Джучи и его сыновья: Золотая Орда, Белая Орда и улус Шибана
Как мы знаем, Чингисхан выделил своему сыну Джучи, умершему за шесть месяцев до него, приблизительно в феврале 1227 г., степи к западу от Иртыша, то есть район Семипалатинска, Акмолинска, Тургая, Уральска, Адажа и собственно Хорезм (Хиву). Умирая, он передал этот удел сыновьям Джучи, в первую очередь второму из них, Бату, который после победоносных походов 1236-1240 гг. добавил к нему территорию кипчаков, бывшую территорию булгар, не говоря уже о сюзеренитете над русскими княжествами. Даже одна только европейская часть ханства занимала огромное пространство: во-первых, степная зона Северного Причерноморья, бассейн реки Урал, нижнее течение Дона, Донца, Днепра и Буга, устье Днестра и нижнее течение Прута, степи Северного Кавказа, протянувшиеся через бассейны Кубани, Кумы и Терека, короче, вся древняя европейская Скифия; а в стране булгар – зона земледелия и лесов, которую омывают средняя Волга и ее приток Кама. Но, и как древняя Скифия, описанная Геродотом, безграничные степи этой «Европейской Монголии», о которых рассказывает Рубрук, были «пустыней»: «Мы все ехали на восток, находя на нашем пути лишь небо и землю, а иногда море по правую руку, и то там, то тут, гробницы куманов (курганы), которые мы видели через каждые два лье». По этим пустынным землям кочевали монголы, точнее, тюркские войска, скрепляемые монгольским элементом, ибо по «завещанию» Чингисхана, как сообщает Рашид ад-Дин, Бату получил всего четыре тысячи настоящих монголов, все остальное его войско состояло из примкнувших к нему тюрок – кипчаков, булгар, огузов и др., – что объясняет, почему джучидское ханство так быстро тюркизировалось.
Бату кочевал вдоль Волги, поднимаясь весной к бывшей стране булгар, в окрестности Камы, где находился торговый город Булгар, центр чеканки монгольской монеты, и в августе спускался к устью реки, где разбивал ставку, на месте которой впоследствии возникнет столица – великий Сарай. Именно на Нижней Волге Рубрук был допущен в его шатер: «Бату сидел на высоком стуле, или троне, широком, как ложе, и целиком позолоченном, на который поднимались по трем ступеням; рядом с ним сидела одна из его жен; мужчины сидели справа и слева от этой дамы. При входе в шатер стояли скамья с кумысом (перебродившим кобыльим молоком) и большие золотые и серебряные кружки, украшенные драгоценными камнями. Бату внимательно осмотрел нас. Лицо его было покрыто красноватыми пятнами» и т. д.
Один из братьев Бату, по имени Орда, старший в семье, хотя и оставался на вторых ролях, получил удел в современном Казахстане. Его владения шли южнее правого берега Сырдарьи, приблизительно от города Сыгнака, близ гор Каратау, до дельты реки в Аральском море, включая предположительно кусок левого берега той же дельты вплоть до дельты Амударьи, то есть почти весь восточный берег моря; а на севере ограничивались бассейном реки Сарысу и горным массивом Улуг-Таг (Улутау). Последний из преемников Орды, Тохтамыш, в 1376 г. захватит города Сыгнак и Отрар – точки соприкосновения с оседлым миром. Ханство Бату известно в истории под названием Кипчакского ханства и Золотой Орды (Алтан-Ордо, Алтун-Орду), а ханство Орды под именем Белая Орда (Чаган-Ордо, Ак-Орду).
Еще один брат Бату, Шибан (Шейбан), отличившийся в 1241 г. в Венгерском походе, получил при разделе наследства территории, расположенные севернее владений Орды, то есть области на востоке и юго-востоке Южного Урала, в частности значительную часть территории современной Актюбинской области Казахстана и Тургай. Летом его орду предположительно находилась между Уральскими горами, рекой Илек (приток реки Урал к югу от Оренбурга) и рекой Иргиз; а зимой она, видимо, приближалась к улусу Орды, на южном направлении. Впоследствии Шибаниды распространят свое владычество на Западную Сибирь[222].
