Чагатайское ханство: общая характеристка и возникновение
Чагатай, второй сын Чингисхана, получил из отцовского наследства район Иссык-Куля, бассейн реки Или к юго-западу от озера Балхаш, и Чуйскую и Таласскую степи, во всяком случае, их восточную часть. По сведениям Джувейни, его зимняя ставка находилась в Маравсик-ила, а летняя в Куяше – оба места расположены в Илийской долине, вторая возле Алмалыка (около нынешней Кульджи). Ему принадлежали, с одной стороны, Кашгария, а с другой – Трансоксиана. Однако следует отметить, что Уйгурия, древняя страна уйгуров с городами Бешбалык (Гучэн), Турфан (Караходжа) и Куча, которые приблизительно с 1260 г. попали в прямую зависимость от Чагатаидов, до этого времени, вероятно, зависели напрямую от каракорумских ханов. Впрочем, в зависимости от каракорумского двора в течение некоторого времени находилась и администрация трансоксианских городов Бухара и Самарканд.
Само по себе ханство Чагатая, Чагатай, как его называют, поскольку этот принц стал героем-эпонимом страны, было прежним царством каракитайских гурханов. Как некогда государство каракитаев, оно представляло собой монгольскую власть над тюркской страной: это было монгольское царство Туркестана. Но Чагатаиды, точно так же, как гурханы каракитаев или еще более древние ханы западных тукю VII в., были далеки от мысли превращать свое владычество в настоящее государство по нашим, западным, либо китайским или тюркским понятиям. У них для этого не было исторических условий. В Китае и в Персии их кузены из дома Хубилая и дома Хулагу нашли тысячелетнюю традицию древних централизованных оседлых империй с богатыми управленческими традициями, с ямэнями и диванами[191]; им лишь оставалось принять это наследство. Здесь они становились Сынами Неба, там – султанами. Они могли идентифицировать себя с древними государствами с хорошо прочерченными границами, с определенными историческими и культурными традициями. У сыновей Чагатая ничего этого не было. Их царство с неопределенными границами имело своим центром не Пекин или Тебриз, а степь. Им и в голову не пришло обосноваться в Кашгаре или Хотане, в Таримских оазисах, в огороженных заборами садах, слишком тесных для их стад и для их конницы; расселение среди более или менее иранизированных таджиков и тюрок Бухары или Самарканда не давало никаких преимуществ, поскольку кочевникам не могли нравиться мусульманский фанатизм и бунтарский общинный дух этих народов. Гораздо дольше своих родичей из других улусов они сохраняли полное непонимание городской жизни, ее потребностей, ее пользы. Так, хан Барак без колебаний отдаст на разграбление Бухару и Самарканд – собственные города! – чтобы получить некоторые средства для снаряжения армии. Вплоть до конца, до XV в., Чагатаиды продолжат кочевать между Или и Таласом, останутся степняками. В семье, давшей таких государственных деятелей, как Аргун, Газан и Олджейту, как Хубилай и Тэмур, они воплощают типаж отставшего в развитии монгола. Не сказать, что они упорнее сопротивлялись ассимиляции, чем Хубилаиды, ставшие китайцами, или Хулагуиды, ставшие персами; живя в тюркской стране, они с XIV в. явно тюркизировались, причем так, что их именем стали называть восточнотюркский разговорный язык: чагатайский тюркский язык. Но илийские тюрки, оставшиеся тюргешами и карлуками, как и монголы, не имели культурного прошлого. Дом Чагатая останется между уйгурской буддистско-несторианской культурой Бешбалыка и арабо-персидской культурой Бухары и Самарканда, не зная, что выбрать. Очевидно, поначалу он, как когда-то сам Чингисхан, испытал уйгурское влияние, влияние тюрко-монголов, оставшихся верными Будде и несторианскому кресту. Но с начала XIV в. Чагатаиды начнут переходить в ислам, правда, по-монгольски, не перенимая ни его фанатизма, ни литературы, так что в глазах благочестивых мусульман Самарканда они останутся полуязычниками, а походы Тамерлана против них приобретут вид исламской священной войны.
Основатель ханства, Чагатай, который правил им с 1227 по 1242 г., как мы видели, был воплощением монгола давних времен. Его отец Чингисхан, по отношению к которому он испытывал в равной степени восхищение и страх, назначил его следить за соблюдением Ясы, кодекса поведения, и он всю жизнь блюл этот закон и требовал от своего окружения строгого его исполнения. Однажды, обогнав во время скачек своего младшего брата Угэдэя, когда тот уже был великим ханом, он на следующий день пришел к нему просить прощения, словно преступник. Он нисколько не был обижен возвышением младшего, поскольку так решил их отец. По той же причине, царствуя над мусульманскими народами, он проявлял довольно сильную вражду к исламу из-за их практики омовений и способов забоя скота, поскольку установления Корана противоречили монгольским обычаям, Ясе. При этом одним из его министров был мусульманин – Кутб ад-Дин Хабаш-Амид Отрари (ум. в 1260 г.). Кроме того, Чингисхан поручил управление трансоксианскими городами (Бухарой, Самаркандом и др.) и сбор с них налогов другому мусульманину, Махмуду Ялавачу, который проживал в Ходженте, в Фергане. Однажды Чагатай сместил Махмуда, но, поскольку тот подчинялся непосредственно великому хану, царствовавшему тогда Угэдэю, Чагатай признал неправомерность своих действий и восстановил чиновника в его прежних обязанностях. После Махмуда трансоксианскими городами и, как полагает Бартольд, другими «цивилизованными провинциями» до китайской границы от имени великого хана продолжал управлять его сын, Масуд Ялавач, или Масуд-бег. В этом статусе мы видим его на курултае 1246 г., где его функции были подтверждены. В 1238–1239 гг. в Бухаре вспыхнуло восстание мусульманского населения, направленное против местных богачей и монгольских властей: Масуд подавил восстание и при этом сумел избавить город от мести монгольских войск.
