[1002]. Этими «зацепками» могли быть внутренние конфликты[1003], но не исключено и нежелание хана нападать на «выполняющего свои обязанности вассала» — Ивана III[1004].
Тем не менее в конце концов переговоры продолжились. Активность поляков и татар стимулировалась наступлением московского государя на Великий Новгород, который имел давние и тесные связи с польско-литовскими властями, а также своеобразными отношениями Казимира IV с Крымом. В 1472 г. Менгли-Гирей выдал ему ярлык на русские земли Великого княжества Литовского и на Новгород. Может быть, Казимир добивался того же и от Ахмеда[1005]. Это предположение А.А. Горского подтверждается письмом Менгли-Гирея панам рады Великого княжества Литовского 1506 г. Хан упрекал адресатов в забвении прежних тесных связей, которые теперь перечеркиваются, дескать, контактами Польско-Литовского государства с враждебной Большой Ордой. Он напоминал, что в свое время Тохтамыш дал Витовту Киев, Смоленск и другие города. Впоследствии ярлыки на эти города подтверждали крымские ханы Хаджи-Гирей и Нурдевлет. Посольство Казимира привезло Менгли-Гирею старый ярлык Хаджи-Гирея на Киев и Смоленск и получило от него подтверждение этих пожалований; кроме того, по просьбе короля хан вписал туда рязанские города и Одоев. Менгли-Гирей призывает вспомнить эти связи и проговаривается: «Наши ярлыки в скарбе в(а)шом есть, посмотрите, от Темир Кутлу ц(а)ря, и от Ахмата ц(а)ря, о таковых писаных городех и о приязни и о братстве ярлыки взятые»[1006]. Таким образом, Казимир действительно сумел вытребовать в Большой Орде ярлык на русские города, хотя, впрочем, Великий Новгород среди них ни в каком виде не фигурировал.
Кирей Кривой вернулся к своему сюзерену в сопровождении татарского посольства. Средства на содержание этих татар, прибывших в августе 1471 г., были внесены в соответствующий перечень расходов краковского двора[1007].
От продолжения целенаправленного сколачивания антимосковской коалиции короля отвлек конфликт с Венгрией, и следующий цикл переговоров с Большой Ордой прошел в 1479–1480 гг. Очевидно, в то время в результате обмена посольствами был заключен официальный договор о совместных действиях. Этим союзом крымцы с горечью попрекали поляков через много лет: «…и тежь некако хотели были тыи прысяги свои рушити и тогъды прысяги рушывшы зъ завольским царемъ и зъ Ахъметъ царемъ… в братьства и прыязни зашли»[1008].
Среди редких контактов Большой Орды с Западной Европой особое место занимает попытка налаживания связей с Венецией. Торговая республика терпела убытки и теряла территории из-за османской экспансии. Венецианский сенат на основании данных, полученных от коммерсантов, решил, что хан Ахмед может быть достойным противовесом, который способен начать войну с турками и тем самым отвлечь их силы от Средиземноморья. В апреле 1471 г. на восток, в неведомую Татарию, отправился секретарь сената Джан Баттиста Тревизан. Его задачей было расхвалить перед ханом могущество Орды, объяснить воинственный замысел венецианцев и вручить подношение — 16 локтей сукна. Путь Тревизана лежал через Москву, где из-за интриг обосновавшихся там соотечественников он задержался (просидев в заточении) почти на три года. Наконец Иван III приказал освободить его, и вместе с московским послом и ордынским послом, возвращавшимся на родину, венецианец отправился в Дешт-и Кипчак.
Какие-либо подробности его пребывания в Орде источники не отразили. Известно лишь, что Тревизан прибыл обратно в Венецию в апреле 1476 г. в сопровождении послов от хана Ахмеда и беклербека Тимура. Встреченные с величайшим почетом послы передали согласие ордынских властей двинуть 200-тысячную конницу на турок при условии выплаты хану значительной суммы в дукатах и оделения богатыми подарками. Через несколько месяцев они вместе с Тревизаном пустились в обратный путь. Их возвращение предварял гонец, посланный итальянцами к Ахмеду с известием о благоприятном исходе переговоров. Однако польский король Казимир, обеспокоенный наметившимся альянсом Венеции и Большой Орды как угрозой польско-литовским рубежам, направил сенату посланца с соответствующими возражениями. Сенаторы, посовещавшись, решили не ввязываться в экзотическую коалицию с татарами. Тревизан с полдороги был отозван назад[1009].
