Анархия в Монголии после 1370 г.
Империя, основанная в Китае монгольским великим ханом Хубилаем, была, как мы видели, разрушена в 1368 г. восстанием китайцев, и потомок Хубилая, Тогон-Тэмур, изгнанный ими из Пекина, 23 мая 1370 г. умер в Инчане (Кайлу) на Хара-Мурине, оплакивая эту огромную катастрофу. Изгнав Чингизидов со своей территории, китайская династия Мин (1368–1644), беря реванш, перенесла боевые действия на монгольскую территорию.
Сын Тогон-Тэмура, принц Аюшридара, узнав о смерти отца, принял в Каракоруме титул великого хана. Он процарствовал там с 1370 по 1378 г., тщетно надеясь однажды взойти на китайский трон. Напротив: он подвергся нападению китайцев, без колебаний преследовавших его в центре Монголии. В 1372 г. их лучший полководец Сюй Та выступил в направлении Каракорума, но потерпел поражение в бою на реке Тула. После смерти Аюшридары его сын Тогус-Тэмур наследовал ему в Каракоруме, в монгольской империи, сжавшейся до размеров их изначальной древней родины (1378–1388). В 1388 г. стотысячная китайская армия вновь вторглась в Монголию и разгромила войска Тогус-Тэмура в крупном сражении южнее Буйр-Нура, между Халха-Голом и Керуленом. Вследствие этого поражения Тогус-Тэмур был убит одним из своих родственников.
После всех этих потерь лица дом Хубилая был настолько дискредитирован, что большинство монгольских племен вышли из-под его власти. Угэтчи, или Укатчи, главный вождь восставшего против потерявших престиж Хубилаидов племени, был, по сведениям Санан Сэцэна[268], князем кегрудов, то есть киргизов, – народа, жившего в то время вдоль Верхнего Енисея вплоть до озера Коссоголь. Угэтчи отказался признавать своим сюзереном хубилаидского великого хана Элбега, победил его, убил (1399) и узурпировал гегемонию над остальными племенами.
Китайский император Юнлэ, третий и наиболее выдающийся представитель династии Мин, был, разумеется, удовлетворен этой узурпацией, усиливавшей раскол среди монголов и свергшей в Монголии дом Хубилая, избавив тем самым китайцев от кошмара чингизидского реванша. Итак. Он признал Угетчи ханом, но, по «Мин-шэ», тот был затем побежден вождями двух восставших племен: Аругтаем (по-китайски А-лу-тай), вождем азодов, и Ма-ха-му, вождем ойратов[269]. Азоды – монгольское название аланов (ясов). Нам известно, что этот народ иранского, а точнее – скифо-сарматского происхождения, происходящий с Кавказа (Кубань и Терек), поставлял в XIII в. крупные контингенты в монгольскую армию; мы видели, что монгольские полки, сформированные из аланов, были истреблены китайцами при Чжэнчао в 1275 г., а другие группы аланов на службе дома Хубилая в 1336 г. послали из Пекина письмо римскому папе. Азоды 1440 г., очевидно, представляли собой один из аланских кланов, что последовали за Хубилаидами из Китая в Монголию и которые теперь, ассимилированные монголами, заняли свое место среди них. Что же касается ойратов, или ойрадов, они, как мы помним, были могущественным племенем лесных монголов, жившим во времена Чингисхана на западном берегу Байкала. С XVII в. они разделились на четыре этнические группы: чоросы; турбеты, дербеды или дербеты; хошуты и торгуты или торгуды; правящая династия происходила, по крайней мере в то время, из клана чорос.
Чтобы четко обозначить свою независимость ото всех монгольских претендентов, Аругтай и Ма-ха-му демонстративно принесли вассальную присягу непосредственно пекинскому двору – протокольный жест, призванный как провозгласить их самостоятельными правителями, так и обеспечить им благожелательность династии Мин. Впрочем, ойраты, очевидно, воспользовались ситуацией, чтобы распространить свою гегемонию на всю Западную Монголию, от западного берега Байкала до Верхнего Иртыша, ожидая, когда представится возможность пойти дальше на юго-запад, в направлении Или, о чем скоро нам поведает «Тахир-и Рашиди». Но в Центральной и Восточной Монголии в самом разгаре была смута, поскольку, в противовес Аругтаю и Му-ха-му, сын Угетчи, Эссеку, по сведениям Санан Сэцэна, будто бы до самой своей смерти в 1425 г. продолжал претендовать на титул великого хана.
Однако в 1403–1404 гг. произошла чингизидская реставрация в лице сына Элбека по имени Олджай-Тэмур, как указывает монгольский историк Санан Сэцэн, а «Мин-ши» именует его только буддистским санскритским определением – Пуньяшри (на китайском Пен-я-шо-ли)[270]. Вскоре Аругтай присоединился к этому представителю легитимной династии. Китайский двор не могло не взволновать это возвращение на сцену семьи Хубилая. Император Юнлэ попытался добиться от Олджай-Тэмура вассальной присяги. Наткнувшись на отказ, китайский монарх вторгся в Монголию, дошел до Верхнего Онона – до родной степи Чингисхана – и обратил в бегство банды Олджай-Тэмура и Аругтая (1410–1411). Это поражение стало фатальным для Олджай-Тэмура, который потерял в нем свой престиж. Ойратский вождь Маха-му напал на него, разгромил, и гегемония в Монголии перешла к нему (ок. 1412).
До этого времени Ма-ха-му весьма активно заигрывал с китайским императором Юнлэ; ойраты, западные монголы, считали естественным опереться на китайский двор для того, чтобы добить Хубилаидов и других вождей восточных монголов. Но, став самым сильным, когда он смог посчитать, что сумеет навязать свою гегемонию всем монгольским племенам и княжеским династиям, ойратский вождь без колебаний порвал с Минами. Юнлэ выступил против него через Гоби, но Ма-ха-ма нанес китайской армии значительные потери, а потом, оставаясь неуловимым, уклонялся от боев, уходя за Тулу (1414, 1415). Эти кочевники, еще вчера расслабленные роскошью китайского образа жизни, вернувшись в родные степи, вернули свои выработавшиеся за тысячелетия качества. Кроме того, речь здесь именно об ойратах, то есть о западных и лесных племенах, которые, получив от завоеваний Чингисхана много меньше выгод, чем жители Орхона и Керулена, должны были в большей степени сохранить свою природную крепость. Как бы то ни было, очевидно, что на какой-то момент престиж Ма-ха-мы пострадал от китайского вторжения, потому что и он не смог защитить монгольские степи от армий империи Мин.
По сведениям «Мин-ши», в этот момент на сцену вернулся Аругтай и восстановил на троне великого хана Пен-я-шо-ли, нашего Олджай-Тэмура (ок. 1422). Он разорил пограничную линию укреплений Ганьсу вплоть до Нинся, а когда Юнлэ примчался, чтобы покарать его, то, неуловимый, отступил через Гоби на север. Вскоре после этого, продолжает «Мин-ши», он убил Пен-я-шо-ли, то есть Олджай-Тэмура, и провозгласил самого себя великим ханом. Император Юнлэ еще много раз ходил на него походами (1424, 1425), но так и не смог «достать», хотя в разгар этих боевых действий китайцы получили неожиданную помощь на другом фронте: ойратский вождь Тогон-Тэмур, сын и преемник Ма-ха-му, поднял мятеж против гегемонии Аругтая и нанес ему поражение.
Таков урок истории китайской «Мин-шэ». Однако есть основания опасаться, что в «Мин-ши» смешивает под именем А-лу-тай двух различных персонажей, которых четко различает монгольский историк Санан Сэцэн: азодского вождя Аругтая, чью деятельность мы проследили до 1414 г. (до этого момента оба источника более-менее совпадают), и другого принца, которого звали Адай и который появляется у Санан Сэцэна как вождь хорчинов, или корчинов[271]. Нам известно, что хорчины были восточномонгольским племенем, жившим на востоке от Хингана, в районе реки Нонни, на маньчжурской границе, и что их вожди происходили либо от Темуге-Отчигина, либо от Хасара, которые оба были братьями Чингисхана. У Санан Сэцэна мы находим, что около 1425 г. ханство, во всяком случае его восточная часть, было захвачено вождем хорчинов Адаем, которому помогал как раз Аругтай – очевидное доказательство того, что речь идет о двух разных людях, которых ошибочно объединила в одного персонажа «Мин-ши». Адай и его вассал Аругтай совместно воевали против ойратов и Китая, поскольку ойраты снова стали заигрывать с императором Юнлэ. Во время своих последних походов в Монголию против Адая (1422–1425) Юнлэ поддерживал сепаратистские устремления ойратов по отношению к единому легитимистскому борджигинскому ханству.
Первая ойратская империя. Тогон и Эсэн-тайши
Проводимая великим минским императором политика – помогать молодому ойратскому государству, чтобы ослаблять дом Хубилая, – дала результат только после его смерти. Между 1434 и 1438 гг. ойратский вождь Тоган, или Тогон, сын и преемник Ма-ха-му, убил Адая, как рассказывает Санан Сэцэн (убил А-лутая, сообщает «Мин-ши»), и, как бы то ни было, установил свою гегемонию среди монгольских племен. В 1434 или 1439 г. хубилаидский принц Адзай, сын Элбека и брат Элджай-Тэмура, был провозглашен легитимистами великим ханом. Но в действительности власть в монгольской империи перешла к ойратам.
Китайский двор, очевидно, порадовался этому перевороту, ослаблявшему род Чингисхана, которого там по-прежнему боялись, и восточных монголов, «более опасных, потому что они были ближе», в пользу западных монголов, считавшихся менее опасными по причине их большей удаленности. Новые властители степи были людьми без сколько-нибудь знаменитого прошлого, которые в истории Чингизидов играли второстепенную роль, не принесшую им славы. Точно так же в XII в. китайская политика неразумно поощряла чжурчжэней сменить киданей. В действительности западные монголы, ойраты (или ойрады), то есть союзники, как они называли себя сами, или калмыки, как называли их соседи-тюрки, имели единственную, но крайне амбициозную цель – повторить в своих интересах Чингисханову эпопею, восстановить в свою пользу великую монгольскую империю, которой выродившиеся Хубилаиды так глупо позволили исчезнуть[272].
Ойратская экспансия началась в юго-западном направлении, против Чагатаидов Моголистана, то есть, как мы видели, чингизидских ханов, правивших на Или, Юлдусе и в регионе Кучи и Турфана. Ойратский вождь Тогон напал на чагатаидского хана Увайса (царствовавшего между 1418 и 1428 гг.). В этой борьбе театр военных действий которой перемещался, в зависимости от ойратских вторжений, от бассейна Или к провинции Турфан, ойраты постоянно брали верх. Эсэн-тайши, сын Тогона, взял Увайса в плен. Впрочем, как мы убедились, обращался он с ним с большим почтением из-за, как утверждает «Тарих-и Рашиди», чингизидской крови, текшей в его венах. В новой битве, данной близ Турфана, Увайс вторично попал в плен к Эсэну. На сей раз тот потребовал за освобождение своего узника руку принцессы Махтум-ханим, сестры Увайса. Конечно, ойратская династия, не принадлежавшая к Чингизидам, особенно дорожила таким брачным союзом.