Умирая (1242), Чагатай оставил трон своему внуку Кара-Хулагу, сыну своего старшего сына Мутугэна, убитого в 1221 г. на осаде Бамиана, чья смерть причинила столько горя его семье. С 1242 по 1246 г. Кара-Хулагу царствовал при регентстве вдовствующей хатун Эбускун. В 1246 г. новый великий хан Гуюк сместил его и заменил младшим сыном Чагатая, принцем Йису-Менгу, который был его другом. Впрочем, этот принц, отупевший от пьянства, передал бразды правления своей жене и своему министру – мусульманину Беха ад-Дину Маргинани, которого Джувейни славит как мецената. Но Йису-Менгу процарствовал тоже не долго (1246–1252), и по тем же причинам. Во время борьбы за наследование императорского трона, разделившей в 1249–1250 гг. все ветви дома Чингизидов, он открыто выступил на стороне дома Угэдэя против кандидатуры Менгу. Став великим ханом, Менгу объявил о низложении Йису-Менгу и назначил на его место ханом Чагатайского улуса того же Кара-Хулагу, которого пятью годами ранее (август 1252 г.) низложил Йису-Менгу. Кара-Хулагу даже получил поручение казнить Йису-Менгу – своего родного дядю – после того, как отберет у него власть. В этой серии дворцовых переворотов ясно видно, что в ту пору Чагатайский улус не был полностью автономен, что его зависимость от каракорумского двора сохранялась и сказывалась при всех верхушечных семейных революциях; в целом это было вице-королевство, тесно связанное с центральной властью, управляемое боковой ветвью, воспринимаемой как младшая, невзирая на ее генеалогическое старшинство по отношению к домам Угэдэя и Тулуя.
Хотя Кара-Хулагу умер по дороге (1252), когда ехал вновь принимать власть над родовым уделом, его вдова Эргене выполнила императорский приказ и отправила на смерть Йису-Менгу. Старый министр Хабаш-Амид, со своей стороны, отомстил Беха ад-Дину Маргинани, добившись его казни. Эргене взяла в свои руки управление Чагатайским ханством и удерживала его на протяжении девяти лет (1252–1261).
Давние дочингизидские династии, сохранившиеся под сюзеренитетом дома Чагатая, как и он, переживали последствия дворцовых переворотов каракорумского двора. Так было в уйгурском Бешбалыкском (Гучэнском) царстве, в Турфане и Куче. Мы уже знаем, что уйгурский царь Барчук всю жизнь оставался верным вассалом Чингисхана, которому помогал в его борьбе против Кучлука, против хорезмшаха и Си Ся. В награду Чингисхан намеревался выдать за него одну из своих дочерей – свою любимую дочь, как сообщают источники, – Алатун-баки, или Алтун-беки, впрочем, брак не состоялся из-за смерти сначала Чингисхана, а потом и принцессы. Сам Барчук тоже вскоре умер, и ему в качестве идикута, то есть царя уйгуров, наследовал его сын Кичмаин. После смерти Кичмаина монгольская регентша Туракина передала власть над уйгурами брату покойного, Саленди. Саленди, будучи буддистом, видимо, проявлял враждебность к мусульманам, которые жаловались на его строгости. Во время борьбы за верховную власть в Монголии между Угэдэидами и Менгу в 1252 г. по крайней мере часть окружения Саленди стала на сторону Угэдэидов. Один из его главных советников, по имени Бала или Бела, был приговорен победившим Менгу к смерти в числе сообщников Огул-Каймиш и сохранил жизнь лишь благодаря случайности. Саленди, чья совесть в этом деле, возможно, была нечиста, поспешил ко двору Менгу (1252) и возвращался из императорского орду, когда грянула гроза. Уйгурские мусульмане обвинили его в желании их истребить. Они уточняли: резня должна была состояться «в одну из пятниц, в мечети, во время молитвы», в Бешбалыке и по всей стране. Представитель Менгу – как раз мусульманин – по имени Сеиф ад-Дин, находившийся в Бешбалыке, получил донос и отправил Саленди обратно в Каракорум, чтобы держать ответ лично перед великим ханом. Несчастного уйгурского принца допросили с применением пытки и в конце концов услышали от него то, что хотели услышать. Менгу отправил его в Бешбалык, чтобы именно там он понес наказание. «Он, – пишет д’Охсон, – в присутствии огромной толпы был обезглавлен в пятницу собственноручно собственным братом Укенджем, к вящей радости мусульман, которые, по всей видимости, подстроили гибель этого принца, последователя Будды». В действительности Саленди был казнен как сторонник дома Угэдэя, тогда как его брат поддержал Менгу, но эта семейная распря помогла мусульманскому меньшинству в Уйгурии отомстить буддистам, составлявшим большинство населения страны (1252).
Царствование Алгу. Попытка Чагатаидов отделиться
Эргене, которую описывают как принцессу красивую, мудрую и осмотрительную, управляла Чагатайским ханством с 1252 по 1261 г., когда ханство ощутило следствия развернувшейся в Монголии борьбы за трон великого хана между великим ханом Хубилаем и его братом Ариг-бугой. Ариг-буга, бывший в это время властителем Монголии, назначил ханом Чагатая внука Чагатая, принца Алугу или Алгу, сына Байдара, поручив ему следить за границей по Амударье, чтобы помешать персидскому хану Хулагу прислать подкрепления Хубилаю. Алгу отправился в Бешбалык, принял власть из рук Эргене и без осложнений был признан от Алмалыка до Амударьи. Его царствование продлится с 1261 по 1266 г., но пойдет оно совсем не тем курсом, на который рассчитывал Ариг-буга.
