Гришка повернул в обратную сторону, теперь его путь лежал не на завод, а гораздо дальше – в далекую Астрахань. Он понял, что не сможет жить спокойно, если не увидит Машу и не поговорит с ней.
Как и год назад, Астрахань встретила Вострецова радостным августовским утром, южным солнцем, щебетом птиц, обилием зелени. Война отодвинулась от города, точнее, ее отодвинули бойцы и командиры Красной армии, но она продолжалась. Страна замерла в ожидании, второй месяц длилось судьбоносное сражение в районе Курской дуги. К Маше сразу не пошел, прежде, чтобы настроиться на встречу, навестил Антонину Ивановну в ее доме. Она накормила с дороги, напоила чаем, выслушала. Гришка рассказал все, что накопилось на душе. Антонина Ивановна посетовала:
– Эх, что же ты, родненький, раньше, в госпитале, мне о Маше своей не рассказал. Я бы нашла ее, поговорила с ней. Может, у вас все давно сладилось. Домой, в Ярославль, с невестой бы поехал.
– Тогда она из-за жалости могла быть со мной, а я хочу, чтобы по любви было.
– В любви, Гриша, не все просто…
Антонина Ивановна много говорила о любви, о жизни, о вере, давала ему советы, подбадривала. И с решением Гришки согласилась, одобрила, на прощание перекрестила, тихо сказала:
– Иди, сынок, не волнуйся. Бог даст, все у тебя сладится.
Наверное, таких вот слов и материнской заботы очень не хватало ему в последнее время. Слова добродушной санитарки прибавили уверенности, Гришка быстро дошел до знакомой улицы. Снова нахлынули воспоминания. На миг ему показалось, что он в строю своей роты с песней шагает по солнечной улице. Видение испарилось так же неожиданно, как и возникло. Грустные мысли вернули в настоящее: «Сколько теперь осталось от той роты? Погибли в первых боях Филимонов и Никитин. Убит при защите совхоза «Ревдольган» Василий Передерин, без вести пропал Николай Селиванов. Сколько ребят погибло под Хулхутой, Яшкулем, Улан-Эрге? Сколько погибнет еще? Многим ли из них суждено дожить до конца войны?»
За раздумьями не заметил, как оказался перед Машиным домом. Вошел через арочные ворота в знакомый двор, куда прошлой осенью провожал Машу. Дальше, как во сне: подъезд, скрипучая лестница, второй этаж, деревянная крашеная дверь. Сердце забилось, словно перед боем. Выдохнул. Постучал раз, другой. За дверью тишина. Сунулся к соседям, но тех тоже не оказалось дома.
«Уехали? Вышла замуж? Сменили квартиру? А может, ушла на фронт?» Вострецов вспомнил, как в госпитале, во время налета немецких самолетов на Астрахань, Маша сказала:
– Я бы тоже на фронт пошла, немцам мстить!
Десятки предположений возникли у Гришки в голове. Ответы он решил искать у Бориса, брата Маши. С этими мыслями и вышел во двор. У столба с «тарелкой» собралось полтора десятка человек, передавали сообщение Совинформбюро. Вострецов направился к ним послушать последнюю сводку. Мощный и пронзительный голос диктора Юрия Левитана из репродуктора вещал:
– Пятого августа наши войска после ожесточенных уличных боев овладели городом и железнодорожным узлом – Орел. Северо-западнее, южнее и юго-западнее Орла наши войска за день боев заняли свыше тридцати населенных пунктов. Того же пятого августа наши наступающие войска после упорных боев овладели городом Белгород…
Радостные крики сотрясли жаркий летний воздух. Вверх полетели фуражки. Некоторые из горожан обнимались. Мальчишки звонко кричали: «Ура!» Низкорослый старик с клиновидной бородкой утер слезу радости, потряс сухоньким кулачком.
– Так им, гадам, мать иху! Так им!
А Левитан продолжал:
– В Донбассе, в районе юго-западнее Ворошиловграда продолжались бои местного значения. На Ленинградском фронте, в районе севернее и восточнее Мги, – усиленные поиски разведчиков.
