Империя тукю
Около 540 г. степная империя оказалась поделенной между тремя влиятельными тюрко-монгольскими силами. Жуан-жуани, вероятно монгольского происхождения, доминировали в Монголии от маньчжурской границы до Турфана и, вероятно, до восточной точки Балхаша, от Орхона до Великой стены. Эфталиты, очевидно также монголы по происхождению, царствовали в современном Семиречье, Русском Туркестане, Согдиане, Восточном Иране и Кабуле, от верхнего Юлдуса (на севере Карашара) до Мерва, от Балхаша и Арала до самого сердца Афганистана и Пенджаба. Два правящих клана, жуан-жуаней и эфталитов, породнились. Около 520 г. хан эфталитов женился на тетках жуан-жуаньского кагана Анагуя. Похоже, впрочем, что жуан-жуани, владыки родной Монголии, сохраняли первенство над эфталитами, хозяевами юго-западных пограничных земель. И наконец, как мы только что убедились, европейские гунны, очевидно тюрки по происхождению, по-прежнему доминировали в русской степи, рядом с Азовским морем и в устье Дона, хотя вражда двух их орд, кутригуров на западе и утургуров на востоке, ослабляла их мощь.
В числе жуан-жуаньских вассалов был, как сообщают нам китайцы, тукю, народ тюркского происхождения, давший название всей семье наций одной с ним языковой принадлежности. «Китайское название тукю, – утверждает Пеллио, – должно быть множественным числом от монгольского (языка жуан-жуаней) Türküt от türk, буквально: сильный». Согласно китайским летописям, тотемным животным тукю был волк[57]. Они являлись потомками древних хунну, что подтверждает прототюркское происхождение, признаваемое Пеллио за гуннами. В начале VI в. местом жительства тукю был, вероятно, район Алтая, где они занимались металлургией, «кузнечным ремеслом». Что же касается жуан-жуаней, их силы были подорваны гражданской войной, в которой около 520 г. их каган Анагуй воевал против своего дяди Поломэня; первый правил над восточными ордами, второй над западными.
После того как Анагуй в конце концов остался единственным повелителем ханства (522–552), ему пришлось воевать против непокорных вассальных тюркских племен. Одно из них, гао-цзюй, которое отождествляют с толосами или толашами, вероятно, предками уйгуров, кочевавшее, предположительно, на юге Алтая, возле Урунгу, где-то в 508 г. нанесло поражение жуан-жуаням, но потом, в 516 г., их царь был убит, и им снова пришлось покориться; в 521 г. гао-цзюи снова попытались освободиться из-под власти жуан-жуаней, воспользовавшись междоусобцами среди них, но снова безуспешно. Незадолго до 546 г. они планировали новый мятеж, но им в этом помешали тукю, которые хотя и были одного с ними происхождения, проявили преданность их общему сюзерену, жуан-жуаньскому кагану Анагую, и предупредили его. За эту услугу вождь тукю – нам известны его тюркское имя Бумын и его китайская транскрипция Ту-мен – попросил руку одной из жуан-жуаньских принцесс. Анагуй ему в этом отказал. Тогда Бумын вступил в союз с династией Си Вэй – тобайского, то есть, очевидно, тюркского, происхождения, царствовавшей, как мы знаем, на северо-востоке Китая, в Чанъане. Хотя и полностью китаизировавшиеся, тоба, вероятно, не забыли о кровном тюркском родстве. Во всяком случае, они должны были быть счастливы этим союзом, который угрожал с тыла их давним врагам монголам жуан-жуаням, и потому отдали Бумыну в жены принцессу их дома (551). Окружив таким образом жуан-жуаней, Бумын их полностью разгромил и принудил их кагана Анагуя покончить с собой (551). Остатки жуан-жуаней, оставив Монголию тукю, бежали к китайской границе, где двор Бэй Цзи, преемников Тун-Вэев, поселил их в качестве пограничной стражи.
Итак, древняя имперская земля Монголии перешла от жуан-жуаней к тукю, от монголов к тюркам. Императорский титул кагана присвоил себе Бумын. Ставка правителя новой империи осталась в верховьях Орхона, в горном районе, где, от древних хунну до Чингизидов, так часто обосновывался командный пост над ордами.
Бумын-каган, тюркский герой, умер буквально на следующий день после своего триумфа (552), и его владения были разделены. Его сын Мукан вместе с императорским титулом получил Монголию (553–572). Это было началом ханства восточных тукю. Младший брат Бумына Истами (по-тюркски) или Шэдеми (в китайской транскрипции) получил с княжеским титулом ябгу Джунгарию, область Черного Иртыша и Эмеля, бассейны Юлдуса, Или, Чу и Таласа (552–575). Это было началом ханства западных тукю[58].
В районе Таласа вождь западных тукю Истами сталкивался с эфталитами. Намереваясь ударить им в тыл, он сговорился с их наследственными врагами персами, которыми в то время правил Хосров Ануширван, величайший государь из сасанидской династии. Он скрепил договор, отдав одну из своих дочерей в жены Хосрову. Эфталиты, атакованные с севера тукю, а с юго-запада Сасанидами, были раздавлены и исчезли из истории (ок. 565). Северо-западная их часть, кочевавшая рядом с Аралом, вынуждена была бежать на запад, и, возможно, именно они (а не остатки жуан-жуаней) под именем уархонитов или аваров создадут впоследствии новое монгольское ханство в Венгрии; мы увидим, как в следующую эпоху изгнанная из Азии орда, известная греческим и латинским писателям под именем аваров, будет наводить ужас на Византийскую империю и германский Запад вплоть до того дня, пока не будет уничтожена Карлом Великим.
Владения эфталитов были поделены между западными тукю и Сасанидами. Вождь тукю Истами взял себе Согдиану, а Хосров Ануширван – Бактрию, утраченную иранскую территорию, которая между 656 и 568 гг. вернулась в состав Сасанидской империи. Это воссоединение, очевидно, продолжалось недолго, поскольку западные тукю в скором времени отобрали у своих вчерашних союзников Сасанидов Балх и Кундуз, то есть ту же самую Бактрию.
Так окончательно сформировались два тюркских царства раннего Средневековья: ханство восточных тукю, образованное каганом Муканом в Монголии, с центром близ будущего Каракорума на Верхнем Орхоне, и ханство западных тукю на Или и в Западном Туркестане, с летней резиденцией в верховьях Юлдуса, к северу от Карашара и Кучи, и с зимней на берегах Иссык-Куля или в долине Таласа. Граница между двумя ханствами, в той степени, в какой вообще можно говорить о границах между главным образом кочевыми империями, проходила по Большому Алтаю и горам к востоку от Хами.
В своей зоне восточные тукю начиная с царствования кагана Мукана (553–572) не имели противников. Кидани, монгольская орда, предположительно занимавшая с середины V в. западный берег Ляохэ, поблизости от современного Джехола, около 560 г. были разбиты Муканом. В Северном Китае царь Чанъаня из династии Бэй Чжоу униженно просил руки дочери Мукана, который к тому времени явно превратился в арбитра в отношениях между двумя царствами – наследниками империи тоба.
Ябгу, или хан, западных тукю Истами, который, как мы знаем, царствовал с 552 по 575 г., известен Табари под именем Синджибу, а византийскому историку Менандру под именем Сильджибуль (вероятно, смешение имени с тем же титулом ябгу). Союза с ним добивались византийцы. Действительно, теперь, когда тукю превратились на Оксе в непосредственных соседей сасанидской Персии, византийцы были заинтересованы в союзе с ними против нее. Со своей стороны, Истами, который производит впечатление человека очень умного, мечтал воспользоваться своим положением на перекрестке азиатских торговых путей, чтобы получить свободу торговли шелком через Персию, от китайской границы до византийской. С этой целью некий согдиец по имени Маниах (согдийцы в ту пору имели в Центральной Азии репутацию лучших караванщиков) отправился от его имени к Хосрову Ануширвану, но его предложения были отвергнуты, Персия намеревалась сохранить за собой монополию на продажу шелка Византийской империи. Тогда Истами решил напрямую договориться с Византией против Персии. В 567 г. он послал в Константинополь того же Маниаха через Нижнюю Волгу и Кавказ. Царствовавшего в то время императора Тиберия II, видимо, очень заинтересовало предложение тюркского посла, потому что в обратном пути он приказал сопровождать его византийскому послу Земарху (568). Земарх был принят Истами в его летней резиденции, севернее Актагских, то есть Тянь-Шаньских, гор, в долине по верхнему течению Юлдуса, на северо-западе Карашара. Между тюркским ябгу и полномочным представителем византийского императора был заключен прочный союз против общего врага: сасанидской Персии. Приехавший тем временем сасанидский посол, встретивший Истами возле Таласа, был грубо выпровожен обратно, и тюркский царь объявил Персии войну. В 572 г. византийцы, в свою очередь, начали войну против Персии, которая продлилась двадцать лет (572–591). В это время между западными тукю и византийцами поддерживались тесные связи. Пока Земарх возвращался назад через Нижнюю Волгу, Кавказ и Лазику, Истами отправил второго посла, Ананкаста. Со своей стороны византийцы отправляли к нему одного за другим: Евтихия, Валентина, Эродиана и Павла Киликийского.
Надо отметить, что эти различные посольства позволили византийцам приобрести достаточно точные данные о нравах и верованиях тукю. «Турки, – говорит нам Феофилакт Симокатта, – очень необычно почитают огонь». Действительно, нам известно, что влияние иранского маздеизма ощущалось у них вплоть до принятия культа бога Ормузда или Хормузда. «Также они поклоняются воздуху и воде», и действительно мы будем наблюдать почитание текущей воды, доведенное у потомков Чингисхана до запрета на мульсуманские ритуальные омовения и на стирку одежды иначе, как в при соблюдении особых условий. «Но они поклоняются и называют Богом только единого творца неба и земли, приносят ему в жертву лошадей, быков и баранов», и это общий для древних тюрко-монгольских народов культ Тенгри, обожествленного неба. Наконец, то, что рассказывает нам Феофилакт об «их жрецах, умеющих предсказывать будущее», относится к тюрко-монгольским шаманам, сохранявшим большое влияние даже во времена Чингисхана.
В 576 г. византийский император Тиберий II снова послал Валентина с посольством к западным тукю. Но когда тот добрался до царской резиденции в верховьях Юлдуса, оказалось, что Истами недавно умер. Его сын и преемник Тарду (575–603), или, как его называют китайские историки, Да-тоу, выразил сильное недовольство, поскольку константинопольский двор заключил договор с аварами, то есть с остатками жуан-жуаней или, более вероятно, эфталитов, бежавших в Южную Россию. Поэтому Тарду принял Валентина очень нелюбезно. Более того: чтобы наказать Византию за то, что он считал нарушением союзнических обязательств, от отправил отряд тукюйской конницы под командованием некоего Бохана в рейд на византийские владения в Крыму. Бохан с помощью последнего вождя гуннов-утургуров по имени Анагай осадил византийский город Боспор, или Пантикапей, возле Керчи (576). В 581 г. мы видим тех же тукю под стенами Херсонеса, и так будет продолжаться до 590 г., когда они окончательно покинут эту страну.
Размолвка между западными тукю и византийцами не помешала первым продолжать войну с Персией. В 588–589 гг. они вторглись в Бактрию или Тохаристан и дошли до Герата. Хотя, как утверждает персидская традиция, персидский герой Бахрам Чубин их отбросил, они наверняка воспользовались гражданской войной, которая затем вспыхнула между Бахрамом и Хосровом II Парвизом (590). Проиграв, Бахрам бежал к ним. Видимо, именно в это время они закончили завоевание Тохаристана к северу от Гиндукуша. Во всяком случае, нам известно, что в 597–598 гг. эта область с Балхом и Кундузом, ее столицами, уже не принадлежала Персии, а находилась в зависимости от западных тукю[59]. Во время паломнического путешествия Сюаньцзана в 630 г. Тохаристан будет являться уделом пребывавшего в Кундузе тюркского тегина, или принца, сына хана западных тукю.
В то время как на Дальнем Востоке китайская национальная династия Суй восстанавливала единство Китая после трех веков раздробленности (589), Центральная Азия оказалась разделенной между двумя огромными тюркскими империями: восточных тукю, простиравшейся от маньчжурской границы до Великой стены и оазиса Хами, и империей западных тукю, раскинувшейся от Хами до Арала и до Персии, граница с которой проходила южнее Окса, между этой рекой и рекой Мерв, включая в тюркские владения весь Тохаристан к северу от Гиндукуша.
Надпись в честь Кюль-тегина в Кошо-Цайдаме, сделанная век спустя, в эпических выражениях воспевает тюркскую мощь, достигшую тогда апогея: «Когда были созданы синее небо наверху и черная земля внизу, между ними были созданы сыны человеческие. Над всеми сынами человеческими возвышались мои предки Бумын-каган и Истами-каган. Став владыками, они управляли и устраивали империю и создавали установления для тюркского народа. Во всех четырех частях света у них было много врагов, но своими походами они покорили и усмирили многие народы во всех четырех частях света. Они заставили их склонить голову и преклонить колено. Они довели нас на востоке до леса Кадирхан (Хинганские горы), а сзади (на западе) до Железных ворот (Трансоксианы). И между двумя этими крайними точками синие тюрки были полными господами. Это были мудрые каганы, это были доблестные каганы, и все их военачальники были мудрыми и доблестными, и вся знать, и весь народ были справедливыми».
Нормы морали, на которые ссылается эта знаменитая страница истории, заимствованы из древних космогонических концепций, служивших основой тюрко-монгольского шаманизма. Концепции очень простые. Мир состоит из нескольких уровней, поставленных один на другой. Семнадцать верхних составляют небо, царство Света, семь или девять нижних – подземный мир, царство Тьмы; между ними поверхность земли, где живут люди. Небо и земля подчиняются живущему на самом верхнем уровне неба высшему существу, которое называют Божественное Небо, или Тенгри. На небе также живут праведные души, а подземный мир – ад для грешников. Тюркская мифология включала еще много божеств, в том числе богиню Умай[60], покровительствовавшую детям, и бесчисленных духов, обитавших на земле и в воде (йер-суб, на современном турецком яр-су), в первую очередь тех, кто населял горы и источники, святые места (идук), развитие культа которых мы увидим во времена и в законодательстве Чингизидов.
Что же касается описания внешности тукю, нам его также предоставили китайские историки. Один автор в 581 г. описывает их так: «Они носят длинные распущенные волосы и живут в войлочных палатках. Они передвигаются с одного места на другое, в зависимости от того, где находят воду и пастбища. Главные их занятия – скотоводство и охота. Они мало уважают стариков[61], но выражают большое уважение мужчинам в расцвете лет. Они не знают ни обрядов, ни правосудия и в этом походят на древних хунну. Высшие титулы у них е-бу (ябгу), шэ (шад), те-цинь (текин или тегин), су-ли-пат и до-дун-пат (тудун) и другие, младшие. Эти высшие чиновники образуют 29 разных рангов. Все эти должности наследственные. Из оружия они имеют лук, стрелы, свистящие стрелы, панцирь, копье, саблю и меч. Их пояса имеют вдавленные и выпуклые украшения. На верхушке древка своих знамен они устанавливают золотую голову волчицы. Приближенные короля называются фу-ли, что означает волк (бюри, büri). Когда умирает мужчина, его родные убивают каждый по барану или по лошади и выкладывают их перед палаткой, как будто принося ему жертву. Они семь раз объезжают вокруг палатки верхом на коне, издавая зловещие крики, и, как только останавливаются перед входом, режут себе лица кинжалами, чтобы было видно, что вместе со слезами струится кровь… В день похорон члены семьи и родственники приносят жертву, скачут на лошадях и режут себе лица, как в первый день, когда человек умер. После похорон возле могилы укладывают камни, количество которых равно количеству людей, которых покойный убил за свою жизнь. После смерти отца, старшего брата или дяди сын, младший брат и племянники женятся на их вдовах и сестрах. В палатке хана вход открывается на восток, из уважения к той стороне неба, где восходит солнце. Они почитают демонов и духов и верят колдунам (шаманам). Они считают почетным погибнуть в бою и стыдным умереть от болезни».
