Рогач гнил заживо, кожа на лице местами пошла черными пятнами, перемежаясь островками сочащихся желтоватым гноем язв. Назар как-то побледнел, но блевать не побежал, Басмач мысленно поставил парню плюс. Следующий сюрприз заключался в том, что айдахаровец оказался хлипким и от удара кастетом приказал долго жить. Если первые два хоть и были делом неприятным, но все же как-то привычным, то последний «подарочек» оказался совсем уж из ряда вон: языка у этого «языка» не было, совсем. Челюсть, подпорченная гниением и ударом, все же сохранила следы грубого шрама. Причем шрама хирургического, такого с крупными стежками шелковой нитью.
Подобные Басмачу уже приходилось встречать в прошлой жизни, еще до Напасти. Чувствовалась профессиональная, чуть небрежная рука военно-полевого хирурга. Причем шрамы покрывали не только гортань – хотя язык можно удалить и через рот, – но и голову мертвеца. Воспалившийся рубец опоясывал череп неровным валиком чуть повыше виска – тому явно вскрывали череп. Только зачем и кто? У Басмача возникла догадка.
– Иди за вещами. Я сейчас, проверю кой-чего.
– Стой!
– Что? – Басмач обернулся, стоя у выхода, одной ногой уже на улице.
– Хватит мной командовать! – зло процедил Назар. – Нужно напасть, сейчас, пока там суматоха. Иначе Айдахар уедет, и больше мы так близко к нему не подберемся. Ты сказал, умей дождаться момента? Так вот он, момент этот, используй!
Басмач пристально посмотрел в лицо Назару: не бредит парнишка, нет? Он хотел напомнить, что там очень много вооруженного народу, а им двоим против такой орды, мягко говоря, не выстоять, даже если они перейдут в режим партизанской войны, ресурсов-то попросту нет. Да не то что оружия, пить и жрать в ближайшие пару-тройку дней не известно где добыть! Все эти мысли галопом пронеслись в голове бородача, правда готовые выплеснуться в гораздо более лаконичной и матерно-нецензурной форме. Однако Назар успел удивить первым, как-то по-своему расценив молчание спутника:
– Ты постоянно осторожничаешь, чего-то боишься. Мы сто раз уже могли подобраться к Айдахару и покончить с ним! Это у меня есть цель: спасти сестру, и я сделаю это. А тебе он к чему, зачем ты идешь по следу конвоя, молчишь? – Назар нервно дернул ремень двустволки, поправив висящее на плече ружье. – Да, и ты мне не нужен. Я сам справлюсь! – с жаром выпалил он, торопливо выскочив на улицу.
Басмач лишь проводил взглядом долговязого Назара, потрусившего куда-то вдаль, оглянулся на лежащий ничком труп адахаровкого воина, и с силой захлопнул двери трансформаторной будки.
«Остановить и навалять по первое число, чтобы не грубил старшим и вообще дружил с головой? А оно вообще надо, кто они друг другу? Так, случайные попутчики. Но ведь подохнет же! Повернет за ближайший угол и сдохнет, гаденыш, предварительно нагадив со страху в штаны, – Басмач с силой саданул кулаком по гнилой жести будки. Он второй раз в жизни стоял и не знал, как ему поступить. – В чем-то возможно пацан и прав: боюсь, осторожничаю. Чего боюсь, смерти? Так никогда ее костлявую не страшился, кому суждено утопнуть, в огне не сгорит. Тогда, может, слишком долго гонялся за Айдахаром?»
Мысль о том, что процесс преследования Айдахара стал самоцелью, идеей фикс, заставила призадуматься еще крепче. Что он, Басмач, хочет в итоге? А хочет простого: найти и поквитаться. Есть же некто, кто посылает эти конвои смерти в степь, есть. Значит, именно его и следует найти. Найти и убить, но сделать это медленно, и с расстановкой. Этот гад должен прочувствовать на себе все то, что сотворил с другими. А Назар? Назар свой выбор сделал, тут их дороги расходятся.
От некоторого переосмысления целей и задач, Басмачу даже как-то полегчало, гора можно сказать с плеч свалилась. Возможно за год – а целый год это срок не малый, – цель как-то поистерлась, замылилась. Так бывает. Но теперь вновь обрела ясность. Да, и одному все же легче. Хотя… нет. Одному спокойнее, не легче.
Назар буквально летел к лагерю Айдахара, ведь наконец-то он сам, один, покончит с обидчиком сестры и спасет ее. Как спасет и как справится с целой оравой охраны? Этого он пока не знал. Да, и не важно как именно, сымпровизирует. В конце концов, цирковой он или нет?! Смог выжить в подземельях Академгородка, значит, сможет и это. «Война план покажет», – любимая присказка Шимуна подходила сейчас как никогда.
Оказавшись в прямой видимости перед конвоем, Назар сбавил прыти и, бочком протиснувшись между стеной ржавого ангара и кучей сваленных труб, спрятался за стопкой бетонных плит, поросших полынью. Он принялся наблюдать. Вблизи, на расстоянии каких-то полусотен метров, машина казалась просто гигантской стальной змеей.
Если все в мире после Напасти в основном было ржавым, в потеках, то здесь черные, будто вороненая чешуя, бока так и блестели на солнце. С самого высокого и длинного вагона иногда вырывались струи пара, и вообще, кроме злобы от него исходил шум. Назойливый гул, меняя тональность, становясь то ниже, то выше, он расходился волнами. От звука вибрировал сам воздух, и ныли все без исключения зубы. По крыше, бряцая не в такт оковкой сапог, прогуливались двое с автоматами. Оба то сходились в одной точке, то снова расходились в разные концы. А внизу, вокруг конвоя кипела работа.