Когда Эсэн-тайши – Е-сянь китайских историков – наследовал своему отцу Тогону, ойратская, или калмыцкая, империя достигла своего апогея (1439–1455). Он теперь правил от озера Балхаш до озера Байкал и от Байкала до подступов к Великой стене. Ему принадлежал Каракорум, древняя монгольская столица. Еще Эсэн захватил оазис Хами и, в 1445 г., китайскую провинцию Улянха, соответствующую нынешнему Джехолу. Через пять лет, точно так же, как он получил руку чагатаидской принцессы, он потребовал руку китайской принцессы. Пекинский двор пообещал, но потом нарушил данное слово. Эсэн опустошил приграничные районы рядом с Датуном, на севере Шаньси. Минский император Ин-цзун, вместе со своим министром-евнухом Ван Чжэнем, двинулся ему навстречу. Сражение произошло в Туму, возле Сюаньхуа, на северо-западе провинции Хубэй. Эсэн наголову разгромил китайскую армию, перебил больше ста тысяч ее воинов, а императора Ин-цзуна взял в плен (1440). Однако, не имея осадных машин, он не смог взять ни одной из крепостей этого района, ни Датуна, ни Сюаньхуа. Он вернулся в Монголию со своим царственным пленником[273]. Через три месяца он вернулся, дошел до Пекина, разбил лагерь в северо-западном предместье огромного города, но все его штурмы были отбиты, и скоро он стал ощущать нехватку фуража. К китайцам подходили из Ляотуна подкрепления. Эсэн, не сумевший взять город с налета, теперь оказался лицом к лицу с численно превосходящим противником и уже не мог предпринять крупных операций, поэтому быстро отступил через перевал Цзюй-юн-гуань (Нангоу). Вскоре после этого он решил отпустить императора Ин-цзуна (1450) и в 1453 г. заключил с Китаем мир.
Также «Мин-ши» рассказывает, что Эсэн назначил марионеточным ханом какого-то Чингизида по имени Тохтоа-буга, женатого на его сестре. Он хотел признать законным наследником родившегося от этого брака сына. Тохтоа-буга отказался, Эсэн его убил. Тогда он признал себя вассалом китайского двора – жест, ставивший его на уровень независимого хана, без фиктивного чингизидского сюзеренитета (1453). Он умер в 1455 г., также насильственной смертью.
По сведениям «Тарих-и Рашиди», наследником Эсэна во главе ойратской (или калмыцкой) империи стал его сын Амасанджи. Между 1456 и 1468 гг. (точную дату определить невозможно) Амасанджи вторгся в чагатаидское ханство Моголистан и разбил возле Или (Айла) правящего хана Юнуса, которому пришлось бежать до города Туркестана. Тот же источник сообщает нам, что чагатаидская принцесса Махтум-ханим, введенная Эсэном в ойратский царствующий дом, принесла в него смуту. Ревностная мусульманка, она воспитала в исламской вере своих сыновей, Ибрагима Онга (Вана) и Ильяса Онга. Позднее молодые люди вступили в борьбу с Амасанджи. После окончания междоусобной войны Ибрагим и Ильяс бежали в Китай.
Несмотря на эти внутренние распри, ойраты еще долго будут беспокоить периодическими набегами своих соседей, в частности юго-западных. В той стороне, как мы видели, кочевали киргизкайсаки, очень поверхностно исламизированные варвары-тюрки, чьи племена бродили по степям Нижней Или, Чу, Сарысу и Тургая и под предводительством своих ханов Касыма (ок. 1509–1518) и Мамаша (ок. 1518–1523), тяжело нависавшие над шейбанидской Трансоксианой, для которой они были настоящим ужасом. Преемник Мамаша, Тахир-хан (ок. 1523–1530), правда, несколько утомил своим авторитаризмом этих недисциплинированных кочевников, многие кланы которых, по рассказу Хайдар-мирзы, откололись от него. Однако киргиз-кайсацкое ханство укрепилось при хана Тауеккеле, но в 1552–1555 гг. Тауеккелю пришлось бежать от вторжения ойратов, внезапно нагрянувших на район Кобдо в направлении Или. Так, тюркские кочевники из большой Балхашской степи, гроза оседлого населения Трансоксианы, сами были обращены в бегство монгольскими кочевниками с Большого Алтая. Само собой разумеется, этот ужас разделяли и цивилизованные жители больших трансоксианских городов. Тауеккель бежал в Ташкент, к местному Шейбаниду Науруз Ахмеду. На просьбы о помощи, обращенные к нему его гостем, Науруз ответил, что «даже десять таких государей, как он, ничего не смогут сделать с калмыками» (то есть с ойратами). Около 1570 г. ойраты еще доминировали от Верхнего Енисея до долины Или.
В общем, если, как мы видели, ойраты после смерти их Эсэнтайши (1455) пережили ряд неудач на востоке, где им противостояли Чингизиды Восточной Монголии, они продолжали угрожать западной части степи между Или и Каспием.
Последняя чингизидская реставрация: Даян-хан и Алтан-хан
Чингизиды Восточной Монголии не сразу воспользовались ослаблением мощи ойратов, то есть западных монголов. В тот момент они сами истребляли друг друга в изнурительной семейной борьбе. Великий хан Мандуул, двадцать седьмой преемник Чингисхана, погиб в 1467 г. в войне против своего внучатого племянника и наследника Болхо Джинона, но и тот был убит прежде, чем его провозгласили ханом (1470). Из всей некогда столь многочисленной семьи Хубилаидов остался лишь пятилетний ребенок, сын Болхо Джинона, Даян, брошенный всеми, даже собственной матерью, снова вышедшей замуж. Молодая вдова Мандуула, Мандухай-хатун, взяла ребенка под свое покровительство и добилась провозглашения его ханом. Она сама командовала верными монголами и нанесла поражение ойратам. В 1481 г. она вышла замуж за юного Даяна, которому тогда было восемнадцать лет. В 1491-1492 гг. эта героическая женщина, чьи подвиги напоминают Оэлун-эке, мать Чингисхана, описывается стоящей во главе армии, отражающей набег ойратов. Так что именно ей традиция приписывает ниспровержение главенства ойратов и возвращение первенства восточным монголам.
Долгое царствование Даяна (1470–1543), во-первых, благодаря энергии регентши, его будущей супруги, во-вторых, благодаря личным достоинствам его как правителя ознаменовало ренессанс власти Чингизидов, пусть даже только в объединении восточных племен, следуя традиционному разделению (ориентированному лицом на юг) между левым крылом (джун гар, джегон гар, или сегон гар) на востоке и правым крылом (барун гар, барагон гар) на западе. Первое крыло подчинялось непосредственно кагану, второе было поставлено под начало джинона, которого каган выбирал из своих братьев и сыновей. Первое включало чахаров, личную гвардию монарха, халха и урьянгханов; второе – ордосов, тумедов и джунгчьябо, также называемых харачин или харчин. Чтобы провести эту реорганизацию, Даяну пришлось применить насилие. Часть барагон тумедов, или тумедов правой стороны (то есть западных), убила одного из сыновей Даяна, которого он назначил к ним командиром. Из-за этого между двумя крыльями монголов началась упорная борьба. Даян, сначала побежденный, затем все-таки одержал верх благодаря союзу с хорчинами – племенем из бассейна Нонни, в котором правили потомки Хасара, брата Чингисхана. Он преследовал мятежников до озера Кукунор, где и принял их капитуляцию. Он дал им в качестве джинона своего третьего сына Барса-болода (1512). Также Даяну пришлось подавлять мятеж урьянгханов, упразднить их клан и распределить по пяти остальным. Наконец, между 1497 и 1505 гг. он возглавил серию успешных набегов на пограничные районы Китая от Ляотуна до Ганьсу.
После смерти Даяна (1543) его сыновья и внуки поделили племена. Чахарские племена отошли к главе старшей ветви Боди-хану, внуку Даяна, унаследовавшему достоинство великого хана. Бодихан обосновался в районе Калгана и Долон-Нора. Титул великого хана сохранялся у монголов в правящей чахарской семье с 1544 по 1634 г. при ханах Боди (1544–1548), Годэне (1548–1557), Тумен Сасакту (1557–1593), Сэцэне (1593–1604) и Легдане (1604–1634), последний был, как мы увидим далее, низложен маньчжурскими императорами. Третий сын Даяна, джинон Барса-болод, и сын последнего, джинон Гун Биликту Мерген (ум. 1550), правившие на Ордосе, устроили свою ставку в излучине Хуанхэ (ок. 1528, 1530). Младший брат Гун Биликту Алтан-хан – Йен-та, как его называет «Мин-ши», – самый выдающийся из внуков Даяна, правивший тумедами, обосновался северо-восточнее излучины, в Коке-хото (Куку-хото) или Гуйхуачене. Наконец, самый младший из сыновей Даяна, Гэрсэндзэ-отчигин, получил под командование племена халха, которые в то время предположительно обитали вокруг реки Халха, озера Буйр-Нур и Нижнего Керулена. Оттуда, тесня ойратов, или калмыков, они расселились на запад вплоть до Убсу-Нура.
Эти победы над ойратами, отбросившие их в район Кобдо, были достигнуты всеми монголами-даянидами под личным руководством правителя тумедов Алтан-хана, которому помогал его внучатый племянник – ордосский князь Кутугтай Сэцэн хунтайджи. Неоднократно разбитые ойраты потеряли символ монгольской империи – Каракорум (1552). Два их племени, торгуты и хошуты, разбитые и преследуемые Даянидами до Урун-гу и Черного Иртыша, стали перемещаться дальше на запад.
Алтан-хан (царствовал в 1543–1583 гг.), отличившийся в сражениях еще при жизни своего деда Даяна, обнажил оружие против Минского Китая. С 1529 г. он грабил округ Датун на севере Шаньси. В 1530 г. он разграбил округ Нинся в Ганьсу, потом Сюаньхуа к северо-западу от Пекина. В 1542 г. он убил китайского военачальника Чжан Чжэчуна, взял 200 000 пленных, захватил два миллиона голов скота. Так, вторгаясь почти каждый год на китайскую территорию, то через Датун, то через Сюаньхуа, он возобновил давние чингизидские набеги. В 1550 г. он дошел до ворот Пекина и сжег предместья столицы. Перед тем как вернуться восвояси, он разорил еще район Баодин-фу. Однако этот энергичный Чингизид думал не только о войне. Дважды, в 1550 и 1474 гг., он требовал от китайцев устройства в пограничных областях ярмарок для обмена монгольского скота на китайские товары. В его походах ему активно помогал его внучатый племянник, ордосский князь Кутугтай Сэцэн хунтайджи, родившийся в 1540 и умерший в 1586 г., неоднократно разорявший китайские территории между Нинся и Юлином. Рейды Кутугтай Сэцэна вспоминал его правнук, монгольский историк Санан Сэцэн.