Раскол империй тукю
Двойная империя тукю недолго удержалась на вершине могущества. Наследниками великих каганов, воспетых кошо-цайдамской надписью, стали заурядные люди. «Их младшие братья и сыновья тех стали каганами, – сообщает тот же текст, – но младшие братья были созданы не так, как их старшие братья, сыновья были не такими, как отцы. На трон восходили каганы без мудрости и смелости, что привело к распаду тюркской империи».
В действительности могущество тукю разрушило соперничество между двумя ханствами: восточным на Орхоне и западным на Иссык-Куле и в Таласе. Тюркские империи-близнецы, господствовавшие над половиной Азии, от Маньчжурии до Хорасана, были бы непобедимыми, если бы смогли сохранить свой союз на принципах 552 г., по которым вождь восточных тукю сохранял верховенство и императорский титул, тогда как вождь западных тукю довольствовался титулом ябгу. Но каган восточной половины Тобо (573–581), брат и наследник Мукана, был последним из своей линии династии, кто смог добиться от западных тукю признания своего первенствующего положения[62]. Между 582 и 584 гг. ябгу западных, Тарду, который, как следует из рассказа Валентина, был человеком очень вспыльчивым, порвал с новым властителем восточных и сам присвоил себе титул кагана. Китай, где активная династия Суй возобновила в Центральной Азии великую политику династии Хань, поддержал этот мятеж, разрывавший силы тюрок надвое. И действительно, с этого времени восточные и западные тукю никогда уже не объединялись, напротив, большую часть времени враждовали между собой.
Итак, в то время, когда Китай восстанавливал единство, тюрки свое разрушали. Эта перемена способствовала торжеству за их счет китайской империи династий Суй и Тан (VII–IX вв.).
Не только западные тукю взбунтовались против притязаний на превосходство своих восточных родичей, те начали делиться и между собой. Власть их нового кагана Шаболо[63] (581–587) в самой Монголии оспаривали его кузены Янь-ло и Да-ло-бянь. В это же время с запада на него напал новый «каган» западных тукю Тарду, а с востока кидани из Ляоси. Это вызвало беспокойство у китайских политиков: такая коалиция, если б она полностью разгромила монгольских тюрок, грозила чрезмерно усилить Тарду. Значит, следовало действовать так, чтобы он не мог восстановить в своих интересах тюркское единство. Китайский император Ян Цзянь, основатель династии Суй, внезапно сменил союзников и оказал восточному кагану Шаболо помощь против Тарду (585). В целом восточные тукю, полностью занятые внутренними распрями, больше не были опасны. Брат и преемник Шаполо, каган Мухо, очевидно, убил претендента на престол Талобяня (587), но вскоре после этого умер, а против следующего кагана Дуланя (587–600) выступил новый претендент – Тули, поддержанным китайцами. Правда, Дулань сумел изгнать этого соперника (599), но император Ян Цзянь тут же предоставил убежище Тули и его сторонникам, которых расселил в качестве федератов на Ордосе. Восточные тукю окончательно разделились.
После смерти Дуланя каган западных тукю Тарду вновь попытался воспользоваться растерянностью восточных, чтобы подчинить их и воцариться и в Монголии, и в Туркестане, воссоздать тюркское единство[64]. С целью предотвратить китайское вмешательство он применил акцию устрашения. В 601 г. он подошел с войском к императорской столице Чанъяню; в 602 г. напал на китайского протеже Тули на его ордосских стойбищах. Но китайские политики действовали тайно. В 603 г. одно из главных западных тюркских племен, толос или толаш, предки уйгуров, кочевавшее предположительно в районе Табарагатая, Урунгу и Джунгарии, подняло мятеж против Тарду, чья власть в его же собственном государстве так пошатнулась, что ему пришлось бежать на Кукунор, где его следы и затерялись (603). И тотчас его царство, могущественное ханство западных тукю, заставлявшее трепетать Персию и Византию и всего несколькими годами раньше угрожавшее китайской столице, распалось. Внук Тарду, Шэгуй, унаследовал лишь самую западную часть его владений с Ташкентом, тогда как его соперник Чуло завладел Или. Впрочем, Чуло намеревался продолжить дело Тарду, но китайская дипломатия сумела его вовремя остановить: императорский комиссар Бэй Цзю тайно поддержал его соперника Шэ-Гуя. Проиграв, Чуло поступил на службу китайскому двору (611). Со своей стороны Шэгуй, обязанный победой политике Китая, насколько известно, никогда ничего против него не предпринимал. Тем временем у восточных тукю власть в конце концов досталась китайскому протеже кагану Тули (ум. 609), а потом его сыну Ши-би (609–619). И в Монголии, и в Западном Туркестане Китай династии Суй, без большой войны, одними ловкими интригами разделил тюркскую силу, устранил непокорных ханов и привел к власти таких, которые были согласны признать над собой его сюзеренитет.
Так же обстояли дела в Кукуноре. Там сяньбийская, то есть монгольская, орда тогонцев, соседство с которой вот уже три века беспокоила китайские пограничные посты в Ганьсу, была в 608 г. раздавлена китайскими войсками и вынуждена бежать на Тибет. В том же 608 г. Китай вновь оккупировал оазис Хами. В 609 г. царь Турфана Цзю-бай-я признал себя вассалом императора Ян-ди.
Все это здание рухнуло, когда неудачные походы императора Ян-ди в Корею (612–614) разрушили престиж династии Суй. Каган восточных тукю Ши-би взбунтовался и едва не захватил самого Ян-ди в крепости Яньмэнь на северо-западе Шаньси (615). Разразившиеся в Китае гражданские войны, в которых погибла династия Суй (618), окончательно вернули тукю смелость. Когда новая китайская династия Тан, истребив конкурентов, наконец взошла на трон, дело династии Суй было полностью уничтожено, и надо было начинать все сначала. Степные орды доходили до сердца Шэньси. В 624 г. новый каган восточных тукю Сяле (620-630), воспользовавшись хаосом, вызванным гражданской войной, во главе своих конников пришел к императорской столице Чанъ-яню.
К счастью, у династии Тан был замечательный полководец, наследник престола принц Ли Шиминь, который, несмотря на молодость, был подлинным творцом восхождения своего дома на трон. Ли Шиминь отважно выступил навстречу варварам, дошел до Бин-чжоу на Цзин-хэ и своей твердостью сумел нагнать на них страху. Вожди орды посовещались, потом, не приняв боя, бежали. Через несколько часов на район обрушился проливной дождь. Ли Шиминь тут же собрал своих офицеров. «Товарищи, – такие слова приписывает ему Тан Шу[65], – вся степь стала морем. Опускается ночь, которая будет одной из самых темных. Самое время выступать. Тукю страшны, когда могут стрелять из луков. Пойдем на них с саблями и пиками в руках и ударим на них прежде, чем они сумеют изготовиться к обороне!» Так он и поступил. Тюркский лагерь был атакован на рассвете, и китайская конница саблями прорубила себе путь до шатра кагана Сяле. Тот запросил мирных переговоров и ушел в Монголию (624). После такой блестящей победы Ли Шиминь, которому тогда было двадцать семь лет, взошел на трон Китая и с того момента известен истории под тронным именем Тай-цзун (626).
Разгром императором Тай-цзуном ханства восточных тукю
Император Тай-цзун (627–649) является подлинным творцом китайского величия в Восточной Азии. Он разрушил ханство восточных тукю, способствовал расколу ханства тукю западных, завоевание которого уже после его смерти завершит его сын, и установил протекторат над таримскими индоевропейскими царствами.
В тот самый год, когда Тай-цзун взошел на престол, каган восточных тукю Сяле вновь предпринял новый поход к стенам Чанъ-яня. 23 сентября 626 г. его стотысячное войско появилось перед мостом Бэньцзяо у северных ворот города. Сяле нагло потребовал дань, угрожая в противном случае предать столицу огню и мечу. Тай-цзун, у которого, кажется, было недостаточно войск, компенсировал их нехватку отвагой. Он вывел всех, кого нашел, из ворот и выстроил перед ними, а сам с горсткой кавалеристов прошел вдоль берега реки Вэй, перед вражеским войском. Впечатленный его мужеством, вождь тукю слез с коня и поприветствовал его. В это время китайская армия разворачивалась в боевой порядок в долине у него за спиной, «сверкая на солнце своими доспехами и знаменами». Тай-цзун верхом на коне подъехал к тюркскому лагерю на расстояние, с которого был бы слышен его голос, подозвал кагана и его военачальников и стал упрекать за нарушение перемирия. Убежденный им Сяле на следующий день заключил мирный договор после традиционного принесения в жертву белого коня.
С целью ослабления силы Сяле Тай-цзун поддержал мятеж против него двух непокорных тюркских племен: толосов или талашей и сир-тардушей, из которые первые (будущие уйгуры) жили в Тарбагатае, а вторые возле Кобдо (627–628). В это же время Тай-цзун поддержал в самой Монголии нового претендента на трон, Тули, поднявшего мятеж против Сяле (628). Окружив Сяле враждебным кольцом, великий император в 630 г. двинул против него китайскую армию под командованием Ли Цзина и Ли Шэ-си, которая настигла его во Внутренней Монголии, на севере Шаньси, внезапно атаковала его лагерь и рассеяла его орды. Сам Сяле был взят в плен. На пятьдесят лет (630–682) ханство восточных тукю оказалось в подчинении у Китая. «Сыны благородных тюрок, – гласит знаменитая тюркская надпись в Кошо-Цайдаме, – стали рабами китайского народа, их чистые дочери стали рабынями. Благородные тюрки отказались от своих тюркских титулов и, приняв китайские, подчинились китайскому кагану и целых пятьдесят лет отдавали ему свой труд и свою силу. Для него они ходили в походы встречь восходящему солнцу и на запад до Железных ворот. Китайскому кагану отдали они свою империю и свои установления».
С такими помощниками Тай-цзун после разгрома монгольских тюрок в течение следующих двадцати лет подчинил туркестанских тюрок и индоевропейские оазисы в Гоби. В его царствование на удивление Азии возвысился неожиданный Китай, эпический Китай. Он заставил варваров тоже дрожать от страха, не вступая с ними в переговоры и покупая за золото их отступление. В течение трех веков китайский народ, который столько страдал от набегов тюрко-монголов, ассимилировал победоносные орды. Он подпитался и укрепился их кровью и теперь обратил против степняков полученную от них силу, добавив к ней огромное превосходство, даваемое тысячелетней цивилизацией.
Распад ханства западных тукю
Преобразовав территории Ордоса и Внутренней Монголии в укрепленные пограничные области (630), Тай-цзун занялся западными тукю. Те, как мы знаем, объединились под властью хана Шэгуя. Добившись покорности алтайских сир-тардушей, Шэгуй, проводивший лето возле Текеса и в верховьях Юлдуса, царствовал между 611 и 618 гг. от Алтая до Каспия и Гиндукуша. Его брат и преемник Тун Шихэ, то есть Тун ябгу (между 618 и 630), еще более увеличил свое могущество. Победитель толашей на северо-востоке, на юго-западе он укрепил свою власть над Тохаристаном или Бактрией и протекторат над частью Тарима.
В тот момент, когда китайский паломник Сюаньцзан в начале 630 г. увидел его близ Токмака, Тун Шихэ находился на вершине могущества. В зависимости от времени года он кочевал между долинами в верховьях Юлдуса, где, как и его предшественник, проводил лето, и берегами Иссык-Куля, «горячего озера», у которого он зимовал. Также он с удовольствием разбивал свои стоянки дальше к западу, у «тысячи родников», возле Таласа, нынешнего Аулие-ата. Царь Турфана был его вассалом, а его родной сын Тарду-шад – царем Тохаристана с резиденцией в Кундузе. «Он, – говорит «Книга Тан», – имел власть над всеми странами Запада. Никогда еще западные варвары не были столь сильны». Император Тай-цзун, который в то время как раз готовился сокрушить восточных тукю, полагал, «что следует соединиться с теми, кто далеко, против тех, кто близко», и поэтому относился к Тун Шихэ как к союзнику.
Описание последнего, оставленное Сюаньцзанем, напоминает Аттилу или Чингисхана. «Лошади этих варваров были крайне многочисленны. Хан носил зеленый атласный плащ и оставлял непокрытыми волосы; только на лбу у него была шелковая лента длиной десять футов, многократно обернутая вокруг головы, а концы ее ниспадали сзади. Он был окружен приблизительно двумя сотнями военачальников, одетых в парчовые плащи, а волосы у них были заплетены в косы. Остальное войско составляли всадники на верблюдах и лошадях, одетые в меха или тонкие шерстяные ткани и вооруженные длинными копьями, флагами и прямыми луками. Их было такое великое множество, что глаз не мог охватить всех их до конца».
Тун Шихэ оказал китайскому паломнику самый любезный прием. Действительно, он проявлял благожелательность к буддизму. В течение нескольких лет в гостях у него жил индийский миссионер по имени Прабхакарамитра, поставивший себе целью обратить народ тукю в свою веру, после чего отправиться (626) проповедовать в Китай. Точно такой же прием он оказал в своей резиденции Токмак и Сюаньцзаню, оставившему нам красочный рассказ об этом приеме: «Хан жил в большом шатре, сплошь украшенном золотыми цветами, блеск которых слепил глаза. Его приближенные выложили вперед свои длинные косы и сидели двумя рядами; на всех были блестящие одеяния из мягкого шелка. Позади них стояла ханская стража. Хотя это был всего лишь правитель варваров, сидевший в войлочной палатке, невозможно было, глядя на него, не испытывать чувства уважения». Читая эти строки, любопытно вспомнить практически те же чувства, испытываемые западными путешественники перед ханами Чингизидами. И еще одна сцена, которую мы также найдем у Рубрука в описании быта монголов XIII в., – это описание пьянок, устраивавшихся при приемах иностранных посольств. За время пребывания Сюаньцзаня Тун Шихэ принял посланцев Китая и царя Турфана. «Он пригласил этих посланцев сесть и угостил их вином под звуки музыки. Хан пил вместе с ними. Тогда мы увидели, что пирующие, все больше и больше оживлявшиеся, поднимались, принимали предложение выпить, чокались своими чашками, наполняли их снова и поочередно осушали. Тем временем гремела музыка восточных и западных варваров. Хотя это были полуварварские мелодии, они пленяли слух и веселили сердце. В скором времени после того принесли новые блюда; это были четверти вареных туш баранов и телят, которые в большом количестве выложили перед пирующими».
Через несколько месяцев после приезда Сюаньцзаня эта могущественная империя западных тукю рухнула. И в том же 630 г. одно из западных племен, карлуки, кочевавшие предоложительно между восточной оконечностью Балхаша и районом Чугучака в Тарбагатае, взбунтовалось против Тун Шихэ и убило его. Западнотукюйское царство раскололось на две части, чьи названия известны нам только в китайской транскрипции: племена нушиби на западе и юго-западе от Иссык-Куля, племена дулу на северо-востоке от этого озера. Нушиби и дулу истощили друг друга в войнах, подробности которых остаются неизвестными. Один хан дулу, по имени тоже Дулу (638–651), в какой-то момент объединил обе группы, после чего осмелился напасть на китайские военные поселения в районе Хами, но китайский полководец Го Сяо-кэ разгромил его возле горного хребта Богдо-ула, между Гучэном и нынешним Урумчи (ок. 642). Кроме того, император Тай-цзун поддержал орды нушибийцев, боровшиеся против Дулу, и хан, истощив свои силы, вынужден был бежать в Бактрию, где мы теряем его след (651).
