– Ага.
– Или баб не трогать, за жопы не хватать, если они того не хотят. Все по-честному. – Дорога ощутимо пошла в гору, машина стала замедляться. Басмач переключил скорость, двигатель чихнул, и загудел натужнее – «уазик» пошел быстрее. – Как считаешь, парень. Если на тебя с ножом или пистолетом, палкой пойдут, а у тебя самого нож, или просто кирпич с дороги поднятый. Что сделаешь?
– Как что?! – удивился Назар. – Ударю ножом, защищаться буду! А ты бы не стал?
– Стал, – кивнул Басмач. – Вот только, по тем правилам, ты крайним и окажешься.
– Да ну. В бункере только на должностных и смотрителей даже глядеть косо нельзя было. А пос против поса, хоть с ножом, хоть с кулаками.
– До Напасти, ни против кого нельзя было. То, что ты ножом пырнешь напавшего – это вот оно, уже видно: кровища у тебя на ноже, руках, и видели тебя наверняка. А вот что тебя укокошить хотел добрый дядя, отец трех детей и муж чахоточной жены, еще доказать нужно. И ножика у тебя быть не должно с собой.
– А… как защищать себя? – растерянно проговорил Назар.
– Никак, сдохни. Или, попытайся отбиться, но, потом, полжизни в клетке просидеть можно. Садили у вас в клетки?
– Должностных, кто буянил. Посов чаще работать на поверхности отправляли, или просто выкидывали.
– Вот я и говорю, пацан: сейчас все более или менее равны стали – если ты вытащил нож, то вполне кто-то достанет пистолет. Сто раз подумаешь, рыпаться или нет. Полного равенства нет, конечно. Да, так у людей и не может быть, но все же.
Высотки остались далеко позади. У обочины лепились дома частного сектора, уходя вдаль сплошным массивом пестрых, ржавых или серых крыш, и торчащих дымоходными трубами развалин. Назар поначалу разглядывал окрестности, ожидая нападения, немного погодя, настороженность сменила юношеский интерес, который вскоре пропал. Эта часть Семска, на первый взгляд, очень походила на Усть-Каменогорск, ничего нового.
Город, наконец, закончился, машина выскочила на полуразрушенное шоссе. Остановившись на перекрестке, Басмач свернул направо.
– Почему туда, ты знаешь дорогу?
– Примерно, – отозвался Басмач. – Это, мне думается, то самое шоссе, что мы с тобой с пригорка наблюдали. Ну, когда машины по нему ехали. – Заложив крутой вираж, он свернул с осыпающегося асфальта, рванул напрямик в степь, правя к холмам, видневшимся в паре километров впереди. «Уазик» подбросило на ухабе, мотор рыкнул и чуть было не заглох.
Заехав на пологий бок холма, Басмач заглушил машину.
– Скидываем пассажиров и перекур. Ты пока залезь на верхушку, понаблюдай, вдруг, кто по наши души увязался. На, бинокль возьми. Только не вытаскивай без необходимости – бликует, видать издалека.
Назар повесил чехол с биноклем через плечо, прихватил ППШ и полез по склону.
«Ты гляди, оружие прихватил, раз в дозор идет – матереет прямо на глазах, сын полка», – с улыбкой подумал Басмач, отвязывая труп ычевского бойца с капота. Вообще, парень изменился очень сильно, особенно после паучихи: больше уверенности, смекалки особой такой – военной. Молодец. Опыт, он штука полезная, если впрок идет. А Назару шел.
С трудом выбравшись из машины, Басмач размял затекшую спину, с хрустом потянулся. В правую ногу тут же тягуче стрельнуло. Уже не первый раз, нехорошо. Вот так заломит в драке, оступишься и, гляди, труп. Кстати, о трупах. Он задрал ворот лежавшего поперек капота тела.
– Однако… – Басмач достал из ножен рабочий нож, ковырнул острием тонкую буро-зеленую веточку в пупырышках, как у огурца: из надреза потекло что-то непонятное, желтого цвета. Такого ему встречать не приходилось, будто свежий побег клена кто-то срастил с плотью человека. Да, и человека ли? Плесень, по слухам, заполонившая город Алматы, попадая на живой организм, порабощает его, подчиняет разум.
Срезав ремни, Басмач оттащил труп в сторону, и принялся за второй. Осмотрел шею – та же история: зеленая хрень растет как раз на хребте. Только здесь вокруг чужеродного растения кожа воспалилась и покраснела.
– Черт знает… какие-то зомби? Чего не хватало, – ремень от автомата лопнул под острием ножа, и тело кулем свалилось в пыль. Этого он оставил там, где и упал, оттаскивать в сторону не стал. Вместо этого, вернувшись в кабину, взял с сиденья пистолет-пулемет. Два одиночных выстрела в голову, на всякий пожарный. Вдруг поднимутся? А так уже наверняка.
– Эй, что случилось?! – услыхав стрельбу, насторожился Назар, держа оружие наготове.
– Нормально, – махнул Басмач. – Что у тебя?
– Никого.
– Спускайся, перекусим, и в путь. – Басмач оперся на крыло машины.
Рассказ старика Игельса про непонятное растение и вдруг возникшую новую религию – урборотианство – принимал совсем иной оборот. Получается, адепты приживляют себе росток, причем именно туда, где и позвоночник, и мозги близко? Или они «принимают» веру в некоего Змея уже после того, как эта пакость поселится на шее? Корова из броневика опять же с росшим из холки кустом…
Растение-паразит? Вполне возможно. От мысли о паразитах сразу же зачесалось в бороде, напоминая, что неплохо было б и помыться.
Старик упоминал, что дерево, из плодов которого круглый год гонят спирт, принес из похода Ыч. Значит, есть место, где этих паразитов раздают, или, что скорее, им заражают.