Раздробление даянидской империи. Ордосское и халханское ханства
Бедствием монгольских народов был обычай семейных разделов. Даянидская империя – хотя она не совершала завоеваний за пределами своей территории, а ее экспансия ограничивалась Монголией – была устроена точно так же, как чингизидская империя. После смерти своего основателя она, как и империя Чингисхана после смерти последнего, превратилась в своего рода семейное федеративное государство, различные вожди которого, братья и кузены между собой, признавали первенство вождя одной из ветвей, в данном случае вождя чахаров. Этот раздел привел к такому разделу, к такому дроблению, которого не знала империя наследников Чингисхана. Приведем пример основателя ордосского княжества, Гун Биликту Мерген-джинона. Сам он был еще довольно сильным правителем. Но после его смерти племена, над которыми он правил, были педантично разделены между девятью его сыновьями[274]. Старший сын, Нояндара, сохранил в непосредственном своем подчинении только «знамя» дорбен корийя, нынешнее племя Ван.
Одновременно с ослаблением связей с центральной властью ослабевала и теоретическая подчиненность ветви – носительнице великоханского достоинства. И здесь мы видим процесс, аналогичный тому, что разрушил власть первых преемников Чингисхана. С середины XIII в. принцы-Чингизиды, чьи уделы находились далеко от Каракорума, выглядели независимыми государями. Рубрук рассказывает, что хан Кипчака Бату был практически равен великому хану Менгу. Двадцать лет спустя великий хан Хубилай так и не добьется покорности от эмельского хана Хайду. То же самое было и среди потомков Даяна. Когда халханские князья отогнали ойратов до Кобдо и заняли огромную территорию между Керуленом и Хангайским хребтом, те из них, кто оказался дальше других от страны чахаров, почувствовали себя практически независимыми. Таков, например, случай одного из правнуков халхасского князя Гэрсэндзэ, по имени Шолой Убаша хунтайджи, который около 1609 г. обосновался в самом сердце бывшей страны ойратов, в районе Киргиз-нора и Убса-нора, откуда прогнал ойратов до Черного Иртыша и Тарбагатая (1620, 1623). Он принял титул Алтын-хана (или Алтан-хана) и основал в этой стране ханство с таким именем, просуществовавшее приблизительно до 1690 г. Еще один халхасский принц, один из его кузенов, Лайхорхан, также победитель ойратов, обосновался восточнее Алтын-хана, к западу от Улясутая; его сын Субантай принял титул Дзасагту-хана, который тоже стал именем ханства. Третий халхасский принц, Тумэнкин, внук Гэрсэндзэ, основал у истоков Орхона, на Верхнем Онгкине и на Селенге ханство Сайн-Нойон. Брат Тумэнкина, Абатай, стал основателем династии Тушэту-ханов, чье ханство, отделенное от Сайн-Нойона рекой Орхон, охватывало бассейн Тулы и нынешний район Улан-Батора. По счету родового старшинства, дом Сайн-Нойон являлся поначалу вассалом дома Тушэту-ханов, но завоевал независимость от него и стал считаться равным с ним (1724). Наконец, правнук Гэрсэндзэ, по имени (он тоже) Шолой, обосновавшийся на Керулене, принял титул Сэнцэн-хана и дал название пятому халхасскому ханству.
Хотя все пятеро являлись потомками Гэрсэндзэ, халхасские ханы не всегда сохраняли тесный союз между собой. Алтын-хан Ловсан (ок. 1658–1691) в 1662 г. напал на своего соседа, Дзасагту-хана, взял его в плен и убил. После такого покушения Тушэту-хан сформировал из остальных монгольских князей коалицию, которая вынудила Алтын-хана бежать. Благодаря, как мы увидим, иностранной помощи (ойратского племени джунгар, пекинского двора) Алтын-хан на некоторое время сумел восстановить свое положение, но в 1682 г. был застигнут врасплох и взят в плен новым Дзасагту-ханом; с 1691 г. он исчез, а с ним и его ханство. Как мы увидим дальше, исчезновение самого западного из пяти халсхасских ханств сделало возможным ойратский (калмыцкий) реванш: они сумели снова занять территорию Алтын-ханов, нынешнюю провинцию Кобдо.
Даянидская монгольская империя, эта реставрация на значительно меньшей территории империи Чингизидов, как и последняя, погрязла в семейных распрях. Век спустя чахарские великие ханы имели лишь чисто номинальную власть над ордосскими ханами, и тем более над четырьмя выжившими халхасскими ханствами. Так что восточные монголы впали в то же бездеятельное состояние, в котором пребывали до Даяна.
Обращение восточных монголов в ламаизм
Они одновременно начали испытывать глубокое влияние реформированного тибетского ламаизма Желтой веры. Ранее шаманисты или более-менее знакомые с учением старой тибетской Красной церкви монголы тем более ускользнули от влияния буддизма, столь сильного у их предков в Китаев в эпоху династии Юань, и изгнание из Китая способствовало некоторой их культурной деградации. Но ламаистская Желтая церковь, внедренная на Тибете Цонгкапой[275], начала завоевание душ этих народов, в которых видела возможных полезных своих защитников.
Ордосы подали пример, начав переходить в ламаизм в 1566 г.[276] Один из их вождей, джинон Кутугтай Сэцэн хунтайджи[277], знамени Учин, в тот год из похода в Тибет привез многочисленных лам, которые приступили к этому обращению в их веру. В свою очередь, Кутугтай Сэцэн обратил в ламаизм могущественного вождя тумедов, своего двоюродного деда Алтан-хана, который, как мы уже видели, в то время находился в зените своего могущества (1576). Ордосы и тумеды решили торжественно восстановить среди монголов тибетский буддизм в виде Желтой церкви. Очевидно, в этом деле они вдохновлялись примером их предка Хубилая и ламы Фагс-па. Алтан-хан и Кутугтай Сэцэн даже пригласили из Тибета главу Желтой церкви великого ламу Сонам Гьяцо. Они приняли его с большой помпой на берегах Кукунора и организовали с ним съезд, на котором официально была учреждена монгольская церковь (1577). Алтан-хан был объявлен реинкарнацией Хубилая, а Сонам Гьяцо – реинкарнацией Фагс-па. Алтан даровал Сонаму титул далай-ламы или тале-ламы, который с тех пор носят преемники этого священнослужителя. Так Желтая церковь освящала своим духовным авторитетом чингизидскую реставрацию, осуществлявшуюся Даяном и Алтаном, тогда как возрожденная монгольская сила была поставлена на службу Желтой церкви.
Возвращаясь в Тибет, Сонам Гьяцо оставил при Алтане «живого Будду» – Донгкур Манджушри хутухту, который поселился рядом с ним, в Куку-хото. После смерти Алтан-хана (1583) Сонам Гьяцо еще раз приехал к тумедам, провести его кремацию.
Чахарский великий хан Тумен Сасакту (1557–1593), в свою очередь, перешел в новую веру и издал новый монгольский кодекс, полностью вдохновленный буддистскими доктринами. Его второй преемник, великий хан Легдан (1604–1634), строил буддистские храмы и приказал перевести на монгольский буддистскую компиляцию Ганджур[278]. С 1588 г. ту же религию начали принимать халха, а в 1602 г. среди них, в районе Урги, поселился новый «живой Будда», Майтрейа хутухту, и его новые воплощения следовали там одно за другим вплоть до 1920 г.
Обращаясь вместе со своим народом в буддизм, Алтан-хан и другие Даяниды полагали, что начинают заново дело Хубилая. Но когда Хубилай перешел в буддизм, завоевание Китая монголами было уже практически завершено. Алтан-хан же, напротив, много раз ходил походами за Великую стену, сжег пригороды Пекина, но на этом его успехи закончились. Монгольское завоевание надо было начинать заново с нуля. А принятие ламаизма сразу стало оказывать на восточных монголов расслабляющее воздействие. Ордосы и тумеды, чахары и халха, особенно первые, очень быстро утратили свое мужество под благочестивым воздействием тибетского клерикализма. Эта буддистская церковь, уже превратившая грозных тибетцев эпохи Тан в народ мечтателей и чудотворцев Цонгкапа, заставила современных монголов пасть еще ниже, потому что, поскольку склонность к философствованию у них напрочь отсутствовала, они приняли из этой религии только ханжество и клерикализм. Они, готовые в конце XV в. повторить эпопею Чингисхана, внезапно остановились, погрузившись в молитвенное безделье и озабоченные лишь тем, как посытнее накормить своих лам. Их история, какой она описана ордосским принцем Санан Сэцэном, казалось, забыла Завоевателя Мира и его славу, чтобы думать только о завоевании душ[279].
Достигнув этой степени духовного совершенства и святости, восточные монголы созрели для того, чтобы стать объектом калмыцкого или маньчжурского завоевания. Речь шла лишь о том, кто из двух агрессоров захватит их первым.
Завоевание Китая маньчжурами
Тунгусские народы, как мы видели, занимали очень обширную зону на северо-востоке Азии: Маньчжурию (манджу, дауры, манегиры, бирары и голды), российский Приморский край (орочи), восточный берег Среднего Енисея и бассейн обеих Тунгусок в Сибири (енисеи и чапогиры), район Витима, между Леной и Шилкой (орочоны) и побережье Охотского моря, от Амура до Камчатки (самагиры, ульча, негда, лалегиры, инкагиры, ламуты, учуры и др.). Вопреки долго распространенному мнению, эти народы не играли никакой роли в истории Дальнего Востока всю первую половину Средних веков вплоть до XII в., за исключением царства Бохай, основанного в конце VII в. одним из их племен и просуществовавшего до 926 г., включавшего в себя всю Маньчжурию и крайний север Кореи. Да и то своим возникновением Бохай отчасти обязано корейским эмигрантам, которые цивилизовали тунгусов мал-калов. Это государство со столицей в Хоуханчэне, на юге Нингута, на реке Хурхе, притоке Сунгари, является первым организованным политическим образованием тунгусских народов. В 926 г., как мы говорили ранее, оно было уничтожено завоевателем Абаоцзи, вождем киданей, то есть народа монгольского происхождения.
В большой истории тунгусы впервые появляются в лице чжурчжэ ней, журченов или жу-ченов, одного из их племен, обосновавшегося в бассейне Уссури, в горном и лесном районе, протянувшемся через весь северо-восток нынешней Маньчжурии и русского Приморского края. Мы видели, как в самом начале XII в. эти чжурчжэни, организованные энергичным вождем Акудой из клана Вань-янь (1113–1123), завоевали киданьское царство, включавшее Маньчжурию, Чахар и Северный Китай (1122), отобрали у китайской империи Сун почти все провинции в северу от Янцзы (1126) и основали первую тунгусскую империю Цзинь, или Золотую, одной из столиц которой стал Пекин, и просуществовавшую с 1122 г. до окончательного ее уничтожения монголами-Чингизидами в 1234 г. В китайских летописях отмечена отвага, с которой последние чжурчжэни упорно сопротивлялись Чингисхану и его сыну Угэдэю; их упорство было таково, что новым владыкам мира потребовалось двадцать пять лет, чтобы окончательно уничтожить их, а монгольские полководцы не раз выражали восхищение этим героизмом и отчаянной верностью.