Индоевропейские оазисы Тарима к моменту прихода к власти династии Тан
Уничтожив тукю, император Тай-цзун смог восстановить власть Китая над по меньшей мере половиной индоевропейских оазисов бассейна Тарима: Турфаном, Карашаром, Кучей, Кашгаром на севере, Шаньшанем, Хотаном и Яркендом на юге.
Эти древние караванные города, крайне важные в качестве мест привала на Шелковом пути между Китаем, Ираном и византийским миром, были также и местами привалов на пути буддистских паломников из Китая в Афганистан и Индию. В этом последнем качестве они отлично описаны китайским паломником Сюаньцзанем, который, выйдя в 629 г. из Ганьсу, прошел (629-630) северным маршрутом (Турфан, Карашар, Куча, Аксу, а оттуда Токмак, Талас, Ташкент и Самарканд) и вернулся в 644 г. южным маршрутом (Памир, Кашгар, Яркенд, Хотан, Шаньшань и Дуньхуан). Его рассказ подтверждает, что в ту эпоху буддизм совершенно завоевал эти мелкие таримские царства, принеся с собой индийскую культуру, так что санскрит стал богослужебным языком этого региона, наряду с местными индоевропейскими наречиями, то есть турфанским, карашарским и кучанским (древними тохарскими А и Б), и восточноиранским, на котором, вероятно, разговаривали в окрестностях Хотана.
Манускрипты, найденные экспедициями Пеллио, Ауреля Стейна и фон Ле Кока, подтверждают, что буддистские тексты были также переведены с санскрита на различные местные индоевропейские диалекты (тохарские или называемые таковыми на севере, восточноиранский на юго-востоке), тогда как другой индоевропейский язык, согдийский, принесенный караванщиками из Бухары и Самарканда, использовался в качестве разговорного в караван-сараях от Тянь-Шаня до Лобнора, где Пеллио нашел его следы на одной из согдийских колонн, датируемых VII в. Мы уже знаем, что караванщики и купцы Шелкового пути – с одной стороны, и буддистские миссионеры – с другой, и те и другие приходившие в таримские оазисы с индо-иранского пограничья, одновременно способствовали распространению в них иранского и индийского искусства, соединенных здесь под воздействием буддистской религии в единый сплав. В этой связи мы указывали выше на различные влияния, которые можно выявить на фресках Кизила, возле Кучи: греко-буддистское, индо-гангское или ирано-буддистское, принадлежащие либо к тому, что Хаккин называет первым кизильским стилем (ок. 450–650), либо к тому, что он же определяет как второй стиль (ок. 650–750). Мы также отмечали чисто сасанидский вид буддистских живописных изображений на деревянных панно в Дандан-Юлик, восточнее Хотана (ок. 650). Наконец, мы знаем, что второй кизильский сасанидско-буддистский стиль продолжался, параллельно индийским влияниям, напоминающим Аджанту, вплоть до фресок Турфана, Базаклика, Муртука и Сангима. Рядом с этими индийскими, эллинистическими и иранскими влияниями китайское влияние, как отметил Хаккин, уже чувствуется в Кумтуре, возле Кучи, и особенно, естественно, в Базаклике и других центрах фресок турфанской группы, ближайшей к китайской границе группы.
Во время паломничества Сюаньцзаня (630) культура этого перекрестка цивилизаций достигла своего апогея, особенно в Куче. Благодаря обнаружению экспедициями Пеллио, Стейна и Ле Кока обширной буддистской литературы на кучанском языке можно предположить, что среди всех индоевропейских оазисов Гоби Куча, видимо, является одним из тех, где индоевропеизм проявлялся наиболее ярко. Само написание названия Куча на санскрите (Кутчи) и на китайском (Цэу-цзы) кажутся наиболее близкими к произношению Кютси, которое предположительно являлось названием города на местном языке, как его называли прежде, тохарском. Под влиянием буддизма кучанский диалект, то есть особый язык индоевропейского происхождения, ранее обозначенный ориенталистами как тохарский Б, а сегодня называемый просто кучанским, стал языком литературным, на который с V по VII в. была переведена с санскрита часть религиозных текстов. Таким образом, пользуясь, с одной стороны, достижениями буддистской цивилизации – все интеллектуальное наследие Индии, а с другой – ростом благосостояния, принесенного ему торговыми связями с Ираном, чью материальную культуру оно копировало, кучанское общество, каким мы его видим в текстах и на фресках Кизила и Кумтуры, предстает перед нами странно успешным, почти парадоксальным для тех времен и тех мест. То, что это изящное и утонченное общество, пышный цветок арианизма в Центральной Азии, расцвело в нескольких конных переходах от всех этих тюрко-монгольских орд, от границы с варварским миром, накануне вторжения самых грубых и примитивных племен, кажется сном. И настоящим чудом представляется то, что он мог цвести так долго на краю степи, под защитой одной лишь пустыни, под ежедневной угрозой жестоких набегов кочевников.
Кучанское общество, каким его воскрешают для нас фрески, блестящее кучанское рыцарство словно сошло с персидских миниатюр, которые будут нарисованы позже, – чистые овалы лиц, длинные прямые носы, хорошо очерченные брови, изящные, тщательно выбритые лица, если не считать едва заметных усов, тонкие талии, высокие стройные тела, будто сошедшие со страниц «Шахнамэ» времен Тимуридов, – физический тип здесь чисто иранский. То же самое можно сказать о костюмах. Во-первых, придворные одеяния: длинные прямые кафтаны, стянутые на талии металлическим поясом и открытые на груди отворотами, уже отмеченными в Афганистане на сасанидских фресках Бамиана, украшенные галунами, жемчужинами и цветами, заимствованными из иранского декора всех времен. Военный костюм: кизильские гордые копьеносцы в конических шлемах, в кольчугах, с длинными копьями, большими прямыми мечами напоминают сасанидскую Персию с уже персидской элегантностью. Наконец, прекрасные дамы и жертвовательницы с фресок Кизила и Кумтуры, с их затянутыми на талии корсажами и пышными платьями, несмотря на буддистский сюжет, напоминают нам, что среди всех промежуточных пунктов Шелкового пути, среди богатейших торговых городов Тарима именно Куча славилась как город удовольствий и что вплоть до самого Китая разнеслась слава ее музыкантов, танцовщиц и куртизанок.
Установление над регионом Тарима протектората династии Тан
Если, невзирая на унифицирующий покров буддизма, Куча оставалась в плане материальной цивилизации скорее иранской, то Турфан (Гань-чан) в этом отношении находился скорее под китайским влиянием. Достаточно сравнить фрески из района Кучи, например кизильские, и фрески из района Турфана, такие как муртукские, сангимские и базакликские, чтобы в этом убедиться. Здесь индоиранские мотивы, переданные Кучей, постепенно растворяются в эстетике искусства эпохи династии Тан. Это движение объясняется как территориальной близостью Китая, так и историей. С 507 г. в Турфане правила китайская по происхождению династия Цюй[66]. В 609 г. турфанский царь Цзю-бай-я прибыл к китайскому императору Ян-ди для принесения присяги на верность. Его преемник Цзю-вэнь-тай (ок. 620–640) радушно принимал у себя китайского паломника Сюаньцзана, причем радушие его было столь избыточным, что даже хотел силой удержать гостя (конец 629 – начало 630 г.). Этот хорошо известный эпизод говорит по меньшей мере о любви монарха к китайской культуре и о его буддистском рвении. В том же 630 г. Цзю-вэнь-тай прибыл к императору Тай-цзуну принести присягу на верность, но в последние годы своего царствования поднял мятеж против сюзеренитета Танов (640). Тай-цзун направил против него своего полководца Хоу Цзюнь-цзи. При приближении китайской армии Цзю-вэнь-тай умер от потрясения. Турфан был оккупирован, аннексирован и стал административным центром китайской префектуры, а позднее даже губернии «Усмиренный запад», Ань-си (640).
Карашарское царство (Агни в санскритской транскрипции, Йен-цзи в китайской), вероятно, было почти таким же блестящим очагом индоевропейства, как Куча. Благодаря буддизму, религиозной цивилизации, заимствованной из Индии, материальной культуре, частично заимствованной у Ирана, искусству, в значительной степени заимствованному у греко-буддистского Афганистана, карашарские орнаменты из Берлинского музея поразительно напоминают хаддские из Музея Гиме. Но теперь и там танский Китай давал почувствовать свою военную силу. С 632 г. Карашар признал над собой сюзеренитет императора Тай-цзуна, но в 640 г. царствовавший тогда монарх, которого китайцы называют Ду-цюэ-шэ, очевидно обеспокоенный аннексией Турфана, вступил в союз с западными тукю и поднял мятеж. Тай-цзун послал против него полководца Го Сяо-кэ. Тот, совершив умелый маневр, воспользовавшись ночной темнотой, подошел к Карашару со стороны Юлдуса, на рассвете внезапно атаковал город и захватил. Он посадил на трон брата царя, называемого принцем Ли-по-чжуань, преданного Китаю (640). Через несколько лет Ли-по-чжуань был свергнут одним из своих кузенов, по имени Се-по А-на-чжэ, который поддерживал кучанцев и тукю. Тай-цзун повелел своему полководцу Ашина Шэ-эру (тукюйскому принцу на службе Танов) покончить с мятежным городом. Тот выступил на Карашар, обезглавил узурпатора и отдал трон другому члену царской семьи (648).
После Карашара пришел черед Кучи.
В Куче (Цэу-цзы по-китайски) царствовала династия, называемая по-кучански Сварна (Суварна на санскрите, Суфа в китайской транскрипции), то есть Золотая семья. Царь, называемый на китайском Суфа Пуши (на санскрите Суварна Пушпа, Золотой Цветок) в 618 г. принес присягу на верность китайскому императору Ян-ди. Его сын, Суфа Де китайских летописей, на кучанском Сварнатеп, а на санскрите Суварна Дева (Золотой Бог), был ревностным буддистом, устроившим великолепный прием китайскому паломнику Сюаньцзану, несмотря на то что сам монарх и его народ принадлежали к буддистскому течению Малой колесницы (Хинайана, Hînayâna), тогда как Сюаньцзан принадлежал к течению Большой колесницы (Махайана, Mahâyâna). В том же 630 г. Сварнатеп признал себя вассалом императора Тай-цзуна, но впоследствии, недовольный захватнической политикой Танов, сблизился с их противниками – западными тукю. В 644 г. он отказался от уплаты дани и помог карашарцам в их мятеже против Китая. Он умер до того, как на него обрушилось возмездие, а на троне его сменил брат, которого китайские историки называют Хэли Пушипи, на санскрите Хари Пушпа (Божественный Цветок) (646). Новый царь, чувствуя приближение бури, поспешил направить китайскому двору уверения в своей преданности (647). Но было слишком поздно. Ашина Шэ-эр, тукюйский принц на китайской службе, уже выступил на запад с армией из регулярных китайских частей и вспомогательных подразделений из тукю и толашей.
Сначала Ашина Шэ-эр лишил Кучу надежд на помощь извне, разгромив два союзных мятежному городу тюркских племени: чуюэ и чуми, кочевавшие первое в окрестностях Гучэна, второе в районе Манаса. Оттуда он двинулся на Кучу. Когда царь Хэли Пушипи вышел из крепости со своим войском, Ашина Шэ-эр, применяя давнюю тактику кочевых орд, притворился, будто отступает, заманил его в пустыню и там разгромил. Очевидно, это были Креси и Азенкур[67] прекрасного иранского рыцарства, конец блестящих паладинов с кизильских фресок. Тюркский кондотьер на жалованье у Китая победителем вошел в Кучу и, поскольку царь Божественный Цветок бежал на запад, в местечко Аксу (По-хуан), осадил его там и взял в плен. Однако один из кучанских аристократов, называемый в китайской транскрипции На-ли, ездивший к тукю за подкреплениями, неожиданно вернулся и, использовав эффект внезапности, убил китайского военачальника Го Сяо-кэ. На этот раз репрессии были безжалостными. Ашина Шэ-эр отрубил 11 000 голов. «Он разрушил пять больших городов и истребил бесчисленное множество мужчин и женщин. Западные области были охвачены ужасом» (647–648). В Чанъане царственный пленник Хэли Пушипи пал на колени перед величием императора Тай-цзуна. На трон Кучи китайцы посадили брата этого монарха, ябгу, но держали его под своей плотной опекой.
Блистательное кучанское и кизильское индоевропейское общество так и не оправилось от этой катастрофы. Когда после столетнего китайского протектората, во второй половине VIII в., Китай вновь потеряет интерес к Куче, власть там возьмет не прежняя индоевропейская аристократия; как и в Турфане, это будут тюрки-уйгуры. Древняя индоевропейская страна, этот Внешний Иран, превратится в Восточный Туркестан.
К западу от Кучи протянулось Кашгарское царство – по-китайски Шулэ, – населенное, очевидно, потомками древних шака и говорившее, вероятно, на их языке – восточноиранском. Китайский паломник Сюаньцзан отмечает, что у кашгарцев голубые глаза и, как он выражается, «зеленые зеницы» – ценное свидетельство того, что германские писатели назвали бы «арийским признаком», сохранившимся в этом народе. Сюаньцзан также упоминает, что их письменность индийского происхождения, а господствующая религия – буддизм Малой колесницы, или хинайана, хотя у сасанидского маздеизма также имелись свои приверженцы. В Яркендском царстве (по-китайски Со-цзюй), напротив, господствующим буддистским течением была махайана, или Большая колесница Спасения. Наконец, Хотанский оазис (по-китайски Ю-тянь), обогатившийся благодаря своим плантациям тутовых деревьев для разведения шелкопрядов, мастерским по производству ковров и добыче нефрита, также являлся важным буддистским центром, в котором усердно изучали санскрит и где преобладала Махайана. Имя царствующей династии мы знаем только в китайской транскрипции: Вэй-чэ.
После восшествия на престол императора Тай-цзуна эти три царства принесли Китаю вассальную присягу на верность: Кашгар и Хотан в 632 г., Яркенд в 635 г. В том же 625 г. царь Хотана отправил своего сына к императорскому двору. В 648 г., когда императорский полководец Ашина Шэ-эр покорял Кучу, он отправил своего заместителя Се Вань-бэя с отрядом легкой кавалерии на Хотан. Перепуганный хотанский царь, называемый по-китайски Фу-шэ Синь, был приглашен прибыть к императорскому двору в Чанъан, откуда, впрочем, вернулся домой с новыми титулами и привилегиями.
Танский Китай – властелин Центральной Азии
После этих завоеваний под прямым управлением Китая оказалась территория вплоть до Памира. Понятна гордость императора Тай-цзуна, завоевателя Центральной Азии. «Книга Тан» приписывает ему такие слова: «В древности варваров покоряли только лишь Цин Шихуанди и Хань У-ди. Но я, взяв мой меч длиной три фута, покорил Двести царств, принудил к молчанию Четыре моря, и далекие варвары один за другим пришли покориться мне!» У тюрок его престиж также был велик. Хотя он их победил, но сумел привязать к себе узами личной преданности, принятыми среди тюрко-монголов, и, как скажет в следующем веке тюркская надпись в Кошо-Цайдаме, стать «китайским каганом». Наиболее ярким примером личной преданности тюрок его персоне служит история Ашина Шэ-эра, приведенная в «Книге Тан». Этот хан, происходивший из царствующей династии восточных тукю (он был братом кагана Сяле), перешел на сторону Китая в 636 г. Он стал одним из лучших военачальников Тай-цзуна, который в награду отдал ему в жены танскую принцессу. Мы знаем, какую роль он сыграл в китайских завоеваниях (взятие Карашара, Кучи и др.). Его преданность была такова, что после смерти Тай-цзуна старый кондотьер хотел покончить с собой на его могиле, по обычаю кочевников, «чтобы охранять смертное ложе императора».