Бату и Берке
Возвращаясь к основной орде, Бату, царствовавший с 1227 по 1255 г. в качестве вождя (очевидно, с согласия своего брата Орды) старшей ветви дома Чингизидов[223], оказывал, как мы видели, значительное влияние на общемонгольскую политику. Однако следует отметить, что он никогда не претендовал на трон великого хана. Поначалу он даже поддержал решение своего деда, оставившего империю дому Угэдэя. Вероятно, это невмешательство в борьбу за престол объясняется сомнениями относительно рождения Джучи. Разве не была Бортэ, жена Чингисхана и мать четырех принцев-наследников императора, похищена татарским вождем в то время, когда был зачат Джучи? Похоже, этот вопрос не поднимался намеренно. Также отметим нелюбовь Чингисхана к своему первенцу, странное поведение последнего, который после осады Ургенча последние пять лет жизни провел в своем уделе на Тургае, Эмбе и Урале, не участвуя в походах Чингисхана; наконец, почти открытый конфликт между отцом и сыном. Все эти обстоятельства поначалу обрекли Джучидов на весьма незаметную роль. Бату взял реванш в 1250–1251 гг., спровоцировав, как мы знаем, падение дома Угэдэя и восшествие на трон дома Тулуя. Мы показали его решающую роль в Алакмаке в 1250 г. и то, как в 1251 г. он послал своего брата Берке в Монголию возвести на престол, в ущерб Угэдэидам, Менгу, сына Тулуя, который, бесспорно, именно ему был обязан троном. Менгу помнил, что находится в долгу у Бату. В 1254 г. он заявил Рубруку, что его власть и власть Бату распространяются на всю землю, подобно лучам солнца, что как будто наводит на мысль о своего рода соправительстве в нераздельной империи. Впрочем, тот же Рубрук отмечает, что на территориях, где правил Менгу, к представителям Бату проявляли больше почтения, чем во владениях Бату к представителям Менгу. В целом, как отмечает Бартольд, между 1251 и 1256 гг. монгольский мир оказался практически разделен между великим ханом Менгу и «старейшиной» Бату, а разделяли их владения степи между Чу и Таласом. В ту пору Бату среди прочих членов семьи Чингизидов занимал положение верховного арбитра и делателя королей. Что же касается того, каким человеком он был, мнения о нем расходятся очень сильно. Монголы назвали его Саин-ханом, «добрым правителем», и славили его доброту и великодушие. Для христиан, напротив, он виновник беспрецедентных зверств, отметивших походы 1237–1241 гг. на Русь, в Польшу и Венгрию. Плано Карпини резюмировал эти полярные оценки, описав его как «мягкого, любезного, доброго для своих, но сильно жестокого в его войнах».
Этот европейский поход 1237–1241 гг. через славянскую Русь, Польшу, Силезию, Моравию, Венгрию и Румынию, поход, в котором приняли участие отпрыски всех ветвей дома Чингизидов, был в целом организован в пользу Бату. Он являлся его главнокомандующим, по крайней мере официально (стратегическое руководство от его имени осуществлял Субудай). И он же единственный, кто получил от него выгоду. Были не только раздавлены последние тюрки-кипчаки, но и покорены русские княжества: Рязанское, Суздальское, Тверское, Киевское и Галицкое. На двести с лишним лет они станут вассалами Золотой Орды. Эта вассальная зависимость оставалась жесткой вплоть до конца XV в.: хан по собственному усмотрению назначал и смещал русских князей, которые вынуждены были ездить «бить челом» в его стоянки на нижней Волге. Первым эту политику униженного подчинения начал проводить великий князь Владимирский Ярослав, который в 1243 г. отправился принести Бату клятву верности и был признан им «старейшим среди князей русских»[224]. В 1250 г. князь Даниил Галицкий (принявший в 1255 г. королевский титул) также прибыл выразить покорность и попросить подтвердить его власть над своим княжеством. Великий князь Александр Невский (1252–1263), сын и преемник Ярослава, извлек большую выгоду из жесткого монгольского протектората над Русью, чтобы отразить натиск врагов Руси со стороны Балтики. Принятая униженная покорность была единственно возможной манерой поведения, позволившей стране пережить эти страшные времена. Московское государство останется в рабской зависимости вплоть до своего освобождения Иваном III в конце XV в.
История Кипчакского ханства имеет глубокое отличие от истории других чингизидских ханств. В то время как в других странах, завоеванных ими, монголы после своей победы более или менее адаптировались к окружающей их обстановке и худо-бедно учились у побежденных, в то время как в Китае Хубилай и его потомки становились китайцами, а потомки Хулагу в лице Газана, Олджейту и Абу Саида становились в Иране персидскими султанами, их родичи, ханы Южной России, не позволили славяновизантийской цивилизации завоевать себя, не стали русскими. Они остались, как говорят географические названия, «ханами Кипчака», то есть наследниками тюркской орды этого имени, простыми продолжателями дел этих тюрок-«куманов», или половцев, без прошлого и без памяти, чье пребывание в русской степи, в конце концов, осталось для истории как бы не бывшим. Принятие ислама монгольскими ханами Кипчака – одновременно слишком поверхностное с культурной точки зрения и слишком изолирующее их с точки зрения европейской – ничего не изменило в этой ситуации. Совсем наоборот, исламизация, не приобщив их реально к древней цивилизации Ирана или Египта, окончательно отрезала их от западного мира, превратила, как позднее Османов, в чужаков, расположившихся на европейской земле, неассимилируемых и неассимилированных. На протяжении всего существования Золотой Орды Азия начиналась от южного предместья Киева. Плано Карпини и Рубрук хорошо передали испытываемое европейцами чувство, будто, въезжая в ханство Бату, они попадают в другой мир. Разумеется, в тюрках-хазарах X в. было гораздо больше западного, чем в наследниках Джучи[225].
