Огульбиби не задумывалась прежде о том, как приходит на землю весна. Зацветали миндаль, урюк, яблони — наступила весна. Она не знала, да и не к чему было ей знать, что первым сеют на поле, что высаживают на грядках. Огородом занимался Шатлык — и вскапывал, и сажал, и подкармливал. А про хлопок она знала совсем немного — когда сеют и когда убирают. Думала ли, что придет время и она должна будет все знать о хлопке?
Огульбиби проснулась. В палатке слышится ровное дыхание спящих людей. А ей не спится. Почему у каждого растения свой срок? Трава начинает расти в марте, в конце месяца уже косят люцерну. А хлопок сеют только в апреле, когда степные травы уже желтеют. Неужели до сих пор не вывели ранние сорта хлопка? А может, и ученые ушли воевать?
Палаточное оконце сделалось серым. Значит, начинало светать. Подала голос какая-то птица. Жительница песков, Огульбиби знала степных пернатых. Любила она смотреть, как весной пролетали над нею треугольники журавлей. Опустятся всей стаей и щиплют траву. А низины, наполненные талой водой, занимали гуси. Они не улетали, пока вода не высыхала.
А в селе она впервые увидела кур. Но больше всего ее удивили не куры, а плодовые деревья — урюк, яблони, персики. Она не знала, что нужно ждать, пока плоды созреют, и поначалу ела зеленую завязь. Неспелый виноград набил ей оскомину на зубах, и она маялась животом.
Помнит, как осрамилась однажды. Было это в первый год ее появления в селе. Шатлык попросил принести дров. Она вышла, обломала ветки урюка и принесла. Шатлык за голову схватился: "Что ты наделала?!" А она не понимает, почему он кричит. "Ты же сам просил дров. Вот я и принесла. Что я сделала?" — "Так ведь это урюк! Он растет и плодоносит!" — "Ну и что? Мы в песках всегда ломали ветки саксаула и селина. Они сырыми знаешь как горят". Только тогда Шатлык понял, что он должен многому учить свою жену.
Послышались мужские голоса. Огульбиби узнала голос Сары-ага. "Какой беспокойный человек, — подумала она, поднимаясь. — Обещал приехать, когда надо будет начать сев, и сдержал слово, не забыл. Скорей бы отсеяться, надоело пыль глотать".
— Ты все спрашивала, когда же начнем. Вот и дождалась, — такими словами встретил ее Сары-ага. — Сегодня я вдохнул воздух ранней весны. Сплю, а она шепчет мне на ухо: "Я пришла, выходи в поле!" Ты слышишь, ваше поле пахнет весной? Меня опьяняет этот запах.
— Значит, можно начинать сев? — спросила Огульбиби. — Вы говорили, что семена надо предварительно замочить. Куда же мы их заложим?
— Не торопись, Огульбиби. Я говорил тебе: всему свой черед.
— А я не хочу терять время. Чем скорее посеем, тем раньше хлопок созреет.
— Нет, Огульбиби, — возразил Сары-ага. Он вспомнил, что Огульбиби уроженка песков, и принялся объяснять ей: — Разве солнце сильнее прогреет землю только потому, что ты желаешь пораньше посеять хлопок? И земля не подсохнет раньше срока только ради тебя. Кинешь в почву семена не вовремя, и обильные весенние дожди сгноят их. Что молчишь?
— Выходит, нельзя изменить сроки сева, установленные нашими предками? А если в этом году дождей будет мало? Ведь год на год не приходится.
— А если весна будет дождливой? О чем тут спорить? С этого поля во что бы то ни стало надо собрать сто тонн чистого хлопка. Понятно?
Их беседу внимательно слушал Беркели. Прежде чем вмешаться, он подошел и стал рядом с Огульбиби.
— Ты не обижайся на меня, председатель, — сказал ом. — Я тоже хочу сказать. — Беркели вполоборота глянул на Огульбиби. Ему показалось, что в последнее время грудь ее раздалась, сделалась полнее. Беркели шмыгнул носом, ему пришлось заставить себя отвести взгляд. — Да… — продолжал он после паузы, — ты не хочешь прислушаться к мнению растущей молодежи. Что ты все твердишь: "Наши предки, наши предки"? Твои, что ли, предки растили хлопок? Разве ты не из скотоводов происходишь?
— Огульбиби, ты только не пойми мои слова так, как толкует он. — И Сары-ага снова начал разъяснять самое важное: — Я не против нового, я против опрометчивости. Запомни мою заповедь: ухаживай за землей, удобряй, поливай, себя не жалей, после этого жди урожая. Сначала отдай, а потом бери. И все в свой срок: в апреле посей хлопок, а в сентябре надень фартук и иди в поле. А между апрелем и сентябрем пропалывай, поливай, проводи чеканку.
— А что, если Огульбиби посеет хлопок в марте и собирать начнет в августе? — с вызовом спросил Беркели, бросив взгляд на Огульбиби.
— Ты говоришь о люцерне, Беркели-хан, — насмешливо улыбнулся Сары-ага. — Каша-то вкусная у тебя получается? — И Сары-ага ткнул его в бок концом плетки. — С каких это пор ты стал интересоваться хлопчатником?
— Не сердись на меня, председатель, когда говорю, что ты придерживаешься старого, — Беркели не хотел осложнять дело. — Я хочу сказать, чтобы ты не равнял нас с Огульбиби. Она человек ученый. А что мы видели в жизни, кроме кетменя? С помощью науки в небе летают. Я сам слышал, что зимой в помещении выращивают огурцы и помидоры. Почему же нельзя хлопок сеять в марте? Тебя и не спросят, посеют, и все.