Действительно, пользуясь борьбой между Хубилаем и Ариг-бугой, Алгу, впервые в истории своего дома, повел себя как автономный правитель. Его сюзерен Ариг-буга направил к нему своих комиссаров для сбора налогов, оружия и скота. Алгу, жалея отдавать добро, собранные ценности присвоил, а посланцев Аригбуги казнил, объявив, что поддерживает Хубилая (ок. 1262 г.). Ариг-буга, взбешенный таким предательством, выступил против него. Алгу одержал победу, разбив авангард неприятеля возле Пулада или Болода, между Сайрамом и Эби-нуром, но, сочтя себя после этой победы в безопасности, допустил ошибку – распустил свое войско и спокойно вернулся на Или в свою резиденцию. В это время другой военачальник Ариг-буги подошел со свежим войском, вторгся в Илийский бассейн, оккупировал Алмалык и заставил Алгу бежать в направлении Кашгара и Хотана. Ариг-буга собственной персоной прибыл провести зиму в Алмалыке, сердце Чагатайского улуса, тогда как Алгу бежал до Самарканда (ок. 1262–1263 гг.). Впрочем, Ариг-буга так жестоко хозяйничал в прекрасном Илийском крае, опустошая страну и убивая всех сторонников своего врага, что там начался голод, и многие командиры его же армии оставили его вместе со своими отрядами. Видя, как армия утекает сквозь пальцы, он решил заключить мир с Алгу. Рядом с Ариг-бугой как раз находилась принцесса Эргене, приехавшая выразить протест против своего отстранения от управления Чагатайским ханством. Он поручил ей и Масуду Ялавачу доставить его мирные предложения в Самарканд Алгу. Но тут произошла внезапная, прямо театральная развязка. Едва Эргене приехала к Алгу, как тот женился на ней, а Масуда Ялавача назначил своим министром финансов. Переход на его сторону Масуда был ценным приобретением. Этот мудрый администратор сумел собрать крупные контрибуции с Бухары и Самарканда, позволившие Алгу и Эргене набрать хорошую армию. Благодаря ей Алгу сумел отразить вторжение пришедшего с Эмеля, из его родового владения, угэдэидского принца Хайду и разбить его. После этого Аригбуга, лишенный ресурсов, атакованный с запада Алгу, а с востока великим ханом Хубилаем, был вынужден, как мы уже знаем, сдаться этому последнему (1264).
Результатом этих событий стало освобождение Чагатайского ханства – если не де-юре, то де-факто – от тесной опеки, в которой его до сих пор держали великие ханы. Масуд Ялавач (ум. в 1289), до того управлявший Бухарой и Самаркандом в интересах великого хана, теперь собирал там налоги в пользу Алгу. Алгу территориально расширил Чагатайское ханство, отвоевав у кипчакского хана Берке Отрар, который разрушил, и Хорезм.
После смерти Алгу (1265–1266) его вдова Эргене посадила на трон (в мае 1266 г., по сведениям Джемаля Кураши) своего сына от первого брака с Кара-Хулагу, Мубарек-шаха, ставшего первым Чагатаидом, перешедшим в ислам под трансоксианским влиянием. Но другой Чагатаид, Барак, внук Мутугэна, получил от великого хана Хубилая ярлык, назначающий его соправителем его кузена Мубарека. Прибыв на Или, Барак сумел привлечь на свою сторону войска, захватил в Ходженте Мубарека (сентябрь 1266 г., по данным Джемаля Кураши), сверг с престола и низвел до роли главного ловчего. Хотя Барак был обязан своим троном великому хану Хубилаю, он очень скоро поссорился с ним, когда Хубилай назначил своего представителя Моголтая губернатором китайского Туркестана. Барак выгнал этого чиновника и заменил своим представителем. Хубилай послал шеститысячный конный отряд восстановить в должности изгнанного губернатора, но Барак двинул против него войско в 30 000 воинов, которое заставило эту конницу убраться без боя. Помимо этого Барак приказал своим войскам разграбить город Хотан, подчинявшийся Хубилаю.
Чагатайское ханство под сюзеренитетом Хайду
В борьбе против Хайду Барак был менее удачлив. Мы уже знаем, что Хайду, глава дома Угэдэя, царствовавший на Эмеле, в Тарбагатае, начал борьбу против Хубилая, добиваясь для себя титула великого хана и сюзеренитета над остальными чингизидскими улусами. Сначала он потребовал от Барака признания вассальной зависимости и напал на него. В первой битве возле Амударьи Барак заманил врагов в засаду и взял много пленных и добычи. Но Хайду добился поддержки кипчакского хана Менгу-Тимура, который выставил против Барака армию в 50 000 человек под командованием принца Беркечара. Побежденный этим последним в крупном сражении, отступил в Трансоксиану, где, благодаря новым финансовым вымогательствам, истощившим Бухару и Самарканд, смог заново экипировать свою армию. Он готовился продолжить сопротивление, когда Хайду предложил ему мир: Хайду, желая развязать себе руки в Монголии для борьбы против Хубилая, действительно соглашался оставить Трансоксиану Бараку при условии, что тот практически уступит ему права на Или и Восточный Туркестан, а в Трансоксиане признает себя его вассалом. Великий примирительный курултай на этой основе состоялся, по сведениям Вассафа[192], в Катванской степи к северу от Самарканда, приблизительно в 1267 г., а по данным Рашид ад-Дина, на Таласе весной 1269 г.[193] «В Центральной Азии под сюзеренитетом Хайду образовалась совершенно независимая империя, – писал Бартольд. – Все принцы (принявшие участие в этом соглашении) должны были рассматривать друг друга как кровные братья (анда); собственность сельского и городского населения должна находиться под защитой, принцы должны были довольствоваться пастбищами в степных и горных районах и держать стада кочевников вдали от земледельческих регионов. Две трети Транксоксианы были оставлены Бараку, но и там управление земледельческими районами было доверено губернатору Масуду (Ялавачу), назначенному Хайду».