Тем не менее следует признать, что судьба могла бы повернуться иначе. Что бы ни говорил Рубрук – который, находясь под неблагоприятным впечатлением от необразованности и пьянства несторианского духовенства, не до конца понял политическое значение несторианства в монгольской империи, – христианство проникло в самый дом Бату. Сын Бату, Сартак, вопреки утверждениям путешественника-францисканца, был несторианином. Армянские (Киракос), сирийские (Бар-Эбрей) и мусульманские (Джузджани и Джувейни) источники единодушны по этому вопросу. И потребовалась целая серия смертей, чтобы этот принц-несторианин не наследовал своему отцу. Когда Бату в 1255 г. умер в возрасте сорока восьми лет в своем кочевье на нижней Волге, Сартак находился в Монголии, куда отправился ко двору великого хана Менгу, друга своего отца, оказать тому почтение. Менгу назначил его наследником ханства Кипчак, но Сартак умер либо на обратном пути, либо вскоре по прибытии на нижнюю Волгу. Тогда Менгу назначил ханом Кипчака юного принца Улагчи, которого Джувейни называет сыном, а Рашид ад-Дин – братом Сартака. Регентство было поручено вдове Бату, Боракчине. Но Улагчи умер предположительно в 1257 г., и тогда ханом Кипчака стал Берке, брат Бату.
Царствование Берке (приблизительно между 1254 и 1266 гг.) окончательно определило выбор пути Кипчакского ханства. Если бы был жив Сартак, можно предположить, что христианство, что бы ни говорил Рубрук, пользовалось бы покровительством хана. Берке же, напротив, склонялся к исламу. Не то чтобы он нарушил распространенную среди монголов веротерпимость, обычную для семьи Чингизидов. Несторианство оставалось одной из религий его окружения, и он наверняка поостерегся бы его запрещать. Но его симпатии, особенно в области внешней политики, были скорее промусульманскими, и именно этим тенденциям, выявленным Бартольдом, следует приписать начало исламизации Кипчакского ханства.
Берке, как мы видели, вмешивался во все междоусобные войны Чингизидов. Мы знаем, что он стал на сторону Ариг-буги против Хубилая, впрочем не оказав первому эффективной помощи. Затем он воевал, впрочем без успеха, с чагатаидским ханом Туркестана Алгу, который между 1262 и 1265 гг. отнял у него Хорезм – область, до того времени рассматривавшуюся как зависимую от Кипчакского ханства, а с тех пор ставшую частью Чагатайского ханства. Вскоре после этого (ранее 1266 г.) Алгу отнял у того же Берке или Орды, брата Берке, и разрушил город Отрар – важный перевалочный пункт караванного пути, расположенный на северном берегу Амударьи в ее среднем течении, вследствие чего Чагатайскому ханству досталась отнятая у потомков Джучи западная часть Чуйской степи. Берке, основные силы которого были заняты на Кавказе, ничего не мог предпринять против этого соперника.
Если промусульманские симпатии Берке и не стали причиной его разрыва с персидским ханом Хулагу, как пишут арабо-персидские историки, они, по крайней мере, послужили дипломатическим предлогом для этого конфликта. Действительно, по мнению некоторых персидских писателей, хан Кипчака упрекал Хулагу за то, что тот, не посоветовавшись с другими принцами-Чингизидами, устроил резню населения Багдада и убил халифа. На самом же деле дом Джучи должен был рассматривать укрепление Хулагу в Азербайджане как своего рода узурпацию, посягательство на их права. Поэтому в борьбе против этих родственников, персидских монголов, Берке без колебаний вступил в союз с заклятыми врагами Чингизидов и лидерами мусульманского сопротивления – египетскими мамелюками, которыми в то время правил султан Бейбарс. Начиная с 1261 г. между обоими дворами установился регулярный обмен посольствами. Послы Бейбарса прибывали в Солдайю (Судак) в Крыму, послы Берке высаживались в Александрии. В 1263 г. между двумя государями был заключен открытый союз против Персидского ханства.
