– Ну, вот и хорошо. Значит, договорились.
В кухню вошла Галя. Вениамин налил по третьей.
– Что Лиза?
– Кушать хотела, так я ее грудью покормила. Успокоилась. Спит.
– Это хорошо. А мы, пока тебя не было, Григорию работу нашли. Он теперь у нас склады охранять будет.
Все устроилось, как и обговаривали. Гришку приняли на службу в охрану, дали комнатенку – отгороженный перегородкой уголок, в котором едва помещались маленький стол, стул, кровать и умывальник. Гришка не сетовал, ему ли, бывшему солдату, десантнику и гвардейцу, привыкать к спартанским условиям проживания. Да и не ему одному сейчас приходилось ютиться на скудных квадратных метрах, в Ярославле было полно эвакуированных, особенно много из блокадного Ленинграда. Да и бомбежки сделали свое дело. Особенно сильной она была в ночь с девятого на десятое июня. Гришка видел, как «Юнкерсы» и «Хейнкели», словно стая воронья, кружили над городом, сбрасывали на мирных жителей зажигательные и фугасные бомбы. Немало горожан тогда осталось без крова. Со слов мужа Галины, в тот день пострадали шинный завод, водозабор и еще несколько предприятий.
Сладилось и на службе. С начальником охраны, тоже бывшим фронтовиком, Гришка быстро нашел общий язык. Начальник охраны признал Гришку своим, учел его звание, оценил воинские навыки, пообещал поставить старшим смены. Но пока Вострецову приходилось подчиняться Федору Поперечному, маленькому мужичку с визгливым голосом, поскольку тот был старшим смены охраны объекта. Поперечный Гришке не понравился. Было в его внешнем виде, повадках, движениях что-то мышиное. Да и Гришка ему не полюбился. Узнал Поперечный, что есть у начальника охраны мысль поставить Вострецова на его место, а потому не упускал случая подковырнуть этим фактом Гришку. Но деваться было некуда, так как в смене было всего два человека. Больше и не требовалось, так как охраняемый ими ведомственный объект был небольшим. Склады продовольствия помещались в длинном одноэтажном каменном полубараке, огороженном высоким деревянным забором с одними воротами, рядом с которыми стояло деревянное караульное помещение. Склад охраняли по очереди, пока один сидел в караулке и наблюдал за воротами, другой обходил периметр. Гришка стал привыкать к работе и людям. Рабочие склада к нему тоже привыкли, относились с уважением, несмотря на возраст. Знали, фронтовик, инвалид, имеет награды.
В этот раз их смена вышла в ночь. Летний июньский денек доживал свои последние часы. Быстро темнело. Начальство и рабочие покинули территорию, на складе оставался только Вениамин и два грузчика. Начальник смены ушел к ним. Гришка сидел в караулке, когда они появились у ворот. Вениамин шел первым, за ним грузчики – один с мешком за плечами, другой с ящиком под мышкой. Гришка вышел из помещения.
– Что-то вы сегодня задержались.
– План перевыполняли. Открывай калитку, Гриша.
Вострецов кивнул на грузчиков.
– А это у них что? Разрешение на вынос есть?
– Родственник, ты чего? Открывай скорее. Все договорено. Твой начальник смены разрешил. Мы у государства малый кус взяли, от него и ты и Поперечный свою долю поимеете. Все будет шито-крыто. Комар носа не подточит. Кушать всем надо. И сеструхе твоей тоже.
Кровь прихлынула к вискам Гришки.
– Люди голодают, красноармейцы на скудном пайке сидят, а вы народное добро тащите! Не положено! Несите назад!
Вениамин смачно сплюнул на землю.
– Слышь, родственничек, прежде вместо тебя Поперечный в паре со стариком был, Никитичем, гнида изрядная. Тоже правильный был. Помер недавно, тебя на его место взяли по моей просьбе, а ты, выходит, так за добро платишь. Нехорошо это. Продуктов тебе государственных жалко?! Так ты же сам их жрал у нас дома! Или забыл?
Гришка отрезал.
– Знал бы, что ворованные, не ел бы.
Вениамин сжал кулаки, шагнул к Гришке.
– Открывай, инвалид, или я тебе второй глаз…
Григорий не шелохнулся. Вениамин ухватил его за ворот гимнастерки.
– А ну, отойди, я сам открою.
Вострецов отработанным движением выкрутил Вениамину руку за спину, с силой толкнул его на грузчиков, выхватил из кобуры револьвер. Один из грузчиков дернулся назад, к складу.
Гришка крикнул:
– Стоять! Руки вверх! Вы задержаны!
Вениамин снова сделал шаг в сторону Гришки.
– Убери пистолет, по-хорошему прошу!
– Не уберу.
Вениамин сделал еще шаг.
– Стрелять в родственника будешь? Сестру вдовой, а племянницу сиротой оставишь?
– Стой на месте. Ты мне не родственник, а вор и враг народа, и я, не задумываясь, пущу тебе пулю в лоб. А стреляю я хорошо. Немцы это знают. Я их в степях Калмыкии с десяток уложил и тебя уложу. Ты же, подлец, специально меня уговорил в охрану пойти, чтобы с моей помощью свои темные делишки прокручивать. Сказано, руки вверх!
Ошалевшие грузчики бросили на землю ношу, подняли руки, в один голос стали уговаривать Вениамина:
– Оставь его, Вениамин Родионович! Стрельнет ведь, фронтовик контуженый! Разве не видишь, психованный он.