После падения монгольской Китайской империи, в начале правления династии Мин, чжурчжэни, или маньчжуры, как их стали называть, жившие между Сунгари и Японским морем, в той или иной степени признали над собой китайский сюзеренитет. Как и их предки в XI в., они представляли собой лесные кланы, жившие охотой и рыбной ловлей, вдали от основных культурных течений. К 1599 г. энергичный вождь Нурхаци, или Нурхаши (по-китайски Ну-эл-ха-цэ), объединил в одно ханство семь чжурчжэньских айманов, или племен, и основал историческое маньчжурское царство (1606). Первым центром правящего клана стал Одоли, у истоков Хурхи, притока Сунгари, возле нынешнего Нингута (Нинъаня), но уже Нурхаци перебрался южнее, в Синцзин, к востоку от Мукдена, где находились могилы четырех поколений его предков. Вплоть до этого времени маньчжурские племена пользовались старой чжурчжэньской письменностью, возникшей в XII в. при Цзинях, на основе китайского письма, но для передачи тунгусских фонем китайско-чжурчжэньское письмо подходило плохо. Около 1599 г. маньчжуры Нурхаци приняли с некоторыми изменениями монгольский алфавит, произошедший от древнего уйгурского письма.
Нурхаци быстро заметил упадок, в котором пребывал Минский Китай в царствование императора Ваньли (1573–1620). В 1616 г. он провозгласил императором себя и в 1621–1622 гг. отобрал у китайцев пограничную крепость Шэньян (нынешний Мукден), куда в 1625 г. перенес свою столицу. В 1622 г. он занял Ляоян. В 1624 г. ему подчинилось монгольское племя хорчин, кочевавшее к востоку от Хингана, между этим горным хребтом и рукавом Сунгари. К моменту его смерти (30 сентября 1626 г.) Маньчжурия его стараниями превратилась в крепкое государство с хорошей военной организацией.
Абахай (1626–1643), сын и преемник Нурхаци, продолжил его дело. Пока маньчжуры крепили свое единство, восточные монголы разрушали свое, вернее, то, что от него оставалось. Чахарский хан Легдан, или Лингдан (1604–1634), носивший титул великого хана всех восточных монголов, тщетно пытался сохранить свой сюзеренитет над племенами. Ордосы и тумеды восстали против его гегемонии. Вождь ордосов Эринчин-джинон, при помощи племен харачин и абага, бросил Легдану вызов (1627). Ордосы и тумеды, вместо того чтобы повиноваться чахарскому хану, одного с ними происхождения, принесли присягу верности маньчжурскому монарху Абахаю. Маньчжуры напали на Легдана и вынудили бежать в Тибет, где он погиб (1634). Тогда чахары, в свою очередь, покорились Абахаю, который оставил править ими семью Легдана. Главный из сыновей Легдана, Эрхэ-Хоногор, в 1635 г. признал себя вассалом Абахая. В том же году последнему принес присягу на верность и джинон Эринчин, вождь ордосов. В 1649 г. ордосы были реорганизованы их маньчжурским сюзереном в шесть знамен (хошун), каждое из которых было поставлено под командование принца (дзасака) – потомка Чингизида Гун Биликту Мерген-джинона. Вся Внутренняя Монголия оказалась включенной в маньчжурскую империю, чахарские, тумедские и ордоские ханы отныне были связаны с маньчжурской династией узами личной верности, установленными феодальной присягой, и так будет продолжаться до падения династии в 1912 г.
О Минском Китае неверно было бы сказать, что он пал под ударами маньчжуров; он покончил с собой в их пользу. Минский император Чунчжэнь, или Чжуанледи (1628–1644), был образованным человеком, совершенно лишенным энергии. Дерзкий авантюрист Ли Цзэчэн овладел провинциями Хунань и Шаньси (1640 и последующие годы) и, наконец, 3 апреля 1644 г. взял Пекин, а несчастный Чунчжэнь повесился, чтобы не попасть в его руки. У китайской империи оставалась последняя армия, воевавшая против маньчжуров в Шаньхайгуани. Командующий этой армией У Саньгуй, желая прежде всего покарать Ли Цзэчэна, договорился с маньчжурами, усилил свою армию их отрядами и вместе с ними двинулся на Пекин, где, после победы у Юнпина, прогнал узурпатора. Тогда он поблагодарил своих маньчжурских союзников и попытался вежливо выпроводить их восвояси. Но маньчжуры, войдя вместе с ним в Пекин, вели себя там как хозяева. Их хан Абахай умер 21 сентября 1643 г. Маньчжуры провозгласили императором Китая его шестилетнего сына Шуньчжи. Одураченный ими У Саньгуй, в силу событий ставший их союзником, получил от маньчжуров княжество Шэньси, как задаток перед пожалованием территориально более крупного – и более удаленного – вице-королевства Сычуань и Юньнань. Именно он взял на себя обязательство покончить с Ли Цзэчэном – единственным китайским военным лидером, способным противостоять вторжению (1644).
Так маньчжуры стали хозяевами Северного Китая не столько путем завоевания, сколько благодаря хитрости. Покорение Южного Китая потребовало от них немного больше времени. Однако в этот раз не было ничего подобного продолжавшемуся полвека сопротивлению династии Сун монголам-Чингизидам (1234–1379). Один минский принц был провозглашен императором в Нанкине. Маньчжуры взяли город, и претендент утопился. Еще три члена династии Мин, принцы Лу, Тан и Гуй, попытались организовать сопротивление дальше к югу: первый в Ханчжоу, в Чжэцзяне, второй – в Фучжоу, в Фуцзяни, третий – в кантонском регионе. Но их разногласия между собой играли на руку захватчикам. В 1646 г. маньчжуры разгромили принцев Лу и Тана и покорили Чжэцзян и Фуцзянь. Принц Гуй, Юнли или Юнмин, выбравший своей резиденцией Гуйлин в Гуанси и значительную часть окружения которого составляли христиане, сопротивлялся лучше. Его военачальник, тоже христианин, доблестный Цюй Шисы, отразил первое наступление маньчжуров на Гуйлин (1647–1648). Но маньчжуры, при поддержке перешедших на их сторону китайцев, разгромили армию лоялистов и захватили Кантон, в то время как последний из Минов бежал в Юньнань (1651).
Став хозяевами всего Китая, маньчжуры, как некогда монголы и даже еще более решительно, слились с китайским обществом. Их вожди, Шуньчжи (1643–1661), регенты, управлявшие страной после смерти этого императора от имени его юного сына Канси (1661–1722), и особенно сам Канси во время своего долгого личного правления (1669–1722), Иньчжэнь (1723–1735), сын Канси, Цзяньлун (1736–1796), сын Иньчжэня, – все они вели себя как самые настоящие Сыны Неба в полном соответствии с китайской традицией. Очевидно даже, что они могли более полно посвящать себя этой роли, чем некогда Хубилай и его потомки. Чингизидские императоры Китая в XIII–XIV вв., став Сынами Неба, одновременно оставались монгольскими великими ханами; они являлись не только наследниками девятнадцати китайских династией, но и наследниками Чингисхана, сюзеренами других ханств: Туркестанского, Персидского и Русского, где царствовали их родственники из домов Чагатая, Хулагу и Джучи. Маньчжуры же, напротив, если не считать их бедной родной Маньчжурии – в ту пору полностью покрытой лесами и полянами – уделяли внимание только китайской империи. Этим объясняется то, что они китаизировались полнее и с куда меньшим скрытым смыслом, чем прежде дом Хубилая. Фактически они не будут изгнаны из Китая, как были Хубилаиды. Они в нем растворятся. К тому моменту, когда в 1912 г. китайский народ свергнет их династию, прежние маньчжурские завоеватели, вопреки императорским указам, предписывавшим сохранять чистоту крови, давно уже ассимилируются и растворятся в китайской массе; и не только на китайской земле, но даже в самой Маньчжурии, где тунгусский элемент будет ассимилирован или вытеснен переселенцами из Хубэя и Шаньси настолько, что сегодня на этнографических картах эта страна значится как чисто китайская. В настоящее время тунгусское население сохраняется только на Амуре. В силу того же проникновения маньчжурский лес, вырубленный иммигрантом-земледельцем, от Мукдена до Харбина и от Харбина до Хайлуня, уступил место рисовым и соевым плантациям.
Западные монголы в XVII в.
Восточные монголы, точнее, те, которые жили во Внутренней Монголии, как мы уже видели, способствовали успехам маньчжурской династии, присоединившись к ней в 1635 г., за девять лет до взятия Пекина. В дальнейшем, когда власть маньчжуров укрепилась, некоторые из них спохватились. В 1675 г. чахарский хан Бурни, глава старшей ветви Хубилаидов, попытался поднять против императора Канси массы восточных монголов, начав со своих соседей тумедов; но было уже слишком поздно. Бурни был побежден и взят в плен имперскими войсками. Впрочем, это было последнее выступление во Внутренней Монголии, «знамена» которой давно уже стали покорными вассалами маньчжуров.
Настоящая угроза для китайской империи маньчжурской династии исходила из другого места. Опасаться следовало не восточных монголов, которые пришли в необратимый упадок, а западных, которые как раз по причине этого упадка пытались восстановить для себя империю Чингисхана.
Мы знаем, какую важную роль сыграли в XV в. западные монголы – ойраты, то есть союзники, как они называли себя сами, или калмыки, как называли их тюрки. Они господствовали во всей Монголии между 1434 и 1552 гг., после чего, побежденные восточными монголами, в частности тумедским вождем Алтан-ханом, были отброшены к Кобдо. Даже там до них добрался один из халхских князей, Алтын-хан, который отбросил их еще дальше на запад, на Тарбагатай.
Кроме того, со времени смерти их хана Эсэн-тайши, около 1455 г., единство ойратов раскололось. Четыре союзных народа, долгое время составлявшие западномонгольское ханство, вернули себе каждый свою независимость. Этими четырьмя народами, чью историю мы проследим, по свидетельству императора Цзянлуна, были: чоросы или цоросы, дорбоды, дербеды или дербеты, торгуты или торгуды и хошуты, поздее хойты, вассалы дербетов. Хотя чоросы, дербеты, торгуты и хошуты разделились в политическом плане, их продолжали называть общим именем «Четыре союзника» (Дербен Ойрат). Также их обозначали именем «люди левого крыла», буквально левая рука, джагун или джунгар, откуда западный термин «джунгары», который обычно применялся к этим четырем племенам, как свидетельствует Цзянлун, хотя имя «джунгары» позднее стало применяться только к первенствующему племени чоросов. Кроме того, мы знаем, что князья чоросов, дербетов и хойтов принадлежали к одному роду. Что же касается торгутов, они получили название от монгольского слова «туркак», во множественном числе «турхаут» – «стража, часовой»; они повиновались династии, которая и сегодня еще гордится своим происхождением от древних кереитских царей. Наконец, царствующий дом хошутов претендовал на происхождение от Хасара, брата Чингисхана. Главным племенем считались чоросы, также известные под названием «олот», из которого западные писатели сделали «элёт», а это название, по ложной этимологии, порой необоснованно применяется по отношению к объединению всех четырех племен ойратов.