Бейбарс получал от этого союза двойную выгоду. Отныне он мог вербовать среди тюрок-кипчаков, подданных Золотой Орды, новых мамелюков для своей армии (он сам, как мы знаем, был по происхождению кипчаком); и, главное, самым главным его дипломатическим успехом стало то, что, помогая Чингизидам нейтрализовать друг друга, он, благодаря поддержке Джучидов, наносившим Хулаугидам отвлекающие удары со стороны Кавказа, мог окончательно остановить наступление дома Хулагу на Сирию: угрожаемые со стороны Дербентского прохода, персидские ханы больше не могли взять на Алеппском направлении реванш за разгром их войск при Айн-Джалуде. Хулагу, о чем мы писали выше, очень живо отреагировал на вред, причиняемый ему Берке. В ноябре – декабре 1262 г., как мы уже видели, он прошел с войском через Дербентский проход, который на Кавказе служил границей между двумя ханствами, и дошел до Терека, но вскоре был застигнут врасплох близ этой реки вражеской армией под командованием Ногая, внучатого племянника Берке, и отброшен назад в Азербайджан. Многие всадники хулагуидской армии утонули, пытаясь переправиться через Терек по льду, который ломался под копытами коней. Печальные результаты этой ссоры между Чингизидами: Хулагу приказал перебить всех купцов родом из Кипчака, каких смог схватить в Персии, Берке точно так же обошелся с персидскими купцами, торговавшими в Кипчаке. В 1266 г. Ногай, в свою очередь, прошел Дербентским проходом, затем через Куру и создал прямую угрозу Азербайджану, сердцу Персидского ханства. Но на Аксу он был разбит преемником Хулагу Абагой. Ногай был ранен в глаз, а его войско в беспорядке отошло к Ширвану. Берке лично примчался ему на помощь со свежей армией. Он шел вдоль северного берега Куры, чтобы перейти реку близ Тифлиса, когда умер в том же 1266 г.
В христианской Европе русский князь Даниил Галицкий поднял восстание против монгольской оккупации (1257). Он даже рискнул атаковать границы ханства; однако был принужден к покорности даже без личного вмешательства Берке и по ханскому приказу вынужден снести большую часть возведенных им крепостей. С другой стороны, в хронике Кромера[226] под рубрикой 1259 г. рассказывается о новом монгольском набеге на Запад. После рейда на Литву, где они перерезали всех жителей, кто не успел спрятаться от них в лесах и болотах, монголы вторглись в Польшу с вспомогательными русскими войсками, которые заставили участвовать в своем походе. «После повторного сожжения Сандомира они осадили цитадель, где укрылись жители. Командовавший крепостью Петр Кремпа отказался сдать ее. Монголы послали к нему брата и сына Даниила Галицкого, которые убедили его капитулировать на очень выгодных условиях. Как только крепость сдалась, монголы, по своему обыкновению, отказались от своих обещаний и перебили всех несчастных, находившихся в ней. Оттуда они пошли на Краков, который предали огню. Король Болеслав Стыдливый бежал в Венгрию. Монголы опустошили страну до Бытома в Опольском воеводстве[227] и вернулись в Кипчак через три месяца, нагруженные добычей».
В царствование Берке монголы из Кипчака по просьбе болгарского царя Константина Теша вмешались в балканские дела против византийского императора Михаила Палеолога. Монгольский принц Ногай, внучатый племянник Берке, перешел Дунай с 20 000 всадников. Михаил Палеолог выступил им навстречу, но, по признанию Георгия Пахимера[228], едва греки дошли до болгарской границы, как при виде монголов их охватила паника. Они начали разбегаться и почти все были перебиты (весна 1265 г.). Михаил Палеолог вернулся в Константинополь на генуэзском корабле, а монголы тем временем разоряли Фракию. В ходе этого похода (или только зимой 1269/70 г., по другим источникам) Ногай освободил бывшего сельджукского султана Кей-Кавуса II, удерживавшегося в Константинополе на положении полупленника. Кей-Кавус присоединился к монголам, которые возвращались к себе, груженные добычей. Он женился на дочери хана Берке, который в 1265–1266 гг. дал ему в удел Солдайю, или Судак, важный торговый центр в Крыму. Однако Михаил Палеолог понял важность монгольского фактора. Он отдал свою незаконнорожденную дочь Евфросинью за могущественного Ногая и прислал ему в подарок роскошные шелковые ткани, на что этот Чингизид сказал, что все-таки предпочитает им овечьи шкуры. Но заключенный отныне между Михаилом Палеологом и Кипчакским ханством союз, как мы увидим, принес первому большие выгоды. На какое-то время между ними и мамелюкским Египетским султанатом возник настоящий тройственный союз, направленный одновременно против латинян (Карла Анжуйского и Венеции) и против Персидского ханства.
Послы мамелюков оставили нам очень живой портрет Берке: он был чисто монгольского типа, с желтой кожей, редкой бородой, волосы на голове собраны в косу за ушами. На голове он носил высокую шапку, в ухе – золотое кольцо с драгоценным камнем. На поясе зеленый ремень из болгарской кожи, украшенный позолотой и драгоценными камнями. На ногах – красные кожаные сапоги.
