По обеим сторонам от конвейера стояли часовые в глухих шлемах – простые солдаты, как уже понял Басмач. Офицеры и прочие говоруны тут с открытыми лицами. Оставалось дело за малым: освободиться. До мойки оставалось еще три человека.
За голенищем правой ноги, в икру знакомо впилось острое, грани муфт самодельного пистолета – спасибо Ернар-ага, где бы ты не находился. Басмач, скрипя зубами от боли в простреленной мышце, рывком свел руки. Ухватившись за большой палец на левой, приготовился. Когда ошпарят кипятком, его вопли не покажутся охране подозрительными.
Когда из дырчатого раструба ударил пар и кипяток, Басмач рванулся всем телом вниз, вывихнув большой палец, и завопил от боли. Мокрая рука выскользнула из наручника, он с размаху приложился об совсем уж каменный пол. Но разлеживаться некогда. Подпиравший стену охранник вскинул автомат и направился к нему. Висящие на конвейере пленники разом загомонили.
Долго прикидываться ветошью смысла не было. Он вытянул из сапога пистолет и выстрелил в караульного. Самопал отдачей выбило из руки, но свое дело он сделал: солдат рухнул ничком, попутно выпустив длинную очередь в пол. Рикошетя, засвистели пули, выбивая из пленников кровавые брызги.
Басмач рванул на четвереньках к трупу и вывернул оружие из скрюченных пальцев. Пока он висел, руки совсем онемели, да и удерживать тяжелый автомат с вывихнутым пальцем было трудно. В начале зала показался охранник. Басмач выставил ствол, прикрываясь трупом, и выпустил короткую очередь, тут же перекатился к стене, укрывшись за колонкой поливалки. Ответной стрельбы не последовало. Зато слышались приглушенные команды, и топот множества ног.
Выйти там же, где и зашел, уже не получится. Он обернулся на помещение за пластиковой занавеской, подумал секунду:
«Выбора нет, теперь напролом, а там…» – снял с трупа несколько запасных магазинов, сунул в карманы штанов и бросился к операционной. Но тут же остановился. Висящие бедолаги наперебой просили помощи, просили освободить. Расковывать каждого долго. Он окинул взглядом механизм конвейера: плоская цепь из пластин тянулась по верху, и к ней уже были приварены крюки. Недолго думая, он прицелился и выпустил остаток магазина и перебил цепь.
До сих пор висевшие кулями пленники, кряхтя и постанывая, попадали на пол. Но этого Басмач уже не видел, он с разбегу нырнул под пластиковую занавесь.
Бородатый, чумазый как черт и с автоматом, он оказался в предоперационной, здесь видимо готовили пленников, по крайней мере, те, что здесь все еще висели, были обриты наголо, а черепа покрывала черная разметка и желтые пятна йода.
Двое мужчин-санитаров испуганно шарахнулись к стенам. А женщина в синей форме операционной сестры с марлевой повязкой на лице еще держала палочку с ватой на конце и бутыль с чем-то темным. Увидав Басмача, она заверещала.
– Где выход?! – рявкнул Басмач, направив автомат. Санитар махнул куда-то в сторону еще одного занавеса из пластика. Позади послышалась стрельба, кто-то вскрикнул. Судя по всему пленники подобрали автомат убитого солдата.
Басмач бросился напролом, нырнув в следующее помещение, с ходу врезал прикладом здоровенному бугаю с чем-то блестящим и острым в руке. Сразу от входа тянулись ряды операционных столов, на каждом из которых лежало по пленнику со вскрытом черепом: кожа была отвернута, виднелся чуть желтоватый сморщенный мозг.
Бородач хотел было расстрелять хирургов и остальных, но топот и лязг оружия в соседней комнате подстегнули его. Он выбил дверь и вывалился в хорошо освещенный коридор. Если бы не конвейер и не концлагерь на входе, то это самая обычная больница, и никакой Напасти не случилось. Будто в другое время попал: все чисто, блестит, ходят медики. И тут он, полуголый и грязный неандерталец с автоматом.
Басмач бежал наобум, повинуясь внутреннему чутью и топоту буквально за спиной. Когда он, наконец, вывалился на улицу, пули зацвиркали по стене вокруг двери. Одна с глухим «бом» пробила створку навылет, оцарапав кожу на руке. Завыла сирена. Загрохотал громкоговоритель, сообщая, что за периметр проник посторонний и все в таком духе.
Басмач же слушал это на бегу. Обогнув здание «больницы», побежал по внутреннему двору, постепенно перешедшему в узкое пространство между стеной строения и забором. Завидев пожарную лестницу метрах в трех над землей, с ходу подпрыгнув, повис на нижней ступеньке. Адреналин, литрами вплеснувшийся в кровь, видимо, уже ослаблял свое действие, рана на груди словно взорвалась. Он чуть не разжал пальцы, но рывком перескочил на ступеньку выше и, быстро перебирая руками и ногами, взбрался на плоскую бетонную крышу.
Вход на чердак – плоский ржавый люк – виднелся метрах в десяти. Внизу затопали сапоги. Басмач упал на бетон и даже престал дышать. Там была погоня, кто-то переговаривался.
– Да, не, высоко… – с сомнением донеслось снизу. Басмач напрягся, прижал автомат, готовый выстрелить, если железо загромыхает под сапогами.
– Найти нарушителя! – гаркнули во все горло. И дробный топот стал удаляться. Невдалеке ударил автомат – наверняка кто-то из освобожденных пленников все же выжил, хоть и ненадолго.