Обо всех ветеранах центральноазиатских походов можно сказать словами знаменитого поэта Ли Тай-бо из его произведения «Человек пограничья»: «Человек пограничья за всю свою жизнь не открывает ни одной книги, но умеет охотиться на коне, он ловок, силен и смел. Осенью его конь жиреет, потому что степная трава идет ему на пользу. Как он великолепен и горделив, когда скачет верхом! Его плеть звонко хлещет по снегу или позвякивает в позолоченном чехле. Одушевленный щедрой порцией вина, он зовет своего сокола и уезжает далеко в степь. Его лук, натянутый с большой силой, никогда не распрямляется впустую. Птицы часто падают, пронзенные его свистящими стрелами. Люди расступаются, давая ему дорогу, ибо его доблесть и воинственный нрав хорошо известны по всей Гоби».
Император Гао-цзун (650–683), сын и преемник Тай-цзуна, в первую половину своего царствования завершил его дело. Он сосредоточил силы против западных тукю, то есть двух групп племен, на которые разделились западные тукю: нушиби к юго-западу от Иссык-Куля и дулу на северо-востоке от него. Этот раскол, разумеется, был на руку китайской политике. Хан дулу по имени Хэлу (651–657) на какое-то время сумел заставить нушиби признать свое верховенство, восстановив единое западное царство тукю. Тогда он поднял мятеж против китайского сюзеренитета. Китайцы первым делом заключили против него союз с кочевавшими в районе Ханхая тюрками-уйгурами – прежними толосами или толашами, чей хан По-жунь весьма эффективно поддержал императорскую политику. Усилившись такой поддержкой, китайский военачальник Су Дин-фан углубился в северо-западные пустынные просторы. Приближалась зима, земля на два фута покрылась снегом. «Туман, – говорил китайский полководец своим войскам, – везде навел темень. Варвары думают, что мы не умеем воевать в такую погоду. Поспешим застигнуть их врасплох!» Он действительно застал Хэлу врасплох на реке Боротала, возле Эльхинора, в Джунгарии, потом еще раз разгромил его в Чжу, западнее Иссык-Куля (657), и принудил бежать до Ташкента. Это стало концом Хэлу, потому что ташкентцы выдали его Китаю. Тогда китайский двор назначил ханом дулу своего верного тюрка Ашина Мишэ (657–662). Племена нушиби, со своей стороны, приняли себе в ханы другого китайского вассала – Ашена Бучжаня (659–665).
Последний подъем могущества тукю. Каган Мочжо
Казалось, танский Китай достиг в Центральной Азии всех своих целей, как вдруг ситуация резко изменилась. Император Гаоцзун, слабый правитель, погрязший в гаремных интригах, всю вторую половину своего царствования (с 665 по 683 г.) наблюдал за тем, как слабеет китайское влияние в Центральной Азии. С 665 г. обе группы западных тукю, нушиби и дулу, восстали против назначенных Китаем ханов и восстановили свою независимость. Затем тибетцы, народ в те времена почти такой же дикий[68], вторглись в бассейн Тарима и отобрали у Китая то, что называлось «Четыре гарнизона»: Карашар, Кучу, Хотан и Кашгар (670). Но главное – восточное ханство тукю, разгромленное в 630 г. Тай-цзуном, возродилось под властью потомка прежней династии – кагана Кутлуга (Счастливого), того самого, кого надпись в Кошо-Цайдаме славит под именем Эльтериш-каган.
Надпись, сделанная по приказу сына Кутлуга, показывает, что реставрация Орхонского тюркского ханства отвечала национальному чувству: «Весь мелкий тюркский люд говорил там: „Я был народом, имевшим собственную империю. Где теперь моя империя? Я был народом, имевшим своего кагана. Где теперь мой каган?“ Так говорили они и снова дышали надеждой объединиться и организоваться. Тогда китайцы сказали: „Мы уничтожим тюркский народ и оставим его без потомства“, и они выступили, чтобы его уничтожить. Но бог тюрок наверху, на небе, и священные духи земли и воды сделали так: чтобы тюркский народ не был истреблен и чтобы он снова стал народом, они возвысили моего отца, кагана Эльтериша, и мою мать, Ильбильга-катун, держа их на вершине неба». Впрочем, восстановитель Орхонской империи начинал, и надпись это подтверждает, как обычный главарь банды. «Мой отец, каган, выступил тогда с двадцатью семью людьми, потом их стало семьдесят. Поскольку Тенгри давал им силы, армия моего отца была как волки, а их враги – как овцы. После того как их стало семь сотен, он подчинил независимые народы, низложил их ханов, а народы обратил в рабство, дал им законы по установлениям наших предков и воспламенил их. На юге нашим врагом был китайский народ, на севере нашими врагами были Девять Огузов (Токуз Огуз), киргизы, курыканы[69], Тридцать Татар, кидани были врагами. Мой отец каган совершил сорок семь походов и победил в двадцати битвах. Поскольку Тенгри благоприятствовал ему, он оставил без империй тех, кто имел империи; тех, у кого были каганы, он оставил без каганов. Он усмирил врагов, заставил их преклонить колено и склонить голову».
Итак, ханство восточных тукю было восстановлено в своем историческом центре – у истоков Орхона и гор Отукан (очевидно, нынешнего Хангайского хребта). В этом деле Кутлугу оказал большую помощь ловкий политик Тониукук (или Тоньюкук), тюрок, чей род некоторое время занимал передаваемый по наследству высокий пост в китайской администрации пограничного округа Юньчжун, возле современного Гуйхуачена, на севере Шаньси. адпись на могильном камне Тониукука, найденная в 1897 г. в долине Верхней Тулы, в Баин-Цокто, между Налайшой и правым берегом реки, позволяет, вместе с дополнительными данными, почерпнутыми из «Книги Тан», восстановить образ этого интересного персонажа. Как и многие другие представители тюркской знати со времени царствования Тай-цзуна, Тониукук получил китайское образование, но когда Кутлуг восстановил независимость тюрок, присоединился к нему и стал его советником и первым помощником, поставив на службу новому кагану приобретенные им знания китайских обычаев, менталитета и политики, а главное: раскрыл слабость, до которой жалкого императора Гао-цзуна довели дворцовые интриги. С 692 г. Кутлуг и он начали войну против Китая, предав разграблению север Шаньси. В марте 683 г. Кутлуг разорил кантон Гуй-чжоу (Хуай-лай-сянь, к северу от перевала Нангоу, к северо-западу от Пекина). С тех пор каждый год был отмечен грабительским набегом на пограничную линию в Шаньси или Хэбее. В апреле 683 г. Кутлуг и Тониукук опустошили округ Шань-юй, ныне Суй-юань. В июне убили наместника области Ю-чжоу или Вэй-чжоу (Линцзю, юго-восточнее Датуна), взяли в плен губернатора Фончжоу (Юлин на севере Шаньси) и разорили округ Ланьчжоу на северо-западе Шаньси. Осень 684 г.: набеги в окрестностях Со-чжоу (Чжо-бин) на севере Тайюаня, где был разгромлен целый китайский корпус. В апреле 687 г. набег до Чан-бина к северо-западу от Пекина. Осенью 687 г. тюрки, снова атаковавшие со стороны Чжо-бина, в Шаньси, наконец потерпели поражение.
Однако после смерти императора Гао-цзуна (26 декабра 683 г.) власть в Китае узурпировала его вдова У-хоу (или У Цзэтянь) – женщина беспринципная, страшно деспотичная, но энергичная и имевшая способности к управлению государством (684–705). Каким бы тираничным ни было ее правление внутри страны, она начала исправлять внешнюю политику Китая. Например, в Тариме ее полководцы отбили у тибетцев Четыре Гарнизона, Карашар и Кучу (692), Кашгар и Хотан (691). Как мы уже знаем, она была менее удачлива в борьбе против восточных тукю, чей каган Кутлуг практически ежегодно опустошал приграничные области Шансьи и Хэбея. Она попыталась организовать удар ему в тыл, поддержав выступление тюргешей или тюргишей – тюркского племени, кочевавшего в современном Семиречье, в нижнем течении Или. Тщетная попытка, потому что тюргешский хан Учжэлэ был разбит и взят в плен Кутлугом, чей сюзеренитет над собой вынужден был затем признать (689).
Кутлуг умер между августом и ноябрем 691 г. Его преемником стал не один из сыновей, а брат Мочжо, или Мотчо (китайская траскрипция тюркского Бек-чор, по реконструкции Пеллио), которого те же надписи на Орхоне обозначают именем Капаган-каган, при котором успехи восточных тукю достигли наивысшей точки (691–716). Назначив себя арбитром в дворцовых драмах танского двора, он, проявив ловкость, сумел выставить себя защитником легитимных наследников Танов против узурпаторши императрицы У-хоу. Императрица попыталась замириться с ним, женив своего племянника на дочери тюркского царя; по этому поводу молодой человек отправился ко двору кагана, который тогда стоял лагерем в Черных песках (Кара-кум), южнее современного Саин-нойана, но Мочжо высокомерно отказался (698): его дочь предназначалась не племяннику У-хоу, а законному императору, отстраненному узурпаторшей от власти (703). Кроме того, он объявил, что, если узурпаторша свергнет с престола династию Тан, он со всеми своими ордами вторгнется в империю.
Несмотря на заверения в том, что он защищает Танов от грозной узурпаторши, Мочжо продолжал свои грабительские набеги на китайские земли. В 694 г. он разорил округ Линчжоу в районе между Сюаньхуа и Линцзю к западу от Пекина. Тем временем ему пришлось ненадолго пойти на сотрудничество с китайским двором против киданей – народа монголоидной расы, кочевавшего в Ляоси и Джехоле и начавшего свою экспансию на юг, нападая на китайские пограничные округа в районе Юнпина. В 696 г. один из вождей киданей, хан Ли Цзин-чжун, разгромил в этом районе китайскую армию. Этот вождь был союзником Мочжо. Когда вскоре после этого он умер, кидани прогнали его сына и отделились от тюркской коалиции. Мочжо вступил в страну киданей, чтобы восстановить изгнанника на троне, но не сумел этого достичь. Тогда он договорился с Китаем о совместных боевых действиях против киданей. За это он получил солидное вознаграждение в виде многочисленных штук шелка, мер риса, оружия, доспехов и т. д. Оказавшиеся зажатыми в клещи Мочжо и китайцами, одновременно вторгшимися в их страну, кидани были наголову разгромлены (696–697).
Императрица У-хоу, решив, что Мочжо сделался ее постоянным союзником, поблагодарила его за помощь. В ответ он возобновил свои набеги на округ Лин-ву возле Нинся. После того как китайский двор отверг его наглые предложения, он возглавил набег на юг Сюаньхуа, сопровождавшийся страшными грабежами, штурмом взял Вэй-чжоу (возможно, Линцзю к юго-востоку от Датуна), разорил Дин-чжоу в самом сердце Хэбея, между Баодином и Чжэн-дином, взял еще Чжао-чжоу и ушел восвояси только после того, как захватил несколько тысяч пленных, которых он перебил перед отступлением. В 702 г. он опустошил округ Дай-чжоу на севере Шэньси. В 706 г. наголову разгромил китайского военачальника Ша-ча Чжун-и возле Мин-ша-шаня, к востоку от Дунь-хуана, и осадил приграничную крепость Линчжоу, рядом с современным Нинся. Победа при Мин-ша-шане воспета в эпических выражениях на стеле в Кошо-Цайдаме, рассказывающей нам, какую роль в ней сыграл племянник Мочжо Кюль-тегин: «Мы сражались против Ша-ча сангуна. Сначала он (Кюль-тегин) сел на серого коня Тадыкан-чура и устремился в атаку. Этот конь был убит. Потом он сел на серого коня Ышбара-Яматара и устремился в атаку. И этот конь был убит. В третий раз он сел на Кедымлыга, гнедого коня, и устремился в атаку. В его доспехи попало более сотни вражеских стрел. Его атаку помнят многие из вас, о благородные тюрки. А эту армию (китайскую) мы там уничтожили!»
После каждого набега на китайскую территорию Мочжо возвращался в Монголию с длинными вереницами пленных и фантастической добычей. «В то время, – гласит надпись в Кошо-Цайдаме, – [наши] рабы стали рабовладельцами, а [наши] подневольные – владельцами подневольных. Столько мы всего захватили и устроили!»
Не менее удачлив Мочжо был и в войнах против других тюркских народов. На востоке он победил байырку с Верхнего Керулена, на севере – киргизов с Верхнего Енисея. «Идя через снег, чья высота равнялась длине наших копий, – сообщает стела его племянника Кюль-тегина, – мы поднялись на лесистые Кегменские горы (сейчас – хребет Танну-Ола), мы победили народ киргизов и сражались против их кагана дальше в лесу. Кюль-тегин устремился в атаку на белом жеребце. В схватке он поразил одного человека стрелой и пронзил клинком двоих. В этой атаке он загнал белого жеребца, но каган киргизов был убит, и мы обратили его народ в рабство». На западе Мочжо на какое-то время установил сюзеренитет над двумя группами западных тукю – дулу и нушиби (699). С этого момента великая империя тукю была восстановлена почти в границах 550 г. В низовьях Или, южнее Балхаша, тюргешский хан Сого (706–711), сын и преемник Учжэлэ, правда, пытался сопротивляться, собрать западных тукю против Мочжо, но в 711 г. был побежден и убит этим последним, который остался единственным государем тюркских народов от китайской границы до Трансоксианы. «Каган тюрок, – говорит по этому поводу стела Кюль-тегина, – был из моих тюрок, из моего народа. Поскольку у него не было мудрости и он не проявлял к нам уважения, он был убит…» И дальше: «Мы выступили против тюргешей, поднялись на лесистые горы Алтуна (Алтая) и перешли Верхний Иртыш. Мы победили народ тюргешей. Армия кагана тюргешей обрушилась на нас, как пламя и буря, и мы сражались. Кюльтегин устремился в атаку на сером коне Башгу. Мы убили кагана тюргешей и обратили в рабство его народ». Столь же триумфальной стала война с карлуками – еще одним тюркским народом из района Или. «Мы сражались в Кара-келе. Сидя на белом коне, Кюль-тегин устремися в атаку… Мы обратили в рабство карлуков».
Но Мочжо старел. Его жестокость, его тирания в конце концов утомили тюрок. Многие вожди переметнулись на сторону Китая. Байырку подняли мятеж. Мочжо наголову разгромил их на берегах Тулы, но, когда на обратном пути проезжал через лес, на него напал вражеский отряд, который его убил (22 июля 716 г.). Байырку отдали его голову китайскому послу, который отослал ее Чанъан.
Кюль-тегин и Моцзилянь
После смерти Мочжо у тюрок начались серьезные раздоры. Его племянник, энергичный Кюль-тегин, сын прежнего кагана Кутлуга, произвел настоящий дворцовый переворот. Опираясь на свой престиж, созданный ему его победами (мы видели, что он был первым помощником своего дяди), Кюль-тегин убил Богю, сына Мочжо, а также всю семью последнего и советников покойного кагана. Избежал смерти только Тониукук, потому что был тестем брата Кюль-тегина.
Кюль-тегин не занял трон сам, а провозгласил каганом своего старшего брата Моцзиляня (в китайской транскрипции), которого орхонские надписи называют Бильге-каганом, «мудрым императором», и который царствовал в Монголии с 716 по 734 г.
Однако, воспользовавшись убийством Богю и последовавшей за ним семейной драмой, все вассальные орды взбунтовались против Орхонской династии. Кюль-тегину и Моцзиляню пришлось потратить немало сило, чтобы вернуть их к повиновению. Кошой ацдамская стела, установленная Моцзилянем в честь Кюль-тегина, перечисляет целую серию сражений против Девяти Огузов (Токуз Огуз) и Девяти Татар (Токуз Татар), очевидно, первые обосновались на Среднем Керулене, а вторые на нижнем течении той же реки, против уйгуров и карлугов. «Народ Токуз Огуз был моим собственным народом. Поскольку случились потрясения на небе и на земле, они стали нашими врагами. За один год мы пять раз бились с ними. Вскочив на белого коня Азмана, Кюль-тегин устремился в атаку. Он сразил шестерых. В рукопашной зарубил седьмого. Мы победили, но тюркский народ падал от усталости и терял боевой дух». Хотя в разгар этих жестоких междоусобиц восточные тукю вынуждены были отказаться от сюзеренитета над тукю западными, они сумели сохранить Орхонское царство. На той же самой стеле, посвященной Кюль-тегину, Моцзилянь ставит это в заслугу лично себе: «Если бы я не трудился столько вместе с моим младшим братом Кюль-тегином, тюркский народ погиб бы».