Для того чтобы удалить Барака от Восточного Туркестана, Хайду, ставший его сюзереном, подтолкнул его к завоеванию Персидского ханства у Хулагуидов, конкретно: у хана Абаги, сына и преемника Хулагу. В очередной раз, несмотря на возражения Масуда Ялавача, Барак ради снаряжения армии стал выдавливать последние соки из жителей Бухары и Самарканда; если бы не мольбы Масуда, он предал бы эти города полному разграблению. Затем с армией, в командовании которой был целый ряд Чингизидов: его кузен Никпай-Огул, еще один кузен Мобарек-шах (свергнутый им его предшественник на троне), Бури и другие, он перешел Амударью и разбил лагерь близ Мерва. Первой его целью было завоевание Афганистана (свои права на который он, очевидно, основывал на факте гибели своего деда при взятии Бамиана в 1221 г.).
Поход начался удачно. Барак разгромил близ Герата принца Бучина, брата Абаги и губернатора Хорасана. Он оккупировал большую часть провинции (приблизительно к маю 1279 г.), опустошив Нишапур и заставив Шамс ад-Дина Курта, мелика Герата, принести ему присягу на верность и заплатить выкуп. Но персидский хан Абага, спешно прибывший из Азербайджана, заманил его в ловушку близ Герата и 22 июля 1270 г. нанес сокрушительное поражение. Барак вернулся в Трансоксиану с жалкими остатками своего войска. Покалечившись при падении с лошади, он провел зиму в Бухаре и принял ислам под именем султана Гият ад-Дина.
Тем временем поражение, которое потерпел Барак, спровоцировало дезертирство принцев – его родичей и вассалов. Тогда он отправился в Ташкент просить помощи у своего сюзерена Хайду. Тот выступил в поход с 20 000 воинов, не столько для помощи ему, сколько затем, чтобы воспользоваться его несчастьями. Барак, говорят, умер от страха – или был тайно устранен людьми Хайду – в момент прибытия последнего (9 августа 1271 г., по данным Джемаля Кураши).
После смерти Барака четверо его сыновей объединились с двумя сыновьями Алгу, чтобы попытаться освободить Трансоксиану от армий Хайду, но постоянно терпели поражения. Они сами, пользуясь случаем, грабили трансоксианские города, начинавшие расцветать под мудрым управлением Масуда Ялавача. Хайду отдал Трансоксианское ханство не одному из них, а другому Чагатаиду по имени Никпай-Огул (1271); потом Никпай-Огул попытался сбросить иго, Хайду приказал его убить и назначил ханом Тука-Тимура, принца того же дома и внука Бури (ок. 1272 г.). После смерти Тука-Тимура, наступившей почти сразу после его назначения, Хайду отдал трон Дуве, сыну Барака (ок. 1274?). В это время персидский хан Абага, не забывший об агрессии 1270 г., подготовил реванш. В конце 1272 г. он отправил в Хорезм и Трансоксиану армию, которая разорила Ургенч и Хиву и 29 января 1273 г. вступила в Бухару. За семь дней все, что можно, было разграблено и сожжено, а та часть населения, которая не убежала, была уни чтожена. Вернувшись в Персию, хулагуидская армия пригнала 50 000 пленных.
Из вышеизложенного видно, в каких ужасных условиях жило городское население под властью кочевников. Вожди этих последних в ходе своих бесконечных семейных распрей под этим предлогом периодически разоряли города, принадлежавшие враждебной партии, если не разоряли сами собственные города, как мы видели.
После ухода захватчиков Масуд Ялавач в очередной раз поднял из руин несчастные трансоксианские города, периодически разрушаемые в монгольских междоусобицах. Он будет продолжать это до самой своей смерти в октябре – ноябре 1289 г., а затем его дело продолжат трое его сыновей: Абу Бекр до мая – июня 1298 г., Сатылмыш-бег до 1302–1303 гг., а Суюнич начиная с этой даты. Но и они, через голову Чагатаидов, подчинялись грозному Хайду, который назначил двух первых, тогда как третий получил власть от Чапара, сына и преемника Хайду.
Дува, явно наученный примерами своих предшественников, показал себя покорным вассалом Хайду. Поскольку уйгурский идикут оставался сторонником великого хана Хубилая, в 1275 г. Хайду и Дува совместно напали на Уйгурию, чтобы принудить идикута перейти в их лагерь, и двинулись на его столицу (Бешбалык), но вовремя подоспевшая императорская армия освободила страну уйгуров[194]. В 1301 г. Дува снова сражался на стороне Хайду в его борьбе с армиями императора Тэмура, преемника Хубилая, в районе Хангайского хребта, к западу от Каракорума. В сентябре 1298 г. Дува взял в плен зятя Тэмура, онгутского принца-христианина Кергюза, которого потом подло убил. После этого успеха Дува намеревался прорвать имперскую границу между Турфаном и Ганьсу, но был застигнут врасплох и наголову разгромлен императорскими войсками. В это время Хайду и Дува оказались под угрозой удара с тыла со стороны хана Белой Орды (восточной ветви дома Джучи) Баяна или Наяна, царствовавшего к северо-западу от Балхаша и к северу от Арала. Наконец, в 1301 г. Дува сопровождал Хайду в походе, организованном с целью отвоевания Каракорума у войск императора, и вместе с ним пережил поражение, которое те нанесли «антиимператору» между Каракорумом и Тамиром в августе того же года. Во время отступления, как мы уже знаем, Хайду умер.
