.
Раб слева бросился в открывшееся пространство, но выпад гирканийца был уловкой: Ки-Де отступил и ударил нападавшего. Раб поднял щит, но сумел лишь направить удар себе в лицо. Когда он с криком падал, в атаку бросился другой раб, подняв высоко щит и направляя меч Ки-Де в бок. Конец клинка скользнул по ребрам и прошел в сторону, однако рана оказалась серьезной и начала сильно кровоточить. Ки-Де двинул раба локтем в лицо и провел по шее саблей, перерезав сухожилия и артерии. Раб отшатнулся назад, разбрызгивая фонтаном кровь, которую перерезанное горло взбивало пеной.
В толпе зрителей пробежало низкое довольное рычание, когда произошел этот краткий обмен ударами и борьба перешла в следующую фазу. Акила и ее женщины криками подбадривали товарищей. Теперь силы оказались равными, и все четыре бойца, оставшиеся на ногах, были ранены.
Первым возобновил нападение противник карлика. Полученный им удар лишь замедлил работу руки, держащей щит, в то время как порез у Джебы был болезнен, сильно кровоточил и мышца плеча была повреждена.
Джеба отвел меч атакующего дубиной и размахнулся топором, целясь в шею, но рана замедлила его движение, так что противник сумел увернуться от удара. Однако карлик пошел вперед, пытаясь наносить короткие удары дубиной в незащищенную шлемом голову раба. Раб защищался щитом, но каждый удар все больше травмировал его левую руку, и он морщился от боли. Удар мечом снизу глубоко рассек грудь Джебе, но в тот же момент удар топора раздробил рабу череп. Оба противника упали, а толпа злобно завыла и зарычала.
Когда все это происходило с Джебой, Ки-Де атаковал. Он был ранен намного тяжелее карлика и понимал это. Ему нужно скорее закончить битву, пока он не ослаб. С гирканийским боевым кличем он бросился на противника, осыпая его ударами. Раб отступал, залитый кровью, бьющей из ран: у него уже отсутствовала половина уха, мясо со щеки было содрано, а нос рассечен.
Ки-Де нанес низкий горизонтальный удар. Вместо того чтобы остановить этот удар щитом, раб втянул живот, пропустив клинок сабли мимо себя, и сделал выпад вперед, воспользовавшись удобным моментом. Он ударил гирканийца щитом в лицо и замахнулся мечом. Свободной рукой Ки-Де сумел отвести меч от сердца, но тут же получил рану в грудь прямо под ключицу.
Гирканиец смог оттолкнуть от себя противника и стал мотать головой, чтобы прийти в себя после удара. Раб решил, что противник его готов, и кинулся на гирканийца, желая прикончить его, но Ки-Де рубанул саблей нападавшего по ноге. Раб упал, и следующий удар пришелся ему по шее.