Огульбиби опустилась на стул. В висках у нее стучало, на лбу выступила испарина. Концом платка она отерла лицо.
— Я вызвал тебя по нашим делам, — продолжал председатель, когда Огульбиби несколько успокоилась и могла выслушать его. — Ты знаешь, что колхозу увеличили план сдачи хлопка. Поэтому нам необходимо освоить и засеять дополнительно пятьдесят гектаров. Это равносильно созданию колхоза на голом месте. Нелегкая задача, сама понимаешь. Где мы возьмем сейчас молодых джигитов? А не выполнить задание нельзя. Вся надежда на женщин, стариков и подростков. Мы долго советовались и лучшего человека, чем ты, сыскать не могли. Хотим назначить тебя бригадиром. — Председатель помолчал, бросив на Огульбиби быстрый взгляд, желая понять, какое впечатление произвела на нее эта новость. — Что ты на это скажешь, сестра?
Чего угодно могла ожидать Огульбиби, идучи в правление колхоза. Могли послать со школьниками на какие-нибудь работы. Но такое предложение!
— Сары-ага! — воскликнула она. — Вы ни с кем не путаете меня? Я — и хлопок! Что я знаю о земле, кроме того, что хожу по ней? Ведь я — кумли, я никогда не сажала, не сеяла. Какой из меня бригадир? Вы, как я погляжу, совсем растерялись…
— Может, и так, растерялся. Но не делаю ошибки, когда назначаю тебя бригадиром, Огульбиби, — отвечал Сары-ага.
Он вынул из кармана гимнастерки кисет с махоркой и мундштук, скрутил цигарку, закурил. Сары-ага уже отвоевался. Он был ранен в самом начале войны и вернулся после госпиталя. До войны Сары-ага был бригадиром в здешнем колхозе и хорошо знал людей, землю.
— Те, кого мы сейчас называем колхозниками, — продолжал Сары-ага, дымя махоркой, — твои ученики. Кого, как не тебя, будут они слушаться? Ты сможешь быть настойчивой, найдешь к ним подход. Вот теперь думай сама.
— А как сеять хлопок, когда и как поливать — это знать не нужно?.. — Огульбиби хотела еще что-то добавить, но от волнения не могла говорить.
— Да разве ты одна? Я же рядом. Ты должна понять: мне не на кого опереться, некому поручить столь ответственное дело, Легко сказать: освоить пятьдесят гектаров. А время не ждет. У нас нет другого выхода. В этом году мы обязаны сдать сверх плана сто тонн хлопка… Если ты согласна, я поставлю вопрос на правлении.
— А я хотела просить вас открыть в колхозе ковровую артель. Мои ученицы могут ткать прекрасные ковры. А вы предлагаете мне дело, с которым я не справлюсь, — вежливо возразила Огульбиби. — Человек должен браться за то, что ему по плечу.
— Война, Огульбиби, нужно выполнять план. Вот победим врага, и я отдам в твое распоряжение всех девушек и женщин. Учи их, пусть ткут красивые, как мечта, ковры. А сейчас надо поднимать землю. Собери своих учеников и приступай к работе. Соглашайся!
— А школа? — спросила, уступая, Огульбиби.
— Директор понимает обстановку. Я с ним уже переговорил.
— И он согласен?
— Да.
— Ну, тогда все ясно, — сказала Огульбиби, опуская глаза. — Хорошо бы оправдать ваше доверие.
В тот же день Огульбиби утвердили на заседании правления. Бригаде выделили трактор, две пары плугов с быками. Гуллер с одноклассницами, окончившими семилетку, а также несколько замужних женщин составили бригаду Огульбиби. В бригаде было и трое мужчин: тракторист Худайназар, библиотекарь Нурлы и Беркели.
— Назначь Беркели поваром, — предложил Сары-ага. — Он мастер варить затируху и пшеничную кашу.
Огульбиби промолчала, хотя ее всю передернуло при имени соседа. Но сказать: "Мне не нужен Беркели" она не отважилась.
Назначили день выезда. Решили собраться возле дома Огульбиби. Сары-ага хотел выехать вместе с бригадой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Огульбиби проснулась с головной болью. Спала она плохо. В душе корила себя: "Дала согласие, а о Хуммед-джане не подумала. Куда я его дену? С собой взять или оставить у кого-нибудь из соседей?" Так ничего и не решив, встретила восход солнца. Первым появился на своем грохочущем тракторе Худайназар. Едва поздоровавшись, сразу же спросил о Гуллер.
— Она еще не пришла.
— Зачем взяли в бригаду этого несчастного Нурлы? Что он умеет? Только нос свой везде сует. Если что случится, на меня не обижайтесь…
— А что может случиться? — не поняла Огульбиби. — Будет лезть не в свое дело, свяжу по рукам и ногам, и считайте, что я выбросил его в реку. Потом не говорите, что я не предупреждал.
Огульбиби не понимает, что может быть общего между Нурлы и Худайназаром. Нурлы ровесник Гуллер, ее одноклассник. Ему едва стукнуло шестнадцать. А у Худайназара за плечами четверть века. Что они не поделят? Из-за чего ссорятся?
— Может, Гуллер опаздывает, пойду приведу ее, — и Худайназар отправился к дому девушки.
В этот момент на другом конце улицы появился Нурлы. Щуплый, худосочный, отцовская телогрейка болтается на тощих плечах.
— Товарищ учитель, — заговорил Нурлы, глядя вслед удалявшемуся Худайназару.
— Зови меня по имени, Нурлы. Я теперь не учительница, а твой бригадир, — поправила его Огульбиби.