Хайду, чей образ появляется урывками, в отступлениях от главной темы в истории династии Юань, видимо, был способным правителем, сильной личностью, этаким несостоявшимся Гуюком. Этот последний великий из Угэдэидов, во всяком случае, имел задатки для того, чтобы стать великим государем. Навязанные им Алгу разумные меры по защите сельского и городского населения Трансоксианы доказывают, что он умел видеть дальше обычных кочевников, которых интересовала только возможность пограбить в данную минуту[195]. Он участвовал в сорока одном сражении (и был участником великого похода на Польшу и Венгрию в 1241 г.), в которых показал себя настоящим военачальником, единственным на континенте, кто смог поколебать могущество великого Хубилая, ни разу не победившего его, даже находясь на вершине своего могущества. Добрый прием, оказанный им несторианским паломникам Раббану Сауме и Марку, надежды, возлагавшиеся им на папу Николая IV (который написал ему 13 июля 1289 г., убеждая принять католичество), свидетельствует о том, что он, как и все старшие представители монгольской династии, испытывал симпатии к христианству. Его несчастье заключалось в том, что он пришел слишком поздно, когда Хубилай уже прочно утвердился в Китае, когда другие ветви Чингизидов уже наполовину китаизировались, тюркизировались или иранизировались. Со многих точек зрения этот последний хан Центральной Азии был и последним монголом.
Вершина могущества Чагатайского ханства: Дува, Есен-буга и Кебек
Дува, как мы видели, до конца верно следовал за Хайду, разделяя его удачи и неудачи. Смерть грозного сюзерена принесла ему освобождение. Впрочем, он готовил перемены осторожно. Хайду оставил сына, Чапара, унаследовавшего все его титулы. Дува признал его сюзеренитет над собой, но наследник великого Угэдэида был неспособен сохранить искусственную империю, созданную этим последним. Дува начал с того, что посоветовал ему признать сюзеренитет императора Тэмура, и оба они в августе 1303 г. направили в Пекин послов с объявлением, что подчиняются Пекину, кладя тем самым конец гражданским войнам, терзавшим на протяжении сорока лет Центральную Азию, и восстанавливая единство монголов. Но, едва заручившись поддержкой империи, Дува порвал с Чапаром. Армии двух принцев сошлись между Ходжентом и Самаркандом. Сначала армия Чапара была разбита, но во втором сражении Шах-Огул, брат Чапара, одержал победу. Тогда Дува предложил Чапару восстановить их давнюю дружбу, и было условлено, что Дува и Шах-Огул с этой целью встретятся в Ташкенте. Но второй, как многие кочевники, распустил часть своей армии. Дува же прибыл в Ташкент со всеми своими силами, захватил врасплох и разгромил Шах-Огула, потом захватил принадлежавшие Чапару города Бенакет и Талас. Чапар, стоявший в это время лагерем между Черным Иртышом и Юлдусом, вероятно, не знал об этой засаде, когда его поразил новый удар: войска императора Тэмура, выступив из Каракорума, перевалили через Южный Алтай и ударили ему в тыл с этой стороны. У бедняги Чапара не оставалось иного выхода, кроме как приехать к Дуве сдаваться. Этот принц принял его с почетом, но захватил его владения. Таким образом Чагатаиды, которым дом Хайду в какой-то момент оставил одну Трансоксиану, возвратили себе, отняв у него, район Или и Кашгарию и полностью восстановили свой удел (ок. 1306 г.).
Дува недолго наслаждался своим новым успехом. Он умер приблизительно в конце 1306 г. Его старший сын Кунджук занимал трон всего полтора года. После его смерти власть захватил Талику, внук Бури. «Это был, – описывает его д’Охсон, – принц, постаревший в сражениях. Исповедуя магометанство, он трудился над его распространением среди монголов». Но сторонники дома Дувы подняли восстание, и один из них убил его на пиру (1308–1309). Заговорщики провозгласили ханом Кебека, младшего сына Дувы. Однако эти раздоры возродили надежды Угэдэида Чапара, некогда побежденного и ограбленного Дувой. Он напал на Кебек, но был разбит и, перейдя Или, нашел убежище при дворе Хайсана, монгольского императора Китая. После этой победы, навсегда покончившей с притязаниями дома Угэдэя, принцы Чагатаиды собрали великий курултай, на котором решили назначить ханом одного из сыновей Дувы, находившегося в то время при пекинском дворе: принца Есен-бугу или Есен-буку. Тот сел на трон, который его брат Кебек уступил ему, как пишет Вассаф, по доброй воле. После смерти Есен-буги около 1320 г. Кебек снова принял власть.
Несмотря на эти перемены лиц на троне, Чагатаиды, восстановленные Дувой во всей полноте их суверенитета, начали оказывать влияние за пределами своих владений. Любая экспансия в направлении Китая, арало-каспийских степей и Персии, где прочно закрепились Хубилаиды, Джучиды и Хулагуиды, была для них закрыта, поэтому они попытались расширить свои владения в направлении Афганистана и Индии. Персидские ханы, двор которых обосновался на другом конце Ирана, в Азербайджане, обращал на афганские дела мало внимания. Чагатаиды воспользовались этим, чтобы обосноваться в Бадахшане, в Кабуле и Газне. Правда, в Западном Афганистане власть принадлежала местной афагано-гуридской династии Картов, которые были практически автономны под верховным сюзеренитетом персидских ханов. Не имея возможности действовать в этом направлении, Чагатаиды устремились на Восточный Афганистан, а оттуда возглавляли весьма прибыльные грабительские рейды в Северо-Западную Индию. В 1297 г. Дува опустошил Пенджаб, но был оттуда изгнан. Делийский султанат, в котором правил султан Ала ад-Дин Хильджи (1295–1315), был мощной в военном отношении державой, о которую разбивались все атаки Чагатаидов, но в тот момент опасность определенно была велика, так что потребовалась вся энергия султана и его мамелюков, чтобы остановить их. Современникам даже казалось, что Индия, с опозданием на три четверти века, все-таки будет завоевана Чингизидами.