Отметим, что в интересующую нас эпоху мы отмечаем у западных монголов не только политические подвижки, но и некоторую интеллектуальную активность. Действительно, около 1648 г. по реформе Зая-пандиты, они усовершенствовали старый уйгуро-монгольский алфавит, введя в него добавлением диакритических знаков семь новых букв, предназначенных для облегчения транскрипции монгольских звуков.
Перемещения народов у западных монголов. Миграция калмыков
В начале XVII в. давление халхов Алтын-хана на четыре ойратских племени, отбрасывавшее одни из них на другие, спровоцировало масштабное переселение народов. Алтын-хан, вытеснив чоросов из района Кобдо до Верхнего Енисея, вынудил торгутов, теснимых чоросами, переместиться дальше на запад. В тот момент вождь торгутов Хо-Урлук, оставив Джунгарию (1616), двинулся на запад через киргиз-кайсацкие степи, северное Приаралье и северный Прикаспий. Киргиз-кайсаки Младшего жуза попытались остановить его западнее Эмбы, а ногайские орды возле Астрахани. Он разбил и тех и других. На севере район его действий доходил до Верхнего Тобола, и он отдал свою дочь в жены Ишим-хану, сыну Кучума, последнего шейбанидского хана Сибири (1620). На юге его банды (с 1620 г.) совершали грабительские набеги на Хивинское ханство, повторявшиеся в течение царствований ханов Араб Мухаммеда I (1602–1623) и Исфандияра (1623–1643). На юго-западе тургуты с 1632 г. начали обустраиваться в низовьях Волги. В 1639 г. Хо-Урлук покорил восточнее Каспийского моря туркменов полуострова Мангышлак, рейона, который с тех пор остался владением его дома. В 1643 г. он перенес кочевья своего народа – около 50 000 юрт – к Астрахани, но был убит во время конфликта с местными жителями.
Несмотря на этот инцидент, торгуты продолжали занимать степи к северу от Каспия, от дельты Волги до полуострова Мангышлак, откуда они отправлялись грабить города Хивинского ханства: Хазарасп, Кят и Ургенч. В царствование их хана Пунцук-Мончака (1661–1672), внука Хо-Урлука, торгуты вытеснили с Мангышлака на Кавказ три туркменских племени. Зато торгуты сумели заручиться дружбой России, сюзеренитет которой над собой неоднократно признавали (1656, 1662). Их хан Аюка (1670–1724), сын Пунцука, усилил эту политику. 26 февраля 1673 г. он прибыл в Астрахань принести вассальную присягу московскому воеводе, который устроил ему великолепный прием. Поскольку торгуты были буддистами, московская политика стремилась использовать их против мусульманского Крымского ханства, а также против уральских башкир и кубанских ногаев, также мусульман. Так обычно и бывало. Однако между русскими и калмыками случались стычки, как в 1682 г., когда Аюка оскорбился требованием прислать заложников, поднял мятеж и довел свой грабительский набег до Казани, после чего, впрочем, опять признал себя царским вассалом. В 1693 г. он в интересах русских совершил победный поход на башкир, потом на ногаев. В 1722 г. Петр Великий, в знак признания его службы, с большими почестями принимал его в Саратове.
Под российским протекторатом торгутское ханство процветало. Оно простиралось от реки Урал до Дона и от Царицына до Кавказа, когда в 1770 г. неловкие действия русских чиновников побудили хана Убаши решиться на возвращение орды в Центральную Азию. Торгутский главный лама назначил дату ухода на 5 января 1771 г. В этом исходе приняло участие более 70 000 семей. Торгутский народ перешел реку Урал и, преодолев тысячи трудностей и опасностей, пришел на Тургай. На него нападали киргиз-кайсаки Младшего жуза под командованием их хана Нурали, потом Среднего жуза под командованием хана Аблая. Дойдя до Балхаша, несчастные эмигранты подверглись нападениям со стороны кара-киргизов, или бурутов. Наконец, выжившие достигли бассейна Или, где, как мы увидим далее, получили от китайских властей продовольствие и разрешение поселиться.
Хошутское ханство Цайдама и Кукунора, покровитель Тибетской церкви
Пока торгуты шли завоевывать себе империю в Арало-Каспийской степи, другой ойратский, или калмыцкий, народ, хошуты, смотрел в сторону Тибета.
В первой четверти XVII в., в результате продвижения халха, отбросивших ойратов-дербетов на запад, хошуты кочевали вокруг озера Зайсан и на Иртыше, в районе современного Семипалатинска, до Ямышевской и Песчаной. Около 1620 г. их вождь Бойбегус-баатур перешел в ламаизм тибетской Желтой церкви. Его религиозное рвение было таким, что по его призывам трое остальных калмыцких князей Хара Кулла, вождь чоросов, Далай-тайши, вождь дорботов, и Хо-Урлук, вождь торгутов, послали каждый по сыну в Тибет, чтобы изучать там ламаизм. Наследниками Бойбегуса стали два его сына, Учирту-сэцэн, царствовавший на Зайсан-норе, и Аблай-тайши, который царствовал на Иртыше, в районе Семипалатинска, где, будучи не менее ревностным буддистом, чем отец, построил ламаистский монастырь к западу от реки, между Семипалатинском и Тарой.
В 1636 г. брат Бойбегуса, Гуши-хан, отправился искать удачу в район Кукунора, где выкроил себе княжество вокруг этого озера и Цайдама. Он округлил свои завоевания в сторону Хамдо, или Восточного Тибета, который подчинил одновременно своей светской власти и духовной власти Желтой церкви. Гуши-хан, как и все хошутские принцы, был очень набожным ламаистом. В тот момент Желтой церкви угрожала большая опасность. Тибетский принц Десрид де Гцанг, покровитель старого красного духовенства, овладел Лхасой (между 1630 и 1636 гг.). Глава Желтой церкви, далай-лама Нгаванг Лобсанг, обратился за помощью к Гушихану. Гуши-хан тотчас сформировал для защиты Желтой церкви «священную лигу», к которой присоединились все калмыцкие князья: его племянники Учирту-сэцэн и Аблай-тайши, Батур-хунтайджи, вождь чоросов, правивший на Урунгу, Черном Иртыше, Эмеле и в Тарбагатае, и даже Хо-Урлук, вождь торгутов, хотя в это время он завоевывал степи в Северном Приаралье и Северном Прикаспии. Но ведение «священной войны» взял на себя Гушихан вместе со своим братом Кундулен-Убуши. В первом походе (ок. 1639?) он вошел в Тибет, разбил всех врагов далай-ламы, как сторонников красного духовенства, так и приверженцев древней религии бонпо. Во втором походе он взял в плен Десрид де Гцанга (ок. 1642?), оккупировал Лхасу и провозгласил далай-ламу Нгаванг Лобсанга властителем Центрального Тибета (Дбус и Цанг). В качестве символа светской власти, делегированной ему хошутским принцем, Лобсанг приказал возвести свою резиденцию на месте дворца древних тибетских царей, в Потале, в Лхасе (1643-1645). Взамен Гуши-хан, уже властитель Кукунора, Цайдама и Северного Тибета, был прямо в Лхасе признан далай-ламой защитником и светским наместником Желтой церкви. Вплоть до своей смерти в 1656 г. он действительно был «ханом тибетцев», как его называли при пекинском дворе.
Хошутское ханство Кукунора и Цайдама, с протекторатом над Тибетом, после Гуши-хана унаследовал его сын, Даян-хан (1656-1670), потом внук Далай-хан (1670–1700). Сын Далай-хана, Лацанхан (1700–1717), тоже показал себя ревностным защитником Желтой церкви, очень серьезно относился к своей роли, собирал соборы для избрания живых будд. Так, он совершил вторжение в Тибет против всесильного министра Сангье Гьямцо, который, прикрываясь ребенком – далай-ламой, управлял Желтой церковью как хозяин. В 1705–1706 гг. Лацан-хан вступил в Лхасу, казнил грозного министра, низложил неправильного выбранного маленького далай-ламу, потом приказал назначить другого, по своему выбору (1708–1710). От Гуши-хана до Лацан-хана хошутские правители Кукунора и Цайдама по отношению к главе тибетской церкви играли ту же роль, что Пипины и Карлы Великие по отношению к папству.
Но здесь эта ситуация, столь важная по причине влияния Желтой церкви на политику в Центральной Азии и на Дальнем Востоке, вызвала зависть. Другое калмыцкое племя, ставшее самым сильным в Джунгарии, чоросы, тоже мечтало занять это ключевое положение. В июне 1717 г. вождь чоросов Цэрэн Дондуб двинулся на Тибет. Лацан-хану удавалось три месяца удерживать чоросов севернее Тенгри-нора, но потом, уступая их численному превосходству, он вынужден был бежать в Лхасу. Цэрэн Дондуб настиг его там и 2 декабря овладел городом. Лацан-хан до последнего оборонял Поталу и был убит во время бегства. Так закончился хошутский протекторат над Тибетом, но хошуты, приведенные с Иртыша Гуши-ханом, сегодня составляют основу населения района Цайдам, а три остальные группы того же происхождения по-прежнему живут западнее и северо-западнее от Кукунора, а также в округе Луцан и Лацзясы (Ару-рарджа) в Сокпа, на юго-востоке от озера.
Те же хошуты, что остались на Иртыше, возле озера Засан, под правлением двух братьев, Учирту-сэцэна и Аблай-тайши, они пострадали от раздора между этими двумя вождями. Побежденный Аблай эмигрировал и отправился бороться за степи между Уралом и Волгой с торгутами, чьего вождя Пунцук-Мончака захватили в плен (ок. 1670), но торгуты скоро взяли реванш и взяли уже его в плен, а его орду рассеяли. Оставшийся на озере Зайсан Учирту-сэцэн был атакован и убит в 1677 г. чоросским вождем Галданом, который покорил часть его народа, тогда как оставшаяся часть присоединилась к хочотам, перебравшимся в Цайдам и на Кукунор.
Джунгарское ханство при Чоросской династии. Царствование Батур-хунтайджи (1634–1653)
Мы видели, что, так же как торгуты и хошуты, два других племени ойратов – или калмыков, или джунгаров, поскольку все три названия обозначают одну и ту же общность, – чоросы и дербеты были изгнаны халхами из Северо-Западной Монголии и затем оттеснены еще дальше на запад. Около 1620 г., после ожесточенных боев против халхасского Алтын-хана в районе Убса-нора, в современной провинции Кобдо, чоросы вынуждены были рассеяться. Часть их и дербетов бежала на север, в Сибирь, в горный район Верхней Оби, вокруг Улалы, где при советской власти была организована Ойротская автономная область[280], и даже еще дальше на север, в район современного Барнаула, к месту слияния Чумыша и Оби. Но большинство чоросов, за которыми последовали их союзники дербеты, в конце концов обосновалась в районе Черного Иртыша, Урунгу, Эмеля и Или, вокруг Тарбагатая. Сила обеспечила чоросам гегемонию среди других ойратов и сохранение контакта с родной Монголией, в то время как торгуты эмигрировали на север Прикаспия, а хошуты – в Кукунор. Чоросские ханы, вместе со своими дербетскими и хойтскими вассалами, реорганизовали ойратскую или, как мы будем называть ее в дальнейшем, джунгарскую нацию. Именно названием джунгары, или дзунгары, мы отныне будем обозначать чоросов и их союзников дербетов и хойтов, повиновавшихся чоросским ханам.