Стремясь окончательно залечить раны гражданской войны, Моцзилянь последовал совету старого Тониукука, которому тогда было уже семьдесят лет. Моцзилянь хотел отметить свое царствование нападением на Китай. Тониукук отговорил его от этого. Действительно: на трон империи Тан как раз взошел великий император Сюань-цзун (713–755). Не имея полководческих талантов Тай-цзуна Великого и не расставаясь с придворной жизнью (время его царствования – золотой век великолепного чанъанского двора), новый Сын Неба проявил большую жажду славы и желание восстановить китайское владычество в Центральной Азии. По-прежнему прекрасно информированный о внутренней китайской политике, Тониукук доказал своему господину, что тюрки, истощенные гражданской войной – стада рассеяны, лошади охудали, орды оголодали, – совершили бы неосторожность, напав на танский Китай, восстановивший свои силы. Бросаясь из крайности в крайность, продолжает «Книга Тан», Моцзилянь задумал сделать тюрок оседлыми, построить на Орхоне окруженную крепостными стенами столицу на манер китайской, возвести буддистские храмы и даоистские монастыри. Тониукук доказал ему, что это было бы другой ошибкой. Главным преимуществом тюрок была их мобильность кочевников, позволявшая внезапно нападать при каждом удобном случае и безнаказанно уходить в случае неудачи. «У тукю, – такие слова приписывает китайский летописец старому тюркскому волку, – один человек на сто китайцев. Они ищут воду и пастбища, занимаются охотой, не имеют постоянного жилища и воюют. Когда они чувствуют себя сильными, они идут вперед. Когда они считают, что слабы, бегут и прячутся. Таким образом они компенсируют численное превосходство китайцев, не дающее последним никаких преимуществ. Если вы посадите тукю в укрепленный город и будете один раз побеждены китайцами, вы станете их пленником. Что же касается Будды и Лао-цзы, они учат людей доброте и унижениям; это не та наука, что нужна воинам!»
Те же самые уроки – секрет тюркской силы – Моцзилянь повторяет для своих потомков на Кошо-Цайдамской стеле. В этой связи он напоминает тот деморализующий эффект, который веком раньше произвели на восточных тукю китайские нравы. «Зов китайского народа, который легко отдает нам во множестве золото, серебро и шелк, так ласков, богатства его так размягчают. Своими сладкими речами и богатствами китайцы завлекают тюркский народ. Позволив этим сладким речам победить себя, многие из твоих, о тюркский народ, погибли. Оставив мрачный лес, многие смотрели на юг, говоря: „Я хочу поселиться на равнине“. И Моцзилянь заклинает тюрок оставаться тюрками: «Если ты пойдешь в эту страну, о тюрский народ, ты умрешь! Но если останешься в лесу Отукена (Хангай и Орхон), где нет ни богатства, ни забот, ты сохранишь свою вечную империю, о тюрский народ!..»
Как бы то ни было, следуя советам Тониукука, Моцзилянь предложил Китаю заключить мир (718). Император Сюань-цзун отверг предложение и повелел напасть на него. Басмылы, тюркское племя из района Гучэна, бывшего Бэй-тина, и кидани из Ляоси и Джехола, выступив на стороне Китая, должны были ударить тукю в спину с юго-запада и юго-востока. Каган Моцзилянь забеспокоился. Старый Тониукук успокоил его, объяснив, что басмыны, китайцы и кидани разделены слишком большими расстояниями, чтобы суметь синхронизировать свои удары. Так и получилось: Моцзилянь успел сперва наголову разгромить басмынов в Гучэне, а затем пройтись опустошительным рейдом по китайской границе в современной Ганьсу, возле Ганьчжоу и Лянчжоу (720). Наконец в 721–722 гг. был заключен мир. Между тукю и империей установились дружеские отношения[70].
После смерти (731) своего брата Кюль-тегина, которому он был обязан престолом, Моцзилянь повелел выгравировать на его могиле между Кошо-Цайдамом и Кокшин-Орхоном, в 60 километрах к северу от Каракорума, ту самую хвалебную надпись, которую мы так широко цитировали и которая является эпическим изложением истории тюрок. Император Сюань-цзун приказал добавить к ней китайскую надпись – свидетельство дружбы между двумя дворами (732).
Эти надписи – древнейшие датированные тюркоязычные источники – сделаны письмом, неудачно названным «руническим», которое происходит от арамейского алфавита через старосогдийский алфавит (хотя, как уточняет Бартольд[71], часть этих «рун» имеет независимое происхождение и демонстрирует иероглифический характер). Другие «рунические» тюркские надписи обнаружены в Сибири, в бассейне Енисея. Бартольд полагает, что первые образцы тюркского письма могут восходить к VII или даже к VI в. н. э. В VIII в., как мы увидим, у тюрок его вытеснит уйгурское письмо, также производное от северосемитских алфавитов через посредство согдийского.
Крушение империи восточных тукю. Возникновение уйгурской империи
По уровню культуры, который демонстрируют алфавит и орхонские надписи, а также относительная мягкость правления Моцзиляня, восточные тукю, казалось, стояли на пороге входа в общее русло великих цивилизаций, когда Моцзилянь был отравлен одним из своих министров (734). Его смерть спровоцировала смуты, в которых империя тукю и погибла. Его сын Ижань (китайская транскрипция) умер вскоре после него. Место Ижаня занял его брат Тенгри-каган, еще юный, правивший с помощью вдовы Моцзиляня, но в 741 г. Тенгри-каган был убит одним из своих военачальников, шадом восточных областей, который предположительно объявил себя царем под именем Озмыш-каган. Это стало концом империи тукю, потому что против Озмыш-кагана восстали сразу три основных вассальных тюркских племени: басмылы, уйгуры и карлуки, которые предположительно кочевали: басмылы вокруг современного Гучэна, уйгуры между Кобдо и Селенгой, а курлуки у восточной оконечности озера Балхаш, возле Эмеля. В 744 г. Озмыш-каган был убит басмылами, которые отправили его голову к чанъанскому двору. Оставшиеся в живых члены царствующей династии восточных тукю бежали в Китай (743).
Монгольская империя осталась без защиты. Басмылы попытались завладеть ею, но, будучи слишком слабыми, не справились с задачей. Победу одержали уйгуры, вероятно, при поддержке карлуков. Уйгурский хан, называемый в китайской транскрипции Кули Пэйло, воцарился в качестве кагана в имперской области на Верхнем Орхоне под тронным именем Кутлуг Бильге (Ку-ту-лу Бей-цзя цзю). Его приход к власти был признан танским двором, и император Сюань-цзун пожаловал ему титул хуай-жаня. Танские летописи повествуют нам, что он царствовал от Алтая до Байкала. Умер он предположительно в следующем, 745 г.; по другим источникам – только в 756 г., но его творение пережило его самого.
Так уйгурская империя сменила империю тукю. Она просуществовала один век (744–840). Впрочем, это была всего лишь замена одного господствующего тюркского народа другим, связанным с ним близким родством. Однако, в отличие от тукю, которые так часто бывали для Китая опасными соседями, уйгуры поначалу проявили себя довольно верными вассалами, потом полезными союзниками и, наконец, ценными, хотя порой и излишне требовательными, защитниками династии Тан.
Столица уйгурских каганов находилась в Карабалгасуне, городе, называвшемся тогда Орду-балык, «город двора», на Верхнем Орхоне, возле древних резиденций шаньюев хунну и каганов тукю, возле будущего Каракорума Чингизидов.
Апогей династии Тан: подчинение Западного Туркестана
В 714 г. китайский военачальник Ашина Сянь, тюркский кондотьер на китайской службе, одержал при Токмаке, к западу от Иссык-Куля, имевшую громадное значение победу над западными тукю, после которой в число китайских вассалов вернулись джунгарские племена дулу, а также эмельские и тарбагатайские тюрки-карлуки. Дольше сопротивлялись тюрки-тюргеши, кочевавшие предположительно в районе дельты Или, южнее Балхаша, в Семиречье. Их хан Сулук (717–738) заключил против Китая союз с тибетцами и новым народом-завоевателем, который внезапно появился на ирано-трансоксианской границе: арабами. Мы еще поговорим об этом новом факторе в истории Центральной Азии, здесь же скажем только, что Сулук, воспользовавшись смятением, возникшим при приближении мусульманских войск, вторгся в Тарим – страну, с 692–694 гг. находившуюся под китайским протекторатом, осадил город Аксу (717) и в течение нескольких месяцев тревожил набегами китайские Четыре Гарнизона: Карашар, Кучу, Кашгар, Хотан. Хотя он не сумел ими овладеть, крепость Токмак к северо-западу от Иссык-Куля, в течение долгого времени служившая китайцам передовым бастионом в Туркестане, осталась в его руках, несмотря на поход на нее китайского военачальника Ашина Сяня (719). Китайский двор, отчаявшись удержать эти слишком далекие крепости, стал искать пути примирения с Сулуком, раздавая ему титулы и почести (722). Тем не менее в 726 г. этот отпетый разбойник снова опустошил территорию Четырех Гарнизонов. Наконец, в 736 г. китайский полководец Гай Цзя-юнь, губернатор Бэй-тина, возле современного Гучэна, нанес ему серьзное поражение, и вскоре после этого, около 738 г., Сулук был убит Бага-тарханом, кюль-чуром чумугуней – маленького тюркского племени, кочевавшего предположительно между землями тюргешей и карлуков, к юго-западу от Балхаша.
Бага-тархан соединился с китайским полководцем Гай Цзяюнем, чтобы помешать тюргешскому претенденту, сыну Сулука Ту-хэ-сяня (Тукварсена) (739); но история всех этих мелких ханов, мечтающих восстановить единство западных тукю под своим главенством, всегда одинакова; скоро Бага-тархан разорвал союз с Китаем и убил китаизированного тюрка Ашина Синя, которого китайцы послали в страну тюргешей в качестве вице-короля (742). Впрочем, и в этот раз последнее слово осталось за Китаем. В 744 г. императорский полководец Фу-мын Лин-ча разбил и обезглавил Бага-тархана. Эта победа вновь сделала Китай властелином долины Или и района Иссык-Куля. В 748 г. мы видим китайского полководца Ван Чжэн-цзяня, возводящего китайский храм на Верхней Чу, к северо-западу от Иссык-Куля. В 751 г. другой императорский полководец, знаменитый Гао Сянь-чжи, отправит к танскому двору пленного тюргешского вождя.
В Тариме маленькие царства Карашар, Куча, Хотан и Кашгар, оккупированные китайскими войсками (Четыре Гарнизона), оставались верными вассалами империи. Отметим присвоение китайских титулов кашгарскому царю (династия Пэй в китайской транскрипции) и хотанскому, названному в китайской транскрипции Вэй-чэ Фу-чэ (династия Вэй-чэ). Старинное индоевропейское население Тарима, прежде столько раз восстававшее против китайского протектората, на этот раз, похоже, поспешило поддержать его, поскольку китайский протекторат был для него защитой от двойного нашествия: арабов и тибетцев.
Соперничество Китая и арабов на западе Памира
Приблизительно веком ранее персидская империя Сасанидов рухнула под ударами арабов. Могущественная сасанидская монархия была повержена в двух сражениях, при Кадисии (637) и Нехавенде (642), а Западный Иран завоеван. В 651 г. арабы оккупировали Герат, а Йездигерд III, последний из Сасанидов, умер в Мерве; в 652 г. арабы дошли до Балха. Удовлетворенные завоеванием основной территории сасанидской империи, включая Хорасан, арабы в тот момент не пошли дальше. Свое продвижение они возобновили только в начале VIII в., под командованием Кутейбы ибн Муслима, в 705–715 гг. наместника омейядского халифата в Хорасане. В 705 г. Кутейба предпринял поход на Тохаристан, прежнюю Бактрию, управляемый в то время тюркской буддистской династией тегинов, основанной младшей ветвью древней царской династии восточных тукю, чья резиденция, по мнению Сюаньцзана, находилась недалеко от Кундуза. Затем Кутейба воспользовался местными междоусобицами, чтобы вторгнуться в Хорезм и Согдиану. В течение 706–709 гг. он вел войну против ирано-тюркского Бухарского царства и в конце концов (709) принудил эту страну признать вассальную зависимость от халифата. На бухарский трон он посадил наследника царствующей династии, Тугшаду (царствовал приблизительно с 710 по 739 г.), который поначалу был верным сторонником арабов, принявшим, по крайней мере для видимости, мусульманскую веру.
В Самарканде местный тархан сумел договориться с Кутейбой о мире (709) в обмен на выплату дани и выдачу заложников, но затем был свергнут своими подданными, возмущенными его трусостью, и заменен ихшидом[72] Гуреком. Кутейба после долгой осады Самарканда заставил Гурека капитулировать, несмотря на помощь ему со стороны ташкентских тюрок и ферганцев, которые были разбиты (712).
Жители Бухары в 707 г. и Самарканда в 712 г. также обращались за помощью к могущественному кагану восточных тукю Мочжо, который, как мы знаем, был владыкой всей Монголии. Мочжо дважды посылал на помощь согдийцам войско под командованием одного из своих племянников, очевидно знаменитого Кюльтегина. В 707 г. Кутейба, видимо, победил племянника кагана в битве между Бухарой и Мервом и прогнал его. В 712 г. тукю на какое-то время оккупировали всю Согдиану, в которой арабы удерживали только Самарканд, но в конце концов Кутейба принудил их отступить (713). Победитель Кутейба сохранил самаркандский престол за Гуреком, заставив его признать себя вассалом халифата, но в городе был размещен арабский гарнизон. Как только он изгнал тукю в 712–713 гг., то сразу отправил карательную экспедицию против Ташкента, а сам выступил в Фергану, на Ходжент. В 714 г. он был в Ташкенте. В 715 г. предпринял второй поход на Фергану, но гражданские войны в халифате стали причиной его убийства его же воинами (по утверждениям Табари, Кутейба все-таки дошел до Кашгара, но это весьма сомнительно).
Гибель Кутейбы, единственного арабского полководца того времени, который по-настоящему желал завоевания Средней Азии, и гражданские войны, раздиравшие халифат при последних Омейядах, дали согдийцам небольшую передышку. В то же время восстановление императором Сюань-цзуном китайского владычества в Монголии, на Или и в Тариме позволяло им надеяться на поддержку с этой стороны. С 712 г. изгнанный арабами и бежавший в Кучу ферганский царь умолял Китай помочь ему вернуться на трон. В 715 г., очевидно после гибели Кутейбы, китайский полководец Чжан Сяо-сун действительно изгнал из Ферганы царя – ставленника арабов и восстановил его на троне. Бухарский царь Тугшада, хоть и был посажен на престол арабами, в 718–719 гг. признал себя вассалом Китая и вымолил присылку китайских войск, для чего в 726 г. отправил своего брата Арслана (по-тюркски лев) ко двору императора Сюань-цзуна. Хотя царь Самарканда Гурек (ок. 710–739) тоже был вынужден признать себя вассалом арабов и он неоднократно просил Китай о помощи против своих новых хозяев (719, 731). Южнее царь, или ябгу, Тохаристана (Кундуз и Балх) умолял даже об установлении над его страной китайского протектората для защиты от арабов (719, 727).