Один из сыновей Дувы, Кутлуг-Ходжа, закрепился в Восточном Афганистане. Едва вступив во владение своим уделом, он возглавил новый грабительский набег, дойдя до ворот Дели (ок. 1299-1300?). В 1300 г. новое чагатайское вторжение – стодвадцатитысячной армии под командованием принца Тургая. Монголы разбили свой лагерь под стенами Дели и в течение двух месяцев осаждали город; потом, опустошив окрестности, это огромное войско отступило, возможно, из-за отсутствия осадных машин и вернулось в Афганистан. В 1304 г. новый набег: 40 000 монгольских всадников опустошили Пенджаб к северу от Лахора и дошли до Амрохи, к востоку от Дели, где они были разгромлены Туглуком, военачальником султана Ала ад-Дина. Девять тысяч пленных монголов были затоптаны слонами. Чтобы отомстить за их смерть, чагатайский принц Кебек (будущий хан) опустошил Мултан, но на обратном пути был застигнут врасплох Туглуком, устроившим монголам большую резню (1305–1306). И в этот раз пленные были отправлены в Дели, чтобы быть растоптанными слонами.
Тем не менее персидские ханы рассматривали создание в Восточном Афганистане чагатайского удела с Кутлуг-Ходжой, которому наследовал его сын Давуд-Ходжа, как вторжение в сферу их влияния. В 1313 г. персидский хан Олджейту отправил туда армию, которая изгнала Давуд-Ходжу и заставила его вернуться в Трансоксиану. Давуд-Ходжа обратился с мольбами о помощи к своему дяде и сюзерену Есен-буке или Есен-буге. Есен-буга послал против Персидского ханства армию под командованием своего брата Кебека и Давуд-Ходжи, которые перешли Амударью, разбили вражескую армию на Мургабе и опустошили Хорасан до ворот Герата (1315). Но они были вынуждены оставить свои завоевания, поскольку Чагатайское ханство подверглось нападению с тыла, со стороны китайских монголов. Действительно, Есен-буга ввязался еще в одну войну – с пекинским двором; и был разбит имперскими войсками под командованием полководца Тогачи «возле гор Тенгри», очевидно, между Кучей и Иссык-Кулем. В качестве акции возмездия он казнил послов великого хана (в то время престол занимал Буянту, он же Аюрбарибада), возвращавшихся от персидского двора в Пекин; вследствие чего Тогачи с императорской армией вторгся в Чагатайское ханство и разгромил зимнюю резиденцию Есен-буги на Иссык-Куле, равно как и летнюю, на Таласе. В довершение неприятностей, один из Чагатаидов, принц Ясавур, поссорился с Есен-бугой и Кебеком, переправился через Амударью и вместе со всей своей клиентелой, в которой было много бухарцев и самаркандцев, перешел в подданство персидского хана, который расселил вновь прибывших в уже завоеванном Чагатаидами владении – Восточном Афганистане (Балх, Бадахшан, Кабул и Кандагар) (1316). Вскоре после этого Ясавур поднял мятеж против персидского хана и завладел частью Хорасана (1318). Но чагатайский хан Кебек (наследовавший своему брату Есен-буге), личный враг Ясавура, предложил персидскому хану свою помощь, чтобы убить его. Когда персидская армия ударила Ясавуру в тыл, чагатайская армия перешла Амударью и напала на него с фронта. Брошенный своими войсками, Ясавур был убит во время бегства (июнь 1320 г.).
Судя по датировкам монет, Кебек царствовал до 1326 г. Важность его царствования, по замечанию Бартольда, заключается в том, что, в отличие от своих предшественников, он заинтересовался старой цивилизованной страной Трансоксианой, городской жизнью: «Он приказал построить в окрестностях Нахшеба или Насефа (к юго-западу от Самарканда) дворец (по-монгольски карши), которому обязан своим именем современный город Карши[196]. Это ввел в оборот серебряные монеты, названные позднее кебеки, первые, которые можно рассматривать как официальные монеты Чагатайского государства. Прежде не было иных монет, кроме чеканившихся отдельными городами и местными династами» (Бартольд, Кагатай, 834). Однако, несмотря на тяготение к трансоксианскому образу жизни, Кебек не стал мусульманином.
Раздел Чагатайского ханства: Трансоксиана и Моголистан
Наследниками Кебека стали три его брата: Элжигидай, Дува-Тимур и Тармачирин. Двое первых правили всего несколько месяцев. Царствование Тармачирина, видимо, было более продолжительным (ок. 1326–1333?). В 1327 г. он возобновил традицию крупных грабительских набегов на Индию, дошел до ворот Дели и, по некоторым источникам, удалился, только получив крупный выкуп. По другим источникам, делийский султан Мухаммед ибн Туглук отразил его набег и гнался за ним до Пенджаба. Между прочим, Тамарчирин, несмотря на свое буддистское имя, заимствованное из санскрита (Дхамачри), перешел в ислам и стал султаном Ала ад-Дином. Но если среди жителей Трансоксианы это обращение было встречено радостно, оно вызвало осуждение кочевников с Иссык-Куля и Или, смотревших на него как на нарушение Чингисхановой Ясы. Против Тамачирина началось восстание (ок. 1333–1334), которое привело к возвышению хана Дженкши, внука Дувы, царствовавшего около 1334–1339 гг. в долине Или. Характеризующая это царствование антимусульманская реакция пошла на пользу как несторианам, по-прежнему многочисленным в старых христианских районах Алмалык и Пичпек, так и католическим миссионерам, которые снова в течение нескольких месяцев смогли проповедовать и строить церкви. Один из сыновей хана Дженкши, которому было семь лет, будто бы с согласия отца получил при крещении имя Иоанн. В 1338 г. папа Бенедикт XII еще мог назначить в «Армалек», то есть Алмалык, епископа, которым стал Ришар Бургундский. Но почти тотчас же, около 1339–1340 гг., Ришар принял от илийских мусульман мученическую смерть вместе со своими спутниками по миссии: Франциском Александрийским, Паскалем Испанцем, Лоренцо Анконским, братом Пьером, братом «индийцев», который служил переводчиком, не говоря уже о купце Джилотто. Правда, в следующем году в долину Или прибыл папский легат, Джованни ди Мариньолли. Как мы уже знаем, он направлялся с официальной миссией к великому хану в Пекин через Кафу, Кипчакское ханство и Чагатайское ханство. Будучи проездом в Алмалыке, он смог проповедовать и построить или перестроить церковь, крестить многочисленных верующих. Разумеется, статус посла к великому хану, которого не имели его убитые предшественники, защитил его, но после его отъезда христианство в Алмалыке было обречено на быстрое исчезновение. То, что осталось от древнего илийского очага несторианства, не переживет преследований Тимуридов[197].