Первые монголы Кипчака не имели иного жилья, кроме огромных лагерей из войлочных палаток и повозок, которые они перевозили вдоль берегов Волги и которые создали у Рубрука ощущение движущегося города. Берке повелел строить или завершил строительство постоянной столицы Сарая, возможно начатое еще Бату. Этот город, где жилые дома должны были возводиться вокруг обычного места лагеря Бату, располагался на восточном берегу нижней Волги, близ места впадения реки в Каспийское море, если только, как полагает Бартольд, Сарай-Бату не соответствует нынешнему селу Селитренное и отличается от Сарая, построенного Берке, который соответствует современному Царёву. Как бы то ни было, Сарай-Берке играл роль столицы Кипчакского ханства с 1253 г., приблизительной даты его основания, до 1395 г., когда был разрушен Тамерланом. Он очень скоро приобрел важное, еще большее, чем расположенная по соседству древняя хазарская столица, значение торгового центра на караванных путях, идущих в Центральную Азию и на Дальний Восток через Отрар, Алмалык, Бешбалык, Хами, страну тангутов, страну онгутов и Пекин. Берке и его преемники, в частности ханы Узбек и Джанибек, приглашали в Сарай мусульманских богословов, как ханефитов, так и шафеитов, которые активизировали исламизацию страны.
Преемником Берке стал его внучатый племянник Менгу-Тимур (по-тюркски), или Монгка-Тэмур (по-монгольски), сын Тукана и внук Бату. Менгу-Тимур, царствовавший в Кипчаке с 1266 по 1280 г., в войнах между центральноазиатскими Чингизидами принял сторону Угэдэида Хайду против Чагатаида Барака, хана Туркестана. В 1269 г., как мы видели, он послал в Центральную Азию пятидесятитысячное войско под командованием принца Беркечара, которое помогло Хайду победить Барака. В борьбе, которую Хайду вел за то, чтобы отобрать корону империи у великого хана Хубилая, Менгу-Тимур поддержал, по крайней мере дипломатически, партию Хайду. Как мы уже знаем, в 1277 г. ему выдали взятого в плен в Монголии принца Номохана, сына Хубилая, которого, впрочем, он скоро вернул его отцу. За время этой борьбы Кипчакское ханство укрепило свою независимость от великого хана. Чеканившиеся в Булгаре монеты Золотой Орды, на которых до того времени выбивали имя великого хана, от ныне носили на себе лишь имена Менгу-Тимура и его преемников.
По отношению к мамелюкскому Египетскому султанату, с одной стороны, и Византийской империи – с другой, Менгу-Тимур продолжал дружественную политику, начатую Берке. Он издал указ, подтверждавший на всей территории ханства привилегии духовенства греко-православной церкви, и неоднократно использовал сарайского епископа Феогноста в качестве посла к константинопольскому двору.
Ногай и Тохта
Туда-Менгу (1280–1287), брат и преемник Менгу-Тимура, был, по утверждению Нувайри[229], очень благочестивым мусульманином, «строго соблюдал посты, всегда был окружен шейхами и факирами[230]», но бездарным правителем. Он был вынужден отречься от престола, и на трон возвели Тула-бугу (1287–1290), племянника двух предыдущих ханов. Истинным властителем ханства был Ногай, Джучид из младшей ветви, которого мы видели во главе армий в походах против Персии в правление Берке в 1262 и 1266 гг. и против Византийской империи в 1265 г. Францисканец Владислав, глава миссии в Газарии (Крым), в отчете генералу своего ордена, датированном 10 апреля 1287 г., о путешествии брата Моисея к кипчакскому двору пишет о Ногае как о равном по рангу Тула-беге и как об императоре-соправителе. Если личные владения Туда-Менгу, а затем Тула-беги по-прежнему находились вокруг Сарая, на Нижней Волге, личные владения Ногая следует, вероятно, искать рядом с Доном и Донцом. Переписка францисканцев, кроме того, подтверждает, что Ногай не был враждебен христианству: одна из его жен, Алака, которую францисканцы называют Джайлак и Пашимер, была окрещена францисканцами в Кырк-Ере, или Чуфут-Кале. Когда мусульмане сняли колокол с католической часовни в Солхате, или Солгате, в Крыму, монгольский чиновник приехал и покарал виновных, и т. д.
По отношению к византийцам Ногай показал себя весьма надежным союзником. В 1280 г. он помог им свергнуть болгарского царя Ивайло, или Лахану, место которого на тырновском троне, после различных перипетий, занял с их согласия боярин «куманского», то есть тюркско-кипчакского, происхождения Георгий Тертер. В царствование Тертера (1280–1292), как показали М. Ников и Г. Каген, Болгария являлась настоящим монгольским протекторатом, тесно связанным лично с Ногаем. Сын Тертера, Святослав, жил в качестве заложника при дворе Ногая, а его сестра вышла замуж за Чаку, или Джеку, сына грозного монгольского вождя.