Несмотря на жажду территориальной экспансии, владевшую императором Сюань-цзуном, Китай все-таки колебался относительно отправки экспедиционного корпуса в Согдиану или Бактрию, поскольку тогда пришлось бы вступить в открытую борьбу с омейядским халифатом. Мировой конфликт между двором халифа и чанъанским двором, о котором самаркандские, бухарские и кундузские тюрко-иранцы, разумеется, мечтали как о единственном средстве отразить мусульманское нашествие, не начался (по крайней мере до 751 г.). Поддержка императором Сюань-цзуном согдийцев и тохарцев сводилась к отправке им торжественных грамот и дипломов. Правда, один тюркий правитель, тюргешский царь Сулук (717–738), о котором мы уже говорили, чьи владения находились ближе к Средней Азии (он царствовал на Или), поддержал их борьбу против мусульманского владычества. Благодаря всем этим поддержкам и подбадриваниям в 728 г. вспыхнуло общее восстание против арабского владычества, и в течение года (728–729) население Бухары не покорялось, получая помощь от тюрок (в частности, от тюргешей). В 730–731 гг., также при помощи тюргешей, восстал самаркандский царь Гурек. Окончательно арабы отбили Самарканд у повстанцев и тюргешей только около 737–738 гг.
Китайцы на Памире
Император Сюань-цзун, в сущности, без противодействия позволил Бухаре и Самарканду подпасть под власть арабов, потому что рядом с ними, в Ганьсу и Тариме, китайцы столкнулись со своими более близкими соперниками: тибетцами или тао-фанями.
Тибетцы, разбитые в 700 г. китайским полководцем Тань Сю-Инем, запросили мира (702), но почти сразу же война возобновилась. В 737 г. Китай одержал над ними крупную победу западнее Кукунора, а в 746 г. китайский полководец Ван Чжун-цзы еще раз разгромил их в том же районе. Ставкой в игре была крепость Шипучен, отбитая у тибетцев китайским полководцем Ли И в 749 г. На другом краю Тибета тибетцы угрожали мелким памирским царствам Гилгит (по-китайски Малый Болюй), Балтистан (по-китайски Большой Болюй) и Вакхан (по-китайски Хуми), через которые проходила дорога из китайского протектората в Индию. Танский Китай, связанный с индийским миром торговлей и буддистскими паломничествами, крайне дорожил свободой прохода через эти высокогорные памирские долины. Кашмирские цари Чандрапида (ум. в 733 г.) и Муктапида (733–769) были верными союзниками китайского двора против тибетских банд, а китайская сторона отправляла им грамоты с подтверждением их владетельных прав (720, 733). Так же обстояли дела с тюркской буддистской династией Шахи, царствовавшей в Кабульской долине в Капише (Ки-пинь на китайском языке времен династии Тан) (китайские грамоты с подтверждением владетельных прав от 705, 720, 745 гг.). После того как тибетцы установили свой сюзеренитет над Гилгитом, императорский полководец Гао Сяньчжи, вице-губернатор Кучи, в 747 г. перешел через Памирские горы, подошел к Гилгиту со стороны перевала Барогиль и взял в плен царя – вассала тибетцев (747). В 749 г. ябгу Тохаристана, то есть тюркский буддистский царь Кундуза, называемый китайцами Ши-ли-ман-цзя-ло (от санскритского Шри Мангала), попросил у империи помощи против мелкого горного князька, союзника тибетцев, который перехватывал коммуникации между Гилгитом и Кашмиром. Гао Сяньчжи снова пересек Памир во главе китайского экспедиционного корпуса и снова прогнал союзников тибетцев (750).
Два похода Гао Сяньчжи в Западный Памир знаменуют апогей китайской экспансии в Центральной Азии в период царствования династии Тан. На этот момент Китай был господином всего Таримского бассейна, Илийского бассейна, района Иссык-Куля, а также сюзереном Ташкента; он управлял памирскими долинами, был протектором Тохаристана, Кабула и Кашмра. Сидевший в своей кучанской резиденции Гао Сяньчжи выглядел китайским вице-королем Центральной Азии.
И вдруг все рухнуло, а виновником стал все тот же Гао Сянь-чжи, который завел китайские войска в такие далекие края.
Конец владычества Танов в Центральной Азии (751)
Тюркский царь, или тудун, Ташкента, называемый на китайском Цзю-би-шэ, неоднократно приносил присягу на верность Китаю (743, 747, 749). Однако в 750 г. Гао Сяньчжи, в то время «протектор», то есть губернатор или имперский комиссар Кучи, упрекнул его в том, что тот не выполняет свой долг по охране приграничных областей. Гао Сяньчжи отправился в Ташкент, отрубил тудуну голову и завладел его сокровищами. Этот акт насилия спровоцировал восстание на западе. Сын погибшего обратился за помощью к тюркам-карлукам, жившим в Табаргатае и на Урунгу, от западной оконечности озера Балхаш до Иртыша, а также к арабским гарнизонам Согдианы. Арабский военачальник Зияд ибн Салих, который как раз только что подавил последнее восстание в Бухаре, выступил с юга, тогда как карлуки ударили с севера. В июле 751 г. Гао Сяньчжи был полностью разгромлен силами этой коалиции в битве на берегах Таласа, неподалеку от современного Аулие-Ата. Традиционно считается, что Зияд ибн Салих пригнал в Самарканд несколько тысяч китайских пленных. Как заметил Бартольд, этот исторический день решил судьбы Средней Азии. Вместо того чтобы стать китайской, к чему ее подводил весь ход событий, она скоро станет мусульманской. Что же касается карлуков, после этой битвы они расширили свои владения предположительно на весь Илийский край на юг от Балхаша и на север от Иссык-Куля. Древние царские резиденции западных тукю перешли под их власть, и их вождь принял титул ябгу, очевидно удовлетворившись им, чтобы не раздражать кагана уйгуров.
Возможно, китайцы еще могли бы исправить последствия таласской катастрофы, но они стали необратимыми из-за начавшихся мятежей, внутренних раздоров и переворотов, ознаменовавших в Китае окончание царствования Сюань-цзуна. Охваченный восьмилетней гражданской вой ной (755–763) Китай разом потерял свои центральноазиатские владения.
Тюркская империя уйгуров
Мятеж, едва не свергнувший династию Тан, возглавил кондотьер-кидань, то есть монгол, на китайской службе, по имени Ань Лушань. Этот авантюрист последовательно захватил обе китайские столицы: Лоян (755) и Чанъан, тогда как император Сюань-цзун бежал в Сычуань. Сын Сюань-цзуна, император Су-дзун (756-62), попытался отвоевать свои владения. Он обратился за помощью к тюркам-уйгурам, в то время владыкам Монголии[73].
Мы уже знаем, что в 744 г. тюрки-уйгуры сменили в Монголии восточных тукю. Уйгурский каган, называемый китайцами Мояньчо, или Ко-ло каган (745–759), откликнулся на просьбу императора Су-дзуна. В благодарность ему отдали в жены китайскую принцессу. Уйгурское войско, пришедшее из Монголии, стало действовать совместно с императорскими войсками и серьезно помогло им в возвращении захваченного мятежниками города Лоян (757). Император Су-дзун осыпал уйгурских вождей благодарностями и титулами и, перед их отъездом на родину, пообещал ежегодный подарок в 20 000 штук шелка. Но гражданская война в Китае не закончилась. Трону династии Тан угрожали новые мятежники. Преемник Мояньчо, новый уйгурский каган, называемый по-китайски Ден-ли Моу-ю (759–780), обманутый посланцами мятежников, поначалу решил воспользоваться трудностями Танов[74]. Он даже выступил с войском в поход на Китай с намерением действовать заодно с мятежниками, но в пути один ловкий китайский дипломат убедил его переменить решение, и он вновь стал союзником империи, отбил для нее у мятежников Лоян (20 ноября 762 г.). Впрочем, он добросовестно разграбил город. Хотя он, несомненно, спас династию Тан, но оставался несколько стеснительным покровителем и весьма опасным союзником. Наконец, в марте 763 г. он возвратился в Монголию.
Продолжительное пребывание уйгурского кагана в Лояне имело важные последствия в духовной жизни. Он познакомился там с манихейскими миссионерами, очевидно согдийского происхождения, которых увез с собой в Монголию и которые обратили его в манихейство. Эта древняя персидская религия, рожденная из странного маздеитско-христианского синкретизма, преследовавшаяся арабами в Ираке и Иране, воспользовалась неожиданным подарком судьбы: обратить в свою веру уйгурскую империю, находившуюся в тот момент в зените своего могущества, властительницу Монголии, союзницу Китая. Манихейство даже стало государственной религией уйгуров. Тот же самый каган, что правил в 759–780 гг., назван в Карабалгасунской надписи «эманацией Мани», zahag i Manî. Высокопоставленный манихейский священник, му-чэ (китайская транскрипция титула можак на согдийском и може на пехлеви), поселился в стране уйгуров в качестве главы новой государственной церкви. Скоро манихейское духовенство приобрело большое политическое влияние. Китайский текст того периода говорит нам, что «уйгуры всегда обсуждают с манихеями государственные дела».
При следующих каганах уйгурская империя оставалась доминирующей державой Центральной Азии. Алп Кутлуг, которого китайцы называют Хо Ко-ту-лу (780–789), попросил и получил руку китайской принцессы. Танский двор ни в чем не мог отказать этим тюркам, враждебность которых могла их уничтожить, а союз с которыми спас их и которые общались с ним – новый факт в отношениях между китайцами и варварами – на равных[75]. Затем Карабалгасунская надпись перечисляет целую группу других каганов, чьи имена сопровождаются теми же эпитетами: Тенгриде булмыш кюлюг бильге (789–790), Тенгриде булмыш алп кутлуг улуг бильге (795–805), Тенгри бильге (805–808), Ай тенгриде кут булмыш алп бильге (808–821). При этом «небесном кагане» и во славу его возле Карабалгасуна, на левом берегу Орхона была выгравирована эта хвалебная надпись на трех языках: китайском, тюркском и согдийском, из которой мы черпаем данные сведения. Он тоже попросил руку китайской принцессы. Вследствие различных задержек она вышла замуж лишь за его сына и преемника Кюн тенгриде улуг булмыш кутлуг бильге чин-дэ, который царствовал с 821 по 824 г.
Проповедь манихейства, содержащего элементы христианской и маздеитской философии, а также иранского искусства, способствовала приобщению уйгуров к цивилизации. Карабалгасунская надпись сообщает нам, что «эта страна с варварскими нравами, напоенная дымящейся кровью, превратилась в страну, в которой питались овощами, страна, где убивали, в страну, где поощряют творить добро»[76]. Неоднократно (770, 771, 807) уйгурские посольства выступали при танском дворе защитниками манихейских общин, обосновавшихся или собиравшихся обосноваться в Китае. С 768 г. каган добился от Сына Неба указа, дозволяющего проповедь манихейства в Китае; манихейские храмы были возведены (771) для уйгурских постоянных представителей в Цзинчжоу в Хубэе, в Янчжоу в Ганьсу, в Шоусине в Чжэцзяне и в Нанчане в Цзянси. В 807 г. уйгурское посольство попросило разрешения построить новые манихейские храмы в Лояне и Тайюане.
В Турфане[77], оказавшемся включенным в уйгурские владения, также имелись процветающие манихейские общины, о чем свидетельствуют относящиеся к этой религии фрески и миниатюры, обнаруженные, в частности, в Идикут-шахри экспедицией фон Ле Кока. Интересно отметить присутствие на миниатюрах рядом с уйгурскими донаторами портретов манихейских священников в белых одеяниях, тем более что это первые известные персидские миниатюры. Именно из Персии, одновременно со своей религией, манихейские проповедники принесли эту живописную технику, обоснованно рассматривавшуюся ими как превосходное средство пропаганды. Уйгурские донаторы присутствуют и на некоторых буддистских фресках Турфанской группы, в частности в Муртук-Безеклике. Изображенные в полном парадном одеянии, в прекрасных придворных костюмах, с чем-то вроде митры или тиары на голове, с женщинами, несущими цветы, со слугами и музыкантами, они свидетельствуют о богатстве и блеске уйгурской культуры. Чуть дальше на тех же самых буддистских фресках другие донаторы – бородатые, тюрко-иранского типа, похожие на современных кашгарцев, в плоских шлемах, сопровождаемые своими верблюдами и мулами и кем-то вроде буддистских царей-магов, напоминают тех согдийских караванщиков, через посредство которых уйгурская империя вступила в контакт с религиями Ирана. Наконец, в уйгурском Турфане имеется несколько прекрасных несторианских фресок. Но это турфанское уйгурское искусство, в частности в Муртук-Безелике, достигнет расцвета уже в следующий период, после 840 г., во второй половине IX и в начале X в., когда уйгуры, изгнанные из Монголии, в большом количестве убегут в Турфан, где создадут новое княжество. Похоже, что именно этим вторым периодом и датируются самые красивые изображения донаторов.
В то же время, когда уйгуры заимствовали из Ирана и Внешнего Ирана манихейскую религию, из того же региона, точнее, из Трансоксианы, они заимствовали согдийский алфавит, возникший на основе сирийского, и на его основе создали свою особую уйгурскую письменность, которая в том же IX в. заменит старый тюркский (тукю) алфавит, распространенный на Орхоне. При помощи этой новой письменности они создадут национальную литературу, первую по времени у тюркских народов, в рамках которой создадут переводы с иранского многих манихейских текстов, а с санскрита, кучанского и китайского – многочисленных буддистских текстов. Уйгуры в культурном развитии ушли далеко по сравнению с другими тюрко-монгольскими народами; вплоть до эпохи Чингисхана они будут их учителями.
Но очевидно, что, цивилизуясь, уйгуры одновременно слабели. В 840 г. их столица Карабалгасун была захвачена, их каган убит, а империя разгромлена тюрками, оставшимися дикими, – енисейскими киргизами, жившими между Минусинском и озером Косоголь[78]. Китайский двор, на протяжении целого века дрожавший перед этими слишком могущественными союзниками, воспользовался их падением, чтобы избавиться от их протеже манихеев, преследуя их по всем правилам (843).
В «императорской Монголии» киргизы заняли место уйгуров в верховьях Орхона, вокруг современных Карабалгасуна и Каракорума. Но эти сибирские племена отбросили Монголию обратно в варварство. Киргизы оставались властителями страны приблизительно до 920 г., когда они были побеждены монгольским народом киданей и отброшены в енисейские степи.
Уйгуры же, лишенные монгольской империи, закрепились в озисах Северного Тарима, в Кара-ходже или Хочо, бывшем Турфане, в Гучэне, ставшие тюркским Бешбалыком, Карашаре и Куче (843). Другая группа уйгуров, известная с того времени как сары-уйгуры (желтые уйгуры), приблизительно в 860–866 гг. расселилась в Западном Ганьсу, вокруг Ганьчжоу[79]. Уйгурское княжество в Ганьчжоу просуществовало до 1028 г., когда оно было завоевано тангутами (расцвет буддизма в Дуньхуане в X в. показывает нам, что эта группа уйгуров довольно быстро отказалась от манихейства в пользу местного варианта буддизма[80]). Уйгурское царство Бешбалык-Куча просуществует до эпохи Чингисхана, до XIII в. Там, на старой тохарской, точнее, кучанской, то есть индоевропейской, основе, на которую они наложились, уйгуры, продолжая кучанскую культуру, развили интересную буддистскую, несторианскую и манихейскую цивилизацию. Во времена Чингисхана бешбалык-кучанские уйгуры будут либо буддистами, либо несторианами.