Первым чоросским вождем, остановившим распад своего народа и поселившим его в Тарбагатае, ожидая возможности выступить оттуда на отвоевание Монголии, был Хара Хула, умерший, по данным Бартольда, в 1634 г. Его дело продолжил его сын и преемник Батур-хунтайджи (1634–1653). Желая закрепить джунгаров на Тарбагатае, он построил из камня столицу в Кубак-сари, на Эмеле, близ современного Чугучака. То в своей новой столице, то в кочевых ставках на Или или в районе к юго-западу от Кобдо он любил с достоинством и пышностью принимать посланников иностранных принцев и сибирских воевод; воин-кочевник превращался в принца-законодателя, земледельца и коммерсанта.
Батур-хунтайджи совершал победоносные походы против киргиз-кайсаков Старшего жуза, чья территория кочевий простиралась от города Туркестан на западе до Или на востоке. В ходе первого похода против их хана Есима в 1635 г. он взял в плен его сына Джахангира, который, впрочем, сумел бежать. В 1643 г. он напал на Джахангира, ставшего султаном, и при помощи вождей хошутов Учирту и Аблая нанес ему новое поражение. Так киргизкайсаки, эти поверхностно исламизированные тюрки-кочевники, перед которыми дрожали оседлые жители Бухары, стали жертвами набегов других, еще более мобильных орд, монголов по происхождению и буддистов по вере. Батур-хунтайджи был глубоко верующим буддистом; мы видели, как около 1638 г. он, вместе с Гуши-ханом, правителем цайдамских и кукунорских хошутов, участвовал в священной войне, освободившей тибетскую Желтую церковь от ее притеснителей.
Царствование Галдана (1676–1597). Основание джунгарского ханства
После смерти Батур-хунтайджи в 1653 г., по данным Позднеева[281], джунгарский трон занял один из его сыновей, по имени Сенге (ок. 1653–1671). Около 1671 г. Сенге был убит своими двумя братьями Сэцэн-ханом и Цзотба-батуром. Четвертый сын Батурхунтайджи, Галдан, родившийся в 1645 г., был послан к далай-ламе в Лхасу, где принял монашество. Около 1676 г. он, получив от далай-ламы освобождение от монашеских обетов, вернулся из Лхасы, убил своего брата Сэцэн-хана, изгнал другого брата, Цзотбу, и добился признания себя ханом чоросов и сюзереном над другими джунгарскими племенами[282].
Голдан победил благодаря поддержке со стороны хана хошутов с озера Зайсан, Учирту-сэцэна. Однако в 1677 г. он без колебаний повернул оружие против него, победил его, убил и захватил территорию с частью его орды, а другую часть оттеснил к Ганьсу.
После этой мастерски разыгранной комбинации Галдан оказался властителем крупного джунгарского ханства, простиравшегося от Или до юга Кобдо, в котором дербеты, остатки хошуты и хойты – короче, все неэмигрировавшие ойратские племена – дисциплинированно подчинялись чоросскому правящему дому. Так, в XIII в. Чингисхан объединил всех монголов под властью клана Борджигинов. Располагая надежной клиентелой вокруг родового владения Тарбагатая, Галдан предпринял завоевание Центральной Азии.
Он вторгся в Кашгарию. Мы уже знаем, что в этой стране семьи ходжей постепенно свели на нет власть ханов из дома Чагатая, либо незаметно заменив их собой, либо фактически подменив старое чингизидское ханство своего рода мусульманским клерикализмом, исламской теократией. Реальная власть находилась в руках двух семей ходжей – Актаглык и Каратаглык, первая правила в Кашгаре, вторая – в Яркенде. Около 1677 г. последний хан, Исмаил, попытался вступить в борьбу с ними и изгнал из Кашгара главу Актакглыков, ходжу Хазрат Апака. Тот бежал в Тибет, где стал умолять далай-ламу оказать ему помощь. Такой демарш может показаться странным, если вспомнить о пропасти, разделяющей буддистскую и мусульманскую теократии. Но на политической почве, несмотря на полную противоположность их вероучений, вопреки небу и земле, два клерикализма поняли друг друга. «Буддистский папа», всегда считавший, что его бывший «мальчик из хора» Галдан сделает все, что он ему скажет, поручил ему восстановить в Кашгаре власть представителя Мухаммеда. Галдан послушался с тем большей поспешностью, что данная миссия делала его одновременно защитником и ламаистской, и мусульманской веры, не говоря уже о перспективе установить над Кашгарией джунгарский протекторат.
Так и вышло. Галдан без особого труда оккупировал Кашгарию, взял в плен хана Исмаила и отправил его в Кульджу, на Или, где заточил в тюрьму (1678–1680). Не удовлетворившись тем, что восстановил ходжу Хазрат Апака в качестве вице-короля в Кашгаре, он отдал ему еще и Яркенд, отняв его у конкурирующей семьи Каратаглык, причем Яркенд в качестве главной резиденции. Таким образом Кашгария превратилась в обычный джунгарский протекторат, в котором ходжи стали не более чем наместниками чоросского хана. Когда после смерти Хазрат Апака возобновились старые ссоры между семьями ходжей Актаглык и Каратаглык, джунгары быстро всех помирили, взяв в плен глав обоих кланов – актаглык ского Ахмед-ходжу и каратаглыкского Даньял-ходжу, после чего сделали выбор в пользу Даньяла и посадили его в Яркенде вице-королем Кашгарии (1720), но потребовав, чтобы он принес строгую присягу верности их хунтайджи в Кульдже. Кроме того, джунгарские аристократы наделили себя большими владениями в Кашгарии.
После завоевания Кашгари Галдан овладел – предположительно после 1681 г., – Турфаном и Хами, где, очевидно, до тех пор сохранялась у власти восточная ветвь Чагатаидов.
Теперь Галдан мечтал повторить эпопею Чингисхана. Он уговаривал всех монголов объединиться, чтобы отобрать дальневосточную империю у маньчжуров, этих выскочек, чьих предков чжурчжэней некогда раздавил Чингисхан. «Неужто мы станем рабами тех, кем повелевали? Империя – наследство наших предков!»
Чтобы объединить все монгольские народы, Галдан намеревался включить в свою клиентелу четырех халхасских ханов. Ему на руку играла их раздробленность, в частности соперничество между Дзасагту-ханом и Тушэту-ханом. Он заключил с первым союз против второго. Скоро у него появился наизаконнейший мотив для вмешательства. Войска Тушэту-хана Цагун Дорджи, под командованием его брата, Джебдзун дампа[283], победили Хару, Дзасагту-хана, который во время бегства утонул, а затем вторглись на джунгарскую территорию и убили брата Галдана.
Галдан отреагировал решительно: в начале 1688 г. он в свою очередь вторгся на территорию Тушэту-хана, разгромил на Тамире, притоке Орхона, его войско и разрешил своим людям разграбить чингизидские храмы в Эрдени-Дзу, в Каракоруме – видимый знак того, что восточных монголов во главе монгольских народов сменили джунгары. Убегая от Галдана, Тушэту-хан и других халхасские ханы (даже Цэвенжав, брат и наследник последнего Дзасагту-хана, убитого Тушэту), искали спасения в районе Куку-хото, в стране тумедов, на северо-западной границе Шаньси, под покровительством китайской империи, моля о помощи маньчжурского императора Канси. Подчинив себе район Орхона и Тулы, Галдан отправился в долину Керулена, к границам Маньчжурии (весна 1690 г.). Вся страна халха была завоевана джунгарами, чья империя теперь простиралась от Или до Буйр-Нура. Галдан даже осмелился двинуться на Внутреннюю Монголию по дороге из Урги на Калган.
Император Канси не мог допустить, чтобы у ворот Китая сформировалась новая монгольская империя. Он выступил навстречу Галдану и остановил его в Улан-Путуне, между Калганом и Ургой, в 80 лье от Пекина. Артиллерия, созданная иезуитами для Канси, не позволила Галдану выиграть сражение. Новый Чингисхан, оробев, оставил страну халха (конец 1690 г.). В мае 1691 г. Канси собрал в Долон-Норе съезд, на котором главные вожди халха, во главе с Тушэту-ханом и Сэцэн-ханом, признали себя вассалами китайско-маньчжурской империи, которой отныне должны были платить дань, получая взамен пенсион из императорской казны, и соединялись с империей узами личной верности, которые в дальнейшем время от времени укреплялись брачными союзами. Следует отметить, что, хотя эта система использовала китайский опыт отношений с «варварами», она в первую очередь основывалась на связях монгольских ханов с китайским великим ханом, как кочевников с кочевниками. Так что когда в 1912 г. маньчжурская династия будет свергнута и ее сменит Китайская республика, монгольские князья сочтут себя свободными от клятвы верности и объявят себя независимыми.
Война между Галданом и империей возобновилась в 1695 г. Галдан вновь пересек страну халха и дошел до долины Керулена, где собирался помочь живущим на реке Нонни хорчинам, которых надеялся вырвать из имперской клиентелы. Но хорчины известили обо всех его замыслах пекинский двор. Весной 1696 г. император Канси выступил против него со всеми своими силами, от Калгана направился прямиком на Керулен и прошел его берегом, преследуя врага[284]. Джунгарский хан вынужден был уклоняться от сражений, но главный полководец Канси, Фэйянгу, командовавший авангардом, настиг его на Туле и 12 июня 1696 г., и на сей раз благодаря применению артиллерии и мушкетов, разгромил при Чао-Модо, южнее Урги. Жена Галдана была убита, весь его обоз захвачен, все стада остались в руках императорской армии. Потеряв половину войска, джунгарский вождь побежал на запад, тогда как Канси с триумфом вернулся в Песин, а халха, спасенные победой императора, вновь вступили во владение своей территорией. Следующим летом Канси намеревался выступить в новый поход, чтобы отогнать джунгаров до Тарбагатая, но узнал, что 3 мая 1697 г. Галдан умер после короткой болезни.
Главной выгодой, извлеченной маньчжурским Китаем из его победы, стало окончательное установление его протектората над халха. Четыре халхасских хана, которых Канси спас от подчинения джунгарам, не могли ему ни в чем отказать. К ним были приставлены имперские резиденты, а в городе Урге, в самом центре их страны, размещен китайский гарнизон. Не считая этого, Канси, остававшийся еще слишком маньчжуром и хорошо понимавший психологию кочевников, поостерегся трогать национальную организацию восточных монголов. Он уважал древнее деление страны, одновременно племенное, военное и административное, на цугланы (сеймы или лиги), аймаки (племена или военные корпуса), кошигуны или кошуны («знамена») и сумуны («стрелы», то есть эскадроны).
С ордосами все обстояло иначе. «Различные племена, – отмечает отец Мостер[285], – были организованы в знамена (по-монгольски кошигун, по-ордосски гушу), по примеру восьми маньчжурских знамен и, хотя большинством из них командовали принцы, происходящие из древней правящей династии, некоторые из них, как, например, чахары и тумеды Гуйхуачэна, лишились их и были заменены маньчжурскими чиновниками… Лица, входившие в одно знамя, делились на несколько сумунов, а те, в свою очередь, на несколько карья. Сумунами командовали джангины, а карьями – джаланы. Результатом этой организации стало ослабление в большей или меньшей степени связей, соединявших знать (тайджи, тайши) и их подчиненных (албату), а также сокращение дистанции, разделявшей эту самую знать и простонародье (карачу)».