Суетясь, как огненные муравьи, люди в черном бегом по одному, или группами копошились, занимаясь каждый чем-то своим. Широкая стена одного из вагонов была распахнута настежь, и туда постоянно что-то подносили, забрасывали, сгружали на руках и на тележках с носилками. Назару с его наблюдательного пункта за плитами было видно не всё, часть конвоя оставалась скрыта от глаз. Суматохой стоило воспользоваться, вдруг не заметят?
Протяжный рев ударил сверху, заставляя вжаться в камень и грязь. Назар, скрючившись между плитами и кучей труб, с трудом пересилил себя и посмотрел в небо. Огромная тварь, попеременно взмахивая то одной, то второй парой перепончатых крыльев, размерами никак не уступающая двум вагонам, вынырнула из-за полосатой трубы, подпиравшей небо, и снова заревела. Второй раз Назар не стал прятаться, закрывая голову и уши, а, невпопад перебирая руками и ногами, пополз в сторону, стараясь оказаться как можно дальше от конвоя.
Гулко ударили пулеметы. Крылатая тварь, уходя от огненного пунктира снарядов, метнулась в сторону, однако успев с протяжным «у-у-увва» выплюнуть из брюха зеленоватый комок. Плевок с сухим хрустом врезался в бетон, не долетев до бронированного бока вагона десятка метров. Земля вздыбилась, взломанная бетонная плита разлетелась крупными кусками. Каменная шрапнель дробно застучала по броне. Местами вороненая сталь шипела и оплывала в зеленоватых всполохах, кипящие капли стекали по покатому панцирю, оставляя неровные прорехи. Черные воины, попав под зеленые брызги, истошно вопя, плавились как жировые свечи. Но остальным айдахаровцам было не до убитых и раненых.
Назар бежал уже не таясь, и с ходу, рыбкой нырнул под грузовик на спущенных колесах, заросший бустылами. Волк заскочил следом, улегся под бок и, прижав уши, стал наблюдать за развернувшейся битвой. А посмотреть было на что, люди сражались с творением свихнувшейся природы. Выстрелив вверх струями белого пара, исполинская машина под грохот пулеметов и скрежет гусениц стронулась с места.
Назар со смесью страха и любопытства следил за полетом твари. Закладывая крен, стервятник летал кругами, ревел но не плевался. Видимо, как подумалось Назару, хотел попасть наверняка, а выстрелов в запасе не так уж и много. Расправив все четыре крыла, тварь зависла, что-то закопошилось у той на брюхе, в коротких щупальцах появилось зеленое и округлое.
Дробно загрохотало спаренное орудие – ду-ду-ду, выплевывая смесь черного дыма и красного пламени. Неведомый стрелок явно пристрелялся. Одно крыло подломилось, тварь, потеряв равновесие в воздухе, крутанулась, плюнула зеленым шаром куда-то вбок, а затем с ревом, полным боли, рухнула на плоскую крышу, туда, где Назар с Басмачом еще недавно наблюдали за конвоем. Но крыша не выдержала и еще живое чудовище провалилось внутрь строения. Конвой же тем временем набирал ход, с грохотом проламывая заборы и раскидывая ножом-отвалом кучи щебня и земли.
С трудом оправившись от удивления, ведь ничего более необычного Назар никогда не видел, работая локтями, выбрался из-под приютившего их с Бесом грузовика, бросился вдогонку. Конвой из-за размеров не мог развернуться на месте, потому, заложив широкую петлю, устремился куда-то в глубь переплетения цехов и строений, перемалывая сталью гусениц подвернувшиеся камни.
Назар побежал наперерез, петляя среди куч мусора, с хрустом пробираясь через бустыли, почти не разбирая дороги. Вовремя заприметив крышку колодца, едва успел ее перескочить, как тут же вынырнула проворная лапа-щупальце, успевшая лишь наподдать в спину, от чего Назар полетел кубарем, пропахав в жидкой грязи на пузе метров пять. Выплюнув набившуюся в рот жижу, с трудом поднялся, тяжело хватая ртом успевший согреться воздух. Булькающий кашель тут же скрутил нутро, выдирая легкие из грудной клетки. Сплюнув в лужу тягуче-зеленое, Назар побрел дальше. А конвой Айдахара тем временем, набрав скорость, уходил с территории завода по своим старым следам.
Назара вновь согнуло в приступе кашля. Упершись измазанными руками в колени, он с трудом приходил в себя; воздух, ставший шершавым, не желал проталкиваться в горло. На глазах от кашля выступили слезы, сил для бега просто не осталось. Назар тоскливо посмотрел вслед удаляющемуся – последнему – вагону. Перед глазами появилось лицо Майки, с веснушками, вокруг чуть вздернутого носа и припухлыми губами. Серые глаза, прикрывала, как всегда, непослушная пшеничного цвета прядь… Она всегда была красивой, в убежище на нее заглядывались многие.
– Я должен! – хрипло прорычал Назар, резко выпрямившись и вдохнув до хруста в ребрах. – Должен спасти… – Теперь слезы, затуманившие глаза, проступили вовсе не из-за кашля. Он не смог догнать.
– Должен… – уже тише повторил он и принялся стягивать пропахшую потом и пропитавшуюся липкой грязью войлочную куртку. Ружье, все время тяжелой плетью долбившее по спине и тощим ребрам, полетело в ту же лужу вслед за курткой. Бес, как показалось Назару, с укоризной смотрел, как он избавляется от всего лишнего кроме ножей. Ну и пусть, с ружьем не догнать. Последний вагон тем временем виднелся метрах в трехстах и продолжал удаляться.