Трансоксиана в правление эмира Казазана
Затем давнее Чагатайское ханство было разделено на две части между двумя ветвями царствующей династии: Трансоксиану с одной стороны, и Моглистан, то есть область вокруг Иссык-Куля, между Таласом и Манасом.
В Трансоксиане мы увидим на троне, с Карши в качестве главной резиденции, хана Казана (ок. 1343–1346), сына Ясавура, которого «Зафар-наме»[198] изображает тираном. Похоже, он действительно пытался усмирить строптивую тюркскую знать Трансоксианы, возведшую его на трон. Лидером этой знати был тогда эмир Казаган, чьи владения располагались вокруг Сали-Сарая, на северном берегу Амударьи, немного юго-восточнее современного Кабодияна, точно на севере Кундуза. Он поднял мятеж против Казана; тот одержал победу в первом сражении к северу от Железных ворот, между Термезом и Карши, и, говорят, стрелой выбил Казагану глаз, но Казан, вместо того чтобы развивать успех, отправился на зиму в Карши, где часть войск его покинула. Фатальная ошибка. Казаган вновь напал на него, разгромил и убил возле этого города (1346–1347).
Казаган, ставший истинным властелином Трансоксианы, без колебаний прервал чагаидскую легитимность, передав трон Трансоксианы – впрочем, чисто номинальный – одному из потомков Угэдэя по имени Данишменджа (ок. 1346–1347), после чего сам же делатель королей уничтожил собственную марионетку и восстановил на троне Чагатаидов в лице Буян-кули, внука Дувы (1348–1358). Похвалы, расточаемые «Зафар-наме» Буян-кули, доказывают, что тот был послушным орудием в руках Казагана.
В действительности трансоксианские Чагатаиды стали не более чем «ленивыми королями»[199], вся власть перешла в руки местной тюркской знати. Казаган сегодня, Тамерлан завтра. Так называемое монгольское ханство превратилось в тюркское царство.
Правление Казагана (1347–1357) ознаменовано некоторыми славными деяниями. Он заставил Иран почувствовать трансоксианскую силу. Иранский по происхождению правитель Герата, Хусейн Карт, позволил себе совершить набег и разграбить округа Андхой и Шебурган, которые, хоть и находились южнее Амударьи, зависели от Трансоксианы. Казаган, прихватив своего «ленивого хана» Буян-кули, блокировал Герат (1351) и заставил Карта признать себя своим вассалом, а позднее, в качестве такового, явиться к его двору в Самарканд. Так что одновременно с крушением монгольского Персидского ханства в Восточном Иране совершилась неожиданная иранская реставрация (Карты в Герате, Сарбедары в Себзеваре, Мозаффериды в Ширазе), Казаган, подлинный предшественник Тамерлана, старался восстановить в трансоксианской знати приоритет тюркского элемента над иранским.
После убийства Казагана (1357) его сын Мирза Абдаллах показал себя неспособным продолжить его дело. Домогаясь жены хана Буяан-кули, он, чтобы завладеть ею, приказал убить этого принца в Самарканде (1358), но тем самым вызвал осуждение трансоксианских феодалов, в частности враждебность Баяна Сельдуза и особенно Хаджи Барласа – дяди Тамерлана – правителя Кеша, нынешнего Шахрисабза («Зеленого города»), к югу от Самарканда. Эти два вельможи гнали Абдаллаха до Андереба, на севере Гиндукуша, где он умер. Эти распри ослабили трансоксианских феодалов и вызвали неожиданную чингизидскую реакцию.
Туглук-Тимур: восстановление единства Чагатая
В то время когда трансоксианская ветвь Чагатаидов стала семейством «ленивых королей» на службе местной тюркской феодальной знати, кочевники Моголистана, то есть Таласа, Верхней Чу, Иссык-Куля, Или, Эби-Нура и Манаса, после периода анархии, восстановили чагатаидское царство. Главным монгольским кланом этого региона был Дуглат или Дуклат, владевший огромными угодьями как в Моголистане, вокруг Иссык-Куля, так и в Кашгарии, тогда известной под названием Алтышахар («Шесть городов»). В середине XIV в. клан Дуглат возглавляли три брата: Тулик, Буладжи, или Пуладжи, и Камар ад-Дин, которые были настоящими хозяевами страны. По сведениям «Тарих-и Рашиди»[200], Буладжи около 1345 г. властвовал от Иссык-Куля до Кучи и Бугура и от ферганской границы до Лобнора; центр его владений находился на Аксу. Это по его инициативе был разыскан отпрыск Чагатайского рода, не имевший владений в Трансоксиане, чтобы восстановить для него Илийское ханство, или, как тогда говорили, Моголистан.