— Э-эх! — крякнул Сары-ага и хлестнул плетью по голенищу сапога. — Да поймите же: и я отвечу "да", если вы скажете, что с помощью науки можно добиться всяческих чудес. Но в дела природы нужно вмешиваться разумно, с осторожностью. Наша задача умело использовать каждое время года. А если вас учили по-другому, говори, мы послушаем.
Сары-ага повернулся к Беркели:
— Ты говоришь, что в марте уже тепло только потому, что днями просиживаешь возле горящего очага.
— Научите меня, как правильно замачивать семена, — попросила Огульбиби. Запал ее прошел. Так сникает конь, споткнувшись на полпути. — Если нужно сеять в апреле, будем сеять в апреле. Я не успокоюсь, пока не брошу семена в землю.
— Ну вот и начинай, — сказал Сары-ага и принялся развязывать поклажу, притороченную к седлу. В мешке оказались чубуки винограда, побеги ивы, саженцы урюка и яблони. — Со временем на месте ваших палаток мы оборудуем полевой стан, а сейчас нужно посадить здесь деревца. Протяните арыки по обеим сторонам палаток и сажайте. Ивы лучше высадить поближе к жилью. Они растут быстро, от них будет густая тень. Плодовые деревья посадите подальше.
— А мы справимся? — спросила Огульбиби, стыдясь своего незнания и неумения. — Когда выучусь, потом уж не забуду, а пока… Может, Беркели умеет?
Впервые со дня приезда в поле Огульбиби назвала Беркели по имени, и у него от радости едва сердце из груди не выпрыгнуло. Пока он приходил в себя, Сары-ага сказал сокрушенно:
— Эх, нож ты вонзила мне в сердце! Беркели умеет только губить деревья. Возле его дома был когда-то густой сад. А теперь, посмотри, хоть одно дерево осталось? Наверное, и Каракумы некогда были покрыты садами-лесами и стали пустыней оттого, что в руках таких людей, как Беркели, оказался острый топор. Одни собирают семена, выращивают саженцы, а другие ищут топоры.
Беркели задохнулся от гнева. Хотел возразить, но не смог. Сары-ага не удостаивает его вниманием. Председатель отбросил в сторону свою плетку, прикинул на руках одну из лопат, что лежали возле палаток, и взялся за дело. Сначала провел на земле черту, потом прокопал поливную бороздку, углубил дно. Затем вырыл несколько лунок и посадил ивовые прутики.
— Вот так же, Огульбиби, будешь сажать чубуки винограда, фиников и граната. На посадку берут молодые чубуки, прошлогодние. Они быстрее растут. Яблони, урюк, сливу выращивают из косточек. Когда саженец укоренится и подрастет, делают прививку. Идем, покажу, как сажать плодовые деревья.
Женщины и девушки, собравшиеся к утреннему чаю, с удивлением разглядывали ровные ряды саженцев, выстроившихся вдоль палаток по обеим сторонам. А больше всех радовался маленький Хуммед.
— Мама, правда, теперь птички совьют здесь гнездышки? — спрашивал он, заглядывая матери в лицо.
— Сегодня одна птичка уже прилетала и пела песенку, — с улыбкой сказал Сары-ага, погладив мальчика по голове.
Огульбиби вспомнила, что перед домом на большом тутовнике Шатлык сделал качели для Хуммед-джана, и подумала, что нужно посадить и тутовник. "Прекрасное дерево — и тень, и ягоды, а для ребятишек и качели можно повесить", — подумала она.
После чая занялись приготовлением ямы, в которой надо было замочить семена. Мешки с семенами сгрузили на землю и прикрыли на случай дождя. Несколько женщин отправились в село за жженым кирпичом.
— Стенки ямы и дно выложите кирпичом, — Сары-ага подробно рассказывал, что нужно сделать. — И семена берегите от дождя.
— А мы их внесем в палатку и будем класть под голову вместо подушки, — пошутила одна из девушек.
— Ваш хлопок сейчас подобен пуле, выпущенной по врагу, милая, — серьезно отвечал Сары-ага. — И ваше рабочее место — это поле битвы, и вы сами — бойцы. Так боритесь за победу!
— Пусть будет так, Сары-ага! — воскликнули девушки. Им было приятно, и гордость наполнила их сердца оттого, что председатель назвал их бойцами.
…К концу дня вернулись женщины. Видно, поездка была удачной, потому что лица их сияли.
— Ох, что за кирпичи у нас, Огульбиби! — крикнули с телеги. — Каждый с крышку казана. И не простые, а с узорами, надписями. Такими даже жалко выкладывать яму.
Огульбиби порадовалась, что так скоро управились с кирпичом. Когда же подошла к телеге, чтобы помочь разгрузить, невольно ахнула:
— Где вы их взяли?
— На Санджарабаде, — ответил Юсуп-возница. Он недавно вернулся, потеряв на фронте ногу.
— Разве вы не знаете, что из Санджарабада нельзя брать кирпич? — рассердилась Огульбиби. — Разве вы не видели объявление, которое повесил на холме Шатлык? Ведь Санджарабад — исторический памятник.
Юсуп-возница рассмеялся:
— "Знаете", "не знаете", "Шатлык сказал", хе!.. Нужен обожженный кирпич, берем оттуда. Ты что, думаешь, у Сары-ага есть печи для обжига? Ха-ха-ха!..
— Не трогайте кирпичи! — строго приказала Огульбиби. — А те, что выгрузили, кладите назад в телегу. Нам не нужны кирпичи с разоренного памятника. Все увезите обратно и положите на место.