В конце концов могущество Ногая вызвало опасения у молодого хана Тула-буги, который собрал войска, чтобы отделаться от него; но старый воин сумел усыпить подозрения Тула-буги и пригласил его на дружескую встречу, которая на самом деле была западней. Посреди разговора молодого человека вдруг окружили воины Ногая, сбросили с коня и связали. Ногай выдал его одному из сыновей Менгу-Тимура, по имени Тогтай, Тохта или Тогтоа, который был личным врагом бедняги и приказал убить его. После чего Ногай посадил на трон этого самого Тохту, убежденный, что новый хан, обязанный ему всем, станет в его руках послушной игрушкой (1290). Но и Тохта в конце концов устал терпеть опеку этого делателя королей. Он напал на Ногая и в первом же сражении возле Дона, в 1297 г., наголову разгромил его. Постаревший Ногай совершил ошибку, не выступив немедленно на Сарай, куда ушел его противник. В 1299 г., во второй битве, данной рядом с Днепром, он был побежден Тохтой и брошен своими. Как рассказывали Нувайри и Рашид ад-Дин, «его собственные сыновья и его войска на закате дня обратились в бегство. Он был слишком стар годами, длинные ресницы закрывали ему глаза. К нему подъехал русский воин из армии Тохты и хотел его убить. Ногай назвался и сказал ему, чтобы тот отвел его к Тохте, но русский отрезал ему голову и принес ее хану. Тохта был огорчен смертью старика и приказал казнить его убийцу».
Сыновья Ногая попытались сохранить за собой его наследство, но их раздоры позволили Тохте перебить их. Один из них, Чака, преследуемый Тохтой, бежал сначала, как рассказывает Нувайри, к башкирам, потом к ясам (аланам) и, наконец, в Болгарию, где царствовал его шурин Святослав; но тот испугался возмездия со стороны Тохты и приказал убить Чаку в Тырново (1300).
Во время этих междоусобиц, расшатывавших Золотую Орду, в Белой Орде в степях Сарысу и Тургая, рассказывает Рашид ад-Дин, хан Наян или, правильнее, Баян (1301–1309) боролся с мятежом своего кузена и соперника Куйлека, или Коблука, которого поддерживали властители Туркестана – угэдэидский хан Эмеля Хайду и чагатаидский хан Трансоксианы Дува. Баян искал поддержки у великого хана Китая Тэмура, но из-за огромного расстояния между ними не смог получить реальной помощи. Тем не менее он остался владыкой родных степей.
За полвека до того генуэзцы и венецианцы создали свои фактории в Крыму – в Газарии (Хазарии), по имени тюркского народа, когда-то ее населявшего. Предположительно около 1266 г. монгольское правительство уступило генуэзцам в Кафе территорию для консульства и складов товаров, которая стала отправной точкой для крупнейшей генуэзской колонии в Крыму. Итальянские купцы бывали даже на нижней Волге, в городе Сарае, столице ханов Кипчака, который был крупным центром меховой торговли на севере. Мы также знаем, что там они покупали молодых рабов-тюрок, которых перепродавали египетским мамелюкам для пополнения их рядов. Недовольный этой торговлей, лишавшей степь лучших бойцов, хан Тохта занял по отношению к итальянским купцам враждебную позицию. В 1307 г. он приказал арестовать генуэзских резидентов в Сарае, потом отправил армию осадить генуэзскую колонию Кафу. 20 мая 1308 г. генуэзские колонисты сами подожгли город и бежали на своих кораблях. Ситуация оставалась напряженной вплоть до смерти Тохты (август 1312 г.).