Весьма вероятно, что переселение уйгуров в Турфан и Кучу, повлекшее тюркизацию этих древних индоевропейских земель, происходило поэтапно, и смешение уйгуров с коренным населением создало на некоторое время двуязычие. Кажется, именно на это указывают мусульманские источники, говорящие нам, что, наряду со своим диалектом тюркского, жители Уйгурии долгое время имели еще и другой язык, на котором разговаривали между собой. Во всяком случае, уйгуры воспользовались достижениями литературы тохарского мира, которую они продолжат, и уйгурская литература, как ксилографированная, так и рукописная, обнаруженная германской, французской и английской экспедициями в современном Сянгане, свидетельствует, что эта страна, тюркизируясь, сохраняла свою былую интеллектуальную деятельность. Так что уйгуры заслужили право стать «преподавателями цивилизации» для тюрко-монгольских государств Алтая и Орхона найманов XII в. и Чингисхановых монголов XIII в., которым они предоставили и кадры писцов, и свою письменность.
Тюрки-шато
Китайская династия Тан, которой суждено будет рухнуть в 907 г., уже в 880-х гг. едва не была свергнута народным восстанием под предводительством некоего Хуан Чао. Столица империи Чанъан и крупный город Лоян попали в руки этого мятежника, и двор обратился с просьбой о помощи против него к новой тюркской орде, чолей, в китайской транскрипции чу-юэ, в китайском переводе шату – «люди песчаной пустыни»[81].
Бартольд пытается вывести происхождение чолей, чу-юэ или шато из группы племен токуз огуз, как минимум часть которой будет кочевать с X по XII в. к северу от Аральского моря[82]. В действительности шато отделились от основной массы западных тукю в VII в. и с того времени жили восточнее озера Баркуль. В 712 г., когда тибетские банды опустошили район Баркуля, шато откочевали немного к западу, в направлении Гучена. В 808 г., изгнанные набегами тибетцев и с этого нового места, они попросили о покровительстве Китай. Танский двор поселил их в качестве федератов на северо-востоке Линчжоу (возле Нинся), на севере Ордоса.
Шату так и жили в Ордосе, никуда оттуда не выходя, вплоть до 878 г. В этом году, воспользовавшись гражданской войной, раздиравшей Китай, один из их вождей, Ли Кэюн, захватил приграничный округ Датун, на севере Шаньси, откуда он мог вмешаться в царившую в Китае анархию. В 880 г., когда страшное восстание, возглавляемое Хуан Чао, лишино Танов их столицы, они обратились к Ли Кэюну. Молодой вождь (ему было 28 лет) описан китайскими источниками как человек смелый и верный. Похоже, он всерьез воспринял свою роль спасителя Танов, и его преданность им ни разу не была поставлена под сомнение. Он изгнал мятежников из Чанъана (883) и в качестве награды был назначен министром императорского правительства, которое только что спас. Одновременно он получил пост губернатора Тайюаня, то есть современного Шаньси. В какой-то момент могло показаться, что этот молодой китаизированный тюрок наследует находящейся при последнем издыхании династии Тан и взойдет на трон Китая. Но похоже, ему не позволила это сделать его верность. Это сделал бывший бандитский главарь, вовремя переметнувшийся на сторону императора, Чжу Вэнь, который взял верх в борьбе, низложил последнего из Танов и провозгласил себя императором и основателем династии Хоу Янь (Поздняя Лянь, 907 г.). Тем не менее Ли Кэюн остался властителем Шаньси, и после его смерти (908) его сын Ли Цуньсюй (ум. в 926 г.) удержался там с титулом царя Цзина со столицей в Тайюане. В 923 г. Ли Цуньсюй сумел свергнуть династию Старая Лян и стать императором Китая (со столицей в Лояне), основав недолговечную династию Хоу-Тан (Поздняя Тан), просуществовавшую всего тринадцать лет. В 936 г. последний из Поздних Танов был при поддержке орды киданей свергнут военачальником Ши Цзинтаном, тоже тюрком-шато, который провозгласил себя императором Китая и основателем династии Хоу-Цзинь (Поздняя Цзинь), со столицей в Кайфэне (Пянь). Но этот дом оказался еще менее долговечным, чем предыдущий, и просуществовал лишь десять лет (936–946). В 946 г. его полностью китаизированные бывшие тюрки были разгромлены настоящими варварами монгольского происхождения – киданями, о которых мы сейчас и поговорим.
Кидани
Кидани (в китайской транскрипции), хитаи (в арабо-персидской) или китаты (в монгольской) появились в китайских летописях с 405–406 гг., когда они поселились на западе от Ляохэ, между этой рекой и ее притоком Шара-мурэном, в современном Джехоле. Они принадлежали к монгольской семье, язык их был диалектом монгольского, сильно палатализированным вследствие контактов с тунгусскими говорами. С 696 г. они через Шань-хайгуаньский проход в Великой стене стали совершать грабительские набеги на Хэбей со стороны Юнпина, доходя даже до Пекинской долины, но танский двор (императрица У-хоу, в то время регентша) натравил на них кагана восточных тукю Мочжо, находившегося тогда на вершине своего могущества, который ударил им в спину и нанес такое сокрушительное поражение, что их экспансия была остановлена на три века (397). Пограничная война между киданями и китайцами в 734–735 гг. не изменила ситуацию. В 751 г. северо-восточнее Пин-лу (возле нынешнего Пин-цюйана) они разгоромили китайскую армию вторжения, которой, отметим в скобках, командовал полководец их расы, знаменитый Ань Лу-шань, поступивший на китайскую службу и ставший фаворитом императора Сюань-цзуна. Это тот самый Ань Лушань, который впоследствии попытался свергнуть Сюань-цзуна, чтобы самому стать императором (755).
Кидани по-прежнему занимали северо-западную часть бассейна Ляохэ и ее притока Шара-мурэн, когда в начале X в. их объединил энергичный вождь, называемый (в китайской транскрипции) Елюй (родовое имя) Абаоцзи (Елюй Амбагай) (ум. в 926 г.), сумевший закрепить ханское достоинство за своим кланом, кланом Е-лю. Согласно сообщениям хронистов более позднего времени, Абаоцзи будто бы начал поверхностную китаизацию своей орды, которой его преемник в 947 г. даст династическое имя Ляо, под которым кидани войдут в историю Китая. В 924 г. он вторгся в Монголию, дошел до Верхнего Орхана, вступил в Карабалгасун, изгнал оттуда тюрок-киргизов, занимавших этот район с 840 г., и вытеснил их к верховьям Енисея и в западные степи. Любопытно, что тогда он предложил тюркам-уйгурам из Западного Ганьсу возвратить в их владение область Орхона, которой их прежние каганы владели с 743 по 840 г., но уйгуры, ставшие оседлыми, отклонили эту перспективу возврата к кочевой жизни[83]. На востоке Абаоцзи (он умер во время этого похода) в 926 г. разрушил тунгусско-корейское царство Бохай, включавшее в себя Северную Корею (на севере по 40-й градус) и Маньчжурию к востоку от Ляотуна (от Харбина и Владивостока до Порт-Артура). Тунгусы-чжурчжэни из Северо-Восточной Маньчжурии, жившие в Уссурийских лесах, сами стали вассалами киданей.
Абаоцзи также попытался воспользоваться гражданскими войнами, опустошавшими Китай, чтобы завладеть Хэбеем, но в Ваньду, на юге Баодина был остановлен Ли Цуньсюем, основателем китайской династии Поздняя Тан (922).
После смерти Абаоцзи (926) его вдова[84], женщина железной энергии, как и многие вдовы тюрко-монгольских правителей (какой позднее будет мать Чингисхана), добилась избрания ханом своего любимого, второго, сына. «Она созвала собрание народа (то, что во времена Чингисхана будет назваться курултаем), посадила на коней своего старшего сына Туюя и второго Дэгуана (китайская транскрипция) и сказала знатным людям, предупрежденным заранее: „Я одинаково люблю обоих моих сыновей, присутствующих здесь, и не могу решить. Возьмите уздечку того, кто кажется вам более достойным!“ Они, разумеется, взялись за уздечку коня Дэгуана, и Дэгуан стал ханом (927–947). Поначалу мать правила совместно с ним, и, между прочим, на свой особый манер. Всякий раз, когда кто-то из вождей ей не нравился, она оправляла его «доставить новости своему покойному мужу». Стражники, стоявшие у могилы Абаоцзи, лишали посланца жизни. Но однажды китайский сановник Чжао Сы-вэнь, получив такое поручение, заявил, что эта честь в первую очередь должна принадлежать вдове. Хатун заявила, что ее жизнь, к сожалению, необходима орде, но, будучи хорошим игроком, отрубила себе кисть руки и приказала похоронить в королевской могиле. Здесь мы видим любопытный пережиток старинного обычая убийств жен при погребении вождя, обычая, с незапамятных времен существовавшего в степи, как у скифов, так у гуннов и монголов. Несмотря на эти варварские нравы, хатун без колебаний сделала своим доверенным лицом министра-китайца Хань Яньхуэя, который начал цивилизовывать киданей.
Новый киданьский хан Елюй Дэгуан скоро получил возможность вмешаться в китайские дела. В 936 г. он принял под свое покровительство императорского военачальника Ши Цзинтана, поднявшего мятеж против династии Поздняя Тан, во главе пятидесятитысячной армии выступил из Хэбея через проход Ку-бей-коу и помог Ши Цзинтану разгромить императорские войска и сесть на китайский престол в качестве основателя династии Поздняя Цзинь.
Став императором благодаря киданям, Ши Цзинтан в благодарность уступил им север Хэбея, включая Ю-чжи или Янь-чжи, современный Датун (936). Это означало поселение варваров внутри Великой стены, в северных пограничных округах, откуда они отныне могли контролировать всю китайскую политику. Измена Ши Цзинтана пробила в целостности старой империи первую брешь, которая в дальнейшем будет только расширяться и через которую различные орды в конце концов завоюют в XII в. весь Северный Китай. Пекин, завоеванный Дэгуаном, перейдет от киданей к чжурчжэням, от чжурчжэней к Чингизидам и, таким образом, останется во власти кочевников с 936 по 1368 г. В 938 г. Дэгуан сделает его своей южной резиденцией (нан-кин по-китайски) – его северная резиденция находилась в Линь-хуане, на Шара-мурэне, в Маньчжурии, а восточная – в Лояне.
Ши Цзинтан, китайский император милостью киданей, вплоть до своей смерти (942) оставался их покорным вассалом, но его племянник и преемник Ши Чунгуй (943–946) захотел освободиться от их опеки. Это неосторожность имела для него тяжкие последствия. Кидани разгромили его армию возле Хоцзяньфу, перешли Хуанхэ и появились перед столицей империи Кайфэном (в то время Даляном), куда их хан Дэгуан вступил в первый день 947 г.
Видимо, хан киданей подумывал о том, чтобы провозгласить себя императором Китая. Действительно, в захваченном Кайфэне он демонстративно одевался в китайский костюм. Но в тылу у него восстало китайское население, перебившее (в первую очередь в Чжан-тэ) разрозненные киданьские отряды. Дэгуан в отместку перерезал жителей Кайфэна, но потом, перед угрозой всеобщего восстания, отправился назад в Джехол, таща с собой весь китайский двор, взятый в плен. Достигнув Чжэн-дина, он умер. Эта смерть, да еще в такой момент, внесла смятение в ряды киданей, из-за чего они, очевидно, упустили шанс завоевать Китай (947).
Во время отступления киданей один китайский военачальник, губернатор в Шаньси Лю Чжэ-юань, тюрок-шато по происхождению, был провозглашен своей армией императором (февраль 947 г.). Энергично поддержанный китайским народом, в апреле того же года он взошел на императорский трон и стал основателем династии Поздняя Хань.
Кидани, у которых преемниками Дэгуана стали Елюй Юань (947–951) и Елюй Цзин (951–968), упустили бы шанс вмешаться в китайские дела, если бы этот шанс китайцы не предоставили им сами. В 951 г. имперская семья Поздняя Хань, свергнутая с трона новой династией Поздняя Чжоу, нашла убежище в Центральном Шаньси, в котором основала местное княжество, названное Северная Хань, просуществовавшее с 951 по 979 г. со столицей Тайюанем. Началась бесконечная война между императорскими династиями, царствовавшими в Кайфэне, – сначала Поздней Чжоу (951–960), затем Сун, с одной стороны, и, с другой стороны, царями Северной Хань в Центральном Шаньси, царствовавшими в Тайюане. Из ненависти к тем, кто лишил их трона, и ради защиты своего маленького царства в Шаньси Северные Хани отдались под покровительство киданей. Разумеется, кидани не упустили возможности вернуться в игру, и их войска спешили на помощь Северным Ханям всякий раз, когда имперцы пыталась отбить Тайюань.
Такое положение сохранялось до того момента, когда на китайский трон взошла великая национальная династия Сун (960) и начиная с 975 г. занялась восстановлением государственного единства Китая, за исключением как раз тайюаньского царства Северная Хань.
Основатель династии Сун великий император Тай-цзу (личное имя Чжао Куанъинь) в 968 г. уже пытался завоевать Тайюань; ему в этом помешали кидани, примчавшиеся, по своему обыкновению, на помощь городу. Второй сунский император, Тай-цзун, был более удачлив. В 979 г., несмотря на вмешательство киданей, он сумел принудить Тайюань к сдаче и присоединить шаньсийское царство Северная Хань. После этого он решил отнять у киданей территории к югу от Великой стены, которыми они владели с 936 г.: Датун и Пекин. Но царствовавший тогда киданьский монарх Елюй Сянь (968–982) и его военачальники оказали такое сопротивление китайской армии, что ее наступление захлебнулось. Китайский император дошел до Пекина (в то время называвшегося Ю-чжи или Янь-чжи), осаду которого начал, но был разбит киданьским полководцем Елюй Сяу-ко возле реки Гао-Лян-хэ, северо-западнее Пекина, и вынудил к поспешному отступлению до Чжо-чжоу по дороге от Пекина на Баодин (979). В свою очередь, кидани предприняли попытку вторжения на китайскую территорию из Хэбея, но их полководец Елюй Сяу-ко был разбит перед Чжэн-дином.
В 986 г. император Тай-цзун предпринял новую попытку. Киданьский хан Елюй Сянь умер, а ему наследовал двенадцатилетний ребенок Елюй Лунсюй (983–1031) при регентстве вдовствующей ханши Сяо-ши. Случай казался благоприятным. Китайская армия под командованием полководцев Цао Бина, Пань Мэя и Ян Е была разделена на многочисленные колонны, которые должны были наступать одни на Датун, другие на Пекин. Левофланговые колонны сумели овладеть районом Датуна, а вот правофланговые не сумели продвинуться дальше Чжо-чжоу и в конце концов были разбиты киданьским полководцем Елюй Сяу-ко при Цзи-гоу-гуане, к юго-западу от Чжо-чжоу, возле И-чжоу, и отброшены к реке Цзю-ма-хэ, на полпути между Пекином и Баодином[85]. Остатки китайских сил побежали на юг. Елюй Сяу-ко их догнал, рассказывает исторический труд «Тун Цзянь кан му» («Продолжение подборки цитат к „Всеобщему зерцалу, помогающему управлению“») при переходе через Ша-хэ, очевидно, реку с таким названием, протекающую в Синь-ло-сяне, на севере Чжэн-дина и Хоцзяньфу. Он сбросил китайцев в реку, в которой они погибли в большом количестве. Кидани взяли Шэнь-чжоу (близ Чжэн-дина), Тэ-чжоу и Шэнь-тэ, но, к великому счастью Китая, не стали развивать свои успехи дальше на юг (986). Только в 989 г. китайцы смогли собраться с силами и разбить их при Баодине.
Северный Китай в киданьскую эпоху
Трудности Китая увеличились из-за тангутов.
Тангуты, народ тибетской группы, основали в начале XI в. в Ордосе и Алашане новое государство, царство Си Ся, которое стало источником постоянной угрозы для китайской провинции Шэньси. Основатель этого государства Чжао Бао-цзи, также называемый Ли-цзи-цзянь (ум. в 1003 г.), в 990 г. был признан в качестве царя Си Ся киданями, в то время сюзеренами всех орд Восточной Гоби. В 1001 г. он отнял у Китая важную крепость Линчжоу или Лин-у, возле Нинся. Недалеко оттуда находился Халачар, который цари Си Ся сделали своей столицей. Империя Сун оказалась одновременно под угрозой удара киданей с северо-востока и Си Ся с северо-запада.