Вострецов тяжело вздохнул. На душе у него было и радостно и горько. Радостно за победу, за освобожденные города, но горько за то, что стояло за этими скупыми словами. Он знал, что в сводках не скажут, скольких жизней и искалеченных судеб стоят эти победы, не упомянут имен его погибших товарищей, не расскажут о том, что ему пришлось пережить за этот судьбоносный год. Он повернулся, чтобы продолжить путь, когда перед ним возникла девушка с младенцем на руках. Знакомый голос пронзил, словно пуля:
– Гриша?!
Эпилог
Старик тяжело вздохнул. Он до сих пор помнил этот возглас Маши. Многое ей тогда пришлось пережить. В дни разлуки она ждала, искала. А потом пришло его письмо с фронта, Маша написала в ответ, что ждет и не одна, а с его ребенком под сердцем. Ответа она не получила. На запрос ей сообщили, что сержант Григорий Вострецов выбыл по ранению. Маша искала по госпиталям, нашла, но к тому времени он уже выписался и уехал в Ярославль. Потом родился Коленька. Машенька назвала дитя, как он и хотел. Потом ей стало не до поисков, надо было растить сына. Судьба оказалась к ним благосклонной, они встретились и прожили долгую и счастливую совместную жизнь, нажив двоих детей, пятерых внуков и девятерых правнуков… Маша оставила его вдовцом двенадцать лет назад. Печаль сдавила сердце. Многих уже не стало за эти годы. Командующий тридцать четвертой гвардейской стрелковой дивизией генерал-майор Иосиф Иванович Губаревич был смертельно ранен четвертого февраля сорок третьего года при налете немецких самолетов неподалеку от станицы Злодейской и умер в госпитале города Сальск спустя семнадцать дней. Старшина Леонид Черняховский погиб в сорок втором году. Его разведывательно-диверсионная группа совершила много славных дел, ей удалось взрывом железнодорожных путей и повреждением состава почти на сутки задержать движение эшелона с частями танковой дивизии СС «Викинг», которая была необходима немецкому командованию под Сталинградом. Не вернулась и диверсионная группа, в которой были Бадма и Ксения. Старшина Степан Бражников погиб в конце войны, освобождая от фашистов Венгрию. По-разному сложились судьбы тех, кто пережил эту страшную войну. Оперуполномоченный особого отдела Гордеев был убит в Западной Украине во время ликвидации бандеровской банды в марте сорок шестого года. Санитарка Антонина Ивановна умерла вскоре после окончания войны. Борис, брат Маши, в пятьдесят четвертом году пьяный попал под трамвай. Командир полка Никита Ефимович Цыганков позже командовал бригадой, затем дивизией. Начальник разведшколы № 005 Алексей Михайлович Добров впоследствии стал директором музея боевой славы. Лейтенант НКВД Мелешкин дослужился до подполковника и вышел в отставку. Мальчик Саша стал сварщиком и до пенсии проработал на судоремонтном заводе. Аманжол Кузенбаев здравствовал и ныне, в прошлом году приезжал из Казахстана в гости. А вот место захоронения своего товарища, Николая Селиванова, Григорий Вострецов так и не нашел. Ездил после войны к его родственникам в станицу, но ответ тот же – пропал без вести. А ведь ему он был обязан жизнью… И все-таки они встретились. Сегодня, во время шествия «Бессмертного полка». Григорий Вострецов стоял в первых рядах ветеранов, когда в колонне мимо него прошла женщина с табличкой, на которой было написано: «Селиванов Николай Васильевич. Сержант. 1921–1942». С портрета озорным взглядом на него смотрел молодой Коля. Все случилось так быстро, что ветеран не понял, было ли это на самом деле или ему показалось…
– Дед!
Юношеский голос отвлек ветерана от дум. Он поднял голову. Рядом стоял правнук, стройный высокий юноша в очках.
– Алеша, уже пришел. Сейчас пойдем.
Старик тяжело поднялся с лавки, попрощался с молодыми людьми в камуфляжной форме и, опираясь на руку правнука, медленно зашагал по аллее. Из колонки неподалеку от них зазвучала песня:
Стелются черные тучи,
Молнии в небе снуют.
В облаке пыли летучей
Трубы тревогу поют.
С бандой фашистов сразиться
Родина смелых зовет.
Смелого пуля боится,
Смелого штык не берет…