Узбек и Джанибек
Тохте наследовал его племянник Узбек (1312–1340). Имеющиеся у нас сведения относительно его религиозной принадлежности весьма противоречивы. По сведениям анонимного автора продолжения «Сборника летописей» Рашид ад-Дина, в царствование Тохты он вызвал недовольство монгольских вождей своим неумеренным мусульманским прозелитизмом. «Довольствуйся нашим повиновением, – ответили они ему. – Какое тебе дело до нашей веры? И зачем нам отказываться от Чингисхановой Ясы ради веры арабов?» После смерти Тохты, прежде чем избрать ханом сына покойного, монгольские вожди решили устранить кандидатуру Узбека и заманили его на пир, чтобы там убить. Но предупрежденный Узбек успел ускакать и вернулся с войсками. Он окружил заговорщиков и всех их перебил, а заодно и наследника Тохты, после чего сам сел на трон. По просьбе мамелюкского султана Египта ан-Насира он после долгих переговоров наконец-то решился отдать ему в жену чингизидскую принцессу – что в соответствии с монгольским менталитетом означало неслыханную милость и скрепляло дружбу Кипчакского ханства с официальными защитниками ислама (1320)[231]. Однако мусульманская вера не мешала Узбеку обычно дружелюбно вести себя по отношению к христианству. В письме от 13 июля 1338 г. папа римский Иоанн XXII благодарит хана за доброжелательность к католическим миссиям[232]. В 1339 г. Узбек принял посланца папы Бенедикта XII, францисканца Джованни ди Мариньоли, который подарил ему прекрасного боевого коня, прежде чем продолжить путь через Кипчак в Чагатай и Пекин. В то же время Узбек заключил торговый договор с генуэзцами и венецианцами. Послы Генуи, Антонио Грилло и Николо ди Пагана, получили дозволение восстановить стены и склады Кафы. С 1316 г. в этой колонии возобновились жизнь и активная торговля. В 1336 г. Узбек даже позволил венецианцам основать свою колонию в Тане, в устье Дона. На Руси, когда тверичи 15 августа 1327 г. подняли восстание и перебили посланных собирать дань монгольских чиновников, а также убили одного из кузенов Узбека, тот поручил проведение карательной операции московскому князю Ивану[233], в помощь которому по этому случаю послал пятидесятитысячное войско. Именно в качестве исполнителей ханской воли московские князья начинали свой путь к могуществу и величию.
Хан Джанибек (1340–1357), сын и преемник Узбека, сначала подтвердил привилегии итальянским купцам (1342), но после резни, происшедшей в Тане между итальянцами и мусульманами, изгнал венецианцев и генуэзцев из Таны и дважды ходил осаждать Кафу (1343, 1345). Впрочем, генуэзская колония оказала ему такое сопротивление, что он был вынужден снять осаду[234]. Генуя и Венеция затем установили блокаду монгольского побережья Черного моря к востоку от Керчи. В конце концов, в 1347 г. Джанибек был вынужден разрешить восстановление колонии в Тане. Враждебность к западноевропейцам шла параллельно с новой волной исламизации. Укрепление ислама, столь заметное при Узбеке, как и влияние мамелюкского Египта, приносило свои плоды во всех сферах политической и общественной жизни. От традиционной для Чингизидов широкой веротерпимости Золотая Орда переходила к «тоталитарному» мусульманскому фанатизму, свойственному мамелюкам.
Джанибек воспользовался анархией, воцарившейся в Персии после падения хулагуидского ханства, чтобы реализовать давние честолюбивые мечты своего дома – завоевать Азербайджан. В 1355 г. он захватил эту провинцию вместе с Тебризом, прежней столицей персидских ханов, у местного правителя Ашрафа Чобанида, которого убил, а голову повесил на дверях главной тебризской мечети. Но его сын Бердибек, оставленный в качестве вице-короля Тебриза, вскоре вернулся в Кипчак, отозванный по причине болезни отца, и в 1358 г. кипчакские войска были изгнаны из Азербайджана Джелаиридами.
Мамай и Тохтамыш
Царствование Бердибека было коротким (1357–1359). После него в Кипчаке началась анархия, многочисленные Джучиды оспаривали друг у друга трон. В действительности власть принадлежала в первую очередь новому «делателю королей» – энергичному Мамаю, который с 1361 по 1380 г. был, как прежде Ногай, подлинным властелином Золотой Орды. В результате междоусобных войн авторитет монголов сильно упал, и с 1371 г. русские князья не только перестали ездить в Орду для утверждения на престолах, но и даже прекратили платить дань. Великий князь Московский Дмитрий Донской отразил монгольский карательный набег (1373) и в свою очередь совершил ответный поход на Казань (1376). 11 августа 1378 г. он впервые разгромил войско Мамая на реке Воже. 8 сентября 1380 г. он дал Мамаю второе, еще более крупное сражение на Куликовом поле, в месте слияния Дона и Непрядвы; сражение было очень упорным, но в конце концов Мамай, понесший слишком крупные потери, бежал. Несмотря на свою активность, Мамай был не более удачлив и в действиях против генуэзской колонии в Крыму, за которой, после неудачного набега, монголы вынуждены были признать права на владение всей «Готией» между Солдайей (Судаком) и Балаклавой (1380).
Казалось, Кипчакское ханство вот-вот рухнет под ударами перешедших в наступление христианских держав. Но оно получило неожиданное обновление в результате выхода на сцену нового действующего лица, пришедшего с востока: Тохтамыша, хана Белой Орды.