В царствование третьего сунского императора Чжэнь-цзуна киданьский царь Елюй Лунсюй в 1004 г. возглавил набег на юг от Хэбея, в ходе которого овладел Баочжоу (современный Баодин), Цзичжоу (Дамин), даже Тэцином, ныне Цинфонсянь, напротив китайской столицы Кайфэна, от которой его отделяла только река Хуанхэ (русло 1000 г., измененное в 1007 г.). В Кайфэне трусливые придворные советовали императору Чжэнь-цзуну перенести резиденцию в Нанкин или в Сычуань. Он не только отказался, но и принял весьма героическое решение. На северном берегу Хуанхэ стояла крепость Шэнь-чжоу или Чэнь-чжоу, по-маньчжурски Кайчжоу, в настоящее время Пу-ян-сянь. Доблестный китайский полководец Ли Килон, осажденный в ней киданями, заманил их в засаду, где те потеряли много людей. Достаточно посмотреть на карту, чтобы увидеть, что Шэнь-чжоу преграждает дорогу на Кай-фэн. Если бы она пала, кидани вышли бы к Хуанхэ как раз напротив столицы. Императору Чжэнь-цзуну хватило мужества выйти из Кайфэна и отправиться с подкреплениями в Шэнь-чжоу, «на фронт». Его твердость произвела впечатление на киданей, которые прямо в этом городе подписали мирный договор (1004). Сохранилась граница 936 г.: Пекин и Датун остались у киданей, Баодин и Нин-во у китайцев. Эта граница разрезала Хэбей по северному предместью Бао-чжоу (который остался за китайцами) и Шаньси к северу от У-тай-шаня (основная часть которого также осталась китайской территорией).
Заключенный в 1004 г. мир продержался целый век. Кидани, удовлетворенные тем, что царствуют над Пекином и Датуном, довольствовались этим, а династия Сун, которая, за этим исключением, владела всем Китаем, отказалась от попыток возврата двух этих городов. Кидани перенесли свои амбиции на Корею и Гоби. На корейском направлении их атаки были отражены, потому что корейцы добились отвлекающего удара по киданям со стороны чжурчжэней – тунгусского народа, жившего на Уссури (1014 г.). В Гоби кидани предприняли попытку завоевания Кашгарии и района Иссык-Куля, страны, которая, как мы увидим позднее, принадлежала исламизированной тюркской династии Караханидов. Они продвинулись до расстояния восьми переходов от одной из караханидских столиц – Баласагуна на Верхней Чу, западнее Иссык-Куля, но были отброшены караханидским ханом Кашгара, Туганом. Тангуты из Си Ся также посматривали на запад. В 1028 г. их царь Чжао Дэмин (1006–1032) отобрал у уйгуров город Ганьчжоу (захватившие его в 1009 г. кидани в нем не удержались). Его сын Чжао Юань-хао (1032–1048) отнял в 1036 г. Сучжоу и Дуньхуан у тибетцев. В 1044 г. он отразил нападение киданей со стороны Ордоса. В его царствование тангуты создали своеобразную письменность Си Ся, производную от китайской. В 1908 г. на севере Ганьсу, в Хара-хото, бывшем И-цси-нае, Эдзине Марко Поло, экспедицией Козлова была обнаружена целая библиотека печатных и рукописных книг.
Со своей стороны кидани создали свою особую письменность, образцов которой мы вплоть до последнего времени не имели. Обнаруженные в 1922 г. в Монголии две надписи, сделанные на этой киданьской письменности, датируются первыми годами XII в.
Чжурчжэни
Мечта отобрать у киданей район Пекина и Датуна продолжала преследовать умы правителей китайской империи. Император Хуэй-цзун (1101–1125) – между прочим, один из наиболее блестящих монархов Сунской династии, любитель искусств и сам художник – допустил ошибку, «призвав варваров против варваров, тех, кто далеко, против тех, кто близко». Здесь мы видим вечную китайскую тактику, столь часто применявшуюся успешно, например, в начале правления Танов Тай-цзуном Великим. Но в данном конкретном случае это была ошибка. Кидани, эти остепенившиеся, цивилизовавшиеся, в значительной степени китаизировавшиеся монголы, стали вполне сносными соседями. За ними, в уссурийских лесах, на северо-востоке Маньчжурии и современного российского Приморского края, жил тунгусский народ чжурчжэней, именуемый в китайской транскрипции жу-чжэнями, а в арабо-персидской – джурче. Отчет китайского посла Сюй Кан-цзуна за 1124–1125 гг. рисует чжурчжэней как совершенных варваров. Резиденция хана, окруженная пастбищами и стадами. В этой агломерации нет ни крепостных стен, ни улиц, ни переулков, только ограждение царской ставки или шатра. Хан сидит на троне, покрытом двенадцатью тигриными шкурами. Варварские праздники с пьянкой, музыкой, дикими плясками, пантомимами на охотничьи и военные сюжеты и – наивысшая роскошь для этих лесных жителей – ярко накрашенные женщины, жонглирующие зеркалами, которыми они пускали лучи света в зрителей (игра в богиню молнии, аналогичная японской, в которой героиней является Аматэрасу). И вот с этими самыми настоящими варварами, «худшими, чем волки и тигры», как корейские послы говорили при китайском дворе, последний вступил в союз, чтобы уничтожить киданей, защитный экран, оберегавший их от варварского мира.
Как раз в это время энергичный вождь Акуда, из царского клана Вань-янь, начал объединять чжурчжэней (1113–1123)[86]. С 1114 г., угадав тайную слабость киданей, слишком китаизировавшихся к тому времени, он поднял мятеж против их сюзеренитета и повел свою орду на завоевание их государства. За девять лет он отнял у них все их крепости, с севера до юга: в 1114 г. Нин-цзян (у югу от современного Харбина, на притоке Сунгари), в 1116 г. Ляоян, после падения которого в руках чжурчжэней оказалась вся современная Маньчжурия, в 1120 г. Линь-хуан, северную столицу киданей (на Шара-мурэне, на севере современного Джехола), в 1122 г. – Датин, их центральную столицу (около Цзи-фэна, на севере Джехола), и в том же году Датун, на севере Шаньси. Договором о союзе, столь неосмотрительно заключенном китайским императором Хуэй-цзуном с чжурчжэнями, предусматривалось, что при дележе киданьского царства Пекин отойдет к Китаю. Но китайцы оказались неспособными занять город, это сделали чжурчжэни в 1122 г., после чего в весьма презрительной форме подарили Китаю (1123). Последний киданьский царь Елюй Яньси, бежавший в район Куку-хото, некоторое время еще пытался сопротивляться в районе Учжоу (возле Чжопина) (1124), пока не был взят в плен чжурчжэнями (1125).
Завоевав страну киданей, чжурчжэни, под влиянием царствующего рода Ван-яней, попытались создать в ней правильное государство в китайской обертке. Своей династии Ван-янь они дали китайское имя Золотая, по-тунгусски Алтчун, по-китайски Цзинь, под которым она вошла в историю и которым мы ее будем называть впредь.
Царство Цзинь ок. 1150 г.
Замена монгольского народа киданей, остепенившегося и зажиточного, этим тунгусским народом, чей варварский темперамент был в самом расцвете, сразу же обернулась во вред китайцам, столь необдуманно содействовавшим ей. Цзиньского царя Акуту, умершего в разгар своего торжества (1123), сменил еще более амбициозный брат Уцимай (1123–1135). Китайский двор совершил неосторожность, заспорив относительно принадлежности некоторых пограничных городов к северу от Пекина и даже начав тайно поддерживать мятежи против Цзиней. Это вызвало войну. В несколько месяцев цзиньский военачальник Нянь-мо-хо отобрал у китайцев Пекин и долину Хэбея, потом Тайюань и центральную-часть Шаньси (1125, 1126). Другой цзиньский полководец, Ва-ли-бу, к которому скоро присоединился Нянь-мо-хо, форсировал Хуанхэ и появился перед китайской столицей Кайфэном, защитники которой во главе с несчастным императором Хуэй-цзуном и его сыном Цинь-цзуном сдались (конец 1126). Оба злополучных принца со всей их свитой, багажом, сокровищами были перевезены в цзиньскую «столицу» – Нин-цзян, к югу от Харбина, в глубине Маньчжурии (начало 1127)[87].
Один из членов императорской фамилии Сун, Гао-цзун, сумел спастись в случившейся катастрофе. Он был провозглашен императором на юге, в Нанкине, под защитой реки Янцзы (1127). Тем временем Цзини завершали завоевание последних китайских крепостей на севере, еще остававшихся верными императорскому правительству: Хо-Цзянь и Да-мин в Хэбее, Цзинань в Шаньдуне, Чжан-тэ в Хунани, Хочжун (Пучжоу) в юго-западном углу Шаньси, не говоря уже о Кайфэне, которые имперские войска, воспользовавшись отсутствием цзиньского гарнизона, отбили у врага, и тому пришлось завоевывать его снова (мы найдем ту же бессвязную тактику ведения осадной войны у Чингисхана, причем в этих же самых местах).
После севера настал черед центра. В 1129 г. Цзини под командованием Нянь-мо-хо покорили территорию между нижним течением Хуай-хо и низовьями Янцзы. После некоторой паузы они двумя армиями атаковали линию границы в низовьях Янцзы; одна на западе форсировала реку у Хуанчжоу в Хоу-бэе, прошла по Янчжоу (Цзеу-цзяну в Цзянси) до северной стороны озера По-ян, и на Хунчжоу (Нан-чжан) на южном берегу озера, откуда продвинулась до Цзяньчжоу (Ганьчжоу на юге Цзянси), который стал крайней точкой ее продвижения на юг. Таким образом, она пересекла с севера на юг, галопом, почти весь Южный Китай. Вторая цзиньская армия, действовавшая в нижнем течении Янцзы, форсировала реку возле Тайпина и принудила к капитуляции Нанкин. Император Гао-цзун бежал в направлении Нинпо (в то время Мин-чжоу), а оттуда в порт Вэнь-чжоу, на юг Чжэцзяна. Цзиньский полководец У-чжу бросился из Нанкина в погоню за ним, а также захватить Ханчжоу и Нинпо (конец 1129 – начало 1130).
Однако цзиньская армия, состоявшая из одной конницы, слишком далеко углубилась на южнокитайскую территорию, где земли затопляются водой, где много рек и речушек, рисовых полей и каналов, где ее окружало многочисленное население, донимавшее своими нападениями. Ее командующий У-чжу уже собирался возвращаться на север, но был остановлен широкой, как море, Янцзы, которую бороздили китайские флотилии. В конце концов предатель указал ему место у Чжань-цзяна, восточнее Нанкина (1130). Юг был избавлен от Цзиней, император Гао-цзун вернулся и в 1132 г. обосновался в Ханчжоу, который останется столицей Китая вплоть до монгольского завоевания.
Неудача вызвала у Цзиней растерянность. Китайские полководцы начали отбивать у них крепости между Янцзы и Хуанхэ. Самый доблестный из них, Ю Фей, освободил от Цзиней важный город Сянъян (1134). В 1138 г. он собирался начать наступление на Кай-фэн, когда император Гао-цзун, человек слабый, которого эта война утомляла, заключил с Цзинями мир. Цзиньский царь Холома (1135-1149), наследовавший своему кузену Уцимаю, тоже желал этого мира, потому что на севере внезапно возникла угроза ему: монголы, впервые появляющиеся здесь под своим историческим именем, объединенные их ханом Хабулом, начали нападать на Цзиней с тыла, со стороны Восточной Гоби (1135, 1139), так что в 1147 г. те вынуждены были уступить им многие приграничные округа.
В этих условиях мир между царством Цзинь и империей Сун был заключен легко (1138). Граница была проведена по течению Хуай-хо, потом по хребтам между бассейном Хуанхэ (и Вэй) и Верхней Хан. Бассейн Хуанхэ и Вэй оставались у Цзиней, а бассейн Хан – у китайцев. Также Цзини сохраняли Хэбей, Шандунь, Шаньси, почти всю Шэньси, почти всю Хунань и несколько приграничных округов на севере Ань-хуэя и Цзянси. Так что их владения в Китае оказались намного большими, чем у их предшественников киданей.
Китай оказался разделенным между национальной китайской империей Сун на юге, сохранившей в качестве столицы Ханчжоу, и чжурчжэнским, то есть тунгусским, царством Цзинь на севере. Цзини сначала оставили северную столицу (по-китайски: пейкин) далеко на севере – в Хуэй-нине, возле Харбина, в Маньчжурии, и он оставался главной резиденцией их царей вплоть до 1153 г., тогда как известный нам Пекин был всего-навсего второстепенной южной столицей (по-китайски: нан-кин), а центральной столицей (по-китайски: чон-кин) стал Датин на севере Джехола. В 1153 г. цзиньский царь Дигунай сделал Пекин своей главной резиденцией. С этого времени Датин в Джехоле считался северной столицей, Ляоян – восточной столицей, Датун – западной, Пекин – центральной столицей, а Кайфэн – южной.
Интересно отметить роль в формировании цзиньского царства одного из принцев царской фамилии, Вань-янь У-ше (очевидно, Гоши на тунгусском языке чжурчжэней), ловкий государственный деятель, своим влиянием частично обязанный своему статусу шамана). Именно он, приспособив китайкие иероглифы к тунгусскому произношению, изобрел «великие письмена» чжурчжэней. В конце концов его престиж сделал его подозрительным в глазах царя Холомы, который в 1139 г. казнил его.
Царь Дигунай взошел на цзинский трон, убив своего предшественника Холому и часть царской семьи (1149); это был варвар, извращенный цивилизацией, похотливый зверь, чьи приступы ярости напоминали о диком темпераменте чжурчжэней прошлых времен и который в то же время, из любви к удовольствиям, совершил ошибку, променяв маньчжурскую резиденцию первых Цзиней, родной лес, на пекинские дворцы: серьезная ошибка, почти равная дезертирству в тот момент, когда татары и монголы стали все чаще совершать разбойничьи набеги на Маньчжурию. Желанием Дигуная было стать настоящим китайским императором, а для этого надо было отвоевать у династии Сун Южный Китай. В 1161 г. он напал на Сунов, дошел до низовий Янцзы и попытался форсировать реку напротив Янчжоу, со стороны островка Цзинь-шань, возле современного города Чжань-цзян, но потерпел полное поражение. Войско, уставшее от его тирании, убило его, а тем временем в Ляояне царем провозгласил себя Улу (1161).
Новый цзинский суверен быстро заключил с Сунами мирный договор на основах сохранения статус-кво (переговоры 1163-1165 гг.). Летописи рисуют его мудрым и умеренным государем, который на пекинском троне тосковал по родным североманьчжурским лесам. Он умер в глубокой старости, оставив трон своему внуку Мадагэ (1189).
Мадагэ (1189–1208), как нам известно из китайских летописей, ослабил воинскую дисциплину чжурчжэньского народа: последствия этого скажутся при его преемнике, во время монгольского нашествия. Однако, когда в 1206 г. сунский двор неблагоразумно возобновил войну, Цзини перешли Хуанхэ, по которой проходила граница между двумя государствами, и дошли до Янцзы. Мадагэ потребовал головы китайского министра, развязавшего войну, зато согласился на сохранение территориального статус-кво в обмен на увеличение объема «подарков» серебром и шелковыми тканями, что было едва прикрытой данью (1208). При его преемнике Цзун-хао (1209–1213) началось вторжение в страну монголов.
Прежде чем перейти к истории монголов, которая затрагивает тюрко-мусульманский мир так же, как и Дальний Восток, необходимо ненадолго вернуться назад и рассмотреть историю тюрок, живших на землях ислама с XI в.