Отношения Большой Орды с Московским государством поначалу складывались традиционно, исходя из двухвековой даннической зависимости русских земель от Улуса Джучи. В XV в. постепенно отошли в прошлое визиты великих князей в Орду, и с 1440-х гг. контакты между двумя государствами поддерживались через послов. Московские правители объясняли регулярные взаимные визиты посольств не фактом выплаты выхода или получения ярлыков (что было бесспорным для соседей), а установлением таких порядков «от отцов и от дед и от прадед» или географической близостью владений[1010].
Летописи зафиксировали довольно активный обмен посольствами в 1470-х гг. Наиболее показателен приезд в Москву посланца Ахмеда Бочуки в июле 1476 г. с требованием к Ивану III явиться «къ царю въ Орду»[1011]. Не случайно сообщение об этом посольстве помещено сразу за упоминанием войны Ахмеда с Менгли-Гиреем. Думается, правы те историки, которые увидели связь между этими событиями, а именно: стремление Ахмеда восстановить прежнюю, золотоордынскую государственность — собрать под своей властью отпавшие юрты и заставить русских данников приезжать в Орду с изъявлением покорности и за ярлыками[1012].
Если это так, то Ахмед просчитался. Московское государство набирало силу и все более тяготилось обязанностью собирать для хана выход. При Иване III выплата дани была прекращена. Долгое время считалось, что Иван Васильевич воспользовался занятостью Большой Орды крымскими делами и перестал отправлять дань в 1476 или 1477 г.[1013] Однако последние исследования показывают, что к освобождению от исполнения даннических обязанностей Москва шла постепенно. В 1440–1460-х гг. выход отправлялся в Орду с большими перерывами, а окончательно перестал выплачиваться в 1471 г.[1014] Этим и объясняются сравнительно частые наезды Ахмедовых послов к Ивану III: «царь» требовал положенной и завещанной предками дани.
Кульминацией нараставшего конфликта стало Стояние на Угре 1480 г. — самый знаменитый и досконально изученный эпизод русско-ордынских отношений XV в. Как известно, осень и начало зимы 1480 г. Ахмед провел в бесплодном и бессильном стоянии на берегу Угры, притока Оки, напротив московской армии Ивана III, не решаясь напасть на русских и тщетно поджидая союзное польское войско. В конце года изможденная и изголодавшаяся ордынская рать была отведена ханом восвояси на юг и распущена по улусам. Мы не станем повторять общеизвестных подробностей. Укажем лишь, что трактовка исхода «Угорщины» среди татар и поляков существенно отличалась от московской версии.
Сын Ахмеда, хан Шейх-Ахмед, в послании Александру Казимировичу 1497 г. называл причиной отступления ордынских войск настойчивость ханского окружения, которое отговаривало своего повелителя от боевых действий из-за неприбытия поляков: «На Ивана гневаючысе, царь, отецъ нашъ, всея на конь, и вашъ отец, королъ, на тот рокъ не пошолъ. Ино нашы уланы и кн(я)зи отцу нашому молвили: Иван и твои холопъ, и королевъ есть, ино корол на тот рокъ с тобою не пошол, и ты вернисе… И взяли отца моего за повод и вернули. А потом на отца нашого Божья ся воля стала»[1015].
Мацей Стрыйковский в своей хронике объясняет провал кампании алчностью и интригами беклербека. Заволжский царь стал-де на реке Uhrae, ожидая вестей от короля Казимира, а тем временем московский князь прислал богатые дары и поминки «гетману царскому князю Тимиру». Тот стал убеждать царя отступить. Хан послушался, и «тогда Тымир гетман его, за подарки князя великого, зарезал» Ахмеда[1016]. Приписывание Тимуру этого убийства, да еще намеренно для выгоды русских, видимо, имело довольно широкое и долгое хождение в тюркской среде. В 1549 г. правитель Ногайской Орды бий Юсуф также уверял Ивана IV, что «Ахмата царя брат наш (на самом деле дядя. — В.Т.), Темирь князь убил братства для з белым князем»[1017].
Во всех других источниках гибель Ахмеда описана совсем иначе. В январе 1481 г. сибирско-ногайское войско разгромило ставку Ахмеда, а самого хана убил ногайский мирза Ямгурчи бен Ваккас[1018]. В некоторых летописях указывается, что Ахмеда убил тюменский хан Ибак, возглавлявший этот поход[1019]. По мнению А.А. Горского, это разночтение может объясняться стремлением каждого из партнеров по коалиции в переписке с Москвой приписать убийство хана себе[1020]. Из отдельных летописных текстов можно почерпнуть любопытные детали: численность сибирско-ногайской армии (16 тыс.), указание на убийство Ахмеда рано поутру, пленение Ибаком дочери Ахмеда[1021].
Я.С. Лурье подверг сомнению летописную дату нападения 6 января 1481 г. на основании того, что версия рассказа о Стоянии на Угре, изложенная в летописях, насыщена