В территориальном плане Канси отнял у джунгаров отправную точку караванных путей в Восточный Туркестан, заставив мусульманского принца Абдаллах Тархан-бека, правителя Хами, признать маньчжурский суверенитет.
Джунгарское ханство при Цэван Рабдане (1679–1727)
Император Канси, довольный тем, что установил свой протекторат над племенами халха, и успокоенный смертью Галдана, не пытался покорить страну джунгаров в Тарбагатае. Он позволил племяннику Галдана Цэван Рабдану, сыну Сенге, взойти на чоросский трон. Тем более что Цэван Рабдан, которого Галдан когда-то пытался убить, под конец царствования последнего поднял против него мятеж. Так что пекинский двор решил, что во главе джунгарских племен стал его союзник. В действительности же для того, чтобы продолжить антикитайский курс своего дяди, Цэван Рабдан нуждался в упрочении своего положения на Тарбагатае и на Или. Этот последний регион особенно интересовал нового хана, поскольку он, вероятно, устроил свою столицу в Кульдже, а город на Эмеле оставил своему брату Цэрэн Дондубу.
В районе Или джунгары сталкивались с киргиз-кайсаками, мусульманами тюрками-кочевниками, которые главенствовали от Балхаша до Урала. Три киргиз-кайсацких орды, весьма слабо соединенные между собой, еще подчинялись единому хану Тауке (ум. 1718), известному, по словам Бартольда, как законодатель своего народа, при котором эти вечные кочевники достигли хотя бы минимальной организации и стабильности. Приблизительно с 1597-1598 гг., времен царствования хана Тауэккеля, киргиз-кайсаки отняли у узбекского, или шейбанидского, Бухарского ханства города Туркестан и Ташкент; сто лет спустя мы видим, как Тауке принимает в Туркестане русских (1694) и калмыцких (1698) послов. Находясь на таком уровне могущества и пользуясь неприятностями, доставленными джунгарам их войнами с Китаем, Тауке без колебаний убил джунгарских послов вместе с 500 сопровождающими, к тому же сделал это особо отвратительным способом.
Это истребление посольства в последние годы XVII в., в углу степи между Или и Сырдарьей, воскрешало под видом борьбы между кочевыми ордами старый этнический и религиозный конфликт. Кому будет принадлежать западная степная империя – тюркам или монголам, мусульманам или буддистам? Верх вновь одержали вторые. Цэван Рабдан напал на Тауке и разбил его (1698). Булат, или Болат-хан, вождь Среднего жуза, наследовавший в 1718 г. Тауке, был еще менее удачлив в войне с джунгарами, которые отняли у киргиз-кайсаков города Сайрам, Ташкент и Туркестан (1723). Три жуза, разделенные поражением, разошлись. Часть вождей Старшего и Среднего жузов признали над собой сюзеренитет Цэван Рабдана. Этот последний также добился признания своей власти иссык-кульскими кара-киргизами, или бурутами, и удерживал под властью джунгаров ходжей Кашгара и Яркенда, как было установлено еще его предшественником. На севере его брат Цэрэн Дондуб, чьи личные владения находились на озере Зайсан и на Эмеле, вступил в конфликт с русскими, которых вынудил на некоторое время оставить крепость Ямышевскую на Енисее (1716). Карательная экспедиция русских весной 1720 г. возле Зайсана наткнулась на войско Галдан Цэрэна, сына Цэван Рабдана, который с двадцатью тысячами джунгаров сумел их остановить, несмотря на то что их лукам противостояло огнестрельное оружие. Бассейн Зайсан-Нора остался за джунгарами. В конце концов русско-джунгарская граница была установлена по крепости Усть-Каменогорская, основанной русскими на Иртыше в том же 1720 г. на 50-м градусе северной широты.
Не дожидаясь укрепления своей империи на западе, Цэван Рабдан возобновил на востоке против маньчжурского Китая политику своего дяди Галдана. Политико-религиозные раздоры в тибетской церкви дали ему повод к этому. После смерти далай-ламы Нгаванг Лобсанга между 1680 и 1682 гг. ламаистской церковью управлял светский министр Сангье Гьямцо, сначала от имени покойного понтифика, утверждая, что тот жив, затем (1697) от имени маленького мальчика, возведенного им в сан далай-ламы. Сангье Гьямцо принял сторону джунгаров против Китая. Император Канси натравил на него хошутского хана Кукунора, Лацан-хана, который в 1705–1706 гг. вошел в Лхасу, казнил Сангье Гьямцо и низложил юного далай-ламу, выбранного тем. После весьма сложных интриг Лацан-хан и Канси назначили нового далай-ламу, получившего инаугурацию от китайского императора (1708–1710).
Цэван Рабдан с неодобрением смотрел на эти перемены. Моральное влияние тибетской церкви в Монголии были слишком велико, чтобы он допустил, чтобы она служила Китаю. Приблизительно в июне 1717 г. он отправил на Тибет армию под командованием своего брата Цэрэн Дондуба, который совершил невероятный по дерзости бросок из Хотана через Куньлунь и высокогорные пустынные плато прямо на округ Нагчу-цонг, где представитель китайской партии хошутский хан Лацан предавался радостям охоты. Хотя и застигнутый врасплох, Лацан до октября сдерживал противника в ущелье между Нагчу-цонгом и Тонгри-нором, очевидно, на перевале Чанчунла; но в конце концов был вынужден отступить в Лхасу, преследуемый по пятам армией Цэрэн Дондуба. 2 декабря 1717 г. предательство открыло джунгарам ворота Лхасы. На протяжении трех дней воины Цэрэн Дондуба истребляли реальных и мнимых приверженцев китайской партии. Лацан-хан, пытавшийся оборонять Поталу, был убит во время бегства. Даже сама Потала, святая святых, была предана разграблению. Удивительно было наблюдать, как набожные ламаисты джунгары грабят священный город их религии, чтобы украсить захваченными в нем ценностями монастыри своей столицы Кульджи: но разве средневековые христиане, например венецианцы в Александрии и Константинополе, вели себя иначе? И разве «война за реликвии» началась не почти одновременно с возникновением буддизма?
Как бы то ни было, император Канси, в свою очередь, не мог позволить джунгарам стать владыками Тибета, мириться с существованием джунгарской империи, раскинувшейся от Зайсан-нора и Ташкента до Лхасы. В 1718 г. он приказал вице-королю Сычуани двинуться на Тибет, но, достигнув Нагчу, этот вельможа был отброшен назад и убит джунгарами. В 1720 г. две новые китайские армии вторглись в Тибет, одна снова из Сычуани, другая через Цайдам. Вторая разбила джунгаров, которые, возбудив против себя ненависть тибетского населения, были вынуждены поспешно покинуть Тибет (осень 1720 г.). Цэрэн Дондуб вернулся в Джунгарию всего лишь с половиной своей армии. был интронизирован преданный Китаю далай-лама, а к нему прикомандированы два высокопоставленных китайских комиссара, чьей задачей было руководство политикой Желтой церкви.
Не более удачлив Цэван Рабдан был и в Гоби. Его войска так и не смогли выбить из Хами китайский гарнизон (1715). Империя, в свою очередь перейдя в наступление, оккупировала Баркуль (1716), затем направила против Цэван Рабдана две армии: одна выступила из Баркуля, другая действовала севернее, в направлении Алтая. Эти две колонны оккупировали Турфан и в конце 1720 г. двинулись бить джунгар в Урумчи. Хотя китайцы не сумели удержать Урумчи, они организовали военное поселение в Турфане. Интересно отметить, что их оккупацию облегчило восстание турфанских мусульман против джунгарского владычества.
Возможно, император Канси, питавший любовь к дальним походам, предпринял бы еще один, против собственно Джунгарии, но его смерть в декабре 1722 г. и восшествие на престол его сына, миролюбивого Юнчжэня, привели к заключению мира между пекинским двором и Цэван Рабданом (1724). Впрочем, этот мир оказался лишь перемирием. Цэван Рабдан возобновил свои нападения, вновь заняв Турфан, откуда мусульманское население бежало в Дуньхуан, на китайской территории, но умер в конце 1727 г.
Царствование Галдан Цэрэна (1727–1745)
Цэван Рабдану наследовал его сын Галдан Цэрэн. Новый джунгарский хан с самого начала проявлял враждебность к Китаю, император которого Юнчжэнь возобновил войну (1731). Из Баркула китайская армия двинулась на Урумчи и рассеяла там вражеские полчища, но не смогла закрепиться. Затем на севере вторая армия дошла до Кобдо и даже дальше, до сердца Джунгарии, но два месяца спустя она была разгромлена и почти полностью уничтожена. Император Юнчжэнь пал духом и приказал вывести войска не только из Кобдо, но даже из Турфана.
Галдан Цэрэн попытался использовать разгром китайцев, отправив своего дядю Цэрэн Дондуба захватить страну халха. Освободив Кобдо, Цэрэн Дондуб дошел до Керулена, но халха оказали энергичное сопротивление, укрепив броды на реках Байдарык, Туин и Онгкин, и джунгары не сумели закрепиться в их стране (конец 1731 г.). Весной 1732 г. джунгары, выступив из Урумчи, чтобы изгнать из Хами китайский гарнизон, также не добились успеха. В конце лета небольшая джунгарская армия, грабившая страну халха, была застигнута врасплох и частично уничтожена одним из халхасских князей возле Каракорума. Теперь в наступление перешли императорские войска. В 1733–1734 гг. они овладели Улясутаем и продвинулись до Черного Иртыша. Снова был оккупирован Кобдо.
Несмотря на эти успехи и, вероятно, продолжая оккупировать, возможно временно, Улясутай и Кобдо, император Юнчжэнь в 1735 г. предложил Галдан Цэрэну заключить соглашение, по которому Китаю отходили земли к востоку до Хангая (страна халха), а джунгарам – земли к западу и юго-западу от этого хребта (Джунгария и Кашгария). На этой основе было заключено неофициальное перемирие, которое после смерти Юнчжэня (1735) было подтверждено его сыном и преемником Цяньлуном. Мир сохранялся до смерти джунгарского хана Галдан Цэрэна (конец 1745 г.).
Дабачи и Амурсана. Аннексия Джунгарии маньчжурской империей
После смерти Галдан Цэрэна в джунгарской империи наступил период смуты. Его сын Цэван Дорджи Намжалу (ок. 1745–1750), развратный и жестокий молодой человек, был ослеплен и заточен в Аксу аристократией. Новый хан, Лама Дорджи (1750–1753), не сумел заставить повиноваться ему. Племена бербетов, хошутов и хойтов, на протяжении века подчинявшиеся чоросским хунтайджи, грозили отделиться. Наконец, один энергичный предводитель, Дабачи, или Таваджи, внук Цэрэн Дондуба, которого поддержал хойтский князь Амурсана, зять Галдан Цэгэна, захватили Кульджу и убили Дорджи (1753). Дабачи, провозглашенному ханом (1753–1755), пришлось вступить в борьбу со своим бывшим союзником Амурсаной, который, укрепившись на Или, вел себя как независимый государь. Дабачи победил и изгнал его.