Слова грузчиков, пистолет, спокойный голос и холодный взгляд Гришки остановили Вениамина, он неохотно отступил и поднял руки вверх. Словно из-под земли рядом с ним появился Федор Поперечный.
– Так, что здесь происходит?! А-а, расхитители государственного имущества! Молодец, Вострецов! Молодец, Гриша! Благодарю за бдительность!
Вениамин покосился на Поперечного.
– Ты бы лучше заткнулся. Никак выскользнуть хочешь, курва? Не получится, дядя, мы обо всех наших махинациях совместных, если до милиции дойдет, доложим. Так что вместе с нами отвечать придется!
Поперечный дернулся, будто от удара током, заискивающе посмотрел на Вострецова.
– Какая милиция? Ты что, Гриша? Свои же ведь…
Гришка оборвал:
– Ты, сволочь, мне не свой, если с этими мерзавцами заодно. Бросай пистолет на землю! Не хотите по-хорошему, тогда пусть с вами милиция разбирается.
Поперечный дрожащей рукой открыл кобуру, вытащил револьвер, бросил на землю. Вениамин снова шагнул к Вострецову, примирительно сказал:
– Не надо милиции. Мы все вернем на место. Только ты об этом не рассказывай никому.
– Не расскажу, если воровать перестанете.
Вениамин перекрестился.
– Вот те крест. Слово даю. Больше никогда.
Ему вторили грузчики и Поперечный. Гришка брезгливо посмотрел на начальника смены.
– А тебе лучше завтра же уволиться. Иначе…
Поперечный закивал головой.
– Конечно, Гриша, конечно. Завтра же. Ты только не сообщай…
На следующий день Федор Поперечный подал заявление об уходе, следом за ним то же сделал и Гришка. Начальник охраны хватался за голову, сетовал: «Что ж вы в один-то день уходите?! Где же мне теперь вам замену искать?!» Долго уговаривал Вострецова остаться, но тот на уговоры не поддался, сослался на раны и слабое здоровье.
В комнатку в бараке он пришел только к полудню, не раздеваясь, лег на кровать и сразу уснул. Предыдущая ночь выдалась тревожной, повторился массированный налет немецкой авиации. От начальника охраны Гришка узнал о том, что немцы разбомбили склады, барачный поселок, частично разрушили дом на проспекте Шмидта, в городе много убитых и раненых. Сон был глубоким, снилась война, Астрахань, Маша. Ближе к вечеру его разбудила Галина. Со слезами бросилась к нему на грудь, стала упрашивать его не губить Вениамина.
– Гриша, он же меня с Лизонькой и маму обеспечивал. Когда мама болела, он продукты на лекарства для нее менял. Не знаю, что бы с нами было, если бы не он. А сейчас, если его не будет, как я одна с Лизонькой на руках. Не смогу я без него, Гриша.
Вострецов обнял сестру, успокоил:
– Живите спокойно. Никто ничего не узнает. Уволился я сегодня.
Галина утерла слезы, поцеловала брата в щеку.
– Спасибо тебе. А как же ты? Из комнаты тебя теперь выселят. Возвращайся к нам, Веня не против.
Гришка с укором посмотрел на сестру.
– Это что же получается, теперь у Вениамина твоего разрешение нужно спрашивать, могу я жить в квартире своих родителей или нет?
– Гришенька, ну зачем ты так? Зачем обижаться. Мы ведь…
– Не обижаюсь я, но с Вениамином твоим жить под одной крышей не собираюсь. А обо мне не беспокойся. Завтра на завод пойду устраиваться, там пропасть не дадут…
Утром, как и задумывал, Вострецов направился на завод. Шел неторопливо, размышлял о своей жизни. Солнце щедро поливало землю теплыми лучами, от дуновения легкого ветерка шелестела зеленая листва, радостно чирикали воробьи, только в этот погожий день Григорию было нерадостно. Жизнь то и дело подбрасывала ему огорчения и разочарования, а так хотелось хотя бы немножко счастья и теплоты, чтобы залечить израненную войной и невзгодами душу. Его взгляд остановился на паре, которая шла ему навстречу. Они шагали, взявшись за руки, молодой командир Красной армии и стройная белокурая девушка. Гришка заметил, с каким обожанием и нежностью она смотрит на своего любимого человека. Он вдруг по-хорошему позавидовал этому парню. Они подходили ближе, Гришка разглядел знаки на его петлицах. Парень был в звании старшего лейтенанта и служил в артиллерии. На груди награды, с правой стороны две нашивки за ранение, желтая – за тяжелое, красная – за легкое, такие же, как и у Григория на гимнастерке. Вострецов поднял глаза, их взгляды встретились. Он отдал честь. Старший лейтенант смущенно кивнул в ответ. Только теперь Гришка заметил, что правый рукав его гимнастерки заправлен под ремень. Безрукий артиллерист и девушка прошли мимо, но они еще долго стояли у него перед глазами. Он не мог забыть нежного взгляда девушки, обращенного к лейтенанту-инвалиду. Вспомнился Борис, которого подлая война вот так же, как и лейтенанта, лишила правой руки. Вспомнилась Маша. Неожиданная мысль обожгла его.
«Как я мог решить все за нас обоих?! Почему я подумал, что Маша не будет счастлива со мной?! Почему не дал ей возможности выбрать свою судьбу?! Может быть, она до сих пор ждет меня, как эта девушка ждала своего старшего лейтенанта, как многие тысячи девушек и жен ждут своих возлюбленных и молят судьбу об одном – лишь бы был жив».