Мы уже говорили, что Сарысуйские степи, от Улутау на севере до низовий Сырдарьи на юге, вплоть до Сыгнака (возле современного канала Тюмень-арык), при разделе владений между сыновьями Джучи составили Белую Орду, правителем которой стал Орда, старший брат Бату и Берке. Шестой преемник Орды в качестве правителя Белой Орды, хан Урус (ок. 1361–1377) вступил в борьбу с одним из своих родственников, Тохтамышем, по одним данным – племянником, а по сведениям Абу-л-Гази – очень дальним родичем, потомком Тука-Тимура, брата Орды, Бату и Берке. Тохтамыш отправился в Самарканд просить помощи у тамошнего правителя Тамерлана. Тот, счастливый от возможности включить в свою клиентелу чингизидского претендента, передал ему города Отрар, Сабран и Сыгнак, расположенные на северном берегу среднего течения Сырдарьи, на границе Трансоксианы и Белой Орды. Однако Тохтамыш не остался мирным владельцем этой территории. Он неоднократно вступал в борьбу с Урусом и тремя его сыновьями: Кутлуг-бугой, Тохта-кийа и Тимур-меликом. В первый раз Кутлуг-буга победил его и обратил в бегство, но сам погиб в битве. Тохтамыш снова отправился в Трансоксиану умолять Тамерлана о помощи и сумел закрепиться в Сабране, откуда вскоре был без труда выбит Тохта-кийа. Тогда Тамерлан сам выступил в поход в степь и в начале 1377 г. нанес Белой Орде тяжелое поражение. Старый хан Урус вскоре после этого умер, а наследовали ему сыновья: сначала Тохта-кийа, затем Тимур-мелик. В общем, конфликт не был решен окончательно. Как только Тамерлан вернулся к себе в Трансоксиану, Тимур-мелик, в том же 1377 г., еще раз разбил Тохтамыша. Наконец, зимой 1377/78 г. Тохтамыш, по-прежнему благодаря поддержке Тамерлана, сумел одержать верх над Тимур-меликом и занять трон Белой Орды.
Едва Тохтамыш стал правителем этой орды, как у него, до того момента слабого подручного Тамерлана, вдруг возникли большие амбиции. К западу от реки Урал располагалась Золотая Орда, Кипчакское ханство, боровшееся с мятежом своих русских вассалов. Воспользовавшись его трудностями и еще больше увеличивая их своим вмешательством, Тохтамыш заявил о своих правах на кипчакский трон. Весной 1378 г., по датировке, предложенной Бартольдом, он выступил из Сыгнака на завоевание монгольской Руси. Борьба, детали которой мы знаем плохо, продолжалась много лет. Хозяин Золотой Орды Мамай был вынужден одновременно воевать с русскими князьями; 8 сентября 1380 г., как мы помним, он был разгромлен на Куликовом поле русским великим князем Дмитрием Донским. Вскоре после этого Тохтамыш, атаковав Мамая на южном фронте, разбил его в сражении, данном неподалеку от Азовского моря, в районе Мариуполя, на реке Калке, где ста пятьюдесятью годами ранее Субудай одержал свою знаменитую победу. Мамай бежал в Кафу, в Крым, где был предательски убит генуэзцами.
После этого Тохтамыш взошел на трон Золотой Орды. Уже являясь правителем Белой Орды, он восстановил территориальную целостность удела своего предка Джучи. Теперь, из своей столицы Сарая, он управлял всеми степями, что раскинулись между устьями Сырдарьи и Днестра.
Тохтамыш сразу воспользовался своим могуществом, чтобы потребовать от русских князей знаков покорности, традиционно оказывавшихся ханам Кипчака. Возгордившись после своей победы на Куликовом поле, они отказались (1381). Тогда Тохтамыш вторгся в русские княжества, предал их огню и мечу, разграбил города Суздаль, Владимир, Юрьев, Можайск и 13 августа 1382 г. Москву, которую полностью разрушил. Литовцы, хотевшие было влезть в русские дела, в свою очередь потерпели от него кровавое поражение под Полтавой. Христианская Россия еще на сто лет подпала под монгольское иго.
Произошло неожиданное возрождение Кипчакского ханства; Тохтамыш полностью восстановил его могущество. Объединение Золотой Орды и Белой, разгром Московского княжества сделали его новым Бату и новым Берке. Это возрождение имело тем больший отголосок, что к этому времени Чингизиды были изгнаны из Китая, устранены в Персии, пришли в упадок в Туркестане. Тохтамыш – единственный из этого блистательного рода, кто оставался на коне. Реставратор монгольского величия, он, что вполне естественно, счел себя призванным продолжить дело своего великого предка Чингисхана, и, очевидно, именно эта мысль толкнула его на попытку завоевания для начала Трансоксианы и Персии. Вполне возможно, что, начни он на двадцать лет раньше, в условиях анархии, в которой пребывали обе страны, ему бы удалось это сделать. Но несколькими годами ранее Трансоксиана и Персия стали владением выдающегося человека, того самого, кто способствовал возвышению Тохтамыша: Тамерлана. Война, начавшаяся между ними в 1387 г. и продолжавшаяся до 1398 г., должна была показать, останется ли степная империя под властью старой монгольской династии или перейдет в руки нового тюркского завоевателя.