Некий Туглук-Тимур, которого называли сыном Есен-буги, после различных романтических приключений жил в почти полной неизвестности в восточной части Моголистана. Этого подлинного или мнимого Чагатаида Буладжи и приказал отыскать, затем торжественно встретил его в Аксу и провозгласил каганом. Старший брат Буладжи, Тулик, стал улус-беком, то есть первым эмиром империи.
Если Дуглаты не хотели ничего большего, кроме как провозгласить номинального хана, противопоставить своего легитимного Чагатаида трансоксианским легитимным Чагатаидам, то они просчитались. Туглук-Тимур, видимо, оказался достаточно сильной личностью, проявившей себя в разных сферах деятельности. Его царствование (1347–1363) имело очень важное значение. В первую очередь с религиозной точки зрения. Если трансоксианские тюрко-таджики, бухарцы и самаркандцы, были ревностными мусульманами, тюрко-монголы Моголистана, полукочевники с Или и Аксу, в большинстве своем оставались «язычниками», буддистами и шаманистами. Но и там исламская пропаганда начала брать верх. Старший из Дуглатов, эмир Тулик, чья резиденция находилась в Кашгаре, уже перешел в эту веру. Тремя годами позже Туглук-Тимур сделал то же самое, исполняя, как говорит «Тарих-и Рашиди», обет, данный во времена бедности. «Он сделал обрезание, и в тот же день 160 000 человек обрили головы и приняли ислам». Туглук-Тимур, каким его изображают мемуары Мухаммеда Хайдар Дуглата, предстает энергичным и умелым вождем. Независимо от духовного влияния, которое мог на него оказать ислам, он, вероятно, оценивал возможности, которые обращение давало ему для завоевания Трансоксианы. Бухара и Самарканд стоили предписываемого Кораном земного поклона…[201] Как бы то ни было, утвердив веру в Моголистане, Туглук-Тимур подумал о том, чтобы предъявить свои права на западную часть бывшего Чагатая. Момент был благоприятным. После изгнания эмира Абдаллаха ибн Казагана в Трансоксиане снова начались раздробленность и анархия. Два эмира, Баян Сельдуз и Хаджи Барлас, победившие Абдаллаха, оказались неспособными установить устойчивую власть. Баян Сельдуз, которого «Зафар-наме» изображает как «милосердного и добродушного», отупел от алкоголизма. Хаджи Барлас, хотя и прочнее сидел в своем владении, в дальнейшем проявит себя как очень слабый деятель. Помимо этих двоих, остальная Трансоксиана была разделена между бесчисленным множеством прочих представителей местной тюркской феодальной знати. Туглук-Тимур счел момент благоприятным. В марте 1360 г. он вторгся в Трансоксиану и двинулся от Ташкента прямо на Шахрисабз. Хаджи Барлас сначала намеревался защищаться с войсками из Шахрисабза и Карши, но, оценив численное превосходство противника, ушел за Амударью и укрылся в Хорасане.
Триумф Туглук-Тимура был столь полным, что даже родной племянник Хаджи Барласа, наш Тамерлан, которому тогда было двадцать шесть лет, счел благоразумным присоединиться к победителю. Тимуридский панегирик «Зафар-наме» изо всех сил старается доказать, что Тамерлан пошел на службу захватчику, чтобы лучше ему сопротивляться, что сделал он это в согласии с дядей, добровольным изгнанником и т. п. Опровержение этих стыдливых утверждений кроется в самом контексте. За подчинение Туглук-Тимуру Тамерлан получил Шахрисабз, до того находившийся во владении Хаджи Барласа. Правда, когда вскоре Туглук-Тимур отбыл в Моголистан, Хаджи Барлас вернулся из Хорасана в Трансоксиану, разбил Тамерлана и не только заставил вернуть ему Шахрисабз, но и покорно вернуться в его клиентелу, что младший Барлас был обязан сделать по отношению к главе клана. Вот только Туглук-Тимур быстро вернулся из Моголистана в Трансоксиану. Едва он вступил в Ходжент, трансоксианская знать приняла его с полнейшей покорностью. Баян Сельдуз состоял в его эскорте вплоть до Самарканда, и на этот раз Хаджи Барлас прибыл к его двору; но скоро, поскольку хан приказал казнить эмира Ходжента, Хаджи Барлас испугался и снова бежал в Хорасан, где был убит разбойниками около Себзевара. В результате этой драмы Тамерлан стал главой клана Барлас и одновременно бесспорным владельцем Шахрисабза под добровольно признанным над собой сюзеренитетом хана Туклуг-Тимура. Внук эмира Казагана, эмир Хуссейн, выкроил себе на северо-востоке Афганистана по обе стороны Гиндукуша княжество, куда вошли Балх, Кундуз, Бадахшан и Кабул. Туглук-Тимур лично выступил против него, разбил на реке Вахш, занял Кундуз, дошел до Гиндукуша и, по примеру своего предка Чингисхана, провел весну и лето в этих краях. По возвращении из этого похода в Самарканд он казнил Баяна Сельдуза, одного из лидеров трансоксианской знати, и, возвращаясь в Моголистан, оставил в Трансоксиане в качестве вице-короля своего сына Ильяс-Ходжу, а советником при нем назначил Тамерлана, настолько поведение этого последнего, казалось, гарантировало его лояльность.
Так единство прежнего Чагатайского ханства было полностью восстановлено под властью энергичного грозного хана. Никто в тот момент не мог предвидеть, что этот самый Тамерлан, оставленный им наставником и министром его сына, через несколько лет положит конец чагатаидской реставрации и вместо нее создаст новую империю. Но прежде, чем рассказать историю трансоксианского завоевателя, необходимо вернуться назад, чтобы рассмотреть образование и крушение монгольского Персидского ханства.