Амурасана вместе с многочисленными вождями хойтов, дербетов и хошутов бежал на китайскую территорию, где отдал себя в руки императора Цяньлуна (1754). Цяньлун принял его на торжественной аудиенции в Джехоле, взял под свое покровительство и весной 1755 г. отправил в Джунгарию с китайской армией под командованием маньчжурского маршала Баньди. Баньди без боя вошел в Кульджу, откуда бежал Дабачи. Впрочем, скоро Дабачи был найден в Аксу и выдан китайцам, которые отправили его в Пекин, где император Цяньлун обошелся с ним гуманно; он умрет своей смертью в 1759 г.
Тем временем маршал Баньди, обосновавшийся в Кульдже как генеральный комиссар, поспешил объявить распущенным союз джунгарского народа и назначить отдельного хана в каждое племя: чоросов, дербетов, хошутов и хойтов. Амурсана, мечтавший заполучить как минимум долю наследства Дабачи, был горько разочарован. Чтобы укротить его недовольство, Баньди заставил его отправиться в Пекин. Амурсана бежал по дороге, вернулся в Кульджу и поднял джунгарский народ на восстание против китайцев. Баньди, неразумно сокративший численность своих войск, увидел, что окружен и не имеет надежды на спасение, и покончил с собой (конец лета и осень 1755 г.).
Энергичный маньчжурский маршал Чжао Гуй выправил положение. Осажденный в Урумчи зимой 1756 г., он упорно держался до подхода подкреплений из Баркуля. Весной 1757 г. он дошел до Эмеля, до самого центра Тарбагатая, в то время как другие китайские корпуса заново занимали Кульджу. Амурсана, преследуемый со всех сторон, бежал в Сибирь, к русским (лето 1757 г.).
Это стало концом джунгарской независимости. Собственно Джунгария – округ Кобдо, Тарбагатай, Илийская провинция, или Кульджа – были присоединены к Китайской империи. Сменилось даже население. Джунгарский народ – в первую очередь чоросы и хойты (дербеты пострадали меньше) – был практически уничтожен. Китайцы заселили страны иммигрантами из разных краев: киргиз-кайсаками, таранчи, или кашгарскими мусульманами, дунганами, или мусульманами, приехавшими из Ганьсу, Чахара и Халхи, Урянхая или Сойота, тувинцами, то есть маньчжурскими поселенцами, сипо или солонами. В 1771 г. прибыли новые переселенцы, торгуты, которые, как мы уже знаем, во главе с их ханом Убаши покинули низовья Волги, чтобы вернуться в родные края, на Или. Император Цяньлун принял Убаши в Пекине, устроил ему почетный прием, снабдил измученных эмигрантов продовольствием и расселил их на юге и востоке Кульджи, в долине Юлдуса и на Верхнему Урунгу, где они заполнили нишу, образовавшуюся после истребления их братьев чоросов и хойтов (1771).
Упущенная судьба западных монголов
Разгром Джунгарского ханства заканчивает историю монголов. Если придерживаться узкого значения слова, оставляя за рамками древние народы, вероятно или определенно монгольского происхождения, такие как жуан-жуани или кидани, история собственно монголов начинается в конце XII в. с Чингисханом. Монголы немедленно достигают вершины могущества – всего двадцать лет понадобилось Чингисхану после его избрания на императорский трон, чтобы объединить степных монголов, начать завоевание Китая и Ирана (1206–1227). Еще пятьдесят лет, и остатки Ирана и Китая завоеваны, монгольская империя стала – за исключением Индии, образующей за защитной стеной гор особый субконтинент, – державой, включающей в себя весь Азиатский континент. И это могущество рушится почти так же быстро, как было создано. В 1360 г. монголы потеряли Китай и Иран, практически в то же время лишились Трансоксианы и сохранили за собой в Азии лишь Монголию и Моголистан – последним словом обозначалась тогда северная часть Китайского Туркестана.
Однако завоевания и создание империи Чингисхана были делом рук лишь восточных монголов – жителей Онона, Керулена и Орхона. Западные монголы, ойраты, или калмыки, участвовавшие в Чингисхановой эпопее в качестве присоединившихся союзников, сыграли в ней роль второго плана. И вот на следующий день после беспрецедентной потери лица, каковой стало для потомков Чингисхана их изгнание из Китая, западные монголы захотели вырвать из ослабших рук восточных племен степную империю и, подобно Чингисхану, предпринять завоевание Китая. Отметим, что им это почти удалось, поскольку в 1449 г. они захватили в плен китайского императора, но, поскольку они не сумели взять Пекин, их успех не имел продолжения, и менее чем полвека спустя первая ойратская империя рухнула, а в Восточной Монголии стала возможной любопытная чингизидская реставрация с Даянханом и его внуком Алтан-ханом. В тот момент эта реставрация произвела сильное впечатление. Китайцы могли подумать, что вернулись времена Чингисхана. Но Даян был не Завоевателем Вселенной, так же как Алтан не был Хубилаем. Масштаб этой чингизидской реставрации не перешел Кобдо на северо-западе и Великой стены на юго-востоке. Потом этот последний всплеск активности обратился на духовные цели, в рвение тотального обращения всех монголов в тибетскую Желтую веру, и монгольский подъем заснул под шепот ламаистских молитв. Маньчжурский Китай без труда приручил этих ударившихся в набожность воинов.
Главная роль вновь перешла к западным монголам, ставшим еще более воинственными в суровых степях Великого Алтая. С начала XVII в. ими овладевает мощное стремление к экспансии. Торгуты, идя по стопам Бату и Золотой Орды, обустраиваются на Нижней Волге, возле Астрахани, в Южной России. Хошуты обосновываются на Кукуноре и господствуют на Тибете вплоть до Лхасы. Чоросы, или собственно джунгары, хозяйничают от границ русской Сибири до границ Бухарского ханства, с одной стороны, и до Китая – с другой, от Кобдо до Ташкента, от Кобдо до Керулена. Их «столицы», Кобдо и Кульджа, казалось, предназначены заменить Каракорум, который они, кстати – примета времени, – разграбили, не пощадив чингизидские святыни. Сначала политическими методами при первом Галдане, затем оружием при Цэван Рабдане и Цэрэн Дондубе, они владычествуют в Лхасе; духовная сила ламаистской церкви служит им, так же как в Кашгаре и Яркенде мусульманское духовенство, ходжи, являются лишь представителями их власти. В течение более чем одного века они являются подлинными властителями Центральной Азии. Их вожди хунтайджи Батур, Галдан, Цэван Рабдан, Галдан Цэрэн предстают перед нами политиками, обладающими значительными ресурсами, с дерзкими масштабными планами, упорными воинами, умеющими превосходно использовать вездесущность их конных лучников – того самого рода войск, который принес победы Чингисхану. Они тоже едва не победили. Но чего же им не хватило для победы? Они не появились несколькими годами раньше, прежде чем маньчжурская власть дала старому Китаю новый каркас. Китай последних представителей династии Мин пришел в такой упадок, что кто угодно – монгол, японец или маньчжур – мог овладеть им. Но с того момента, как на трон Сынов Неба села маньчжурская династия, Китай получил от нее полтора века новой жизни. Первые маньчжурские императоры, умные, активные, еще свободные от тысячелетних предрассудков, предприняли серьезные усилия для модернизации страны; это показали артиллерийские орудия, изготовленные для них отцами-иезуитами. Галдан и Цэван Рабдан, эти соратники Чингисхана, перенесшиеся в эпоху Людовика XIV, наткнулись на маньчжурские пушки в Восточной Гоби и на русские ружья на Енисее. XIII в. столкнулся с XVIII. Игра была неравной. Последняя монгольская империя рухнула на взлете, поскольку была не чем иным, как историческим анахронизмом.
Аннексия Кашгарии маньчжурской империей
Как мы видели, Кашгария, столицей которой был Яркенд, до 1755 г. представляла собой мусульманское теократическое государство под властью семьи ходжей Каратаглык и под протекторатом джунгарских ханов. После смерти Каратаглыка Даниял-ходжи джунгарский хан Галдан Цэрэн (1727–1745) разделил владения покойного между четырьмя его сыновьями: Джахану отдал Яркенд, Юсуфу – Кашгар, Айюбу – Аксу, Абдаллаху – Хотан. Во время междоусобных войн между претендентами на джунгарский престол ревностный мусульманин Юсуф воспользовался обстоятельствами, чтобы избавить Кашгарию от протектората «язычников» (1753–1754). В 1755 г. Амурсане, который тогда еще действовал заодно с маршалом Баньди, пришла в голову мысль подавить мятеж Каратаглыков, натравив на них другую семью ходжей, Актаглыков, их наследственных врагов. Актаглыков джунгары с 1720 г. удерживали в Кульдже на положении полупленников. Глава актаглыков, Бурхан ад-Дин, называемый Большой ходжа, и его брат Джахан, называемый Малый ходжа, поспешили принять это предложение. С маленькой армией, предоставленной в их распоряжение Амурсаной и китайцами, Бурхан ад-Дин отобрал у каратаглыков сначала Уч-Турфан, потом Кашгар и, наконец, Яркенд, то есть всю Кашгарию.
Овладев страной, Бурхан ад-Дин и Джахан воспользовались начавшейся между Амурсаной и китайским правительством войной, чтобы провозгласить свою независимость как от джунгар, так и от Китая. Отряд китайской императорской армии был перебит (конец весны 1757 г.). Но эти прекрасные дни продолжались недолго. Когда китайцы аннексировали Джунгарию, они повернули оружие против двух ходжей. В 1758 г. китайская армия под командованием маршала Чжао Гуя двинулась с Или на Тарим. Джахан, разбитый возле Кучи, засел в Яркенде и оказывал упорное сопротивление китайцам. Бурхан ад-Дин, со своей стороны, засел в Яркенде. После полной разных перипетий осадной войны, в ходе которой китайцы в какой-то момент из осаждающих превратились в осажденных, Чжао Гуй в начале 1759 г. смог, благодаря подкреплениям, приведенным Футэ, вновь перейти в наступление. Яркенд сдался первым, но Джахан успел бежать; затем настал черед Кашгара, так же брошенного Бурхан ад-Дином (1759).
Оба ходжи бежали в Бадахшан, но, несмотря на мусульманскую солидарность, местный бек поддался угрозам Китая, приказал казнить обоих беглецов и отправил голову Джахана китайскому генералу Футэ. Чжао Гуй присоединил Кашгар к китайско-монгольской империи, в которой тот стал «Новой территорией», Синьцзяном. Впрочем, он умел не задевать религиозных чувств местных мусульман.
Аннексия Илийского края и Кашгарии императором Цзянлуном ознаменовала окончательное завершение программы, которую китайская политика в Азии осуществляла на протяжении восемнадцати веков начиная с Бань Чао: реванш оседлых жителей над кочевниками, культуры над степью.