Странным образом местонахождением логова Айдахара и местом, куда, по словам Игельса, отвозили бочки со спиртом, являлся город атомщиков Курчатов.
Религиозные фанатики и любители спирта с кактусом на шее, черные солдаты Айдахара, со следами хирургических операций на голове, и удаленными языками… Странностей вокруг этой истории что-то уж многовато, как ни крути.
Назар, бухая по высохшей земле сапогами, спустился с холма.
– Стрелял?
– Угу. Трупаков добивал, контроль. Вон, погляди им на шеи. Только руками не трогай, вдруг зараза какая.
– И чего это? – отпрянул Назар, брезгливо потирая руки.
– А не видишь? Трава какая-то из мяса колосится. И думаю, наш общий друг на сухопутном локомотиве в этом замешан.
Устроившись в тени машины, наскоро перекусили, перевели дух после погони и занялись оружием. Выходило неплохо, у Басмача осталось ружье Игельса, и два автомата с круглым, как консервная банка, магазином от бойцов патруля. Басмач показал Назару, как разбирать дисковые магазины: на, мол, тренируйся.
Пока Назар занимался патронами, Басмач занялся чисткой обоих ППШ и двустволки, благо, к последней в рюкзаке оставалось еще достаточно патронов. Пистолет-пулемет Шпагина, времен Великой Отечественной, оказался простым донельзя, даже проще «калаша» – чистить одно удовольствие.
– М-да, а вояки-то за оружием не следили: дерьмище в стволе, грязь в чашке ударника… Что, парень, как ощущения? – Басмач решил разговорить молча выщелкивающего патроны Назара.
– В смысле?..
– Да в прямом. На Урановом заводе, ты засс… не смог снять айдахаровца, а сегодня водилу из «калаша» положил. Поговорить не хочешь?
– Когда целился, и стрелял, руки зудели. И вообще как-то…
– Погано да?
– Есть такое.
– То, что с руками – нервы, реакция на страх, ситуацию. А что погано, это хорошо. Ты запомни ощущение, крепко запомни. И вспоминай каждый раз, когда чью-то жизнь решишь забрать. – Щелкнув ствольной коробкой, Басмач отложил почищенный автомат в сторону и взялся за второй.
– Да я как бы… – замялся Назар, вспоминая, как человек обернулся на звук разбитого окна, как дернулась голова, длинные засаленные волосы, заляпанные красным. Его передернуло. – Забудешь тут.
– И правильно, не забывай. Кровь лить попусту не станешь.
– А с чего бы мне ее лить? – удивился Назар, сгребая патроны в кучку.
– Ну… я человек не ученый, не философ, красиво не объясню. Просто когда делаешь что-то впервые, и получается, то уже после оно много легче происходит, причем легче с каждым разом. Вот, когда штаны надеваешь, ведь не задумываешься как, почему?
– Так то штаны. – Назар вытер лоб. Несмотря на тень, воздух и борт машины прогрелись, стало жарко.
– Одно и то же, парень. Это привычкой называется. Сегодня, просто со штанами, завтра с человеком, а послезавтра ты понимаешь, что море по колено, и в нашем проклятом мире становится на одного Айдахара больше.
– Тогда… я не понимаю. А зачем ты мне на заводе, и сегодня вот стрелять?..
– Делать то, что нужно, то, что требуется в конкретной ситуации – это одно. Тогда и сегодня, ситуация и есть. Но главное, чтобы лить кровь тебе нравиться не стало.
– Получается… Когда нужно, то можно? – криво усмехнулся Назар. – Я же на любой чих тогда придумать могу эти «нужно».
– А ты не дурак, – хмыкнул бородач, – соображаешь. Ну, это «можно-нужно» на твоей совести уже будет. Да и нет у меня всех ответов, пацан. Оно с возрастом придет, понимание, что хорошо, а что плохо. Кстати, ты какого лешего в одну кучу патроны с зеленью кидаешь?! Он осечку даст, или заклинит. Отбирай такие. Зря нахвалил балбеса, – притворно рассердился Басмач.
Солнце тем временем пылающим шаром сползло по небосводу дальше, тень от борта «уазика» постепенно истончалась. Назар снова перебрал все имевшиеся патроны к ППШ, отделив те, что с ржавчиной или зеленью. Чистые протер промасленной тряпкой. Всего вышло восемьдесят две штуки, о чем он и сообщил Басмачу.
– И то хлеб. Смотри, – он взял банку магазина, и вставил несколько патронов в канавку вдоль бортика пулями вверх. – Составишь сорок один патрон, затем вот эту крестовину подымешь, она подожмет патрики, и провернешь в обратную сторону шесть раз, барабан же не полный. Действуй.
Назар аккуратно составлял патроны, как показал Басмач, но они мелкие, то и дело скользили, норовя боком упасть в канавку.
– У тебя как в первый раз было, ну, убить человека? – помявшись нерешительно спросил Назар.
– Ну, вопросы у тебя. Прямо засыпал. Я и не… Вру. Помню, младше тебя был. В армии после учебки отправили служить на границу с Китаем, у Тарбагатайского хребта. Места там глухие, горы, степь, вдоль забора с контрольно-следовой полосой можно скакать отсюда и до завтра. Машины только у отцов-командиров, или когда нарушитель нарисуется, тогда группа оперативников с собакой на перехват выезжала. А мы, салаги, на лошадях патрулировали. – Басмач посмотрел ствол ППШ на свет. – И был там участок один, граница по самому краю пропасти шла. Меня с товарищем – Димкой Слепокуровым – поставили вместе на дежурство. Нормальный мужик был, свойский. Молодые, ветер в голове, бросили жребий на спичках, кому на лошадке патрулировать идти. Выпало Димке.