Басмач зажал в зубах ремень автомата и рывком вправил вывихнутый палец, глухо застонал. И лишь тогда позволил себе расслабиться. Сознание тут же померкло.
Басмач очнулся от хлеставших свинцовой дробью капель. Дождь был холодный, и быстро выветрил туман из головы. Он любил вот такой – спокойный – дождь, без бьющих в землю злых молний, без раскатов оглушительного грома. Просто низкие тучи, притихшая природа, и шелест льющейся воды.
Такое хорошо наблюдать из сухого укрытия, в тепле, с вкусно парящим котелком над огнем.
Басмач ощупал рану, под пальцами ощущалась шершавая короста, он поднес пальцы к глазам. Крови не было. Странно. Огнестрельная рана не может так быстро затянуться, без обработки, без перевязки. А сколько он пробыл в отключке? Жаль, нет часов. Да сколько бы не пробыл, раны так не затягиваются. Кого благодарить, старика «Пирогова» со шприцем?
С трудом поднявшись с холодного бетона, сел, мотнул головой, сжимая кулаки. В руках проснулась слабость, та самая, противная. А еще руки дрожали. Басмач еще раз тряхнул головой и пополз к противоположному краю крыши. Кряхтеть по-стариковски про болячки можно и в другое время, а сейчас важно заняться делом.
Он выглянул над высоким бортиком: внизу раскинулся двор. Нет, целый город. Тут и там в четком порядке расположились строения, склады, бараки. Метрах в ста виднелось нечто вроде гаражей или мастерских: с поднятыми капотами ютилось несколько разнокалиберных автомобилей. А совсем далеко, торчал край решетчатого забора. Помимо запаха дождя и мокрого асфальта тянуло едкой вонью и изредка долетало «хру-хру».
Но свинарник Басмача вообще не интересовал. Интереснее был ангар. Это строение с ребристыми, покатыми стенами, выбивалось своей округлостью из всех угловатых строений внутреннего двора. Водитель-ученый Сидерский упоминал ангар как вход в логово. Значит, стоило это проверить.
Назар пробирался через завал из непонятного хлама, когда послышалась суматоха, крики, топот и стрельба, которая, впрочем, быстро стихла. Наконец выбравшись из завала гнилых досок, он выглянул из-за угла: по асфальту двое солдат в черном тянули за ноги полуголый труп. Голова мертвеца с глухим стуком подпрыгивала на выбоинах и неровностях, прямо как мячик. Назар подумал, что тащат тело Басмача, но, приглядевшись, понял, что нет, не похож. Слишком сухой и обросший, хоть и с бородой. Басмач был хоть и бородат, но лыс.
Солдат здесь было много и все они по двое-трое, держа оружие наготове, заглядывали в окна, дергали двери. Один пошарил стволом автомата под стоящим грузовиком, а затем, нагнувшись, заглянул сам. Они кого-то искали.
У него мелькнула надежда, что Басмач выжил. А раз так, его не смогли бы удержать. Назар был уверен, что такого человека не возможно удержать ни оружием, ни клеткой. Вот только перед воротами, Басмач упал и не двигался…
Назар вышел из укрытия, и тут же его окликнули:
– Эй, ты. – Он быстро обернулся на голос, схватившись за ППШ и выискивая его источник.
– Ты, эта, свои, спокойно! – чумазое лицо мужика с округлившимися глазами торчало из-под полуразобранной машины. Выйдя из-за угла, Назар не заметил механика. Но тут же сообразил:
«Я ж в форме, он принял меня за своего. Блин, как бы Бес не кинулся!» – Назар повесил автомат на место и молча уставился на мужика.
– Слышь, подай ключ на «22». Понимаешь? Ключ? – видя замешательство «солдата», добавил: – Тля, вам все мозги посжигали и ни хрена кроме мочилова не понимаете. – Назар поискал глазами, куда указывал механик – облезлый железный ящик с инструментом, – и вытянул из звонкой кучи плоскую железяку с выбитой цифрой «22». Сунул в протянутую чумазую руку и быстро зашагал вдоль шеренги полуразобранных колымаг.
– Спасибо! – послышалось за спиной. А следом испуганное «ой». Бес вынырнул из-за мастерской и пристроился рядом с Назаром.
Назар, не оглядываясь, быстрым шагом пересек открытое пространство двора – благо никого из солдат уже не было видно. Может, не любили дождь? Так он тоже не очень жаловал затекавшие за шиворот холодные струи.
Нужно соблюдать осторожность, ведь местных порядков он не знал. Совсем глупо выдать себя на мелочах, особенно когда такой ценой оказался внутри лагеря. В воздухе знакомо потянуло свинофермой. В Академгородке тоже держали свиней, и для еды и для экспериментов – в загонах на поверхности и под землей. А возле свиней всегда водились самые жирные крысы. Назар это хорошо помнил. Как и то, что бледные хряки жрали крысаков за милую душу.
Но в воздухе витал и другой сытный запах, на который успевший опустеть желудок ответил бурчанием: пахло кухней. А кухня – это всегда еда.
Он побрел на запах кухни. Кто сказал, что спасать сестру на сытый желудок это плохо? Назар думал, что, наоборот, даже лучше. Вдруг получится стащить кусок, пока никто не видит? Идти открыто он побоялся, потому старался держаться ближе к стенам зданий. Но и не жался. Жмущийся и крадущийся патрульный – хоть и в форме – вызовет подозрение. А кухня, судя по всему, находилась неподалеку от свинофермы.