— Для нас вы всегда учительница, — ответил Нурлы, почему-то вздыхая. Не в силах оторвать взгляд от Худайназара, он продолжал: — Я хочу сказать… Этот Худайназар, учительница… Он хочет задурить голову Гуллер, Вы думаете, почему он определил ее к себе водовозом? Обещал научить водить трактор. Я говорю: не верь ему, а она спит и видит себя трактористкой. У него семья, дети, а так и пялит глаза на Гуллер. А она ничего не понимает. Не зря ведь говорится: "Глаза скотину до котла доведут, человека — до гибели".
— А ты не ошибаешься, Нурлы?
— Эх, учительница, если бы ошибался! Сам видел, он берет ее за руку, подсаживает на трактор.
— Ну, успокойся, Нурлы. Что-нибудь придумаем.
— Вот что надо сделать: пусть Гуллер работает со своими девушками, а я пойду водовозом к Худайназару.
— А он согласится?
— Если вы прикажете, как он сможет ослушаться? Огульбиби с интересом смотрела на своего бывшего ученика. Ишь какой напористый. Она вспомнила Шатлыка. Сколько же ему было, когда он в первый раз заговорил с ней? Лет двадцать, а этому едва шестнадцать исполнилось.
— Сколько же тебе лет?
— Я понимаю, что вы хотите сказать. А у меня только одно желание: чтобы Гуллер не работала с Худайназаром. Я буду делать все, что вы поручите. Ночью буду работать. Я на все согласен, учительница.
Нурлы говорил так искренне и с такой серьезностью, что Огульбиби побоялась обидеть его неосторожным словом. "А я считала их детьми. В крови Нурлы уже разгорелась страсть. Гуллер, Гуллер! Ты хотела ткать ковры, а теперь мечтаешь о тракторе?"
Пока все собрались возле дома Огульбиби, совсем рассвело. Худайназар привел Гуллер. Огульбиби незаметно наблюдала за ними. Он провожал взглядом каждый шаг девушки. А Гуллер ничего не подозревает. Короткие косы, заношенное платьице. Но толстый халат не мог скрыть высокую грудь. Гуллер уже почти взрослая, но еще не пришло ее время, — так считала Огульбиби. — Здравствуйте, учительница, — поздоровалась девушка.
Огульбиби ответила на приветствие п, желая поскорее выяснить, есть ли основание верить словам Нурлы, спросила:
— Ну что, будешь у тракториста водоношей?
— Да, — с готовностью ответила Гуллер. — Худайназар обещает научить меня водить трактор, а то я не пошла бы. Лучше работать вместе с подружками.
— Твоими пальцами пряжу бы перебирать для ковра. Я думаю, трактор и ковер совершенно разные занятия.
— До ковров ли сейчас? Если мы помогаем колхозу, нужно выбрать серьезную работу. Лопата и кетмень никуда не уйдут, а я мечтаю водить трактор!
Худайназар не слышал, о чем говорили Огульбиби с Гуллер, и нашел повод приблизиться к женщинам:
— Все собрались. Нечего тянуть, надо трогаться. — И обратился к Гуллер: — А тебя ждет трактор.
— Трактор ждет не ее, а тебя, Худайназар, — с ударением сказала Огульбиби. — Садись за руль и поезжай впереди, а мы последуем за тобой.
Она положила руку на плечо Гуллер, удерживая ее возле себя.
Бригада шумно двинулась по улице. II тут появился Беркели. Стараясь не отстать, он торопливо вывел со двора запряженного в арбу осла. В арбе лежал здоровенный казан.
Он скоро догнал шедших по дороге и закричал:
— Огульбиби, ты чего пешком идешь? Садись на арбу.
Она не обернулась, будто не слышала, продолжала идти в толпе.
Горе и слезы войны, страдания и голод не могли убить живую душу сельского люда. Вот они идут все вместе по дороге, и село сразу ожило. Так бывает по весне. Улицу наполнил девичий смех, говор женщин. Хуммеду очень нравится, что все вокруг веселые. Он держит за руку какую-то девушку и вовсе не хочет идти рядом с матерью.
После трехчасового перехода остановились на обширном поле, лишь кое-где покрытом почерневшими колючками. Распрягли ослов и пустили на траву. И быки тоже пасутся. Рокочет трактор Худайназара.
Сары-ага, взяв под уздцы коня, ведет Огульбиби по будущему хлопковому полю.
— Арык проложим рядом с кладбищем. Ты думала увидеть ровное чистое поле? Эти заброшенные земли надо привести в порядок.
Когда-то мой бедняга отец сеял здесь богарную пшеницу[17]. От силы гектар, не больше, поднимал. Здесь глинистые почвы. Поэтому на низменные участки надо будет перенести почву с высоких. Видишь, вот места, куда обычно стекает вода. Вы разровняете эти участки и разделите на карты. Я думаю, пяти карт достаточно. Чем просторнее карта, тем выше урожай. Хлопок — это не помидор или огурец, его на приусадебном клочке не посадишь. Хлопковая карта за горизонт должна уходить. Вот бы после войны переделать все танки на тракторы да пустить на поля! Дня за три-четыре всю землю спланировали бы, не то что сейчас, когда мы можем рассчитывать только на свои силы…
Сары-ага подробно объяснял Огульбиби, как надо располагать поливные участки, как важно учитывать рельеф местности, чтобы вода сама легко шла из арыка на поля. Она слушала очень внимательно, пытаясь запомнить главное. Огульбиби поняла, что начать нужно с нижней карты и идти вверх, прокладывая арыки, по которым сверху, из канала, пойдет вода.